***
Два месяца спустя, в утро, когда ему исполняется восемнадцать, Андрес бежит будить Серхио, чтобы тот прочитал ему слова, появившиеся у него на спине. А я предложил плавить золото вместе! — Не очень-то романтично, — признается Андрес, недовольно натягивая рубашку. — Ну, по крайней мере, они конкретны. Это не что-то тривиальное, что может сказать кто угодно. Например, «мне жаль» или «я люблю тебя», или еще какая-то чушь. —Ты неблагодарный придурок, —возмущается Андрес. — Продолжай свое презрительное отношение, и ты останешься один, поверь мне. — Меня это мало пугает.***
Пять лет спустя Серхио исполняется восемнадцать. Он не успевает даже закатать рукав, когда Андрес, возбужденный как никогда ранее, хватает его за руку и читает: — И только когда я выбрала тебя вместо своей прежней жизни, я действительно начала жить, — он широко раскрывает глаза от изумления и гордо улыбается. — Ты только посмотри! Твои слова гораздо лучше моих. Тебе кажется это справедливым? Если бы это зависело от тебя, ты бы даже не получил их! Серхио фыркает, как будто ему все равно, — и это чистая правда. Андрес всегда смотрит на него с нежностью, но не завидует ему: холодная рассудительность брата вкупе с его неловкостью и неуверенностью в себе нисколько тому не помогают. Он не полностью невосприимчив к женской вселенной, но это всего лишь физическая потребность, а не отчаянный поиск недостающей части себя. В отличие от Андреса.***
Словно подросток, Андрес с удивительной легкостью переходит от одних отношений к другим, обнаруживая, что он влюбляется так же быстро, как и соблазняет, и по мере взросления он может похвастаться гораздо большим опытом, чем его сверстники. Он знает, как удовлетворить женщину и в постели, и вне ее, но прежде всего он знает, что ему нравится, что он ищет и как это получить. Ну, по крайней мере, он так считает. Когда он становится взрослым, романтика и инстинкт не оставляют его, и он женится пять раз, каждый спустя несколько месяцев с момента знакомства со своей будущей леди. Раздраженные предупреждения Серхио бесполезны. — Ты когда-нибудь слышал о таком понятии, как «жить вместе»? — А зачем нам жить вместе? — говорит Андрес так, будто его брат только что произнес ересь. — Братишка! Сколько раз я должен тебе повторять? Скука — самый коварный противник. — Я знаю, что тебе может быть скучно, но, по крайней мере, ты будешь уверен, что действительно можешь терпеть ее круглосуточно, а не только пару вечеров в неделю! — Ну и где же тут веселье? — Ой, забудь! Ты просто невозможен. В конце концов Серхио оказывается прав каждый раз, но Андрес не сдается. — Я найду ее, — говорит он себе после каждого развода. — Рано или поздно. Единственным постоянным человеком в жизни Андреса в годы неудачных попыток, кроме его брата, является Мартин Берроте. Они встречаются из-за ограбления ювелирного магазина в Барселоне и никогда не расстаются.***
Мартин особенный, и Андрес сразу это видит. В начале он намеревается использовать его навыки в планах побега, чтобы в будущем добраться до более крупных целей, но со временем обнаруживает, что питает к нему необычное любопытство. Как только Мартин преодолевает свое врожденное отвращение, а Андрес — свою осторожность, первый признается, что приехал из Буэнос-Айреса один, со степенью инженера, и ему некуда идти, никто его нигде не ждет, и то, что он оставил позади, он предпочитает оставить похороненным в прошлом. У Андреса нет ни капли желания настаивать, и они больше не говорят об этом. Проходят месяцы: они делят грабежи, роскошные праздники, различные чрезмерные покупки после удачных ограблений, перестрелки с полицией и даже пули, извлеченные без анестезии в условиях, которые часто оказываются далеко не стерильными. И прежде чем Андрес осознает это, Мартин становится его лучшим другом, братом. Андрес знает, что он — единственная семья, которая есть у Мартина. Даже Марко и Сантьяго*, единственные друзья Мартина, помимо Андреса, знают его благодаря последнему. И это делает Андреса необычайным собственником по отношению к Мартину. Доверие Мартина становится его главной целью; ему приходится бороться больше, чем когда-либо и с кем-либо, но он добивается успеха. Он пробивается через все его защитные стены, все травмы, всю неуверенность, доходит до самой сердцевины его личности, и ему нравится то, что он обнаруживает, это провоцирует реакцию — возможно, даже влечение — внутри него. Они похожи сильнее, чем он ожидал, и прекрасно подходят друг другу, а когда это не так — они дополняют друг друга. До этого, когда Андрес был вовлечен в разговор с кем-то слишком похожим на него самого, он терпел не более нескольких часов, но каким-то образом время теряет свое значение, когда он с Мартином. Он бесстрашный, меркантильный, эгоцентричный и настолько гениальный и изобретательный, что почти доходит до безумия, которое идеально подходит Андресу. Аргентинец узнает, что мир не делится на мелких и беспринципных людей, которые давят других, чтобы остаться на плаву, и людей, обреченных страдать от абьюза первых, потому что слишком слабы, чтобы поступить иначе. Есть промежуточная точка, которую он узнает с Андресом, который берет его под свое крыло, ничего не требуя взамен — просто рабочее сотрудничество и справедливое разделение доходов, что его вполне устраивает. Со временем Андрес понимает, что Мартин перешел от уважения к нему к восхищению им, к проявлению безусловной преданности, которую ему никто никогда не показывал — кроме