***
Тсунаеши с интересом смотрит на брата в окружении своих Хранителей. Он уже давно свыкся с мыслью о перерождении, да и о параллельных Вселенных знал. Так что никаких истерик он не устраивал — возраст уже был не тот, да и за свою долгую, по меркам мафии, жизнь увидел и не такие чудеса. Поэтому Тсуна с интересом рассматривал чужой-свой дом, как только научился ходить, подмечая различия и их отсутствие. Тот же цвет стен в прихожей, такой же обеденный стол на кухне. Только вот в зале ковёр другой, да и его комната была перекрашена из карамельного в нежно-зеленый. Мама вызывала восторг своей нежной улыбкой и теплыми объятиями. В последний раз, когда он её видел — она была на глубине шести метров под землей. Конечно, быть снова под её опекой было немного странно, а еще неловко. Не из-за того, что практически не скучал по ней, а скорее потому, что отнёсся к ее смерти достаточно спокойно. В тот момент его больше мучал откат от потери двух Хранителей одновременно, поэтому похоронами Наны занимался Емитсу, прекрасно понимая сына и не виня в бессердечности. — Тсуна, ты чего? — Акира замечает его в проёме и немного удивленно следит за младшим братом. Вот уже на протяжении нескольких недель он ведет себя немного странно и отстранённо. Смотрит за всеми исподтишка, частенько молчит и выпадает из реальности, будто бы размышления важнее уроков и обедов. Подобное поведение немного напрягало, поэтому Акира попросил Рокудо проверить брата на наличие пламени Тумана в системе. Вдруг его кто-то одурманил. Однако опасение не подтвердилось — всё еще беспламенный Тсуна не был под чьим-либо влиянием. — Мама кушать на всех приготовила, поросила вас привести, — младший братик немного застенчив в компании Хранителей Акиры. Может, дело в том, что он младше их всех, а, может, и в том, что некоторые из них имеют немного отпугивающую внешность. Хаято, например, и его сначала немного напрягал всеми этими кольцами-фенечками-цепями, но, спустя время Небо приняло столь необычный Ураган. — Спасибо, — Тсуна немного краснеет под удивленным взглядом парней и исчезает из виду, буркнув, что-то вроде «пожалуйста» на прощание. — Джудайме, простите, если я пугаю вашего брата, — Гокудера искренне хотел подружиться с Тсуной, но тот был слишком застенчивым и немного пугливым, поэтому избегал Ураган всеми силами. — Ничего страшного. В этом нет твоей вины, — Акира страдальчески вздыхает, проводя рукой по лицу. — Тсунаеши всегда был немного застенчивым ребенком. Младше его на год Тсу-кун больше походил на младшеклассника, чем на того, кто только-только начал среднюю школу. Маленького роста, хрупкого телосложения с выпирающими косточками, он больше походил на девочку, может, поэтому тот так негативно реагировал на весь мир, стараясь избегать контакта с людьми — боялся, что за его внешность высмеют. Только вот Акира не позволял этого — он дрался и отстаивал честь брата, защищал его от всяких извращенцев, которые велись на милое личико, большие глаза и длинные волосы. — Знаешь, Хаято, Тсуна любит играть на пианино, — гениальная идея озарила Небо, подобно грому. Как бы Акира не хотел, но однажды брат может быть атакован врагами и присутствие Хранителей в его жизни — это что-то, что может спасти ему жизнь. К тому же он безумно хотел, чтобы братик начал дружить хоть с кем-то и прекратил избегать социума. — У меня оно есть, — задумку босса Ураган понял сразу же, расплывшись в улыбке. Его Небо просто поразительно и замечательно — так печься о младшем. — Я всё устрою, — Акира решительно кивает головой и они, наконец, идут кушать. Тсунаеши немного странно снова быть четырнадцатилетним подростком, как и до этого было странно быть младенцем. Ему откровенно неудобно в собственном растущем теле — сила рвется наружу, будто бы не слыша хозяина, который так отчаянно пытется скрыться от всех. В этом мире у Вонголы уже есть наследник — его брат. Хороший парень, а еще очень добрый и заботливый. Тсуне приятно, что о нем так пекутся и пытаются защитить от всего на свете. Акира будет прекрасным Доном и навряд ли ему уготована та же судьба, что и Мёртвому Небу. Поэтому он запирает собственное Пламя, позволяя ему вырваться очень редко, да и только, когда находится далеко от Намимори. Тсуна больше не хочет быть Десятым — хватило сполна. Адреналин, ходьба на грани и постоянные политические игры утомили его еще в первые годы своего правления, поэтому он не собирается упускать шанс на нормальную жизнь. Однако прошлое, как бы он не хотел, понемногу начинает просачиваться в настоящее — игра на пианино тому подтверждение. Когда-то давно Хаято научил его играть, поняв, что боссу срочно нужно хобби. Сначала Тсуна упирался руками и ногами, а потом как-то смирился и послушно приходил на уроки Урагана, что так любезно переделал расписание Неба. После смерти Хаято Тсуна еще год не мог подойти к чертовому инструменту без слез на глазах. Образ Правой Руки всплывал, стоило только прикоснуться к черно-белым клавишам. Однако именно пианино спасло его в свое время от самоубийства, стоило только похоронить последнего Хранителя. Савада стал одержим инструментом и всем, чем увлекалась его семья. Мёртвое Небо играл в приставку, медитировал, боксировал, устраивал чайные церемонии, упражнялся во владении мечом, ел виноградные леденцы, пил кофе без сахара и молока, играл на пианино, взахлеб читал книги по мистицизму. Тсунаеши искренне любил своих Хранителей, боготворил их и восхищался ими. До содранных костяшек, кровоточащих пальцев, красных глаз и нервного срыва. Он действительно считал, что приобщившись к чужим интересам и увлечениям горечь утраты немного утихнет, но был совершенно не прав. От каждого взмаха меча становилось всё сложнее дышать, на играх и книгах он частенько не мог сосредоточиться, а игра на пианино вызывало клиническую депрессию, из которой его вытаскивали Дино и Занзас, спаивая молодое Небо и слушая его душевные изливания. В новом теле и мире пустота из души не ушла, но немного притупилась. Однако Тсуне все еще было немного сложно смотреть на молодые версии его семьи и понимать, что это не они. Его Такеши смеялся на полтона ниже и чаще тер подбородок со шрамом, чем макушку головы. Его Хаято улыбался лишь правым краем рта, а еще был немного спокойнее. Его Ламбо совершенно не капризничал и никогда не грыз вишневые леденцы, предпочитая держать их во рту, пока не растают. Его Рехей был еще громче и с большим энтузиазмом относился к боксу. Его Кёя частенько сверкал глазами, услышав что-то смешное и был немного гибче в драках, предпочитая атаковать не в лоб, а в печень. Его Мукуро кривился от зеленого чая и обожал плюшевые игрушки. А еще Тсунаеши чувствовал их, так, как не чувствовал этих. Пожалуй, смириться с собственным телом было проще, чем осознать, что его Хранители бесповоротно и точно мертвы. Именно поэтому Тсуна старался избегать друзей Акиры, боясь, что однажды все же не выдержит и заплачет, глядя в лица тех, ради кого жил все эти годы. А потом просто тупо застрелиться, увидев глаза полные непонимания и отчуждения. Однако братик настаивает и Тсуна послушно идет в гости к не его Урагану. — Вот! — Акира делает какой-то непонятный жест руками, стоит им только зайти в залу. Бывший Десятый с удовольствием поинтересовался бы у того, а не поехал ли, собственно, братик крышей, но спустя секунду понял чужую задумку. — Ты хочешь, чтобы я сыграл вам? — Тсуна помнит это пианино и с любовью, и трепетом, проводит по инструменту, который пропах такой родной, но всё же чужой, силой и сигаретным дымом. Братик кивает, Хранители подбадривают, а Савада устало вздыхает и садится на стульчик, медленно перебирая клавиши. Хаято учил его играть Бетховена и Шумана, а еще рассказывал о своей матери, такой талантливой и прекрасной, как подснежник. Ее звали Лавина и она была подобна стихии. Именно от нее Ураган перенял любовь к белому чаю, мистицизму и произведениям великих