Вредные особы

Шапокляк любит подстраивать гадости. Такова ее натура. Она на пенсии, может себе позволить любой каприз, который порадует ее душеньку. Терпеть не может вспоминать моменты своей молодости, когда приходилось изображать из себя благовоспитанную особу. Кажется, она всю свою жизнь ожидала старости, чтобы отрываться по полной. Не проходит и дня, чтобы ей не была перевернута мусорка или не изрисована стена какого-нибудь жилого дома. Госпожа Пьяная-Помятая глубоко несчастная старуха, потому что пожилой возраст является преградой в ее великих делах. Она тоже на пенсии, но при этом о своей молодости вспоминать любит, беда в том, что воспоминания ее преследуют всякий раз, когда она видит влюбленную пару, но те никогда не появляются, став попросту рефлексом. Перед глазами всякий раз красная пелена в такие моменты, а потом она уже плохо запоминает, что делает, но люди от нее бегут, как от прокаженной. Она уже не помнит, почему так делает, но свою старость она чтит и уважает, во всем придерживаясь мнения, что мир подчинен этикету и строгим моральным нормам. И, конечно же, больше всего на свете любит вязать. Каждая считает свою жизнь не очень-то и одинокой. У Шапокляк есть верная подруга Лариска, а Госпожа Пьяная-Помятая свято уверена, что каждый житель Новосельска уважает ее авторитет и прислушивается к ее мнению. Чудачат старушки… Впервые они сталкиваются на улице в парке. Шапокляк по привычке переворачивает мусорное ведро, вредно хихикая, а Госпожа Пьяная-Помятая, размахивая маленькой сумочкой, учит по голове какого-то местного пижона, что увлекся какой-то легкомысленной блондинкой. Шапокляк, услышав чье-то ворчание, разворачивается на звук, и ухмылка перекашивает ее лицо. Она с недоумением рассматривает пожилую даму, изъясняющуюся в самых просторечных выражениях о поведении молодых людей, а также вытянувшего руки вперед мужчину, что защищался от точечных ударов. С мыслью: «От такой не скрыться», Шапокляк дожидается момента, когда тот убегает от старушенции куда глаза глядят и, посмотрев на то, как старушенция еще пару раз скривила губы в отвращении, подходит поближе. — Неправильно вы досуг людям портите, — коварно улыбаясь, проронила Шапокляк. Старушенция тут же обернулась и, словно готовясь высказать еще пару ругательств, вновь подняла над головой сумочку, но, увидев говорившую, тут же изменилась в лице, нахмурилась и прижала ее к груди. — Я считаю недопустимым вести себя так на улице, — сверкнув злобным взглядом, проговорила та. Шапокляк прищурилась. — Так это как? Госпожа Пьяная-Помятая вытянулась. — Вы вроде тоже пожилой человек и должны знать какая сейчас распущенная молодежь. Вот в наше время… — Ой, — оборвала ее Шапокляк, вызывая удивление у говорившей. — Брось ты эту ерунду, ты просто любишь вредничать… Прям как я. Признавайся, тоже на пенсии? — Да что вы себе позволяете?! — вновь вскинув сумочку, возмутилась старушка. Шапокляк же не растерялась, быстро раскрыла свой ридикюль и сделал шаг назад. — Лариска, фас! К удивлению Пьяной-Помятой к ней подбежала ручная крыса и как-то злобно стала ее обнюхивать. Поджав губы и злобно сверкнув глазами, ей пришлось опустить свою сумочку. Шапокляк между тем вновь улыбнулась и, подмигнув, сказала: — Не умеешь ты жизнь портить, смотри, как надо. Госпожа-Пьяная Помятая задохнулась невысказанным возмущениями, но внимательно следила за действиями Шапокляк. Та же, воровато осмотревшись по сторонам, выцепила в толпе взглядом одного страдальца, который куда-то бежал. С ловкостью, которой не ожидаешь от столь пожилой дамы, Шапокляк вытащила из сумки банановую кожуру и кинула ее в точности под его ноги. Госпожа Пьяная-Помятая, как в замедленной съемке, увидела то, как этот человек растянулся на земле, схватившись за ушибленную голову. Потом перевела взгляд на Шапокляк — та стояла с ней рядом и, прикрыв рот ладонью, сдавленно хихикала. Пьяной-Помятой и самой хотелось улыбнуться, но она из последних сил сдержала себя. — Ну, видела? Классическое падение! Помятая, внимательно запоминая профиль этой странной особы, пару раз зажмурилась, а потом тряхнула головой, вспоминая про сумочку… — Моя крыска-Лариска начеку, если ты собираешься применять силу, — вдруг услышала она над самым ухом. Раскрыв глаза и судорожно вдохнув, увидев эти глаза с веселыми чертиками вблизи, она скривила губы и готовилась разразиться гневной речью о том, что такое поведение не одобряет и вообще это не соответствует ее почтенному возрасту, но не успела — та ее опередила: — Ты