Больше, чем друг

- Мне не нравится, что ты много проводишь времени с Нойером, - фраза произносится на надрыве. - Лукас, не кипятись, Мануэлю нужна поддержка, он же совсем недавно к нам перешел... Я помогаю ему адаптироваться... - непринужденно оправдывается Бастиан. - А почему кто-нибудь другой не может ему помогать? Томас, Фил не вариант? - с вызовом спрашивает Лукас. - Успокойся, он все равно мне просто друг. - спокойно заявляет Швайнштайгер. - А я тогда кто? - вопрос с совершенно явным ответом. - Глупый, я люблю тебя. Бастиан действительно считал, что не уделяет Нойеру слишком много времени. Новому вратарю через многое пришлось пройти, одна стычка с фанатами чего стоила... Швайнштайгер считал, что лишь помогает Мануэлю принять свой новый клуб, свое новое окружение. Делает так, чтобы алый Мюнхен хотя бы на время заменил кобальтовый Гельзенкирхен. Экскурсия по городу, пара задушевных разговоров за кружкой безалкогольного пива - разве что-то может быть проще? Да и в сборной они не чужие друг другу люди... С виду Нойер казался неприступным и холодным. Поначалу, мало кто из нового клуба с ним общался, памятуя слова вратаря, сказанные им с фанатского сектора Шальке... А вот Бастиана ничего не смутило, и он первым заговорил с Мануэлем. В неформальных посиделках Швайнштайгер открыл для себя другого Нойера - веселого, дружелюбного. За неприступностью скрывалась банальная стеснительность, а за холодом - спокойная рассудительность. Басти нравилось потихоньку узнавать нового человека, завоевывать его доверие. Но не более. Мысли полузащитника занимал совершенно другой человек. Лукас был настоящей ходячей радостью, только, к сожалению Басти, радость эта ходила в Кельне. На Подольски частенько находили приступы неудержимой ревности по самым незначительным причинам, за что он отыгрывался на Швайнштайгере в постели. Но Басти даже нравилось злить любимого, в гневе Польди был еще прекраснее. Сам Лукас тоже давал нередкие поводы ревновать, особенно на сборах национальной команды. Но постепенно Бастиан привык, избавился насовсем от разъедающего изнутри чувства. Польди - человек-солнце, а солнце должно светить всем. Это солнце светило всем остальным одинаково. А вот для Басти и это солнце светило совершенно по-особенному. - Басти, по-хорошему прошу, отлипни от Мануэля. - Да кто к нему липнет? Откуда ты вообще взял эту чушь? - Я прекрасно все знаю. Он теперь тебе дороже, чем я? - Не говори ерунды. У меня нет никого дороже тебя. - Ну-ну... А почему ты тогда не приехал на прошлой неделе? - Врачи в лазарете оставили, я простудился основательно на тренировке, - в подтверждение своих слов Бастиан фальшиво покашлял. - Ну, я тебе еще припомню... Выздоравливай скорее, не болей там! Я люблю тебя. - И я тебя. В этот раз Швайнштайгер нагло наврал. Болел не он, грипповал Мануэль, причем грипповал серьезно. Лукас ждал полузащитника, ждал уже три недели, но поездку в Кельн пришлось отменить. Если бы Лукас узнал истинные причины того, почему Швайнштайгер отменил встречу, ссоры было бы не избежать. Бастиан не мог оставить друга наедине с болезнью. Ему было не зазорно примерять на себя роль "мамочки". - Ты же заразишься, не надо... - предостерегал парня Нойер. - В отличие от тебя я вовремя сделал прививку. Не вякай, а закутывайся. Мануэль был заботливо укутал в два теплых одеяла, а сам позволил Басти творить на его кухне все, что душе его было угодно. - Я, конечно, не шеф-повар, но куриный бульон у меня выходит неплохо. - Спасибо, Басти. Черт, последний раз так за мной ухаживала мама, когда я схватил ангину в тринадцать лет. Нойеру было непривычно ощущать на себе заботу