классиков. Тсунаеши же любил Гокудеру, поэтому играет «Лунную сонату», без нот и по памяти. Стиль Шигуре Соен Рю он точно так же может выполнить без меча, а еще знает, как драться тонфа и трезубцем, ловко стреляет и бросает гранаты. Все это — дань его возлюбленной семье. Их движения, привычки и маньеризмы навсегда останутся в его теле как частичка такого светлого и беззаботного прошлого. — Потрясающе, — голос Хаято немного хрипловат и он смотрит на брата своего Неба как на призрака. Лавина двигалась точно так же в такт музыке, как это делает Тсунаеши. Она точно так же грустно улыбалась и смотрела в никуда, при этом видя всё на свете. И эта странная привычка отсчитывать ритм левой ногой, из-за которой её ещё в начале карьеры порой поднимали насмех. Тсуна немного застенчиво улыбается и отводит взгляд куда угодно, лишь бы не смотреть на Ураган. Зеленые глаза блестят от непролитой боли, руки немного трясутся, как и тело — нехватка никотина и логических объяснений. Сейчас, как никогда раньше, Гокудера верит в перерождение и что перед ним сидит его мама. Изменившая пол и цвет волос, но оставшаяся такой же нежной, прекрасной и немного не от мира сего. — Простите, — Хаято удаляется из залы, а после и из своего дома, потому что прекрасно понимает, что ему нужно проветриться и успокоиться. Нельзя настолько резко реагировать на Тсунаеши, особенно в присутствии Неба. Акира может не так все понять и подумать, что его Хранитель какой-то извращенец, которых подозрительно много развелось в округе в последнее время. — Я сделал что-то не так? — Тсунаеши сверкает своими невозможными глазами и Акира искренне считает, что братик сейчас настолько расстроен, что расплачется. — Нет, конено же нет, просто Хаято кое-что вспомнил и ему нужно было срочно уйти, — никто не ведётся на эту ложь, но Тсуна притворяется, что верит, а аники от этого, кажется, лучше. — А сыграй еще что-нибудь? — Ямамото одобрительно, но аккуратно хлопает по плечу Савады-младшего и тот согласно кивает, одарив присутствующих немного застенчивой, но чертовски милой улыбкой. Гокудера еще сутки избегает всех, а потом просит Небо о личной встрече и объясняет свое поведение. Он говорит немного несвязно, перескакивая с темы на тему, но смысл Акира улавливает, поражаясь столь странному и немного пугающему совпадению. А потом добивает Хранителя тем, что рассказывает, как Тсунаеши обожает книжки по мистицизму и белый чай. Гокудера же начинает немного истерично хихикать, а потом умоляет своего босса о помощи. Хаято хочет проводить с Тсунаеши чуть больше времени, чтобы убедиться в том, что перерождение существует. Акира к идее относится немного скептически, но дает свое согласие. — Мне кажется, или Тсунаеши как-то странно на Гокудеру смотрит? — три недели и два дня спустя спрашивает Ямамото, неотрывно следя за пианистами. Савада немного заторможенно кивает, стараясь убедить себя в том, что ну бред все это и, вообще, перерождений не случается. Только вот Тсуна ведет себя так, будто бы знает все привычки Хаято уже давно и наизусть. Ураган же млеет и расплывается в лужицу, и следит за каждым движением Тсунаеши, подмечая сходства и различия, которые вызывают восторг. Мёртвое Небо же млеет от этих зеленых глаз, вечного присутствия запаха сигарет и звона браслетов на чужой-родной руке. Умом он понимает, что это не его Ураган. Поэтому не позволяет собственному пламени вырваться наружу, когда Хаято говорит или же делает что-то такое, что напоминает о Правой Руке, его преданности и заботе. — Он не Лавина, — спустя месяц говорит Гокудера, немного нервно мня сигарету в руках. На крыше школы немного прохладно, но никто не спешит спуститься в класс. Все внимательно смотрят на Хаято и его потерянность. — Но он ей пахнет. Двигается и играет, как она. Иногда говорит те же фразы, что и она. Улыбается, как она. Смотрит, как она. Но Тсунаеши все равно не Лавина, — даже Мукуро не смеет сейчас высмеивать своего товарища, прекрасно понимая, что тема родителей — это штука деликатная и совершенно точно неприкосновенная. — Я сошел с ума? — тихо интересуется парень, а Акира садится рядом и приобнимает друга за плечи. — Может, ты себя накручиваешь? — тихо предлагает Ямамото, а Гокудера даже не огрызается в ответ, ожидая продолжения. Ураган сейчас нихрена не понимает, поэтому готов выслушать даже этого бейсбольного идиота. — В плане, да, может, он немного чем-то на нее похож, как, например, вышло с музыкой и чаем, а остальное — ты сам выдумал, пытаясь свести две параллели. — Выдал желаемое за действительное? — хмыкает Ураган, прекрасно понимая, что Дождь может быть и прав. — Может, — предполагает Акира, стараясь вспомнить все привычки младшенького. — Тсуна не только белый, но и зеленый чай пьет. Любит виноградные конфеты и тирамису. Совершенно точно не есть свинину и говядину. Собирает мягкие игрушки и играет в старые видеоигры. Зачитывается детективами и подбирает всяких животных. — Глупо это, — фыркает Гокудера, но еще с неделю потом избегает Тсунаеши. Тсунаеши сверлит взглядом потолок, отсчитывая секунды, проведенные в одиночестве. Он хочет вернуться домой, туда, где похоронена его Семья и он сам. Ему кажется, что кто-то из богов его ненавидит, раз решил вот так вот отомстить, не дав воссоединиться со своими Хранителями. Проведенное с Хаято время только напомнило о пустоте внутри и боли, что разрывает душу. Тсуна чувствует себя каким-то неполноценным и бездушным чудовищем, живущем на автомате и непойми зачем. В голове все чаще появляются мысли о суициде. Но пока что он еще в силах их отогнать, пытаясь найти смысл жизни в маме и брате. Так длится до тех пор, пока Акира и Хранители не попадают в будущее. То, что брат дрался с Бьякураном Тсунаеши видит по глазам — сам таким же был. Знание и осознание это две разные вещи и именно последнее прилетело брату в голову копьём. Он увидел, что случится с миром, если этот чертов сладкоежка победит и это пугало. Настолько, что еще с несколько недель брат шарахается от каждого шороха и стука. Победить-то он победил, но вот осознание того, что мафия очень жестока теперь никогда не покинет его братца. Тсуна не хочет, чтобы добрый и хороший аники страдал, поэтому старается его растормошить и развеселить. И постепенно Небо выходит из своего оцепенения, делая жадный глоток воздуха. В глазах Акиры горит решимость и Тсунаеши старается скрыть свою счастливую улыбку — когда придет время брат станет великим Десятым и искоренит весь тот ужас, что поколениями творили другие. Тсунаеши кажется, что карма все же существует и, сделав доброе дело, ты получаешь по заслугам. Кавахира-сан приглашает его на порцию рамена и устраивает допрос с пристрастием. Тсуна отвечает честно, не видя смысла что-либо скрывать. Шаман не пугал его своей силой просто потому, что у того нет больше рычага давления на него. Мёртвое Небо отчаянно хочет умереть, хоть тому только недавно исполнилось пятнадцать. — Перерождение, значит, — последний из своего рода загадочно улыбается, а Тсуна чинно благодарит того за угощение. Шаман действительно потрясающе вкусно готовил. — А ты уверен, что твои Хранители не переродились вместе с тобой? — Саваде не смешно. Он смотрит на бессмертного загнанным волком, прекрасно понимая, что убить того не убьет, но вот морду начистит с удовольствием. — Я их не чувствую, — Мёртвое Небо истощено и гниёт изнутри. Еще с десяток лет и Тсунаеши рванет — шаман это прекрасно понимает. Таким сильным Небесам нельзя оставаться в одиночестве, а если учесть, что у мальчишки Хранители были Истинные, то хоть бы кто для стабилизации не подойдет. — Но это не значит, что их нет, — как и полагается Туману, Кавахира загадочен, а еще безумно скрытен. — Не давай мне надежду, шаман, — тихо просит Савада, грустно улыбаясь. — Ты ведь сам знаешь, какого это — жить с постоянным чувством утраты. Поэтому, прошу, не издевайся надо мной и лучше налей чего