очень скучно развлекаешься, читать морали — это прошлый век. Нужно переходить к действиям сразу и, главное, так, чтобы тебя не заметили. У тебя есть потенциал. Помятая еще раз проморгалась, прежде чем сказать: — Я такого не понимаю. Так поступают школьники… — А почему бы на пенсии не вернуться в школьные годы? — спросила ее Шапокляк. — Ты какая-то зажатая, нужно тебе кое-что объяснить… С этими словами, не слушая никаких возражений, Шапокляк взяла Помятую за локоть и повела в сторону от веселящихся в выходной день людей. И, возможно, своим поступком спасла еще с десяток влюбленных пар. Они шли по аллее, говорила в основном Шапокляк, хвастаясь тем, что за эту неделю выкрутила с десяток лампочек в подъездах, а также объясняя, что мир точно уж создан не для хороших дел. Помятая была бескрайне удивлена такой речи и первые минуты поджимала губы, демонстрируя этим то, что направление беседы ей не очень нравится, правда, в рассказах Шапокляк проскальзывали и такие детали, что порой казались ей смешными, но она по-прежнему сдерживала себя. Как бы там ни было, разговор ее увлек, хотя в нем она практически не проронила ни слова. Последние слова Шапокляк она запомнила очень хорошо: «На пенсии надо развлекаться так, чтоб за всю жизнь отгулять». Оставив в мыслях сумбур, новая знакомая так и исчезла, ничего не пообещав напоследок. Помятая сравнивала ту со взрывом хлопушки, ей было не совсем понятно, откуда у нее столько энергии, не подозревая, что у самой энергии ничуть не меньше, ведь она каждый день находила повод выйти из дома, оправдываясь тем, что миру не хватает моральной чистоты и приличий в отношении проявления чувств… На протяжении недели она сталкивалась с этой особой практически каждый день и всегда в разных местах, иногда даже забывая о своей маленькой сумочке и вязании. Как прикованная, она наблюдала за тем, как Шапокляк подбрасывала тараканов в супы, разливала жидкости на полу, а также обрезала телефонные провода, всегда дожидаясь момента, когда кто-либо куда-то спешил. Влюбленные, которые ни раз сталкивались с Помятой, даже удивлялись, чего это бабушка так мешкает, несказанно радуясь тому, что могут незаметно сбежать из-под ее надзора. Всякий раз она поджимала губы, а замечая озорной взгляд, который Шапокляк редко бросала на нее, вздрагивала из-за непонятного чувства. Этот взгляд словно говорил: «Ну-ка, зацени. Уж точно веселее твоих нотаций!» В воскресенье Помятая не выдерживает и, замечая Шапокляк издали, тащащую какой-то дорожный знак под мышкой, направляется прямиком к ней. Она подходит к ней близко, со спины, но та не обращает на нее внимания. — Я учу молодых людей уму-разуму! Они позволяют себе слишком фривольное поведение. — Ага, — тянет, словно устало, Шапокляк, выкапывая небольшую ямку. Помятая хмурится и зло жует губы, пробует еще раз: — Моральный облик граждан гораздо важнее каких-то мелких пакостей! — Ага, — опять так же отзывается Шапокляк. Помятая чувствует, что закипает, она уже раскрывает рот, чтобы что-то произнести, но не успевает — Шапокляк быстро хватает ее за рукав и тянет в кусты. Не успев никак среагировать, она уже оказывается среди густой растительности. Помятая хмурится и уже готовится разразиться гневной тирадой, но Шапокляк толкает ее в бок и тихо говорит: «Смотри». В поле зрения появляются двое строителей, что тяжело дышат от быстрого бега и сдавленно чертыхаются, один из них со словами: «Куда побежала эта карга?!» оглядывается по сторонам, второй же, схватившись за колени, указывает куда-то пальцем. Как раз в сторону ямы, на которой лежит дорожный знак. Шапокляк радостно потирает ладоши, а Помятая напрягает зрение, забывая обо всем. Оба строителя, ковыляя, подходят к яме, с бранными словами вместе поднимают этот знак и тут. Взрыв. Их лица покрыты какой-то липкой жижей красного цвета. Шапокляк в этот момент давится от смеха. Снова раздается нецензурная брань. Помятая, не замечая на своем лице улыбку, поворачивается в сторону Шапокляк и молча ее рассматривает. Это веселье заразительно, через секунды она не замечает, как начинает смеяться. Шапокляк поворачивается к ней, снова демонстрируя озорных чертей в крохотных глазках. — Скажи, это весело? — тепло произносит она. Помятая пытается придать своему лицу серьезное выражение, но не выдерживает, сдается, задает вопрос: — За что ты так их? — Ну уж точно не за демонстративное проявление чувств, — продолжает смеяться Шапокляк. Прямо в этот же день они договариваются о том, чтобы встретиться на следующий день в