Серхио, конечно. Всякий раз, когда Андрес придумывает идею ограбления, Мартин продолжает заниматься дизайном, обдумывая планы побега, как будто он сценарист, изучая планиметрию и находя решение на любой случай. Когда они не заняты планированием ограбления, то вместе путешествуют по всей Европе, так как у Мартина еще не было возможности сделать это с тех пор, как он приехал в Испанию. Каждый раз, когда они вместе приезжают в новый город, Андрес ведет себя как ребенок в рождественское утро и объявляет себя гидом, гордясь тем, что его самый любимый человек в мире вместе с братом ценит искусство — его величайшую страсть наряду с деньгами и вином. Бывают моменты, когда вместо того, чтобы задержаться на великолепии того, что находится перед ним — будь то памятник, картина или скульптура, — Андрес отвлекается на выражение изумления, которое всегда появляется на лице Мартина. — Одно дело видеть определенные вещи на картинках, но смотреть на них своими глазами, — задыхаясь, комментирует Мартин, восхищаясь Свободой, ведущей народ. Андрес ловит себя на мысли, что было бы здорово, если бы Мартин всегда так себя чувствовал. «Было бы здорово, если бы он всегда так себя чувствовал из-за меня». Между ними есть связь, нить, которая тянет за собой… Дело в том, что Андрес не знает, что со всем этим делать, не знает, как это назвать, потому что раньше с ним такого никогда не случалось. У него есть брат, у него есть друзья, у него есть женщины. То, что между ним и Мартином, это связь, не похожая ни на одну другую, которую он когда-либо испытывал. Он часто ловит себя на том, что прогоняет эти мысли с досадой, разочарованный и почти испуганный их сложностью, хотя никогда в этом не признается.***
Проходит десять лет, и Андрес начинает замечать дрожь в руках. Это едва заметно, и он так занят своими делами днем, что осознает это только по ночам. В голове у него звучит тревожный звонок, но он откладывает его как можно дальше и старается не думать об этом в течение нескольких месяцев. Вся психологическая подготовка, которой он сам себя подвергал, рушится в тот момент, когда он видит результаты своих тестов, которые подтверждают его самый большой страх. Он знал, что миопатия передается по наследству, и он счастлив, что это случилось с ним, а не с Серхио. Но все же он чувствует себя растерянным. Самое страшное происходит в тот же вечер, когда он обедает с Мартином в доме, ставшем их домом за последние пару месяцев, хотя это даже не настоящий дом, а монастырь. — Я должен тебе кое-что сказать, — начинает Мартин, садясь перед ним. — Я тоже, — Андрес смотрит на него и узнает этот взгляд. — Ты раздумываешь об ограблении? — Какого черта? — смеется Мартин. — С тобой неинтересно! — Я тебя знаю, — усмехается Андрес. — Давай, ты первый. Рассказывай. — Банк Испании. — Ты нашел способ проникнуть внутрь? — Скажем так, я много работал над этим в последние несколько недель. Я не хотел ничего говорить, пока не буду уверен, но думаю, что нахожусь на правильном пути. — То есть это возможно? — Пока что шансы поднялись до 85%. Это хороший результат. — Я тоже так думаю. В прошлый раз мы даже не знали, с чего начать. И как же ты решил эту задачу? — Что случилось? — Мартин хихикает. — А как же твое «никаких деловых разговоров за ужином»? — Верно, — соглашается Андрес. Голос Андреса и то, как он опускает глаза на свою тарелку, тревожат Мартина. — Что ты хотел мне сказать? Андрес сглатывает и вздыхает. Он кладет вилку и поднимает глаза на Мартина, который перестает есть и смотрит на него. — Результаты анализов пришли. — Когда? — Утром. — Ты их читал? — Да. Тишина, которая до этого момента стояла лишь в комнатах монахов, теперь виснет и между ними. Андрес не сводит с него взгляда, а в глазах Мартина появляется понимание, и он роняет вилку на тарелку. — Нет, — уже шепчет он. — Боюсь, что да, — Андрес пожимает плечами, меланхолично улыбаясь. Мартин вздыхает, явно расстроенный, и, сам того не замечая, встав из-за стола, направляется в противоположную от него сторону. Он останавливается перед портретом Андреса, прислоненным к стене, и смотрит на него, не двигаясь и не произнося ни слова, уперев руки в бока. Движение его плеч говорит о том, что он глубоко вдыхает и выдыхает, обдумывая слова Андреса. И Андрес знает, что должен дать время, но он не может вынести этого молчания и, самое главное, не может вынести боли, которую он причиняет. «Посмотри на меня, — хочет сказать он Мартину, — я здесь, но не всегда буду, в отличие от этой картины». Он держится несколько секунд, потом встает и делает несколько шагов навстречу. — Мартин, — начинает он, разводя руками. — Иди сюда. Мартин быстро вытирает лицо, оборачивается с полными слез глазами и бросается в его объятия, держась за него так, словно от этого зависит его собственная жизнь. Андрес чувствует, как слезы капают на воротник его рубашки, но ему все равно, и он крепче прижимает Мартина к себе. Он гладит его волосы, его большой палец нежно поглаживает кожу головы, и он ошеломлен теплом, которое чувствует. — Все будет хорошо, мой друг, — шепчет Андрес. — Вот увидишь, все будет в порядке. Он чувствует себя глупо, когда говорит это, потому что на самом деле ничего не будет в порядке, но это ложь, которую он должен сказать себе сейчас, и Мартину тоже нужно это услышать. А еще Андрес действительно не может вынести, что Мартин плачет по нему. Он ожидал, что это будет трудно для них обоих, но это намного превосходит его ожидания. Когда Мартин перестает дрожать в его