покрепче. Кавахира с удовольствием съязвил бы в ответ, будь это кто-то другой, но Тсунаеши не кто-то. Он чувствует ту же боль, что и бессмертное существо, хоть варится в этой агонии многим меньше. Поэтому шаман послушно наливает саке своему гостю и остаток вечера они проводят в абсолютной тишине, оплакивая боль друг друга. А наутро Савада просыпается в своей комнате без головной боли или же похмелья, но с деревянной шкатулкой в руках. Узорчатая и такая обычная, что Тсуна тут же понимает — такой больше нигде нет. Да и дерево, скорей всего, древнее и уже давно вымершее. А внутри нее на бархатной обивке лежит семь колец. Серебряные и совершенно обычные, без гравировок или же массивных камней. Они больше похожи на обручальные, а не на те, что проводят Пламя. «У меня надежды больше нет, а твоя еще жива. Прими их как подарок и стимул никогда не сдаваться». Тсунаеши с удовольствием бы сейчас посмеялся над жестокостью шамана, но вместо этого плачет, горько и навзрыд, прижимая к себе столь ценный подарок. Сентиментальность Кавахиры зашкаливала в этой простой записке на клочке бумаги, и Мёртвое Небо тихо шепчет слова благодарности бессмертному существу. Акира немного беспокоится за брата. С недавних пор тот начал вести себя странно. Даже страннее, чем когда у него только появились Хранители и Тсунаеши постоянно на них смотрел с толикой любопытства, интереса и беспокойства. Сейчас же Савада с удовольствием вернулся бы в те времена, когда братишка исподтишка следил за друзьями. Потому что то, что происходит сейчас — это просто уму не постижимо. Тсунаеши, немного меланхоличный и постоянно витающий в облаках, теперь больше походил на гончего пса. Постоянно куда-то исчезал, бегал по городу из одного конца в другой и порой вообще не приходил домой. Мама уверяла, что это просто подростковый возраст. Отец, наконец навестивший их, хохотал и объяснял все весной юных лет, а потом звал на рыбалку. А вот Акира понимал, что что-то случилось. Хранители, пронятые его паранойей, соглашались, что для Тсуны поведение было нетипичным. Они все вместе под одобрительные напутствия Реборна следили за младшим из семейства Савады, только так ничего и не нашли. — Он ни с кем не общается, не созванивается, но продолжает что-то искать, — Хаято немного нервно прикусывает ноготь. Ураган уже давно отошел от того инцидента с Лавиной-не-Лавиной и теперь просто беспокоился за брата Неба, а не за собственную перерожденную мать. — И ведь не понятно, что он ищет, — Ямамото хмурит брови и необычайно серьёзен. Тсунаеши ведет себя слишком беспечно, не обращая внимание ни на что на свете. — Тсунаеши экстремально странно себя ведет, — Акира не понимает, почему его друзья понимают, что что-то не так, а родили не обращают внимание на странное поведение одного из своих сыновей. — Это будет испытанием в стиле Вонголы. Ученик, ты обязан разгадать секрет брата! — Реборн пафосен, как и обычно, только вот небо отмахивается от малыша, сам прекрасно понимая, что в ближайшее время тайна должна быть раскрыта. — И вот тебе стимул — на территорию Намимори проникли наемные убийцы, чья мораль совершенно отрафирована и они могут взять в заложники Тсуну и маман, чтобы добраться до тебя. Тебе придется обезвредить их быстрее, чем они нападут. — Реборн! — Акира в ужасе. Сердце, кажется, пропустило удар, а тело покрывается холодной испариной. Малыш ведь обещал, что не втянет семью Неба в мафию и ее разборки! — А мне, пожалуй, пора в отпуск. Чаоссу. Вот так вот и случилось, что Акира и Хранители остались сами по себе. Репетитор-киллер исчез, прихватив с собой Бьянки, отец снова испарился хрен знает куда и когда, а по городу ходят вооруженные маньяки. Было совершенно точно не смешно. Конечно, Акира предполагал, что наемники не настоящие, а подставные, а все это лишь проверка на его лидерские качества. Только вот интуиция звенела в колокола, подогревая паранойю Неба. — Нужно срочно найти Тсунаеши, — Десятый сейчас настолько серьёзен и властен, что даже Кёя не смеет перечить зверьку. Все они знали об интуиции Неба и понимали, что приказывать он бы им не стал, не будь в этом надобности. — Акира? — Ямамото немного напуган ошалелым взглядом своего друга, его трясущимся рукам и выходящем из-под контроля пламенем. — Что-то случится с Тсуной. Что-то очень плохое, поэтому, пожалуйста, помогите мне найти его. Они ищут долго. Намимори хоть городок и небольшой, но прочесать его всего лишь шестерым людям достаточно сложно. Ламбо они решили оставить дома под присмотром мамы, справедливо решив, что от Грозы было бы больше пользы, если бы он под ногами не мешался. На третьем часу поиска Хибари пытается вызвонить своего заместителя и помощников из дисциплинарного комитета, но те не отвечают и Акира начинает нервничать еще сильнее. Интуиция ведет его на окраину города, где нет жилых домов и проезжающих машин. Хранители уже давно на готове, понимая, что такая тишина — это ненормально. И оказываются правыми, стоит только наткнуться на наемников-похитителей. — А я же говорил, что найдут, — странный и страшный мужик соврешенно точно принадлежит итальянским свободным наемникам. Опасения Акиры подтверждаются, стоит только найти нашивку со знаком убийц. Знания Реборна все же пригодились, однако небо не спешит начать себя мысленно хвалить. Все его внимание сосредоточено на бессознательном теле Тсуны. — Верни мне брата. Он не имеет никакого отношения к мафии и находится под защитой Омерты, — напарники мужика смеются лающим смехом, что напоминает гиен. — Насрать, — фыркает главарь. — Подумаешь, отсидим в тюрьме с десяток лет. Заплаченная нам сумма того стоит. — Отпустите его, — рычит Хаято, незаметно доставая динамит. Кидать его в них он не будет — есть вероятность навредить брату Неба, а вот подорвать парочку зарядов в стороне от ублюдков — прекрасное отвлечения их внимания. — Какие детки крутые, — фыркает напарник главаря и приставляет нож к горлу Тсунаеши. — Давайте проверим, сколько крови в теле этой милашки? Сердце стучит так, что еще немного и ребра выломает. Это не проверка и не подстава — Акира чувствует через интуицию, что наемники всерьёз и по-настоящему готовы их всех сейчас убить. — Ну же, чего застыл, засранец? Ничего не хочешь сказать, — грубая рука тянет Тсунаеши за волосы, заставляя заложника немного придти в себя. — Эй, просыпайся, крошка. Сейчас ты будешь наблюдать, как мы твоего братца убьем. Но не бойся, тебя мы в живых оставим. Хоть и пацан, но лицо у тебя симпатичное. Работорговцы много заплатят за такого красавца, особенно, если учесть твою родословную. — Не пропустите, только у нас вы сможете оттрахать потомка самого Первого Вонголы! — компания убийц смеется, а вот Десятому сейчас, ой, как не до шуток. Эти мудаки хотят продать его Тсу-куна в бордель? Серьёзно? — Есть, что сказать братику на прощание? — наемник заставляет пленника подняться на ноги и ведет немного вперед, чтобы наследник Вонголы мог разглядеть все синяки и шрамы, что они оставили, пока дожидались детишек-спасателей. Акира останавливает Хибари и Мукуро, что рвутся в бой. Эти мужики не просто наемники — в них так же ощущается Пламя. А это значит, что они куда опаснее, чем они думали изначально. Небо ни на секунду не сомневался в способностях Облака и Тумана, но лезть вот так на рожон он им не позволит. Нож у горла брата превращает Акиру в точно такого же заложника, связанного по рукам и ногам, без возможности пошевелиться или же отдать приказ. — Говори, сука, — мужик с силой прикладывает Тсуну о стену, заставляя того хрипло зашипеть от боли. — П… — Что ты там вякнул? Простите? Пожалуйста? Помогите? — главарь показательно наклоняется в сторону пленника, поднося руку к уху, чтобы расслышать получше. — Громче, малыш. А то твой братик не услышит. — Прорыв Точки Нуля. Акире кажется, что мир только что был расколот на две части. Где «до» его маленький и миленький братик прятался за его спиной в свой