Подпространство

И я проведу углём по стеклу —  Оставлю черту, чтоб ты разглядел Всю пустоту, которая нас растворила в воде... (Roman Rain — Ваше Совершенство)

Зсасз падает. Все ниже и ниже, и у пропасти конца-краю не видно, а может и нет вовсе, и не было никогда. Он заслужил каждый рубец на своем теле, каждую черточку, и лишним не будет напомнить, что наказание неотвратимо, неизбежно. К боли невозможно привыкнуть, и весь он — горит, опаляемый широкой полоской кожи, перед глазами проносятся неясные образы, все летит и качается, пока голос не выдирает его на минуту: — Я знаю, что ты это любишь. Подушечки пальцев невесомо проходятся по ссаженной коже, и ремень на время перестает хлестать его, высекая искры боли, как металл по камню. Зсасз обнаруживает себя в собственном теле — приземленным и слишком материальным, слишком существующим. Он медленно скользит разумом по собственному телу, ощущая перенапряженные сжатые в кулаки ладони, боль в затекших коленях и шее, пот на спине и слюну на губах, тяжесть в налившемся члене. Прикосновения к оголенной плоти обжигают, и он издает рычащий стон, чувствуя, как слюна течет на подушку, открывает рот, с силой вбирая воздух в легкие. — Все в порядке? — голос выжидает долгие пять секунд. — Тогда я продолжу. Зсасз весь напрягается в предвкушении удара, вздрагивает, вжимается в постель — все равно от боли не уйти, да и не нужно. Ритм настолько четкий, что его можно отсчитать, как движение секундной стрелки, как метроном: Зсасз знает, в какой именно момент ремень опустится на его кожу, прежде чем это действительно произойдет. Он вслушивается в этот звук, смиряется с ним, соединяет его с тактом собственного дыхания в консонансе, и все — заглушается, доносится будто сквозь толщу воды, и он вновь падает свободно. Понемногу уходят ощущения тела, гаснет свет, замедляется пульс. Зсасз уходит в темноту, в подпространство, в котором он — обездвижен, в котором от него ничего не зависит. Он не знает, не помнит, чего хочет, не может поймать ни единой мысли, не может сосредоточиться. Его разум размывается песочным замком в прибое, развеивается подобно пеплу, и он теряет себя — но не чувствует страха. Ему спокойно и хорошо, и мир вокруг вращается в нескончаемом движении, меняется и вспыхивает — но Зсасз больше не существует во времени и пространстве. Он возвращается в мир медленно, будто бы просыпаясь от долгого сна, и в этом пробуждении он — счастлив. Все подключается поочередно, заторможенно, как в перезагруженной системе. Прикосновения пробегаются по плечу, и голос звучит торжественно и приветственно, вопрошая: — Слышишь меня? Зсасз издает невнятный звук, заново ощущая бег крови по венам и расслабленность в мышцах. Он вдыхает хрипло, как загнанная лошадь, когда его тянут за ремень кляпа-трензеля, ощутимо впивающегося в уголки рта, и выпрямляет дрожащие руки, упираясь в постель кончиками пальцев. Его тело чувствует вторжение, но совершенно ему не сопротивляется, и Роман — Зсасз вовремя вспоминает, что именно Роман — легко проскальзывает внутрь него, двигаясь в знакомом нетерпеливом темпе: его всегда едва хватало на то, чтобы вывести Зсасза из транса, прежде чем взять его. Но Роман, пусть и не лучший на свете человек, понимает, что это было бы неправильно, и потому балансирует на тонкой грани, не срываясь, хотя казалось бы, чего стоит один подчиненный в целой системе людей, работающих на него. Зсасз доверяет ему, как не доверяет себе, он был перед Романом в состояниях, когда терял контроль над собственным телом, когда переставал сознавать собственный разум, а тот — слишком жаден, чтобы потерять нечто подобное ради обычного предательства. — Вот поэтому, дорогой мой, тебя и не берут пытки, — с усмешкой шепчет Роман. — Давай, — говорит он, хлопая Зсасза по бедру, и отпускает его, позволяя уткнуться лбом в подушку и протянуть, наконец, руку под животом. Роману нравится кончать сразу после, пока Зсасз еще сжимается под ним, вспоминая, как дышать. Лениво огладив его плечи и спину со жгучими полосами, Роман снимает кляп и вытирает его подбородок от слюны краешком одеяла. Затем, соскользнув с кровати, он накидывает на себя халат и включает кофе-машину. Зсасз вытягивается на кровати, полностью расслабляясь, и чувствует себя ни много ни мало — переродившимся. — Разве не должно быть наоборот? — хрипит он, едва находя силы, чтобы повернуть голову и бросить на Романа сонный взгляд. — Разве ты можешь сейчас пошевелиться? — парирует тот, потягивая мартини под шум измельчающихся зерен, расслабленный, немного ехидный и невозможно красивый. Зсасз благодарно прикрывает глаза. 11.02.2020-01.06.2020