объятиях, Андрес заглядывает в его лицо, не ослабляя объятий. — Мы должны найти лекарство, — хриплым голосом говорит ему Мартин. — Мы должны поговорить с кем-нибудь… — Я же говорил тебе, что нет никакого лекарства. — Но ведь должны же быть клинические испытания… — Мартин, — тут же перебивает его Андрес, прижимаясь лбом к его лбу. — Все нормально. Мартин сглатывает, закрывает глаза и медленно кивает. Он собирается вытереть слезы, но Андрес делает это за него, после этого Мартин отходит и прокашливается, проводя руками по лицу. — Прости, в этом не было необходимости. — Ты о чем? — Мне не стоило так реагировать. Ты не тот… — он оставляет фразу незаконченной и оглядывается, старательно избегая взгляда собеседника. — Я имею в виду, что тебе это не было нужно. Прости. — Ерунда, — ласково улыбается ему Андрес, и они садятся. Андрес снова принимается за еду, как будто этого разговора никогда и не было, а Мартин совсем теряет аппетит, лишь время от времени потягивая вино. — Прекрати, — говорит ему Андрес. — Ешь. — Сколько у нас времени? — спрашивает Мартин, не обращая на него внимания. — Три года. Пять, если мне повезет. Ты знаешь, что эти прогнозы не слишком точны. Мартин знает. — Ты же понимаешь, что это нечестно, да? — Да, но я решил. Я уже давно так решил. Я продолжу жить так, как жил до этого, и ничего не изменится. Впервые с тех пор, как Андрес узнал об этом, он снова чувствует себя самим собой. У него еще есть время, у него есть друзья и брат, может быть, даже еще одна женщина. Мартин кивает. — А Серхио знает? Андрес качает головой и ухмыляется. — Ты первый, кому я рассказал, но если ты расскажешь мне подробнее о своей блестящей идее, как попасть в банк, я смогу убедить своего брата приехать сюда. Я бы предпочел поговорить с ним лично, а не по телефону. — Ты уверен, что он одобрит это? — скептически комментирует Мартин. — В прошлый раз он устроил нам хорошую взбучку. — Он любит выпендриваться, но уверяю тебя, если мы представим ему сложный, но осуществимый план, он не отступит, — искренне улыбается Андрес при мысли о том, что снова увидит своего младшего брата. — Вот увидишь, в конце концов ему это понравится больше, чем нам. — Так ты все еще хочешь это сделать? Если ты не хочешь, мы можем просто отменить… — Ты ведь шутишь, правда? — Андрес останавливает его. — Возможно, это… «…последнее ограбление в моей жизни», — думает он, но не говорит этого вслух. — Ограбление всей нашей жизни! Нет, мы не собираемся ничего отменять. Я уже чувствую запах денег. Мартин снова улыбается, купаясь в иллюзии, что все идет как раньше. — Как скажешь, — говорит он, все же принимаясь за еду. — Кстати, я еще не сказал тебе самого главного. Мы можем обсудить это, если ты не уверен, но я думаю, что мы можем получить кое-что большее, чем просто деньги. — О, неужели? И что же? — Андрес улыбается. Мартин наклоняется вперед и хитро улыбается, как всегда, когда у него в голове рождается какая-нибудь идея. — Золото. Теперь уже Андрес теряет аппетит: еда, которую он проглотил, застревает по пути в желудок, а сердце перестает биться, но он старается быть спокойным. Если у него случится сердечный приступ, он хочет быть уверенным, что все пройдет нормально, поэтому он проглатывает последний кусок, делает пару глотков Бордо и спрашивает: — И как ты собираешься доставать его из Банка? — Вот это самое интересное: мы его расплавим. Андрес сглатывает и собирает все свои силы, чтобы вести себя нормально. — Мы его расплавим, — повторяет он. — Мы его расплавим, — уверенно кивает Мартин. — Ты и я. На несколько секунд у Андреса происходит короткое замыкание. Кажется, что он находится в промежуточном состоянии между сном и реальностью. Он выяснил причину и момент своей смерти… В тот же день он узнал, кто его родственная душа. Прежде чем нужные слова были сказаны ему. «Мне нужно что-нибудь покрепче», — это его первая рациональная мысль, когда он раздраженно смотрит на бутылку. Мартин недоуменно смотрит на него. — Ты в порядке? — Да, — удается ему ответить. — Похоже, ты не очень хорошо к этому относишься… — Золото — это прекрасно, — торопливо говорит Андрес. — Я в деле. Зачем останавливаться на деньгах, когда золото стоит гораздо больше? — он стряхивает свое состояние и одаривает Мартина одной из своих обычных улыбок. — Кроме того, это даже не будет воровством. Технически, это не наше. — Колонизаторы сраные, — вполголоса комментирует Мартин, и Андрес смеется. — Я знаю, знаю, что это заманчивый стимул для тебя, — Андрес хватает свой бокал и вытягивает руку, призывая Мартина аккуратно дотронуться до него своим бокалом. — Тогда за ограбление века! — объявляет он. — За нервный срыв, который случится у Серхио, когда мы ему расскажем об этом, — хихикает Мартин. — За жизнь. — За тебя.***