первый день в садике, а «после» Тсу-кун с хладнокровным выражением лица смотрит, как наемники умирают, нанизанные на кристально-чистый лед, как мясо на шампуры. — Что?.. — главарь хрипит и истекает кровью, удивленно смотря на торчащий из земли лед. Они ведь проверили все — младший брат наследника, как и его мать, не имели и капли Пламени в своих тщедушных тельцах. — Заслужил, сука, — фыркает Тсунаеши и хватает недавнего пленителя за волосы, заставляя посмотреть себе в глаза. — Радуйся, тварь, твоя никчёмная жизнь наконец обрела смысл. Ты станешь примером для всех, кто решит напасть на моего брата и семью. Понимаешь? Убийца как-то рассеянно смотрит вокруг, замечая спаленные к херам веревки, которыми они удерживали их будущий дополнительный заработок. Как-то нелепо это всё получилось. Плёвое дело же было, да и заказчик уверял, что все нормально пройдет. Реборна и Ядовитого Скорпиона выманили из города, а театральную группу, что должны были изображать из себя брутальных убийц, они убрали еще на въезде в город. Так почему всё пошло по пизде? Тсунаеши еще с минуту наблюдает за умирающим мужиком и понимает, что ничерта не чувствует. Ему не страшно было совершить первое убийство в этой реальности. Не мучала совесть и не хотелось блевануть из-за резкого запаха крови и стеклянных глаз трупов. Его сердце стучало ровно, даже на секунду не ускорившись из-за применения своей силы. А вот перед братом и его друзьями немного стыдно. — Прости, Аки, — Мёртвое Небо смущенно улыбается, будто бы сейчас его одежда не заляпана кровью своей и чужой. — В тебе есть Пламя, — Акира неотрывно следит за каждым вздохом своего братика, понемногу начинаясь сомневаться, где верх, а где низ. — Прости, — Тсуна немного нервно теребит край рубашки, отстранённо думая, что ее уже не отстирать и надо будет выбросить. — Ты — Небо, как и я, — Десятый позволяет брату подойти немного ближе, подмечая кроваточащие запястья. Мудаки слишком сильно затянули руки своему пленнику. Так ведь и всю циркуляцию крови можно было остановить. — Прости, — шепчет Савада, понимая, что теперь никогда не будет как прежде. — Ты людей убил, — парень кивает в сторону несостоявщихся убийц-похитителей-работоргвоцев. — Мне не стыдно. Они заслужили, — в противовес своим словаи Тсуна всё же не выдерживает и начинает плакать. — Я знаю, — Акира сжимает братика в объятиях, не зная, что будет дальше и как поступить. Тсуна, конечно, идиот, что скрывал свои способности от него, но и он не лучше — пудрить мозги такой лапочке было подобно греху. Вот карма и отвесила наследнику Вонголы такую оплеуху, что до сих пор в ушах звенело. Акира обрабатывает раны Тсунаеши аккуратно, боясь причинить боль. Хаято добровольно предложил свое место жительства как временное убежище для обоих Небес, прекрасно понимая, что Нану-сан удар хватит, если Тсунаеши появится дома весь в крови и ссадинах. После увиденного они все немного притихли. У Сасагавы и Такеши был культурологический шок — не каждый же день видишь, как на твоих глазах живые превращаются в мертвых. Сам Хаято, впрочем как и Мукуро с Хибари, к «казни» отнеслись немного легче. Ураган и Туман по причине того, что убивали уже раньше, а Облако и ядерный взрыв не прошибет на истерику. — Ты Небо, как и я, — наследник Вонголы поджимает губы, понимая, что шрамы с нежной кожи Тсу-куна не сойдут еще долго. — Другое, — Тсунаеши грустно улыбается, прекрасно понимая, что правда сейчас лучше любой лжи. — Мёртвое. На недоуменные взгляды бывший Десятый рассказывает о перерождении. О сначала непонимании, а потом и принятии своего положения. О том, что помнит свою прошлую жизнь ярко и отчётливо, во всех подробностях, из-за которых до сих пор плохо спит по ночам. О том, что эта способность никак не связана с поехавшим крышей Бьякураном. О том, что раньше носил титул Вонголы Дечимо, Неба Гармонии. О том, что не понимает, зачем ему дали второй шанс. О том, что для него это — очень жестокая шутка. — Савада Тсунаеши — Нео Примо Вонгола, Мёртвое и сошедшее с ума Небо, Кровавый Король, затмивший Рикардо своей жестокостью, — так пафосно, что блевать хочется, честное слово. И зачем ему столько титулов дали? Видимо, заняться нечем было этим Донам на своих собраниях. — Почему ты стал таким? — Тсуна любит своего брата, а Акира отвечает взаимностью. Он не набрасывается с угрозами и обвинениями, не винит в убийствах и не делает выводов, основываясь лишь на данные ему титулы. Понимает и принимает любым, и готов выслушать до самого конца. Замечательный брат, который станет прекрасным Десятым. — Так случается, когда Небо остается в одиночестве, — он помнит тот день, когда горе разорвало его душу, заставив гнить изнутри. — Я похоронил своего последнего Хранителя и смысла жить больше не было. Я убил всех и каждого, кто был причастен к их погибели. Прошёлся топором войны по всей Италии, задев соседствующие страны, но легче не стало. Я пил и принимал наркотики, стараясь забыться, но образы моей семьи не выходили из головы. Я работал как проклятый, старался изо всех сил, но внутри все замерзло. Занзас пытался помочь. Дино тоже. Только их Хранители были живы, а мои нет. Тсунаеши признаётся, что часто плакал, навещая их могилы. Подумывал о суициде, только вот не решался, боясь, что ребята обидятся. Молил всех богов, чтобы Хранителей вернули. Перерыл всю планету в поисках их перерожденных копий. — Занзас сказал, что я крышей поехал. Что они мертвы и не вернутся. Что перерождение — чушь и мне стоило заняться Вонголой, а не глупыми поисками, которые всегда приводят к кладбищу. А я ему за это руку сломал, а потом весь его запас бухла разбил в порыве ненависти ко всему миру, — Тсуна хихикает, вспоминая злого, как черт варийца и их драку, которую всем замком разнимали. — Связь с Хранителями настолько сильна? — Акира поражен чужим признанием и болью. — Да, — Мёртвое Небо улыбается настолько щемяще трогательно, что хочется плакать. — Я готов заключить сделку с самим Дьяволом и убивать младенцев десять лет подряд, если это позволит мне увидеть их хоть на пару минут. Я люблю их так, как никогда не любил своих родителей и невесту. Савада как-то пропускает тот момент, когда снова начинает плакать. Высказать все то, что накопилось за эти годы было подобно тому, что слон, наконец, поднял с его размазанного по полу телу одну из своих огромных ног. — Акира, мне больно, я так больше не могу, — брат прижимает к себе, нашептывая глупые нежности и обещания. Уверяя, что все будет хорошо, а Мёртвое Небо не верит. Как не верил Реборну, который клялся, что со временем будет лучше. Как не верил улыбке Юни, обещавшей, что все наладится. Как не верил Занзасу, что алкоголь помогает при душевных муках. — Это пытка, я точно где-то когда-то нагрешил. После их смерти они не попали в кольца Вонголы. Я пытался как проклятый их призвать, но не получалось. Они будто бы бросили меня, — ревёт Тсуна, все сильнее вжимаясь в такое сильное тело его брата. — Я задыхаюсь без них. Мне снятся их голоса и образы, и это мучает сильнее. — Тише, тише, Тсу-кун, все хорошо. Поплачь и станет легче, я обещаю. Аники тебя никогда бы не обманул. Мы найдем их, обещаю. Ты же веришь мне? Мёртвое Небо так и засыпает в объятьях Неба Гармонии, вслушиваясь в его тихий голос и наслаждаясь покачиванием из стороны в сторону. Наверное, ему должно быть стыдно за столь детское поведение, все же умер он уже в возрасте, и не должен размазывать слезы-сопли по чужим майкам. Но Тсуне было откровенно наплевать. Он наслаждался этими минутами покоя, когда воспаленное сознание наконец затыкалось. Даже его разорванные узы, кажется, перестали причинять боль. Было хорошо, и глупо не насладиться этим мгновением спокойствия. — Они немного походили на твоих. Звали так же, только они были другими, — они завтракают большой компанией все еще в доме Урагана. Хранителям и Акире стало интересно услышать о друзьях Тсуны и, честно