Басти, но ему было приятно. Приятно от того, что в такой момент о нем не забыли. Вечер он провели за просмотром какой-то непонятной комедии, нити сюжета которой потеряли в первые пять минут. Мануэль постоянно шмыгал носом, нарочно мешая другу хоть что-то понять в фильме. Иногда они даже синхронно начинали смеяться, но скорее своим собственным мыслям, а не тому, что происходило на экране. Частые прикосновения губ к раскаленному лбу длились чуть дольше, чем нужно было. Но Нойер не обращал на это внимание. С ним было чувство защищенности и уюта, отсутствовавшее на протяжении многих месяцев. И это чувство дарил ему один определенный человек. Бастиан. - Почему ты не ответил на звонок? - Прости, я был занят, я был... - Ты был с Мануэлем, да? Так я и знал... - Да что ты заладил про Мануэля? Мануэль то, Мануэль это. Он мне друг, только и всего. - А я тогда кто? - А ты гораздо больше, чем друг. - Все с тобой ясно, Швайнштайгер. Что было ясно, не было понятно даже самому Подольски. Короткие гудки оставили Бастиана в полном недоумении. Разговор прервался слишком рано, раньше парни могли часами болтать о всякой ерунде, не заботясь о времени. Лукас был обижен... и в глубине души Бастиан даже знал, на что. *** Уже неделю Швайнштайгер мучился от одной полоумной идеи. Он безумно хотел поцеловать Мануэля, попробовать вкус его губ... Казалось, он постоянно разглядывал Мануэля, не думая о том, что кто-нибудь заметит. Он бредил во сне, ему постоянно виделся голкипер... И ничего он не мог с собой поделать. Не прогуливать же тренировки. А старый добрый Лукас как-то ненавязчиво вылетел из головы. В пятницу, перед игрой очередного тура Бундеслиги, Басти задержался на тренировке, отрабатывая одиннадцатиметровые удары. В этом ему любезно помогал Ману. Из-за своего наваждения он не мог толком ударить по мячу, от чего вратарь брал пенальти за пенальти. Поняв, что так и не сможет сосредоточиться, Бастиан покинул тренировочное поле. - Басти, что с тобой такое? - заботливо поинтересовался Нойер, когда парни вошли в раздевалку. - Ты, вот что со мной. И Швайнштайгер неожиданно прильнул к пухлым губам Мануэля, исполняя то, чего так долго и страстно желал. Ему было плевать, как изменились бы их дружеские отношения, важнее было избавиться от навязчивой идеи. Нойер не отстранился, Нойер даже не думал тихо принимать напор друга. Он включился в поцелуй, переменно забирая инициативу у Басти. А в голове полузащитника плавился его собственный разум от осознания происходящего. Когда они оторвались друг от друга, в раздевалке повисла напряженная тишина. Нарушить ее смог Мануэль. - А как же Лукас? Не "Почему ты это сделал?". Не "Что это сейчас было?". Первым делом вратарь вспомнил именно про Подольски. Вопрос больно ударил в грудь, где-то в область сердца. Понимание сделанного словно ударило обухом по голове, а разум повторял только одно: я предатель. - Лукас так далеко, а ты... ты так близко... Мануэль не мог ничего сказать в ответ. Он дорожил дружбой и с Подольски, и со Швайнштайгером. Да, не чувствовать странное притяжение к одноклубнику он не мог, но все же предпочитал подавлять в себе всякую любовь и привязанность. Вмешиваться в чужие отношения было не в его правилах. Нойер еще пару мгновений посидел рядом с виновником их обоюдного смущения и поспешил покинуть раздевалку. А в кармане Басти громко затрезвонил телефон. Польди будто что-то почувствовал на расстоянии и позвонил ровно в тот момент, когда Швайни было труднее всего ответить. Дрожащий голос выдал бы его с головой даже из Мюнхена. Бастиан сжимал в руке мобильный, сверля взглядом слово "Mein Prinz"*. Впервые он не брал