Андрес не может уснуть этой ночью, пытается понять, что изменилось в прошлом, когда он продал бы свою душу, лишь бы знать заранее, кто его родственная душа, до того, как он услышит слова. А теперь он проклинает себя за то, что знает. Он предпочел бы забыть эти слова навсегда, просто отрезать этот кусок своей кожи. Он думает о Мартине, который смотрит на него так, будто он самый важный человек в его жизни — а это, вероятно, так и есть, — который постоянно поправляет ему галстук-бабочку, который каждый вечер моет его чертежную доску перед сном, не спрашивая Андреса, который ни разу в жизни ему не солгал и не причинил боль ни коим образом, который все ему рассказывает и которому он все рассказывает, который всегда остается рядом с ним, невзирая ни на обстоятельства, ни на других людей, которых Андрес любит. Мартин, который любит его безоговорочно и доказывает это каждый день на протяжении десяти лет, старательно избегая говорить о своих чувствах, потому что слишком уважает его — Андрес всегда был увлечен женщинами и никогда не рассматривал мужчин — и потому, что он, вероятно, предпочел бы оставить его в своей жизни в качестве друга, чем потерять вовсе. Он так сильно его любит, что это прекрасно и ужасно одновременно. Может быть, из-за миопатии, может быть, из-за мысли о смерти, а может быть, из-за Мартина, Андрес сдается, и слезы текут по его лицу, падая на подушку. Он удивляется, как он мог быть таким слепым. Очевидно же, что это он. Он должен был понять это намного раньше, даже просто заглянув внутрь себя. Теперь все ясно: он всегда любил его. Всю свою жизнь он искал то, что было прямо у него под носом… И он даже не может сказать ему сейчас, потому что скоро умрет. Воспоминания о том, во что превратилась его мать, до сих пор преследуют его по ночам. Они с Серхио все последние месяцы оставались у ее смертного одра, и он никому бы этого не пожелал — ни самой болезни, ни медленной смерти матери из-за нее. Тремор будет усиливаться, и через пару лет — кого он обманывает? Три года, которые ему дали врачи, это максимум, а не минимум, учитывая агрессивное течение миопатии — он перестанет ходить, перестанет двигать руками, потом пальцами, перестанет жевать… Полная потеря самого себя перед окончательным забвением. Если это то, что его ждет, он решает намеренно игнорировать это. Он не позволит болезни стать фильтром, который заставит его смотреть на жизнь другими глазами или сделает его неузнаваемым в глазах других. Последнее, чего он хочет, — это чтобы к нему относились по-другому. До тех пор, пока симптомы незначительны и нерегулярны и не мешают ему делать то, что он любит, Андрес может притворяться, что все в порядке. Самым утомительным и неприятным будет притворяться, что Мартин не является его родственной душой, но он все равно должен это сделать и воплотить их план в жизнь. Они вместе расплавят золото. Одно последнее приключение с любовью всей его жизни будет идеальным концом его существования. Хотя Андрес уже знает, что ему придется в два раза сильнее бороться с братом, чтобы убедить его в этом плане, а также потому, что тоже будет настаивать, чтобы Андрес остановился и искал лекарство. Но он также не согласится с ним. «Ты же не просишь художника перестать творить, — думает Андрес, когда сон затуманивает его разум. — Я должен запомнить. Может быть, это его убедит».***
Проходит три месяца, и то, что поначалу казалось почти невозможным, превращается в рутину: его отношения с Мартином нисколько не изменились. Его лучший друг — нет, его родственная душа — ведет себя с ним так, как будто он не болен, как Андрес и хотел. Ему даже не нужно говорить об этом; Мартин понимает это и игнорирует боль, которая гложет его изнутри, просто чтобы угодить, и Андрес любит его за это. Когда Андрес говорит ему, что встретил женщину и влюбился, Мартин реагирует так же, как и всегда: он притворяется, что не чувствует ревности, которая охватывает его каждый раз, как в первый. Он задает правильные вопросы, и впервые Андрес не заставляет его быть с ними дольше, чем это необходимо. Он знакомит их, и на этом все. Невероятно, но из всех его жен именно с Татьяной Мартин ладит больше всего. Может быть, это потому, что он сосредоточен на том, чтобы сделать свадьбу Андреса лучшей из всех, учитывая, что она может быть последней, а может быть, это просто Татьяна по-настоящему остроумна и щедра, а также красива и сексуальна. Тот факт, что Андрес знает, что Мартин — его родственная душа, не мешает ему находить физическое удовлетворение в женском теле; напротив, теперь, когда он знает, что болен, он ищет его еще больше. Он действительно влюблен в нее, хотя теперь, когда он знает, что такое настоящая любовь, он уверен, что не может испытывать ничего подобного ни к кому, кроме Мартина. Он также почти уверен, что она тоже не влюблена в него. Но это не имеет значения, и однажды, наблюдая, как она примеряет разные наряды перед зеркалом, он представляет себя больным и старым и представляет, как она заботится о нем. Он думает, что это прекрасно. Татьяна молода, полна жизни; они будут жить дико еще пару лет, а потом он умрет, и она быстро оправится. Она будет двигаться дальше. Мартин бы так не смог. Он не думает об этом больше нужного, и просит ее выйти за него замуж в тот же день. Как он и предвидел, она с радостью соглашается, хотя и знает о его болезни, и бросается планировать свадьбу. Через несколько дней уже все готово. — Андрес де Фонойоса, я тебя предупреждаю, — в шестой раз повторяет она по телефону. — Никаких шуток завтра, понял? Все должно быть идеально. — Милая, успокойся, ладно? Я не сделаю ничего такого, чего ты не оценишь, — безмятежно отвечает Андрес, сразу же после того как он постучал в дверь монахов и спросил, не хотят ли они нарушить обет молчания на один день и спеть на его свадьбе во имя священного союза двух душ. — Ты сведешь эту женщину с ума, — хихикает Мартин, сидя на диване и начищая свои ботинки на следующий день. — Ни за что. Она это переживет, как только станет госпожой де Фонойоса, — смеется Андрес. — Кроме того, она будет скучать по всему этому, когда я умру. Улыбка мгновенно пропадает с лица Мартина, и они больше не говорят об этом. Андрес ненавидит себя тогда, и он ненавидит себя на следующий день, когда он говорит «да» и поет своей жене, в то время как Мартин вынужден проходить через все это в пятый раз, улыбаясь, радуясь и танцуя. Он не знает, что Андрес в курсе его чувств, но, опять же, дело не в том, кого Андрес любит, а в том, кто скорее оправится после его ухода.***