признаться, он им был немного благодарен. Говорить о его семье было приятно всегда. — Мукуро больше времени потребовалось, чтобы начать мне доверять. Он вообще был похож на дикую кошку — куда захочет, туда и идет. А еще безумно любил меня пугать-совращать. Постоянно за спиной материализовался, шептал всякие пошлости на ухо и исчезал. Неловко было, особенно когда на собраниях с Альянсом был. Хаято его всегда за это недолюбливал и пытался подорвать. Кёя тоже не отставал, поэтому частенько они вместе за Туманом охотились, а тот постоянно или у меня в кабинете под столом прятался или у Ламбо в комнате. Такеши нравились сильно эти догонялки, а вот Рехей просил всех экстремально заткнуться и не мешать ему в подготовке к экзамену. Слушать о себе из чужих рассказов было немного странно. Тсуна это понял по их пораженным лицам и недоверию в глазах. Все же он сам бы струхнул, говори кто-то о параллельных Вселенных и мирах с такой радостью и ностальгией. — Простите, это странно, я знаю. Извините, если пугаю, — Тсунаеши немного грустно улыбается, заставив Гокудеру покраснеть, а Ямамото попросить рассказать о других них немного больше. — Что бы вы хотели знать? — все же говорить о своей прошлой жизни было немного неловко. — В каком возрасте ты стал Десятым? — Акира понял, что друзьям еще нужно немного времени, чтобы осмыслить все происходящее. — Когда мне было семнадцать, — Тсуна пожимает плечами, не обращая внимание на удивление брата. — Должен был принять пост Дона в двадцать один, но Девятый скоропостижно скончался и пришлось принимать бразды правления. Было немного сложно акклиматизироваться поначалу. Только-только школу закончил и тут стал во главе Королевской Семьи. Но мне помогали пару лет Реборн с Занзасом и Дино, а потом уже спрашивал их совета я достаточно редко. — Поверить не могу, что ты и этот варийский бугай сдружились, — Небо передергивает только от воспоминания о Конфликте Колец. — О Боже, нет, конечно! Мы терпеть друг друга не могли, — Тсуна задорно смеется, вспоминая все то, что уже никогда не случится, — Он меня мусором постоянно обзывал, а я его падалью и алкашом. Мы поместья друг друга постоянно крушили. Драки начинали, стоило только увидеть друг друга. Скуало язвил и говорил, что это у нас любовь такая, а Хаято у виска крутил и отвечал, что Акула себе последние мозги на задании отбил. Это не было дружбой, скорее, соперничеством, которое в будущем вытаскивало меня из клинической депрессии. Занзас был подобен красной тряпке матадора — указывал путь, когда совсем всё хреново было. — А мы были хорошими Хранителями? — Гокудера понимает, что те они не совсем теперешние они. Все же их Небом был другой человек и глупо было предполагать, что всё в их жизни сложится так же, как сложилось в параллельном мире. — Лучшими, — Тсунаеши прячет свою горькую улыбку за кружкой чая. — Сильнейшее поколение Хранителей, превзошедших по силе Первых и Аркобалено. Вам завидовали и вас же боялись. Некоторые уважали, некоторые пытались убить, некоторые переманить в свою Семью. А вы были непреклонны и стояли до самого конца рядом со мной. Мне не нужно было проверять вашу верность мне, а вам мою. Мы поклялись друг другу лишь единожды и были верны своим словам до самой смерти. Хаято и Такеши были его Правой и Левой Рукой соответствующе — один разрушал преграды на пути Семьи, другой подмывал их, а после топил врагов в своем спокойствии. Рехей был его сердцем, качающим кровь и дающим энергию; освещающим их путь, залечивающим урон Семьи. Ламбо стал ногами Десятого, позволяя им всем без страха принимать любой урон на себя, тем самым защищая других. Мукуро был его тенью, скрывая от всего мира их печали и горе, сводя с ума врага и союзника, подошедшего чуть ближе положенного; и беспощадно топил в своих иллюзиях тех, кто пытался навредить Семье. Кёя был душой и свободой Неба, показывающий, что это нормально иногда хотеть одиночества и множил их возможности на выживание в тысячи раз. А когда они все погибли Небо осталось ошметком самого себя без тени, души и конечностей, желающим поскорее подохнуть. — Мы были Семьей, которой вскоре станете вы. Не скажу, что жить в мафии будет легко и просто, часто будет казаться, что впереди лишь безпроглядная тьма и одиночество, только вам будет намного проще все пережить, если вы будете вместе, — Тсунаеши даже глаз не нужно напрягать, чтобы видеть чужую связь. Такая слабая по сравнению с его, но все еще живая. Мёртвое Небо немного завидует. — Нам, по крайней мере, было проще и легче пережить все, держась друг за друга. Тсунаеши всё же не выдерживает и кончиками пальцев прикасается к этим нитям связи, напитывая их собственным Пламенем и на секунду слышит мерный гул, обещающий всегда быть рядом и никогда не бросить. Их связь ощущалась практически так же, только вот они никогда не стеснялись кричать о привязанности к друг другу, поэтому их Пламя рвалось наружу, рвало глотки всем подряд и орало о свой значимости и бессмертии так громко, что у некоторых головы взрывались. — Простите, просто хотел почувствовать снова, — Акира как-то заторможенно кивает, неверяще смотря на брата. Тсунаеши, конечно, признался, что намного старше, чем его физическое тело, только вот он и не подозревал, что тот может не только видеть связь между Хранителями, но и прикасаться к ней. — Твое Пламя отдает холодом, — Рокудо неосознанно передеогивает плечами, будто бы пытаясь стряхнуть чужую силу. — Потому что я замерз, — Мёртвое Небо не только гниет, но еще и ледянеет. И Тсунаеши не понимает, от чего умрет в первую очередь — от отравления или обморожения.***
Они честно пытаются скрыть тайну Тсунаеши, но не получается. Емитсу и Реборн, впрочем как и Девятый, пребывают в шоке от полученной информации, а потом как-то резко собираются с мужеством и предлагают Тсуне на время каникул переехать в Италию, обещая полное содействие в поисках Хранителей. Акира встает в позу и требует поехать с братом, друзья его в этом решении поддерживают. А Тсунаеши благодарно сжимает руку брата, на секунду в глазах того становясь тем самым милым малышом, который любил забираться к нему в постель по ночам и с восторгом слушал сказки аники. Шутки с Мёртвым Небом заканчиваются весьма плохо — это понимают все в Вонголе, поэтому не ограничивают передвижение брата наследника и не выделяют охрану. Хранители Десятого и Реборн более, чем справлялись с ролью сопроводителей. А Тсунаеши искал. Постоянно выпускал свое пламя, бесконечными вспышками посылая то в пространство, стараясь уловить хоть какой-нибудь отголосок Семьи. Надежда, как говорится, умирает последней, а в кармане он носит кольца, подаренные древним шаманом. — Все будет хорошо, — обещает Акира, когда очередной день поисков заканчивается полным провалом. — Они ведь не могут материализоваться рядом за секунду. Не переживай, им просто нужно время, чтобы найти тебя. Мёртвое Небо в ответ неуверенно кивает, стараясь не думать о том, что семья его могла просто забыть, быть мертвыми или же вовсе не оказаться в этом мире. Но, с упорством ишака, он раз за разом призывал свои атрибуты, мысленно произнося все молитвы, которые знал. А по ночам Тсуна задыхался от боли и ревел от холода. Если все так продолжится, то он просто попросит себя устранить. Устраивать очередной кровавый поход Савада просто не хотел, прекрасно понимая, что в этом мире для его жестокости оправдания нет даже самого натянутого. — Тсу-кун, покушай, набирайся сил, — Акира предложил небольшой перерыв. Солнце сейчас было в зените, поэтому легкий обед и прохладные напитки были в самый раз. Савада вяло кивает головой и ковыряет вилкой в салате, стараясь отогнать мрачные мысли. Они в Италии уже чуть больше недели, а отклика как не было, так и нет. Аники старается приободрить, как только может, его Хранители тоже настроены весьма позитивно, только вот Тсунаеши не особо верит в счастливый конец. Пламя ревет в теле загнанным