Шрам

Будучи человеком, задействованным в силовых структурах, и вместе с тем натурой довольно искренней и нетерпеливой, Мисаки Ята должен был выбирать из двух зол, перечисленных выше, так как эти качества несовместимы в принципе. И если с отражением на лице радостных эмоций со временем хоть как-то удалось справиться, то с нетерпением дела обстояли немного сложнее. Не раз участники «ХОМРА» хмурили брови, вытаскивая упорное юное создание из очередной передряги, вызванной неосторожным словом соперника. Ныне покойного соперника, но не суть. Все бы перетерлось в жерновах времени, излишняя возбудимость изошла бы на нет под воздействием будней, если бы не одно но, предавшее организацию. Со времен тех прекрасных дней, когда Фушими ещё стоял в одной упряжке с Суо, и доныне Сарухико должен… Нет. Просто обязан потрепать Мисаки нервы, задев два его самых больных места. Чего уж греха таить: Ята стеснялся своего роста, но больше – девчачьего имени (а тут ещё этот придурок взял моду сладко растягивать оное, выводя парня из душевного равновесия). В общем, после ухода Фушими в Скипетр 4, бар стал намного тише и… Спокойнее. Первые месяцы Мисаки подолгу сидел за барной стойкой, опустив голову на согнутый локоть, и монотонно мешал трубочкой воду в стакане. Изумо принципиально отказывался наливать несовершеннолетнему, как бы круто тот не отделывал местную гопоту. Ята всё не мог понять, почему Сарухико покинул дом и присоединился к врагу? Он так же не мог понять, почему плеер как будто специально переключался на грустные треки. Но с первой их встречи, как потенциальных врагов, Мисаки уяснил одно – о прошлом стоит забыть, как стоит забыть о безвредности бывшего друга по отношению к себе. Их первая стычка оставила на запястье скейтбордиста продолговатый шрам от острых клинков. Шрам ныл в особую непогоду, заставляя злиться до зубовного скрежета. Стоит ли говорить о том, что Ята с нетерпением ждал реванша и при случае отплачивал не менее звонкой монетой? В каждый удар, финт и отталкивание ногой от земли он вкладывал страшную злобу, а Сарухико как будто этого не замечал. - Ми~~~са~~~ки~~~, - опять этот противный протяжный подъеб и еще один камень в огород комплексов Яты. - Урррод, да я тебе твой же меч в глотку засуну! – Мисаки распаляется, и совершенно не замечает румянца на своих щеках. Как, собственно, и людей, с криками убегающих в разные стороны. - Ты чересчур агрессивный, - Фушими расслабленно опирается ножнами меча о бортик фонтана, улыбаясь хитрой полуулыбкой. Он почти вымотал соперника, которому требуется гораздо больше сил для атаки, - Никак не можешь удержать спокойствие на лице. Кажется, Мисаки сейчас прожжет дырку в нахальной роже лейтенанта. - Не могу сдерживаться перед мудаками! – рычит парень, делая стремительный рывок вперед. Офисная многоэтажка (где они в пылу уже успели распугать местный планктон разбитым окном) оказывается под боком как нельзя кстати. Сарухико исчезает за прозрачными дверьми, напоследок бросив зазывающий взгляд. Не в силах сопротивляться, Мисаки легко подкатывает ближе ко входу, продолжая глубоко дышать. В здании пахнет типографской краской и бумагой, гудят принтеры. Работают кондиционеры, обдавая вошедшего из жаркой летней улицы приятной прохладой. - Эй, ну где ты, придурок? Выходи, - Мисаки закидывает скейт на плечо, левую руку засунув в карман просторных штанов. - А я и не прячусь, - отвечает смеющийся голос из-за стеллажей с историей отчетов. Ята дергает плечом и с боевой мыслью «Прорвемся!» идёт к забитым полкам. Сару там не оказывается. - Козлина, – утробно шепчет парень, судорожно оглядываясь по сторонам. - Слушай, а тебя по ночам совесть не грызет? – спокойный и положительный голос смеется где-то в конце коридора. От такой наглости Мисаки впадает в ярость, и через пару мгновений ускоряет