— Он влюблен в тебя. Андрес делает первое, что приходит ему в голову — смеется, откидывая голову назад, а затем прячется за ироничным скептицизмом. — Он влюблен в меня, — повторяет он, становясь серьезным. — Он записывает мое имя в свои блокноты? Или он признался в пьяных рыданиях? Серхио начинает рассказывать каждую причину, как будто он ждал этого всю ночь, и Андрес уже жалеет, что спросил у него, что не так с Мартином. А потом Серхио рассказывает свой план, и все становится только хуже. — Мы оба знаем, что этот план — катастрофа. — Этот план — просто чудо, — Андрес не хочет казаться таким нервным, но ничего не может с собой поделать, потому что он ненавидит, когда что-то выходит из-под его контроля, а разговор именно это и делает. Андрес просто надеется, что Серхио хоть раз закроет свой проклятый рот, и почти кричит ему это, но он знает, что на этот раз брат не сдастся. Таким непреклонным Андрес его еще не видел. — В нем есть некоторые замечательные детали, но целиком он никогда не будет работать! Это. Не. Сработает. Андрес сжимает кулаки. Всего пару раз ему не удавалось найти нужные слова в споре. Он чувствует себя беззащитным и полностью разоблаченным, а это даже не конец: Серхио широко открывает глаза, как будто он наконец разгадал все. — А кому это пришло в голову? — Андрес, застигнутый врасплох, не отвечает сразу. — Кто же это? — настаивает Серхио. — Ты или он? Когда Андрес понимает причину вопроса, его ладони начинают потеть, и он сжимает губы, отводя взгляд в сторону. «Будь ты проклят со своими мозгами, братишка, — думает он, делая глоток сангрии и проклиная память брата. — Ты ведь не забыл эти слова, правда? Я так и знал». — Боже, — Серхио одновременно расстроен и растерян. — Это он. — Ну и что? — раздраженно ворчит Андрес. — Ну и что? Ты хочешь ограбить Банк Испании с человеком, который почти наверняка является твоей родственной душой? Ты что, с ума сошел? Этот план полон недостатков, и я никогда не скрывал это от тебя, а теперь ты говоришь мне, что хочешь пройти с ним через это безумие? — Это его план! — восклицает Андрес. — Я не могу помешать ему осуществить его. — Да, но ты можешь решить не идти. — Даже не думай, я его не подведу. Он никогда так со мной не поступал. Мы работаем вместе уже десять лет... — Андрес, — Серхио немного понижает тон голоса и начинает жестикулировать, что никогда не было хорошим знаком. — Это ради вас обоих, я прошу тебя, остановись. Неужели ты не понимаешь, чем рискуешь? — А чего именно ты боишься? — спрашивает Андрес. — Что чувства возьмут верх и мы совершим ошибку новичка? — Именно об этом я и говорю. Простые ошибки новичка легко исправить. Но те, которые вы собираетесь сделать, будут иметь такие последствия… — Пока он не знает, он будет вести себя как обычно, — перебивает его Андрес, которому надоело слушать его рассуждения о статистике. — Но ты же знаешь! — Серхио уже не в силах сдерживать свой голос. — Черт возьми, Андрес! Ты же знаешь! Слушай, я не сомневаюсь, что вы оба великолепны как команда, и я даже несколько раз поздравлял вас с этим, но… Теперь, когда я знаю, что он твоя родственная душа, я думаю, что это многое объясняет, но именно невежество защитило тебя. Он, может, и не в курсе, но ты знаешь! Знаешь, что тебя убьют! Давай, черт возьми, напряги мозги. Ты это знаешь, и именно поэтому ты мне позвонил! — Нет, — сердито возражает Андрес, радуясь, что наконец нашел что сказать. — Я позвонил тебе не поэтому! И если бы я знал, что ты устроишь тут инквизицию, я бы этого никогда не сделал. Но это самое большое дело в моей жизни, и я хочу, чтобы мой брат был там. Серхио не ведется на это, он просто качает головой и снова понижает тон. — Ты хочешь, чтобы я был мозгом, которого ему не хватает. А ты… Ты знаешь, как вытащить золото, но не своими силами. Вы понятия не имеете, как прожить остаток своей жизни с девятьюстами тоннами золота и не попасться. Аналитический ум, каким бы ограниченным он ни был, поймет это немедленно! Но только не вы, ребята. Потому что вы родственные души. Ты слишком увлекся! И поверь мне, если вы вместе ворветесь в Банк Испании и у кого-то из вас дела пойдут не очень, ты не выберешься оттуда живым. Ты сам себя убьешь, Андрес. Этот план — самоубийство. Речь Серхио должна была взять свое в мгновение ока. Андрес понимает, что есть только два варианта: пойти вперед и украсть золото из Банка, обрекая себя и Мартина, или выбрать план Монетного двора. Последнее, несравненно, проще: не настоящая кража, а вызов системе, достойный вундеркинда, коим является его младший брат — скучно, но только по сравнению с планом Банка. О первом варианте не может быть и речи. Он лишь сожалеет, что согласился и дал Мартину ложную надежду. С другой стороны, если он примет участие в плане, который изначально принадлежал его отчиму, он оставит что-то своему младшему брату перед смертью, и он сможет гарантировать, что все пройдет хорошо и что Серхио не будет рисковать своей жизнью. Но, опять же, Мартин не сможет участвовать. У Серхио нет дурных намерений — его любимый брат даже не знает, что такое дурные намерения, — он искренне беспокоится о них обоих, и он прав. Андресу неприятно