зверем, разорванные нити связи все больше причиняют боль и Небо откровенно устал. Он хочет уйти из этого сада, лечь в постель и больше никогда не просыпаться. — Эй, Тсуна, не вешай нос, всё… Мёртвое Небо не слышит чужой Дождь. Не принимает его помощь и совершенно точно не собирается слушать советов. Ему откровенно не до этого сейчас, потому что где-то на периферии сознания он почувствовал что-то родное. — Тсу-кун? — Акира неуверенно зовет брата, что только что подскочил с места так резко, будто бы того ужалили. — Солнце, — неверящи произносит он хриплым голосом и посылает волну Пламени во всех направлениях сразу. — Север. Моё Солнце приближается с Севера. Тсуна чуть ли не кричит от счастья и бежит в сторону ворот, вылавливает первого попавшегося охранника и отдает приказ о пропуске любого, кто к ним сейчас приближается. Мужчина пытается внушить подростку, что это плохая идея, только вот повинуется, стоит Советнику оказаться рядом. — Моё Солнце. Первый покинул и первым вернулся. Моё любимое Солнце, — Небо чуть ли не от радости сейчас прыгает и как никогда напоминает брату и отцу, что тому сейчас в этом мире всего лишь пятнадцать. Они ждут недолго — рев мотора слышен издалека и спустя пару минут на территорию поместья на всей скорости въезжает мотоцикл. Водитель глушит мотор и небрежно отбрасывает железного коня в сторону, на ходу снимая с себя шлем. Солнце оказался мужчиной лет тридцати с ярко-голубыми глазами и пепельным ежиком волос. Под два метра в длину и с широкими плечами он походил на грозного мордоворота. Акира даже немного напрягся, когда такая подозрительная и явно опасная личность не сводила взгляда с Тсунаеши, приближаясь к ним. — Небо, — выдыхает мужчина, с размаху падая на колени, прижимаясь головой к груди подростка. — Солнце, — Тсунаеши плачет, сворешенно не стесняясь и наплевав на все на свете. Солнце! Его Солнце! Погибший в двадцать три из-за этого чертового взрыва вместе со своей сестрой, когда те возвращались домой. Гранатомёт и неожиданная лобовая атака — Рехей просто не успел среагировать и они оба погибли. Его брат и невеста. Кажется, в ту ночь его так и не оставили наедине с собой, тупо боясь, что Савада покончит с собой от горя. Их хранили в закрытом гробу, а Дечимо все не переставал плакать. Предательскую мысль, что его в тот момент больше волновала потеря Хранителя, а не будущей жены, затмевает осознание того, что его обнимают такие родные руки, по которым он чертовски скучал. — Прости меня, я дурак и идиот, — умоляет Солнце, все сильнее вжимаясь в тело подростка. — Я херовый Хранитель — мне так много времени потребовалось, чтобы понять откуда идет твое Пламя. Я все это время пытался наскрести на билет до Японии, а как только собрал нужную сумму побоялся, что тебя там нет. Я каждый день молился, чтобы почувствовать хоть отголосок твоей силы, но его все не было и не было, и я с ума начал сходить. Прости меня, моё Небо. — Прощаю, — Савада смеется навзрыд, не прекращая ронять слезы облегчения. — Все прощаю. Что угодно натвори — прощу и никогда не упрекну. Моё возлюбленное Солнце, тебя отняли у меня первым, но ты снова со мной. — Моё возлюбленное Небо, я никогда больше не оставлю тебя, — клянётся мужчина, счастливо улыбаясь, когда из связь восстанавливается. Пламя Одинокого Солнца и Мёртвого Неба переплетается воедино и поет в унисон. Они наконец-то снова вместе. И это прекрасно. — Меня все ещё зовут Савада Тсунаеши, — Солнце целует руки подростка, наплевав на их разницу в возрасте. — Меня зовут Эрик Шварц, чистокровный немец и автомеханик по професии, — мужчина подхватывает своё любимое Небо на руки и кружит того, вслушиваясь в счатливый смех. — Я умирал без тебя, — в один голос признаются они друг другу, и закрепляют снова ожившую связь легким поцелуем. Акира с интересом наблюдает за братом и Эриком. Мужчина категорически отказывается выпускать своё Небо из рук. Тсунаеши, кажется, вообще наплевать на личное пространство. Он не прекращает гладить Солнце по рукам и груди, лицу, постоянно целует того в щеку и щебечет признания в любви. Советник как-то вяло реагирует на воркующих и удаляется из поля зрения, на прощание сказав Акире и его Хранителям, что эти двое в ближайшие часы друг от друга не отлипнут, поэтому им стоит закончить обед, не беспокоясь о сохранности Тсунаеши. Отцу наследник верит, да и зрелище немного смущает, поэтому они тактично удаляются из поля зрения этих двоих. Тсунаеши же взахлеб рассказывает обо всем на свете, прерываясь лишь на то, чтобы вздохнуть и поцеловать Солнце. Никого особо не удивляет, когда под вечер Шварц игнорирует предложенную комнату и хвостиком следует за своим Небом. Емитсу пытается заикнуться о том, что его сынок еще слишком ребенок, чтобы спать в одной кровати со взрослым мужчиной, но затыкается, стоит только Сонцу и Небу синхронно уставиться на Советника. Их взгляды обещают боль и смерть, если хоть кто-нибудь попытается их вновь разлучить. Мужчина в угрозу вникает и понимает, что больше никогда не будет вставать между Истинным Хранителем и его Небом. — Моё Небо, — Эрик чуть ли лужицей не растекается, стоит только Тсунаеши улыбнуться ему. Акира вяло смотрит на эту странную парочку, стараясь понять, это у всех атрибутов такое отношение к своим Небесам или этот индивид просто странным попался. Мужика вообще не смущает то, что Тсуна намного его младше и вообще по закону все что он сейчас видит — это педофилия. Блондин постоянно прикасается к брату, целует того, шепчет комплименты и заставляет глупо хихикать, и краснеть. — Хватит! Я не позволю совращать моего милого братика, — наследник пылает праведным гневом и готов драться с Эриком за честь брата, если потребуется. — Аники! Не он меня совращает, а я его! — Тсуна делает такое непрошибаемое лицо, что Акира как-то сдувается. — Моё Небо, как всегда обожает шутить над всеми, — Эрик хохочет и снова целует Саваду в щеку. — Помниться, тебя так Мукуро один раз достал, что ты его на целый месяц к Джессо сплавил. Вот смеху было, когда хохлатый уже через неделю начал умолять отозвать его домой. Видимо, Бьякуран его достал своими зефирками и всякого рода предложениями. — Я — самое коварное Небо на свете, — хохочет Тсунаеши, а потом, подмигнув брату, утаскивает своего Хранителя куда-то вглубь поместья, видимо желая остаться с тем наедине. Гроза приходит к нему в облике восьмилетней девочки-оборванки. Со спутанными черными волосами, лихорадочно блестящими темными глазами и в каких-то гнилых обносках. Тсунаеши наплевать на все это, поэтому он прижимает малышку к себе крепко-крепко, вдыхая этот терпкий запах гнили и понимает, что начинает медленно и верно оттаивать. Её зовут Франческа, она сбежала из семьи алкоголиков, только стоило почувствовать столь родное Пламя. Ей откровенно наплевать, что иногда она о себе говорит в мужском роде, Небо и Солнце это тоже не волнует. Семья её-его примет любым. Даже, если малышка вдруг захочет стать Черным Властелином и захватить весь мир — помогут и даже бровью не поведут. Эрик и Тсуна вместе отмывают Франческу от грязи и копоти. Вместе вычесывают колтуны из головы. Вместе ищут подходящую одежду, а после вместе бегают по саду друг за другом, играя в салочки. Советник стоит в стороне и пускает скупую мужскую слезу, глядя на семейное воссоединение. Акира же решает, что его братик всё же немного сумасшедший — он не выпускает Грозу из рук, кружит ее, подбрассывает вверх, целует руки и щечки, и клянётся во всем на свете. Девочка не уступает своему Небу в фанатичном отношении и мертвым грузом виснет у того на шее, щебечет бесконечные признания в любви и клянётся никогда больше не покидать своего обожаемого братика. Именно эту умиротворённую картину застает Занзас. Девятый связался с ним и попросил предоставить свои услуги по защите поместья, видимо, есть возможность нападения. Босс Варии совершенно не понимает, за каким хером старик снял охрану