шаг. - Это меня она должна грызть?! А ты ничего не перепутал, парень? – в конце коридора снова никого не оказалось, и Ята уже готов поджечь здесь всё к чертовой бабушке, лишь бы Фушими не играл с ним в прятки. - Нет, Ми~са~ки~чан, не путаю. Разве забыл, что твой нынешний скейт мы купили, разделив цену напополам? – нет, ну это уже ни в какие рамки. Напоминать о таких мещанских мелочах посреди боя. Но Фушими ничего не делает просто так. Он выучил принципиального Мисаки ещё давно, и здесь, сейчас, в это время, ничего не изменилось. - Ты же со мной болтаешь не из-за финансового вопроса? – Ята мгновенно остывает, но оставляет наигранную агрессию в голосе. Нечего расслабляться. - Мисаки-чан, ну почему ты так боишься признать этот простой факт, - мда. Сложно разговаривать с человеком, когда не знаешь где он (а он о твоем местоположении осведомлен прекрасно.). Да ещё и доброжелательный, приятный голос заставляет красную ауру угасать с каждым словом… - Фушими, выходи. Не зли меня своими глупыми речами! Я не боюсь признать факт, что ты, мой дорогой, редкой породы урод, потому что предал дом. Так же я не боюсь признать факт, что если бы была возможность, то я с великим наслаждением размазал бы тебя по стене. Вот это я не боюсь признать! Выходи! – Ята чувствует, как нити управления ситуацией выскальзывают из его рук, когда из соседней довольно просторной коморки доносится смех. - Нет, ты боишься признать, что всё ещё скучаешь по мне, - Мисаки оторопело слушает ласковый голос и чувствует, как капелька пота течет по спине, - Ты всё ещё привязан ко мне, Мисаки-чан. И как бы ты не маскировал браслетом свой шрам, я уверен, что каждый день он напоминает тебе обо мне. И ты с грустью втыкаешь в стену пару минут, вспоминая всё хорошее и не очень… - Заткнись, идиот! – Сарухико нажал на самую больную точку. Так не поступают. Конечно же, осталась боль и обида, и желание вернуть, вместе с нежеланием видеть и понимать. Но, черт возьми, на такое не давят, если осталась хоть капля понимания. Он ускоряет шаг, но там, где слышался голос – теперь стена полуосвещенной комнаты. Шаги сзади заставляют обернуться. Фушими такой же, как всегда, только меч спрятан в ножны, и лицо - совершенно спокойное. Даже немного ласковое, что странно. Ята смотрит настороженно, сбавляя огненную ауру до конца. - Ты что, за мной наблюдал? – скейтбордист понимает, что это не лучшая фраза, сказанная в данном разговоре, но поздно. - Да у тебя на лице всё написано, - Сарухико хмыкает. Он смотрит на оппонента с пониманием явного превосходства. Мисаки же сжимает зубы до скрипа, кулаки до боли в костяшках и опускает взгляд. Он понимает, что сегодня безоговорочно проиграл за неимением козырных карт в рукаве. Фушими оказывается рядом и подходит на опасное расстояние. Его вид выражает полный контроль над ситуацией и это… Довольно страшно. В следующий миг руки Сару совершенно по-хозяйски прижимают к себе опешившего Мисаки, проскальзывают под кофту, водят холодными ладонями по спине, заставляя выгибаться против воли. А потом он целует – неожиданно, горячо, страстно. Кончики пальцев перебираются на горячую шею, стягивают и сгребают в кулак надоедливую шапку. Мисаки – растрепанному, удивленному, разгоряченному – только и остается, что испуганно вжиматься в белую стену и отводить взгляд. Слева – шкаф, справа – чей-то стол с кучей бумаг, а впереди – Фушими. Он чувствует себя загнанной мышью, у которой совершенно нет защиты перед ястребом. Сару горячо дышит между поцелуями, с каждым разом проникая всё сильнее, дальше, глубже. Заставляет прикрывать глаза и краснеть от стыда и удовольствия, которые, смешиваясь в одну гамму чувств, создают невиданные до этого впечатления. Но остатки разума бьют тревогу, заставляя упираться руками в грудь и шептать проклятия. - Перестань