это признавать, но Серхио прав. В прошлых ограблениях Андрес всегда беспокоился за Мартина, даже когда тот был рядом с ним, вооруженный до зубов, но они чувствовали, что могут рискнуть вместе. Каждое ограбление было прыжком в темноту, и они были более чем счастливы сделать это вместе, с оптимизмом и иногда даже здоровой дозой фатализма. «То, что должно случиться, случится, — всегда говорил Андрес. — Риск — это часть жизни… Лучшая часть жизни». А теперь он вдруг больше не хочет рисковать. Только не с Мартином. Сама мысль о том, что с ним может что-то случиться, как бы мала и ничтожна ни была вероятность неудачи, заставляет его желудок сжиматься. Татьяна знает об ограблении, и если бы она была ранена или убита вместо Мартина, Андрес винил бы себя за это всю свою жизнь, но он держал бы все под контролем. Если это случится с Мартином, он больше не будет отвечать за свои действия. И наоборот. Это та же причина, по которой он выбрал ее быть рядом во время его болезни. Конечно, он знает, что Мартин был бы более чем готов к этому, но со временем он стал бы его нянькой: мыл бы его, одевал, кормил, поддерживал… «Я лучше умру в одиночестве, чем заставлю его пройти через такой ад», — думает Андрес. Несмотря на дерзость этой мысли, она приносит с собой чувство одиночества, которое Андрес никогда раньше не испытывал. Он просто не из тех, кто умирает на больничной койке, окруженный своими близкими, плачущими над ним и держащими его за руку. Драматический и героический выход был бы гораздо более удовлетворительным. Он не собирается в Монетный двор с заранее определенной идеей быть убитым, но глубоко внутри он знает, что если ему представится подходящая возможность, он не станет сдерживаться и воспользуется ею. «Он меня возненавидит, — говорит он себе. — Но я не могу уйти, не сказав ему всей правды». Последние десять лет он вел себя как эгоистичный, манипулирующий ублюдок, и он решает, что пришло время покончить с этим. Полный разрыв — вот что им нужно. Как только их отношения закончатся, Андресу уже нечего будет терять. Он присоединится к брату и сделает все, чтобы осуществить его план, хладнокровно и безжалостно, как машина, не имеющая никаких связей или чувств. Нет связи с жизнью — нет никаких проблем с отказом от нее.***
— Ты все еще думаешь над планом Монетного двора? — спрашивает Андрес, лежа на траве рядом с братом в монастырской обители, наслаждаясь теплым солнцем и наблюдая за облаками над головой. — Да, — со вздохом отвечает Серхио. — Это лучший вариант. Но если нет никакого способа убедить вас, ребята… — Я согласен, — перебивает его Андрес, пока не успел пожалеть. — Я в деле. — Что? — Серхио поворачивается к нему. Должно быть, он неправильно понял. — Ты прав, — продолжает Андрес, не глядя на него. — Наш план слишком рискован. У дела отца гораздо выше вероятность успеха. Я пойду с тобой. Серхио обдумывает его слова и затем улыбается, испытывая искреннее облегчение. — Вот и отлично, — говорит он. — Отлично. Тогда полетели домой со мной. Мой самолет через пять дней, как я уже говорил, но я могу остаться и подождать, если тебе нужно время, чтобы организовать… — Нечего организовывать, — небрежно бросает Андрес. — Я скажу Татьяне сегодня вечером. — Она что, не идет? — Нет. — Ты сказал мне, что она знает об ограблении. — Она знает. Но я все равно скажу ей, чтобы не ехала. И, честно говоря, я не думаю, что она захочет пойти с нами после того, как я скажу ей, что мы разводимся. — Ты хочешь... Ты хочешь развестись? — Серхио несколько раз моргает, после чего понимает. — Да, думаю, что это правильно. — Так и есть, — кивает Андрес. — Самый короткий брак в истории. Ты побил свой собственный рекорд, Андрес. Остальные обычно длились не меньше месяца. Андрес не отвечает, на его лице нет даже тени улыбки, и Серхио начинает беспокоиться. Он уже собирается спросить его, что случилось, но тут ему в лицо бьет правда, и он мысленно обзывает себя идиотом за то, что не понял сразу. — Мартин ведь тоже не участвует, да? Андрес делает глубокий вдох и выжидает пару секунд. — Я скажу ему сегодня вечером, перед тем, как пойду к Татьяне. Ты был прав, он слишком увлечен… И я тоже. Серхио начинает чувствовать искреннюю волну уныния за своего брата и за Мартина тоже. Он не может избавиться от чувства вины, но не может сказать, что сожалеет об этом. И тот факт, что Андрес в конце концов согласился, подтверждает, что это было неизбежно. — Ну, — начинает Серхио, — тебе ведь необязательно прощаться навсегда, верно? Мы идем в Монетный двор, печатаем наш миллиард, и как только ты выходишь, то идешь к нему. Я уверен, что он поймет и будет ждать тебя. «Он делает это уже целую вечность», — хочет добавить он, но не делает этого. — Скажи, чтобы он подождал тебя где-нибудь, и ты придешь. Андрес нежно улыбается наивности Серхио и умудряется сделать эту улыбку похожей на надежду. — Да, — врет он. — Да, это звучит прекрасно.***
