Как неделя для композитора стала Адом.

А в яркой воде вдалеке отражение видно моё... В зеркалах... Луна колышет свой серп в одинокой воде, И волна поёт про мою любовь! Пусть буду даже далеко, Но вижу в окне я свет твоём. Знай, это лишь просто я издалека любуюсь тобой. Миг, и в окне своём ты свет Потушишь, даже шторой закроешь. Но это тоже не беда, ведь я хорошо лицо знаю твоё. И печаль, погоди, ты меня не страши, Я запою о светлой своей любви! (с) Авторские слова на песню "Moonlight" Ичиносе Токии.

В эту ночь Харука не спала вовсе. Предыдущий день настолько потряс и изумил её, что она никак не могла собраться с мыслями и выглядела потерянной. Даже долгожданная ночь не принесла успокоения, а наоборот, усугубила положение. Харуке было не понятно, как теперь вести себя с парнями группы. Она видела тоску и досаду в их глазах, и чувствовала себя виноватой. Что же до глаз Сесиля - они ликовали, и композитор, ловя этот тёплый изумрудный взгляд сокрушалась - она не могла ответить взаимностью. От этого положение дел было ещё более угнетающим, ведь нельзя целоваться с парнем и не встречаться с ним. А все они, очевидно, думали, что она как раз-таки встречается с Айдзимой. И если бы это было всё. Непосредственным образом волновал Нанами факт, что среди людей, появившихся вчера в её комнате, не было Токии. Она пыталась себя успокоить тем, что Отои тоже не было, и возможно, они вместе куда-то ушли, но внутренний голос подсказывал, что это было не так. Подобные угнетающие размышления давили на девушку с тридцатитонной тяжестью. В взгляде, подёрнутом печальной дымкой, вместо её обычного дружелюбия теперь были беспокойство и бессонные ночи (или почти таковые), а так же контрастно выделялись круги под глазами на фоне мягкой светлой кожи. Радовал лишь один факт - сегодняшний день в неделе последний, и это безумие должно кончиться. А она, Харука Нанами, сделает всё зависящее, чтобы это случилось. Вот только каким образом нужно "делать всё зависящее" оставалось непонятным. Но девушка знала точно - ей необходимо найти Токию. Это было принципиально важно, ведь этот человек должен быть первым, кто её выслушает и поймёт. На улице было пасмурно, небо грозилось вылиться на землю грозовым обильным дождём. Если бы Нанами провела аналогию со своим настроением, то наверняка бы обнаружила, что нечто подобное чувствовала сейчас - почти что была готова разреветься, и лишь ждала удобного момента. Оделась композитор лишь полчаса спустя. Так одеваются обычно только обречённые на смертную казнь, или люди, у которых на неё обречены родные. Паника чистой воды. Движения лихорадочны, расчёска падает из рук, и человек прислушивается к каждому подозрительному звуку в коридоре - словно это была тюремная камера, а не в своя комната. Да, именно такое зрелище застал бы всякий, кто пришёл бы к Харуке. Но никто не приходил. Когда получасовые сборы закончились, привычной манерой композитор выглянула за дверь. Пустой коридор не принёс никакого морального облегчения. Хотя какое тут может быть облегчение, когда тебе предстоит самый сложный разговор в твоей жизни? Подождав немного, композитор осторожно вышла и закрыла за собой дверь, оттягивая момент дальнейшего продвижения и размышляя, где может находиться Токия. Обычно утром он любил репетировать один, и использовал для этого небольшой зал в восточном крыле третьего этажа. Туда-то Харука и направилась. Но, как показало время - певца там не было. Не было его и в их с Отоей комнате, не было его и в общем зале для репетиций. И вообще никого не было. Словно вся магистратура решительно избегала встречи с Харукой. Таким образом, непроверенным остался лишь первый этаж, и на него была вся надежда. Спустившись вниз, Нанами застала там всю группу. Ичиносе Токия стоял дальше всех, почти что у самого выхода, и глядя в окно рядом с дверью, не видел спустившейся девушки, и даже не услышал приветствия Иттоки, которое было ей адресовано. Харука в ответ не поздоровалась и решительно двинулась к Токии, намереваясь ему всё объяснить. Десять метров между ними странным образом превратились в сто, и девушке казалось, что она движется на месте. Преодолевая препятствия в виде других работников, она не увидела появившегося поблизости Рена. По правде, лишь слепой бы не заметил его уверенного взгляда и сверкающих ясным светом глаз. Он догнал Нанами и взял за руку. В глазах девушки застыло удивление. Ей казалось, что это уверенное высокое создание было не Дзингудзи Реном, а каким-то высшим существом, которое невесть для чего спустилось с неба. В голове Харуки щелкнул включатель лампочки и что-то прояснилось. А может, это было минутное очарование? Она не знала. Зато теперь она совершенно точно и очевидно понимала, что была к нему неравнодушна, и то, что что-то изменилось за эту неделю. В этот момент она поняла и ещё одну вещь, в которой в дальнейшем себе сможет признаться, ну а пока она завороженно смотрела на лицо Рена, в синеватую глубь его глаз, уже отдавая отчёт в том, что происходит, закрыла глаза. Ждать долго не пришлось - дыхание парня опалило ей щёку и оставило пожар на губах поцелуем. Нет, это было совсем не то, что с Сесилем. Это не было принуждением - это было добровольным и обдуманным шагом. Когда же они посмотрели вокруг, то обнаружили на себе взгляд всей группы. Рен хотел было взять инициативу в свои руки, но Нанами первый раз в жизни решила говорить сама, словно став капельку взрослее. - Простите меня все. Но это была не случайность Я... Мне действительно нравится Дзингудзи-сан. Слова, словно гром средь ясного неба заставили всех вздрогнуть. Токия в глубоком непонимании (или как раз в слишком хорошем понимании) смотрел на происходящее. Что-то внутри него заскрежетало и потеснило лёгкие. Он вдохнул. Остальные могли лишь молчать. - И ты встречаешься с ним, Харука? - задал он вопрос, как единственный живой в этом театре скульптур. - ... Да. В это было тяжело поверить - собственно, никто первое время и не верил. Но это было так - Харука и Рен с этого момента действительно начали встречаться. И даже знавший это Саотомэ не препятствовал - но он видел явную и очевидную ошибку композитора. Ошибку, которая в скором времени будет исправлена. А что же до новой пары - они были вполне счастливы. Рен носил свою Леди на руках, пел для неё и жил для неё. На следующий же день после события в вестибюле он завалил розами весь второй этаж, и картинно, но искренне, как мог лишь он один, признался своей Леди в любви. Конечно, она не могла сказать того же, но ей вполне хватало чувства, что в его руках ей хорошо, а значит - всё так, как должно быть. Но ведь это магистратура - разве тут может быть долгое время спокойно?