Гербарий

      Миссис Гринграсс нашла её лунной ночью в зарослях лесного марьянника. Впервые она поведала об этом Астории, едва ей исполнилось четыре. Матушка здорово перепугалась, когда милая маленькая дочурка исчезла прямо во время июльского пикника. Малышку искали почти до полуночи по всей округе, а нашли у кромки леса, под старой ивой.       Мама до сих пор не догадывалась, что в тот день видела настоящую Асторию в последний раз.       Мама боялась не зря.       В детстве она часто сбегала из дома — нянечки и прислуга с ног сбивались в её поисках, пока лже-Астория украшала лентами ветви той самой ивы на заброшенном краю огромного сада, плела венки из полевых цветов, кружилась в мыльных пузырях и отправлялась на поиски волшебных огоньков в лесную чащу. Воровала ежевику прямо из-под носа у болотных пикси и приманивала русалок на кончики не знавших ножниц волос. Передразнивала свиристелей и бежала наперегонки с лепестками яблонь, когда ветер подхватывал их, неся в неведомые дали. Запудривала мозги нашедшему её домовому эльфу, чтобы тот не вздумал выдавать тайное убежище маленькой хозяйки. Ведь она являлась самой настоящей фейри — проказливой, знающей лишь развлечения да гулянья.       Позже, когда подросла, Астория исповедовалась очаровательному трухлявому пню, творила требы у поросшего мхом валуна и всё так же повязывала на иву разноцветные ленты из дорогого китайского шёлка. Ей это было нужно гораздо больше, чем дышать.       Окончательно став взрослой, она искала своих сородичей, часами блуждая вдоль холмов и среди самых тёмных, самых жутких зарослей, из которых порой выбраться было непросто. А после очередных неудачных поисков остервенело срывала выцветшие на солнце ленты с ивы, варварски оголяя ветви. Она задавалась вопросом, почему же настоящая мать выбрала именно её для обмена. Яркие празднества и пляски были необходимы где-то на уровне инстинктов, но именно её почему-то лишили этого, а в обмен обрекли на унылое людское существование, напичканное глупыми правилами и законами по самое горло.       После рождения сына — получеловека-полуфейри — она нашла немного успокоения в помощи умирающим маггловским ведьмам-старухам, что покидали мир в страшных муках, если никому не передавали свою силу. И тут на помощь приходила она, Астория, облегчая агонию поцелованных смертью. Сила их переселялась в колючие-ядовитые растения, из которых Астория создала целый сад. И празднества она устраивала для себя сама, в одиночестве танцуя среди наполненных магией репейников, олеандров, крапивы, цикуты, вороньего глаза, белены, белладонны и багульника. Ядовитый дух кроваво вбивался в ноздри, босые ступни обжигало и кололо, но она не останавливалась порой до самой ночи. Будто вымещая злость яростно-плавными движениями.       Отчего-то люди жалели младенцев, которых похищали фейри, а о чувствах подменышей не задумывались никогда. Астории было больно. Невыносимо больно.       Её муж, этот странный потерянный мальчик, и подумать не мог, что его матери больше нет, что под её личиной скрывается нечто иное.       Что он окружён самозванцами со всех сторон.       Свекровь ненавидела её люто, ибо сразу поняла: Астория знает. Ох, как же сильно она боялась разоблачения! Но зря. Ведь в ответ раскрыть могли и невольный обман Астории. И вряд ли бы кто-то стал церемониться с нею. Да и матушка словила бы удар, а лжедочь к ней сильно привязалась, несмотря ни на что.       Жизнь проходила, времена менялись. Злость, сжигающая изнутри, потихоньку сменялась смирением. Разум вместе с телом старели совершенно по-человечески. Быть может, живя рядом с людьми, она и сама превратилась в человека? Или вообще всё выдумала? Ответа не имелось ни в одной книге мира.       Он отыскался сам, когда Астория впервые за много-много лет и в последний раз наведалась к своей иве. До сих пор живой и безумно постаревшей иве. Вокруг огромного кривого ствола разросся паразит-марьянник, и, похоже, покидать приглянувшееся место не собирался. Она залюбовалась жёлтыми цветами, и даже невольно напела им что-то из колыбельных, с нежностью прикоснувшись к ближайшему кустику, и тогда наконец услышала уже давно ненужное это.       Она узнала их сразу. Голоса, что сладко зазывали в лесную чащу, обещая бесконечные пиршества, реки цветочного вина и приглашающую в пляс задорную мелодию дудочки. Внутри возник какой-то трепет, будто маленькая щекотливая птичка билась о грудную клетку, задевая крылышками сердце, а хвостом — желудок. Астория понеслась сквозь дебри быстрее ветра, не обращая внимания на царапающие лицо сухие ветки подлеска.       Но за предвосхищением накрыла паника, вынудив резко остановиться. Круговорот картинок из прожитого стал проноситься перед глазами, словно маггловское кино. Астория перебирала в памяти и обиды, и одиночество, и страх стать изгоем даже среди чужих. Она со стыдом вспомнила вдруг о сыне, о внуках, о так сильно обожающем её муже, о своём садике и пока ещё живых ведьмах, которые однажды пополнят его в качестве растений.       И шагнула назад. Отступила. Выбор был сделан. Впервые в жизни она ощутила невероятную лёгкость, будто с плеч упал тяжеленный груз. Астория снова почувствовала себя юной и беззаботной.       Астория расхохоталась от осознания счастья.