— Мы с тобой родственные души, — говорит он Мартину. Мартин смотрит на него, уперев руки в бока, без малейшего удивления, как будто для него в этом нет ничего нового. — Я уверен на девяносто девять процентов. Мартин сглатывает и с трудом сдерживает дрожь в голосе, когда спрашивает: — Да, хорошо... Всегда есть один процент, который можно оставить на волю случая, — он делает еще один шаг в сторону Андреса. — Но я уже все понял. — Как давно ты это знаешь? Он решает, что лучше спросить. — Несколько месяцев, — честно отвечает Мартин. — Прости, что не сказал тебе раньше. Мартин делает несколько осторожных шагов навстречу. В его взгляде мешаются гнев и… Желание? Впервые Андрес не может прочитать своего друга, и это его дестабилизирует. — А почему ты говоришь мне об этом сейчас? — шепотом спрашивает Мартин. — Потому что ты заслуживаешь узнать правду… Прежде чем я уйду. Мартин приподнимает бровь. Теперь он, определенно, скептически настроен. — Уйдешь куда? Несмотря на несколько дней планирования Андрес обнаруживает, что не знает, что сказать. Вернее, он точно знает, что должен сказать, но слова застревают у него в горле, и он вдруг сомневается, что сможет закончить начатое. — Куда это ты собрался? — настаивает Мартин, приближаясь, пока не оказывается в паре дюймов от лица Андреса, и его голос низкий и сладкий; Андрес мысленно упрекает себя за бабочек в животе, словно у сентиментального подростка, и ему приходится сжать кулаки, чтобы руки не дрожали — и возможно, лишь возможно, это не из-за Мартина, а просто миопатия дает знать о себе. Все усиливается, когда Мартин кладет одну руку ему на шею, а другой гладит по щеке, медленно и аккуратно, стараясь не переступать черту слишком быстро, хотя на словах он изображает хладнокровие. — Ты убегаешь, Андрес де Фонойоса? У них были общие платонические отношения, но они привыкли быть очень тактильными друг с другом — однако это совершенно другой контакт, и сердце Андреса стучит, как колесная пара поезда. — Мартин… — когда Андрес пытается заговорить, то понимает, что у него пропал голос, он не слышит себя, и это даже лучше, потому что он понятия не имеет, что пытается сказать. — Не волнуйся, — шепчет его лучший друг. — Не бойся. Андрес никогда не видел Мартина таким, и он не может сдержать улыбку. И он боится, очень боится, но не за себя. Он боится, потому что знает, что произойдет и что он обещал себе сделать дальше. Но он не останавливает Мартина, когда тот целует его в первый раз. Он представлял себе это иначе, чуть менее очевидным, чем простое «чувство целого», и все же именно так он себя и чувствует. Целым. Он провел всю жизнь, пробуя разных людей и разные вещи, и только теперь познал то, о чем всегда читал, слышал, мечтал. Все кусочки наконец-то сошлись вместе. Так и должно быть. Когда Мартин отстраняется, Андрес больше не хочет открывать глаза; он бы остановил время именно в этот момент, если бы мог. Мартин продолжает дразнить его: — Так ты трус, да? — он снова быстро целует его. — Ты что, трус, Андрес? «Не трус», — думает Андрес, не в силах произнести это вслух. Он открывает глаза и видит, что Мартин снова приближается к нему, затем останавливается в дюйме от его губ, немного отстраняется и ждет, тяжело и прерывисто дыша — может быть, он тоже боится или же просто ошеломлен. Он не целует его, потому что хочет, чтобы это сделал Андрес, и последний знает, что это сделает все еще более трудным, но он хочет этого, он хочет этого, он хочет. «Возможно, эгоист». Убедившись, что снова обрел чувство реальности, он делает несколько шагов вперед, заставляя Мартина отступить назад. Это почти как метафора для их отношений: Андрес делает, думает, говорит, а Мартин действует как отражение, потакает ему во всем и слепо доверяет, даже сейчас; он идет назад, не беспокоясь о том, чтобы оглянуться через плечо. Он прикован к взгляду Андреса и не хочет смотреть ни на что другое, ему это и не нужно. Когда он уже почти дотрагивается до стены, Андрес понимает, что только этого и ждал, поэтому прижимает Мартина к ней и целует с таким сильным желанием, что ему кажется, что он вот-вот взорвется. Он пытается вложить в свой поцелуй все, что чувствует, позволяя своим рукам блуждать от бедер друга к пояснице, а затем обратно к плечам. Когда они отстраняются, чтобы подышать, он поднимает руки к щекам и чувствует, как слезы щиплют его глаза, но он не смеет их открыть. Он не имеет права быть слабым перед Мартином, учитывая то, что он собирается сделать. — Я знал, что это ты, — говорит ему Мартин между вздохами, и его глаза полны слез. — Я так и знал, — он снова целует его, в то время как чувство вины крепче сжимает Андреса. «Оставь его, — слышит он голос своей совести; тот самый, который он привык всегда заглушать без всяких угрызений, — если ты действительно любишь его, поступи правильно и оставь его». Мартин становится все более настойчивым, он прижимается своим лицом и стонет; Андрес чувствует жар повсюду, его тело начинает реагировать, и если он сейчас не остановится, то все будет напрасно. «Оставь его». Он резко отстраняется, возможно, из-за недостатка кислорода, а не из благих намерений. — Подожди, — Андрес задыхается и берет некоторое время, чтобы подобрать правильные слова. — Подожди, — он проводит ладонями по лицу и решает, что ждать больше нет смысла. — Мы не можем… — О чем ты говоришь? — Это не сработает. — О чем это ты? Мы же родственные души. Ты только что это сказал. Конечно, это работает, и оно сработает… — Только не так, — Андрес качает головой, не сводя глаз с собеседника. — Только не в этом мире, Мартин. Его лучший друг делает глубокий вдох, а затем становится более решительным. — Дай мне посмотреть, — говорит он. — Посмотреть что? — Слова. — Нет. — Почему? — раздраженно спрашивает Мартин. — Тебе не нужно их знать. Судьба должна идти своим чередом. — Нахуй судьбу! — Мартин слетает с катушек. — Мы можем ускользнуть от судьбы. Андрес, мы нашли друг друга. Ты знаешь, как редко это случается? Это дает нам преимущество… Андрес качает головой, немного отворачивает лицо в сторону и