каком-нибудь общественном месте. Шапокляк тут же обещает показать самое лучшее, что у нее есть в запасе пакостей, хвастаясь в этот раз трофейной рогаткой, отобранной у внука. Теперь уже Помятая не так часто хмурит брови и злословит, горбясь и доставая пряжу. Она наблюдает за действиями вредной старухи, ожидая того момента, когда та повернется к ней, подмигивая. Сама тоже не теряет сноровку. В один из моментов с особым рвением накидывается на какую-то рыжуху, что посмела обнять какого-то брюнета. Шапокляк издали замечает это с неким удивлением в глазах. Вечером, вновь начиная разговор, та говорит, что это «устаревшая и нудная выходка», а Помятая отмахивается и говорит, что та ничего в этом не понимает. Шапокляк просит объяснить, но Помятая, сурово хмуря брови, переводит разговор на то, откуда у Шапокляк такая послушная крыса. С этого момента начинается в жизни пенсионерок то, что можно назвать даже дружбой. Шапокляк, не понимая мотивов и смысла, веселится, когда видит как Помятая опускает кому-либо на голову свою сумочку, хваля изредка ее настойчивость и умение настоять на своем. Пьяная-Помятая же просто тайно восхищается фантазии Шапокляк, не понимая, как та выдумывает свои пакости. Они никогда не мешают друг другу заниматься своими делами, но вечером, обязательно вечером, сталкиваются и обсуждают то, что делали за день. Пьяная-Помятая раньше не особо вела учет того, скольких граждан она напугала своим злословием, с Шапокляк она узнала про эту систему и теперь делает маленькие отметины на ручке своей сумочки. У нее как будто восстанавливается память. Шапокляк же попросту повышает свой словарный запас, слушая нотации Помятой, придумывая еще более изощренные способы розыгрышей по телефону. Со временем их встречи становятся чем-то неотъемлемым от повседневного распорядка дел. Все же не так интересно совершать подвиги, если о них никто не услышит. Ни одна из них не узнавала, где живет другая, потому что вечером, в это волшебное время, они всякий раз договаривались, где будут собираться утром. И однажды Пьяная-Помятая наконец-то вспоминает, почему она так яро ненавидит влюбленные пары. Всего пара моментов проскальзывает в ее памяти: вот она сама, вот ее свадебное платье, а вот жених, что бежит от нее со всех ног. Она хмурится, забывая свое положение в пространстве, но находится в этот момент рядом с Шапокляк. Та внимательно рассматривает лицо подруги, по его выражению понимая, что происходит с Помятой, и тихо спрашивает: — Что, накатило? Помятая отвечает не сразу, злые слезы собираются в уголках глаз, она не сразу поднимает взгляд. А когда смотрит в лицо Шапокляк, то находит на нем сочувствие и просто кивает. — Ну, так далеко в воспоминания, наверное, окунаться не стоило, — положив ей руку на плечо и ободряюще улыбаясь, произносит Шапокляк. — Как себя чувствуешь? — Я чувствую себя старой и никому не нужной, — всхлипнув, произносит Помятая. Шапокляк пошире раскрывает глаза, она даже не размышляет о том, что это не в ее характере — кого-то утешать. Тут такой талант пропадает зазря! Из-за каких-то непрошенных воспоминаний и ошибок молодости! Она уверенно прислоняется губами ко лбу Помятой, после произнося: — Не прекращай быть вредной старухой. Тебе не идет быть другой… С кем я тогда буду делиться достижениями? Пьяная-Помятая задерживает взгляд на Шапокляк, чувствуя, как что-то ломается внутри нее, но перед глазами так и вспыхивают моменты веселого искреннего смеха, что был пережит ей в последние дни. Это держит ее в сознании, перечеркивая чувство досады. — Это значит, что ты меня не бросишь? — робко спрашивает она. — И не подумаю, — усмехнувшись, произносит Шапокляк, ни секунды не сомневаясь в своем ответе. Где еще найти такого же яростного борца за идею? Помятая какое-то время, еле дыша, рассматривает ее, не в силах оторвать взгляд. Сердце начинает стучать так, что ей кажется будто бы у нее аритмия и пора принять таблетки, но она замечает теплую улыбку подруги и тут же забывает об этом, списывая все на то, что ей почудилось. Шапокляк в этот момент крепко сжимает ее ладонь, восхищаясь провалам в памяти подруги и надеясь, что дело не дойдет до вызова скорой помощи. Через несколько минут, успокоившись и сморгнув, Помятая уже будничным тоном уточняет: — Значит, завтра, в девять? Шапокляк вновь озорно подмигивает, с удовольствием наблюдая за тем, как вечно опущенные вниз уголки губ Помятой тянутся вверх. — И без опозданий. Расходясь по домам, теперь каждая уверена, что старость — это только начало.