рыпаться, - только сейчас, когда Фушими смотрит исподлобья, Мисаки замечает в глубине его глаз едва различимую ярость. Сарухико вцепляется в рыжие волосы одной рукой, второй – снимает кофту завязанную вокруг бедер, и пробирается к чувствительному животу. Он наслаждается желанием сопротивляться, бегающим взглядом, румянцем на щеках, беспомощностью перед сокрушительной силой власти. Фушими медленно снимает с Яты наушники. Рывком бросает его на стол так, что тот прикладывается к столешнице затылком. Нависает сверху. Приподнимает за подбородок. И впивается губами в покрасневшие губы Мисаки. Он перманентно кусает, переходит на шею, играет с мочкой уха, отдаленно замечая слабые и тщетные попытки освободиться. Фушими приподнимает его за плечи, просовывая между ног колено, и заставляет смотреть в глаза. - Мисаки-чан, ты всегда был так слаб, - возбужденно шепчет Сару, когда его руки добираются до чувствительных сосков, - Думаешь, я никогда не замечал этих взглядов? Черта с два. Тебе никогда не везло с девчонками, и ты решил перейти на меня, - полурык-полувздох против воли вырывается из груди Яты, от чего он ещё больше злится. Он не хочет тешить эго Фушими, - На что ты надеялся, в очередной раз смотря на меня влажным взглядом? Или думаешь, что, пряча свой интерес за злостью и желанием вступить в схватку, я ничего не увижу? Яте было больно. Ещё никто так открыто не издевался над его чувствами, не получая после этого по щам. Но Сару был так близко, и Мисаки проклинал себя за слабость перед мягкой кожей, внезапной близостью, темными прядями, так некстати щекочущими щеку. Он хотел верить, что обидными словами мечник просто не хочет давать надежду. Что он так в действительности не думает. Да что угодно, только бы оправдать чувство неправильного обволакивающего горячего шоколада внизу живота. - Сегодня ты получишь то, о чем так долго мечтал. Захотел побыть подстилкой? О-о-о, спорю, ты не раз представлял меня в своих грязных фантазиях. Я прав? Что бы ни говорил Фушими, его ласки говорили обратное: легкие прикосновения, сменяющиеся цепкими, оставляющими после себя белый след ногтями приводили в ужас из-за понимания бесконтрольной власти этого человека над подростком. Сару легко поднял резинку штанов, скользнув под нейлоновую ткань рукой, и крепко обхватил член у основания. Послышался сдавленный всхлип, сопровождающийся нечленораздельным мычанием. Мечнику было приятно наблюдать за подавленным желанием Яты прекратить пытку. Он провел большим пальцем по покрасневшей щеке недавнего соперника, наслаждаясь борьбой противоречивых чувств, и замечая, как омут желания накрывает принципиально воздерживающегося Мисаки с головой, как погружает в пучину сладострастия и вожделения прижимающегося тела. Фушими ухмыльнулся. Рука начала двигаться вдоль члена - мучительно медленно, с любовью для Яты. Он хотел увидеть всю прелесть полностью искреннего Мисаки. Наверное, это был тот самый момент за долгие годы, когда Ята против разумного объяснения максимально открылся перед кем-либо. Фушими резким движением закинул его ноги себе нa плечи, продолжая мучительно медленно водить вдоль и стимулировать большим пальцем головку. Наградой ему были стыдливые стоны с блестящими, будто после бокала шампанского, глазами, разжигающие яркое пламя… Хотя, куда уж ярче. Двумя пальцами другой руки он резко вошел, выхватив болезненный вскрик, резко контрастирующий с жеманными предшественниками. - Ты же хочешь меня? Так скажи. Я сразу же посодействую. Будучи довольно неплохим психологом, Сару избавлял «ХОМРА» от многих проблем с врагами, но, оказавшись на другой стороне баррикад, это усложняло ситуацию. Фушими всегда ходил в любимчиках. Фушими не любил проигрывать. Также Фушими всегда занимал пост повыше, ближе к Королю, чтобы в случае чего опереться на влиятельного лидера. Но