продолжает уже более твердым тоном: — Я не хочу ускользать от судьбы. Я хочу, чтобы все закончилось здесь и сейчас. Так будет лучше и для тебя, и для меня. Мартин несколько раз моргает, словно пытаясь очнуться ото сна; ему не требуется много времени, чтобы понять, что происходит. — Это все из-за миопатии, да? Андрес опускает взгляд, но Мартин заставляет посмотреть на него. — Отвечай мне, или, клянусь Богом, я… — Я не хочу провести остаток своей жизни с тобой, зная, как все закончится, — Мартин открывает рот, чтобы ответить, но Андрес прерывает его. — Это моя жизнь, моя смерть, — вздыхает он. — Я с тобой прощаюсь. Я не мог уйти, не сказав тебе правду. О том, что мы родственные души и будем ими всегда… Но на этом все. Это конец. Когда слезы медленно текут из глаз Мартина, Андрес уже знает, что он победил, и все же он хочет умереть. Аргентинец убирает руку с чужой щеки на затылок и притягивает Андреса ближе, умоляюще глядя ему в глаза. — Ты же не всерьез это говоришь. Это неправда. Я не верю, что ты действительно хочешь этого. — Но так и есть, — серьезно отвечает Андрес, вытирая большим пальцем слезы Мартина, как и несколько месяцев назад. — Даже если бы мы жили в мире без родственных душ… Я бы выбрал именно это. Это, кажется, сбивает Мартина с ног, и Андрес видит это в его глазах. Ему еще столько всего хочется сказать. «Я пытаюсь избавить тебя хотя бы от части боли, которую ты почувствуешь, если я останусь с тобой». «Я предпочту знать, что ты свободен и ничем не обязан, а не навеки прикован ко мне, пока я достигаю самого дна». «Потому что я люблю тебя больше, чем самого себя». Мартин пытается возобновить поцелуй, но Андрес напрягается и качает головой. Они по-прежнему стоят очень близко друг к другу, дыша одним и тем же воздухом. — Это невозможно, — Андрес касается губ Мартина в последний раз, едва заметно, мягко, как будто пытаясь извиниться. — Это невозможно. «Прости меня. Сейчас ты этого не понимаешь, но я делаю это для тебя». Андрес последним убирает свои руки и медленно отступает назад. Он может добавить только одну вещь, прежде чем наградить его coup de grâce. — Я люблю тебя, Мартин, — говорит он, не сводя с него глаз, желая убедиться, что он понимает это, что он верит в это. — Но мой брат прав, мы должны расстаться. Мартин продолжает стоять, прислонившись к стене, как будто он упадет, если не будет опираться, и кивает в ответ на слова Андреса. — И нам придется отказаться от плана. Надевая пальто, он быстро поворачивается к Мартину спиной: он знает, что тот вот-вот произнесет эти слова, и вдруг ему хочется убежать как можно дальше, но он все равно остается и ждет, когда любовь всей его жизни положит этому конец. — Твой сукин сын брат рассказал, что я люблю тебя, чтобы разлучить нас. Ты собираешься делать фотокопии в Монетном дворе, да? А я предложил плавить золото вместе! — Ты зациклился на том, чего нет и никогда не будет! — кричит Андрес, злясь на себя, но по большей части на судьбу. После этого он чувствует облегчение, освобождается от бремени. Он понимает, что все кончено, и, как это ни парадоксально, с этого момента все становится проще. Больнее, но проще. Дорога уже расчерчена, ему просто нужно идти по ней. Он в последний раз оборачивается к Мартину: — Я должен оставить тебя. Ради… Любви. Ради братства. Ради моей преданности тебе, — он делает глубокий вдох и надевает шляпу. — Уезжай… И залечи свою рану. Иногда покой можно обрести только в разлуке. Он всегда смеялся над речами вроде «если ты действительно любишь кого-то, отпусти его». По его мнению, все было с точностью до наоборот: любить — значит бороться, ошибаться, идти навстречу, гнаться, взрослеть… Но не сдаваться. Если ты любишь кого-то, то держишься за него — и держишься крепко. И все же он делает именно то, что всегда отвергал: он отпускает Мартина, и он не жалеет об этом. Теперь Мартин свободен, может жить, может начать все с чистого листа и, возможно, даже может снова влюбиться. Эта мысль помогает Андресу найти немного покоя. — Прощай, друг мой. Уверен, что рано или поздно жизнь снова сведет нас вместе. Он смотрит на него так долго, как только может, прежде чем развернуться и направиться дальше по коридору. Он не боится, что Мартин остановит его: он знает, что у него не получится.***
Что касается родственных душ, то Андрес уверен только в одном: человек в конечном итоге влюбляется более одного раза за жизнь, но каждому суждено быть с одним человеком. Иметь родственную душу означает любить, быть любимым и провести жизнь вместе. И только сейчас, много лет спустя, ему приходится пересмотреть свое последнее предположение. Но это не страшно. Так и должно быть. Мартин сейчас, должно быть, читает свои слова, сравнивая их с теми, что только что услышал от Андреса, который не сомневается, что они совпадают. Он думал о них, прежде чем заговорить: он уверен, что они никогда больше не увидятся в этой жизни, но возможно, лишь возможно, у них будет еще один шанс в том моменте между пустотой и памятью, который приходит после смерти — в который Андрес всегда верил. «Я надеюсь, что он присоединится ко мне там, но только через долгое время, — думает он, не сдерживая слез теперь, когда он один едет во Флоренцию и городские огни приближаются. — Я надеюсь увидеть его снова, после того, как он поживет. И я очень надеюсь, что он поправится и будет счастлив с кем-то другим. У нас будет целая вечность, чтобы быть вместе, если есть другое место. А если нет… Что ж, знать его было похоже на рай».