с постов и позволяет всяким и разным вступать на территорию Вонголы. Его все еще выбешивает факт того, что он проиграл Конфликт Колец, поэтому, заметив чертов мусор-Акиру, направляется сразу же в его сторону, чтобы прописать качественных пиздюлей. Но его останавливает громкий и счастливый смех. Длинноволосый мусор, что так похож на недо-Десятого бегает по саду босоногим и выглядит так, будто бы принял ударную дозу наркоты. Коварный план расцветает в голове тут же — если наследника ему трогать нельзя, то вот остальной мусор можно. — Не смей приближаться к моему Небу, мудак, — Занзас честно хренеет от того уровня ненависти, что сейчас исходит от маленькой девочки. — Пошла нахуй, мелкий мусор, — а в ответ получает ударную мощь Грозы. Мелкий мусор выстрелила в него из пальца зарядом Пламени всего лишь в сантиметре от головы. — Предупреждаю, тварь, я тебе так уебу, что Колыбель покажется отпуском. Свалил нахер отсюда. Вариец, не задумываясь, стреляет в маленькую девочку. Подобное отношение к себе он терпеть не намерен, особенно от мелкой оборванки. То, что у нее хватило смелости наехать на Яростное Небо еще не означает, что он будет умиляться и хлопать в ладошки. К тому же, этой маленькой твари откуда-то известен его позорный секрет. Акира еще после первой встречи с варийцем понял, что у того не все в порядке с головой. Небо, хоть и с примесью Урагана, не должно быть таким яростным и атаковать всё и всех бездумно. Но приемного сына Ноно, кажется, это не особо заботило — взбалмошный и эгоистичный, он поступал, как хочет того сам, а не так, как выгодно его Семье. Честно признаться, то именно это больше всего и пугало Саваду в мужчине. У Занзаса не было какого-то кодекса чести или же желания защитить своих подчиненных — он просто был постоянно зол из-за собственной глупости, которая привела к многолетнему сну и многочисленным шрамам. Может, Девятому все же стоило запихнуть приемыша в какой-нибудь санаторий с психиатрами, а не отпускать обратно в логово наемников? Тем не менее, даже несмотря на то, что ярость у Занзаса явно появилась не от хорошей жизни и счастливого детства, наследник не собирается прощать варийца за попытку убить одного из Хранителей его братика. — Занзас! — пламя Ярости было поглощено Мёртвым Небом еще до того, как наследник успел среагировать. — Ты напал на нее. На ту, что вернулась ко мне спустя все эти годы. Ты попытался лишить меня Грозы, — Тсунаеши явно сейчас в неадеквате. Он сжимает маленькое тельце своей Хранительницы в руках, пытаясь защитить от всего мира немного испуганного ребенка. — Ты хотел лишить меня связи, — Савада оказывается возле варийского босса буквально из ниоткуда. Его пламя давит на Занзаса так, что мужчина обессиленно падает на колени, с первозданным ужасом смотря на маленького и хрупкого мальчишку, что так похож на девочку. Его длинные волосы взметнулись ввысь от столь сильного выброса Пламени. Одна ладонь лежит на плече Занзаса, вторая — на его лице. Большой палец нежно проводит по шраму, пугая этой заботой сильнее, чем угрозами. Мужчина смотрит прямо в глаза парня и на периферии сознания всплывают слова старика о Мёртвом Небе, что находится сейчас под их защитой. Занзас знал мало что о них, но точно помнил, что их всегда сопровождали Истинные Хранители, ради которых тот был готов развязать войну мирового масштаба. Подобные люди были опасны и очень нестабильны. Они фанатично верили в то, что никогда не будут одни и постоянно находились в поиске Семьи. Однако Мёртвые Небеса были куда страшнее, когда начинали восстанавливать разорванные связи с Истинными. Пока не соберется полный комплект — они готовы на все на свете, лишь бы защитить уже имеющиеся атрибуты. И глядя сейчас в эти глаза, сверкающие янтарем и ненавистью, Занзас вдруг отчётливо вспомнил о собственной смертности и слабости. — Ты напал на Грозу, — Тсунаеши хохочет, а перед глазами всё еще стоит мертвое тело Ламбо. Ему еще и двадцати не исполнилось, когда его положили в гроб и зарыли под землей. Его маленький теленок, такой сильный и отважный, бледный, с посиневшими губами выглядел, как спящая принцесса и Тсуна все порывался обнять того, поцеловать, и оживить труп силой своей любви. Но Хаято и Такеши держали крепко, снова и снова повторяя, что Ламбо не проснется, он умер из-за отравления. Небо им не верил и кричал, что все это ложь и не правда. Он бился в агонии и истерике, умоляя богов сжалиться над их семьей и вернуть все так, как было. Но высшие силы не слушали, а хоронить детей было настолько неправильно, что Небо еще потом несколько суток не спал. — Тсуна! — Франческа и Эрик оттаскивают своего босса подальше от Заназаса, прекрасно понимая, что еще чуть-чуть и он сделает что-то такое, о чем позже, возможно, будет жалеть. — Небо, пожалуйста, успокойся, — умоляет Шварц, прижимаясь к тому со спины. — Со мной все хорошо, Небо. Посмотри на меня. Я цел и невредим. Твоя Гроза никогда тебя не покинет, — девочка прижимает свои ладошки к груди подростка, выпуская свое Пламя, в надежде хоть как-то успокоить и обнадежить. — Ты чуть не умерла, — Тсунаеши совершенно не мигает и говорит заторможенно, будто бы не понимая, где находится. — Не умерла, все в порядке, — Франческа плачет, прижимаясь к своему братику сильнее. — Всё хорошо. Я больше никогда не умру. Я больше никогда не покину тебя. Я — сильнейшая Гроза столетия. Ничто больше не проймет меня, Небо. Я клянусь тебе. — Если я потеряю вас еще раз — я не выдержу, — клянётся Мёртвое Небо, устало раслабляя тело, позволяя Хранителям окутать себя своими конечностями и Волей. — Я больше не смогу ждать так долго. — Мы знаем, Небо, — Эрик целует в висок, прижимая к себе еще сильнее. — Прости нас за то, что причинили столько боли. — Я причинил вам ее не меньше, — Тсунаеши горько усмехнулся, прекрасно понимая, что некоторым из них пришлось ждать воссоединения дольше него. И они чувствовали себя точно так же паршиво, как и он. Абсолютный абсолют, где любовь до гроба, больно так, что застрелиться хочется, в душе пусто и холодно, а по ночам ты зывываешь в такт собственной слабости и ничтожности, готовый принять и сделать, что угодно, чтобы снова оказаться связанным с Семьей. Занзас сторонится Тсунаеши. Этого ненормального ребенка давно надо было пустить в расход, но что-то подсказывает, что завалить его не получится, даже если вся армия Альянса пойдет на него стеной. Занзас опасается Тсунаеши. Его глаза частенько горят янтарем и сумасшествием. Мужчина теперь знает и понимает, что перед ним не просто какой-то подросток, а Бог Смерти, который без жалости и не задумываясь отнимет твою жизнь, даже не заметив мольбы и имени. Занзас ненавидит Тсунаеши. Эта мощь и Воля вызывают жжение в груди, заставляя завидовать черной завистью. Будь у него такая сила — никто и никогда бы больше не был для него указом. Занзас заворажен Тсунаеши. Он громко смеется и кружится в такт только ему слышной музыке. Смотрит на своих Истинных Хранителей, как на чудо света и любит их так громко и беззастенчиво, что вгоняет многих в краску. Занзас боготворит Тсунаеши. Его Пламя, такое чистое, отдающее могильным холодом, подчиняется любому капризу подростка. Ему не надо ни концентрироваться, ни использовать проводители — щелчок пальцев и он создает статуи поразительной красоты. Повел бровью и вот уже пруд в саду покрывается ледяной коркой, становясь катком, маленьким кусочком зимней сказки посреди жаркого климата. Занзас влюблен в Тсунаеши. Выпирающие косточки и хрупкость вызывают весьма определённые желания. Конечно, это глупо чувствовать похоть к тому, кто меньше чем день назад поставил тебя перед собой на колени и чуть не убил. Но, видимо, Яростное Небо скрытый мазохист, который хочет оставить засосы на этой белоснежной коже. — Травоядное, не смотри на моё Небо такими глазами. Дейвид Грин — чистокровный тридцатидвухлетний британец, являющийся преподователем философии в