трубку нарочно. Страшно было представить свой заикающийся голос в ответ на ревностные расспросы. Гребаные расстояния сделали свое дело. *** Казалось, празднования в гостевой раздевалке мадридского Реала не утихали до глубокой ночи. Баварцы праздновали фееричный выход в финал - теперь их ждал финал на родном стадионе, и ничто не могло сломать немецкую машину на пути к долгожданной победе. Пиво лилось рекой - не зря же заготовили заранее целый ящик! Но лилось это пиво, в основном, не в игроков, а на игроков. Парни с завидной регулярностью устраивали друг другу алкогольный душ. Доставалось, в основном, главному герою матча, Мануэлю Нойеру, буквально втащившему за шкирку баварцев в финал. Впереди предстояла еще финальная битва, но и сегодня был великий во всех значениях день. А после первого выпитого глотка Бастиан уже не отходил от Мануэля. Они постоянно держали друг друга за руки, обнимались, а в мыслях каждого было только скрыться за дверями номера, благо он был у них общий. Наверное, в жизни Нойера не было более счастливого дня. Он вытащил команду, он поставил выскочек от футбола на место, а теперь перед ним была длинная мадридская ночь и любимый человек, готовый абсолютно на все. Они не помнили, каким образом дошли до номера. Едва входная дверь успела захлопнуться, Басти начал неистово целовать Мануэля, языком проникая в рот. Разница в росте вообще не имела никакого значения, до этих губ вратарь мог тянуться сколько угодно. Они сегодня стали победителями, они могли себе позволить насладиться друг другом. Целовались с открытыми глазами, по их мнению, так было даже интереснее. Зрительный контакт был столь же жарким, как и телесный. Никто ни о чем не думал. Только здесь и сейчас, только друг для друга они сгорали без остатка. Закон подлости сработал в самый не подходящий момент. Тишину разорвал раздражающий телефонный звонок. - Кто звонит в такое время? - разочарованно "взвыл" Швайни. - Не бери трубку, - прошептал Мануэль, обнимая горячим дыханием кожу Бастиана, и тот незамедлительно повиновался. Назойливый мобильный был резко отключен и отброшен в дальний угол комнаты. Все для Швайнштайгера в Мануэле было новым, чертовски притягательно было узнавать человека после стольких лет безграничной верности... Ощущения балансировали на грани боли и удовольствия, больше ничто не мешало этим двоим отдаваться друг другу полностью. Протяжный стон наслаждения сквозь поцелуй - лучшая симфония для Бастиана. Одними лишь прикосновениями доводить до исступления было проще простого. Сильные толчки, постоянно нарастающий темп, накаливание нервов до предела... Кажется, даже воздух в комнате мог свободно проводить электрический ток... И безумно странное, на выдохе сказанное: "Я люблю тебя". Нойер уснул почти сразу же, удобно устроившись на плече Бастиана. Швайнштайгеру было сложно прийти в себя, а когда он это сделал, то сразу же бросился искать телефон. С ним все было в порядке, только на экране высвечивалась надпись: 8 пропущенных вызовов от Mein Prinz*. Оставалось только уронить голову в руки и бессмысленно обвинять себя во всех смертных грехах. Восемь пропущенных и всего пара недель до встречи, когда будет нечего сказать. Все будет видно по виноватым глазам и слышно по напряженному молчанию. И по влюбленному взгляду Мануэля. Восемь пропущенных и море стыда, в котором Бастиан топил самого себя. Восемь пропущенных и многочисленные мужественные попытки перезвонить. Восемь пропущенных вызовов и одна разбитая любовь. Теперь Швайнштайгер не знал, что делать. Он знал одно: этой ночью они с Мануэлем совершенно точно перестали быть друзьями. *Mein Prinz - Мой принц