самое главное – Фушими всегда брал то, что хочет. Это негласное правило знало всё окружение, частенько закрывая глаза на прихоти сослуживца. Мисаки – это последняя непокоренная вершина, самая главная и значимая. - Зачем ты это делаешь? – впервые за долгое время отозвался Мисаки. Он хмурился, потому что чувствовал себя униженным. Никому не было позволено так обращаться с ним, но Сару… Этот мерзкий ублюдок! Если он сейчас развернется и уйдёт, Мисаки остановит его и будет умолять продолжить. И он об этом знает. - Тебе мало того, что я отдаюсь тебе молча? Хочешь еще больше унижения с моей стороны? - Я не заставляю тебя делать что-либо. Это исключительно твой выбор, Мисаки-чан. Фушими нагибается ещё ниже, влажными губами касаясь уха. - Это несложно – попросить. Одна фраза – и ты подо мной. Ята дергается, когда руки Сару делают ещё несколько настойчивых движений. Это звучит так грязно, что на секунду кулаки сжимаются в намерении разбить наглую морду напротив. Но этот взгляд, боже… Он выражает нечто большее, чем просто похоть. Тем временем, Фушими добавляет третий палец, но на этот раз Мисаки выдерживает. Он не кричит, не сыпет проклятия, на самом деле мечтая о продолжении. Он вспомнил то, что забылось за время разлуки. Его лучший друг всегда был непростым человеком с кучей странностей, что, в общем-то, и объединяло организацию. Но даже в самых обыденных мелочах прослеживалась одна особенность. Частенько он получал от Суо по мозгам из-за завышенного самомнения, и только Яте, который провел вместе с неугомонной обезьяной большую часть жизни, была известна причина такого поведения. Он так давно лелеял мысль о близости с Фушими, что сейчас, когда тело разрывает от дрожи из-за такой желанной близости, стоило многих сил собраться с мыслями, затмить полыхающую гордость и сказать то, чего от него ожидают: - Фушими, пожалуйста… - каждое слово дается Мисаки с большим трудом. Он негнущимися пальцами дотрагивается темных волос – почти интимное касание, и тихо продолжает, - Никогда не думал, что скажу это вслух, но я хочу, чтобы ты обладал мной, идиот. Мечник замер, на его лице растянулась довольная улыбка. Но если бы Ята не отвернулся, смущенный собственными словами, то он бы увидел в этих глазах помимо победного блеска еще что-то, что нельзя вложить в границы одного чувства. Не прошло и минуты, как Мисаки вскрикнул и закатил глаза от внезапной боли, которой до этого момента ему испытывать не доводилось. Он попытался замереть в одном положении, чтобы хоть как-то смягчить её, попытался даже отползти немного, но руки, опустившиеся на столешницу чуть выше его плеч, будто говорили: «Не смей сопротивляться». Мисаки всхлипнул и мысленно разразился отборным матом. Ну и что, что обещал, это же не отменяет жуткого жжения чуть ниже поясницы! А Фушими как будто не заметил этого, он продолжил вколачиваться в выгибающееся тело с завидным ритмом. Хомровец оставил надежды как-то изменить ситуацию, и поэтому просто пустил всё на самотек – сжал кулаки до белых костяшек, с силой зажмурил глаза и сцепил зубы, позволяя судорожным всхлипам вырываться из своей груди. Удовольствия это не приносило никакого, чего нельзя сказать о Фушими. Тот еще никогда не ощущал столько удовольствия от доминирования над кем-то. Он любил быстро, резко, полностью, получая истинный кайф от процесса, но в случае с Мисаки всё это ему быстро надоело. Хотя мечник сомневался – может ли такое надоесть вообще? Прикрывая глаза и тяжело дыша, он наклонился к подрагивающему Яте и уткнулся холодным носом в место между его шеей и плечом. Этот запах, он так заводит… Рыжий же не решается двигаться, чтобы не спугнуть неожиданное замедление. Так намного приятнее и меньше боли – он даже расслабился и неловко обнял Фушими, явно стесняясь своих чувств. В этой комнате ни для кого не