Кембриджском университете. У него высокий рост и волосы до плеч. Немного худощав и жилист, рыжеволосый и зеленоглазый, с задорными веснушками на лице и совершенно точно являющийся социопатом. Он появляется вечером следующего дня, склоняется в чинном поклоне перед Тсунаеши, целует того в щеку, ворошит волосы и извиняется за опоздание. Савада плачет, глупо улыбается и говорит, что Облако совершенно точно не опоздал и вообще его очень рады видеть. — Моё возлюбленное Небо, — шепчет мужчина, прижимается к подростку всем телом и растягивает губы в улыбке, чувствуя, как их Пламя синхронизирует. Дейвид, как и Эрик до этого, носит Саваду на руках из комнаты в комнату, пока другие Хранители ходят за ними хвостиком. Они позволяют временно монополизировать своего босса Облаку, прекрасно понимая, что сами себя вели точно так же. Тсунаеши же счастливо жмется к груди мужчины, жадно вдыхает новый-старый запах и совершенно точно не обращает внимание на взгляды варийского босса. А вот Хранители это замечают. Поэтому смыкаются перед Небом единым фронтом, не позволяя Яростному Небу подойти к подростку даже на метр. — Они такие ревнивые, — Тсунаеши влюбленно вздыхает, смотря на то, как Гроза, Облако и Солнце решили устроить Занзасу мордобой, втянув в это весь состав Варии и мимо проходящего Советника. — Тсу-кун, ты выглядишь намного лучше, — аники заботливо гладит младшенького по голове, радуясь, что тот вскоре больше никогда не будет страдать от душевных болей. — Они — это мы, но другие? — Гокудера с интересом наблюдает за движениями Дейвида, прекрасно понимая, что их Хибари дерётся точно в таком же стиле. — Да, моя Семья, возвращается ко мне, — Тсунаеши глупо хихикает и улетает на крыльях любви в обьятьх одного из восставших из мертвых, ловко уклоняясь от стилетов, меча, зонтика, кулаков и запалов Ярости. Тсунаеши перебирает пальцами рыжие волосы его Облака. Они все спят вместе, наплевав на тесноту кровати и недовольные взгляды многих. Эрик и Франческа прижимаются к нему со спины, а Дейвид спит лицом к нему, как до этого делал тысячи раз. Мёртвое Небо же заснуть просто не может. Его переполняют радость и энергия. Восстановленные нити связи гудят под кожей, заставляя глупо улыбаться и смахивать непрошенные, но счастливые слезы. — Моё Небо, закрывай глаза, — шепчет Дейвид, легконько целуя того в губы. — Мы будем вместе, когда проснемся. — Да, — Небо послушно притворяется спящим, все еще не веря в происходящее. Это будто был сон, такой желанный и реальный. Облако погиб из-за Грозы. Когда связь с подростком оборвалась, тогда еще Кёя просто оступился и погиб от пули в сердце. Можно было сказать, что они умерли в один день и практически одновременно, но из-за разницы во времени Хибари хоронили лишь на следущий день. Пожалуй, та неделя была одной из самых сложных для Неба, потерявшего Грозу и Облако — он уже просто физически не мог плакать. Так и стоял несколько часов перед надгробием Кёи и молчал, не реагируя ни на начавшийся дождь, ни на всхлипы рядом. Из семи их тогда осталось всего лишь четверо и чувство собственной скоропостижной смерти дышало им в затылки. Ураган и Туман приходят в поместье вместе, хоть и погибли с разницей в год. Хаято попал в плен, где Правую Руку Десятого пытали долго и с огоньком. Помощи тот просто не дождался — умер от болевого шока. Нео Примо Вонгола еще долго не мог сдвинуться с места, смотря на изуродованное тело своего возлюбленного Урагана. Месть была быстрой и безжалостной, но только вот на душе легче не стало. Мукуро же умер от руки сумасшедшего ученого, решившего отомстить за родственников из Эстранео. Тумана бы позабавило то, что кто дал ему жизнь — сам же её и лишил, только вот тот был мертв, а Савада смеяться совершенно не хотел. В крови его сумасбродного иллюзиониста был обнаружен препарат, заглушающий Пламя. — Меня теперь зовут Анжело, — Ураган оправдывает свое имя ангельским личиком, огромными, невинными голубыми глазами и телом двенадцатилетнего мальчика. На его шее крест и он пел в хоре при церкви, был воспитанником католического приюта для осиротевших детей и каждую ночь перед сном молил Бога, чтобы воссоединиться со своим Небом. — Кристофер, — Туман пафосно разводит руки в сторону, а потом делает реверанс, говоря, что ему семнадцать и его дорогие родители являются культистами, восхваляющими Дьявола. А еще они нарадоваться не могли их такому замечательному сыночку, который сверкал гетерохромией, пугая всех подряд кровово-красным левым глазом и совращая правым, в котором, кажется был заключен сам океан. Тсунаеши смеется абсолютному абсолюту, уходящему в крайности. Если вера, то внушенная с пеленок. Если родители, то фанатики. Если мировоззрение, то утопленное в крови. Небо принимает их, несмотря ни на что, любыми, поэтому ни Ураган, ни Туман никогда не стеснялись при нем спорить о своей новой религии. Это было забавно для всех них. Дождь приходит последним и во время урагана, заставляющего деревья гнуться, а окна дребезжать. Он, подобный стихии и коварному божеству, пробирается в поместье, не замеченный охраной, словно перетекая из стороны в сторону, и вовсе испаряясь, становясь огромной и холодной лужей. С его длинных, иссиня-черных волос капает вода прямо на дорогое покрытие обеденного зала. Его кожа напоминает лед, а глаза сталь. От его улыбки идут мурашки по спине, а за пазухой у него спрятан пистолет. — Моё возлюбенное Небо, я вернулся. Прости, что покинул тебя на столь продолжительный период времени, — Цао Мо целует его руки и губы, а их пламя переплетается в причудливом танце, заставляя остальных Хранителей ликовать и кричать. — Мы, наконец, все вместе, — Тсунаеши заправляет прядь волос Дождя тому за ухо, нежно проводит своей ладонью по застарелым шрамам на лице мужчины, видя самое прекрасное существо в этом мире, а не сорокалетнего мужчину, за плечами которого война, Триада и многочисленные трупы. Его Дождь погиб, когда Десятому еще и тридцати не исполнилось. Тсунаеши не знает, было ли это хорошо спланированной западней или сам мечник просто устал и сдался. Они держались за друг друга до последнего, но оба все чаще скатывались в апатию и депрессию. Ревели они тоже в унисон и замерзали от пустоты в душе одновременно. Когда Такеши погиб, Небо даже испытало не большое облегчение — он не хотел, чтобы его Хранитель страдал, искренне считая, что тот заслужил покой. Все же это было задачей Неба — защищать Семью до последнего вздоха и капли крови. Поэтому лучше уж горечь утраты и разорванные связи будут отравлять его одного, а не его возлюбленный Дождь. Тсунаеши делает жадный глоток воздуха и с удвоенной энергией перебирает клавиши фортепиано. Он мучал этот инструмент в прошлом так же, как и сейчас, только с одной разницей — желания покончить с собой больше не было. Подросток играет Шопена, улыбаясь Анжело, что так обожал «Fantaisie Impromptu» из-за своей резкости и одновременной нежности. Подобно Урагану, мелодия разрывает пространство, круша их одиночество и ночные страхи, заставляя чувствовать себя снова живыми. — Мёртвое Небо ожило, да здраствует Небо Перерожденных! — Кристофер хохочет от собственного пафоса и утаскивает Франческу в вальс, наплевав на нарастающую мелодию, двигаясь в один такт с их пульсирующей связью. Тсуна хохочет в ответ на выкрики его Семьи, ни на секунду не переставая играть. За окном бушует непогода и ему скоро нужно вернуться в Намиммори, чтобы сдать все экзамены экстерном — маму расстраивать не хотелось. А потом они исчезнут с лица этой земли, откровенно не желая связываться ни с мафией, ни с Вонголой. Акира, конечно, будет переживать за Тсу-куна, но он поймет и не будет возражать. Аники счастлив, что Тсунаеши больше не гниет изнутри. Ну, а пока они будут танцевать под нескончаемые произведения Шопена и украдкой прикасаться к кольцам на их безымянных пальцах, что пропитаны Пламенем и Временем утерянной Семьи Древнего Шамана.