секрет, что у него это первый секс и подросток пытается сделать его чуть более приятным и трогательным, чтобы было что холодными зимними вечерами вспоминать. Что-то подсказывало Яте, что адскую боль и издевательства вспоминать не очень приятно, а вот объятие – вполне. - Ну что за телячьи нежности? Не заставляй меня разочаровываться в тебе еще больше, - беззлобно, с улыбкой шепчет Сару и легонько кусает бывшего напарника за краешек уха. Мисаки на это только сильнее прижимается к нему. Выдыхает, когда очередной толчок, будто намеренно не приносит боли, только вспышки перед глазами и неожиданную сладость внизу живота. Фушими отстраняется и думает о том, что шея его внезапного любовника смотрелась бы симпатичнее, будь на ней пара-тройка багровых отметин. Прежде чем воплотить свою идею в жизнь, он страстно целует то самое запястье, на котором не так давно оставил кривой шрам. В ответ на это подросток стонет, но, скорее даже не от физического наслаждения, а от морального. Ухмыльнувшись, Сару вновь наклоняется, но не может себя заставить сделать засос, вместо этого проходясь по шее влажными поцелуями. Мисаки улыбается в перерыве между очередными стонами. Достигая полной власти и осознавая свои совсем не мирные методы, становиться мягким и благодарным, и ощетиниваться, если ожидания не оправлялись – это забытая особенность Сарухико. Именно поэтому он ушел к Мунакате, который более лоялен к сослуживцам. Суо же никогда и не перед кем не прогибался, молча демонстрируя стальной характер и выдержку, и это зубовным скрежетом отдавалось в сердце Фушими. Но сейчас, когда Ята позволял ему буквально всё, что тот пожелает, вразрез со своим норовистым характером, мечник был готов на многое, чтобы негласно (а может даже бессознательно) показать свою благодарность. - Фу… Ши… Ми… - задыхался выгибающийся навстречу Мисаки, когда рука его любовника снова резко поднялась вверх по члену, стараясь принести максимум удовольствия. Боль уже прошла, оставив после себя чуть заметные пульсации, но сейчас обоим было далеко не до них. Чей-то аккуратно исписанный отчет оказался в судорожно сжимающейся ладони Мисаки, когда наслаждение достигло апогея. Он выгнулся навстречу Фушими, выкрикивая что-то некультурное, но с положительным подтекстом. Сару потребовалось еще несколько сильных толчков, чтобы повалиться сверху на расслабившегося парня. - Это было… Круто, - еле ворочая языком, признался Ята. - Ну ещё бы, - хмыкнул мечник, - сказал бы ты что-то другое и я… - Всё-всё, я понял, - быстро заткнул его подросток, но через несколько секунд всё же спросил, - а ты вернешься в ХОМРУ? Сарухико прыснул от смеха и перекатился на стол рядом. - Только не говори, что ты отдался мне только из-за этого, - как-то не очень радужно ответил парень – чьи-то ключи неприятно давили в спину. Он поспешил их убрать и закинуть в дальний угол комнаты. - Ну-у-у, не только ради этого, - заискивающе ответил Мисаки, наконец более-менее отдышавшись. - И не мечтай. - Тупая обезьяна. - Что ты сказал?! - Нравишься ты мне, говорю, - подросток больно тыкает острым локтем Сару под ребра, на что тот хрипло смеется, - а любить врага как-то не… - Не что? - Сейчас ты должен был сказать, что я тоже тебе нравлюсь. - Ага, щас. - Но нравлюсь же? - Ну-у-у… - Что «н-у-у»? Взвешиваешь все за и против? - Что-то типа того. Минута молчания. - И что же ты надумал? - Больше нравишься, чем нет, глупый Мисаки. Ята на это что-то недовольно бурчит, на самом деле пребывая на грани счастья. Завтра они снова схлестнутся в жестоком бою, но теперь это хоть будет не взаправду. Война между кланами будет только разжигать огонь между ними. Последнее, что помнит Мисаки, перед тем, как вырубиться – руки, сгребающие его в кучку, и недовольное бормотание Фушими на счет Скипетра 4, который вот-вот должен прибыть.