You are formidable to me
Для меня ты потрясающий,
'Cause you seem to know it
Ведь ты, кажется, знаешь об этом
Formidable — Twenty One Pilots
По тротуару несся яркий, оранжевого цвета с черными молниями, скейтборд. Виляя между трещин и сорняков, колеса стучали по асфальту. Он мчался по улице, улыбаясь встречающимся прохожим, где каждый знал его добродушное лицо. Миссис Мейбл, как обычно, выгуливала свою толстую, как сарделька, таксу. Мистер Андерсон стриг газон, из-за чего повеяло свежим и приятным запахом свежескошенной травы. Встретившаяся знакомая почтальонша преклонного возраста по имени Матильда ущипнула его за щеку, как обычно делают бабушки или дальние родственники. Играющие на площадке дети задорно помахали ему рукой: когда появлялось свободное время, он резвился с ними в мяч и учил кататься на скейте. Погода на улице была солнечной и яркой. После прошедшего дождя все стало ярче — и тянущиеся вдоль дороги деревья, и зеленая трава вперемешку с высаженными цветами, и бежевые заборчики у домов. Словно кто-то включил этот мир на несколько значений ярче. Денки летел по тротуару с легкостью гонщика на ралли. Его полупустой рюкзак, напичканный диждеевским стаффом, удерживался на спине с помощью тонкой лямки. Оранжевые ленты, висящие на джоггерах, развивались на ветру. Светлые волосы лезли в глаза — Каминари зачесал их за ухо и надел наушники. Летящий парень был олицетворением летящей музыки — легкость этого дня была слишком сладкой для обычного утреннего вторника. До универа можно было спокойно дойти пешком минут за двадцать, на скейте в два раза меньше. Но Денки не был бы Денки, если бы не устраивал ежедневные заезды каскадеров, выполняя сложные трюки на лестнице, перепрыгивая через препятствия в виде камней и веток и переворачивая скейт, как это делают профессиональные скейтбордисты. До профи ему далековато — но цель на то и цель, чтобы лететь к ней через препятствия, ссадины и ушибы. Поэтому путь Денки до универа занимает порядка получаса. Остановившись у пешеходной дорожки, которая вела к главному входу, Денки подкинул скейт, взял в руки и положил в рюкзак, место было предостаточно. Оглядываясь вокруг, не видны ли знакомые лица, Каминари зашагал ко входу, подпевая ритмичной мелодии. — Очако, привет! — увидев подругу, Денки задорно помахал ей рукой. Девушка стояла около своего шкафчика, пытаясь сложить несколько учебников и тетрадей в небольшую сумку, что давалось ей с трудом. Очако поздоровалась с ним и потерпела поражение в борьбе знаний и красоты — учебники придется нести в руках. — Как делишки? — Сегодня у меня пары до глубокой ночи, — пропыхтела шатенка, устало опуская плечи. — А так день хорошо начинался! — Тебе не обязательно идти на все, — засмеявшись над нелепым выражением лица подруги, ответил Денки, прислоняясь в шкафчикам. Его хранилище находилось по соседству со шкафчиком Очако, но парень даже не попытался открыть его и взять необходимые конспекты к паре — у него их просто-напросто не было. — Пошли сегодня прогуляемся! Погода зашибись — в сквере неподалеку открыли скейт-площадку, я тебе такие виражи покажу! — Прости, Денни, но я и так пропустила слишком много, — виновато протянула Очако, закрывая свой шкафчик. Конструкция в ее руках из учебников, журналов и сумки выглядела неустойчиво, Денки молча потянулся за книжками, помогая подруге. — Айзава с меня просто шкуру снимет. Если я не сдам его предмет, мне крышка. — Да ладно тебе, — легкомысленность Денки заражала окружающих. Как с таким отношением к учебе он дошел до последнего курса, остается загадкой. — Ты же в студсовете, преподы закрывают глаза на пропуски для таких, как вы. — Боюсь тебя разочаровать, но как раз наоборот, — хохотнула Очако, расслабляясь. Ее прежнее напряжение слетело как пробка из бутылки — манипуляция Денки прошла успешно. Но не до конца реализовалась. — На студсовет зырят с особой опаской. Для преподавателей мы, якобы, ничем не заняты, сидим в своей каморке и рисуем плакаты. — А что, это не правда? — саркастично спросил Денки, изогнув бровь. Урарака надула щеки, как обычно бывает, когда девушка включает обиженку. — Частично правда, но нет! — Очако скрестила руки и нахохлилась сильнее. В такие моменты Денки сравнивал ее с курочкой на жердочке, о чем непременно высказывался вслух. — Еще мы там организовываем мероприятия для студентов, пишем новости, ведем соцсети и посты в интернете и популяризируем научную деятельность! Это отнимает столько сил и времени, — устало выдыхает девушка. — Еще и в группе поддержки состою — на учебу времени совсем не остается. — Так уйди откуда-нибудь, время и появится. — Хотелось бы, но, к сожалению, мне в этих местах слишком нравится. К тому же, если я уйду из поддержки, будет недобор, ведь Тсую там больше нет… Глаза девушки погрустнели. Денки не дал ей возможности впадать в печаль. Шутливо толкнув в плечо, он произнес: — Ты сама выдумываешь себе проблемы, Очако. Поэтому и устаешь — надо расслабиться. Пошли гулять. — Если тебе так хочется гулять, — Очако улыбнулась, забыв свою мимолетную грусть. — то почему бы тебе не предложить это Кири? Думаю, он точно согласится. — Не знаю… — голос Денки потерял свою живучесть. Урарака сразу это заприметила: остановившись, она со смятением посмотрела на друга. Каминари отвел взгляд и неопределенно вздернул плечами. — Такое чувство, что Эйджи меня сторонится. — Почему? — нахмурилась Очако, не понимая, как такое могло произойти и в какой момент. Каминари продолжил: — На днях мы поцапались с ним, наверное, впервые за столько времени. Когда Эйджи позвал меня к себе в гости на ужин, я обрадовался. Он хотел рассказать о нас своему отцу — ты знаешь его отца, он тот еще жесткий дядька. Поэтому изначально эта история для меня казалась стремной. Каминари поднял глаза, переживая, не находится ли в поле зрения знакомая красная макушка. К счастью или разочарованию, никаких красных волос он не заприметил. Очако стояла напротив него, готовая выслушать его. А для него высказаться подруге было необходимо: Денки совершенно не любил держать эмоции в себе. — И когда Эйджи об этом рассказал… не знаю, мне стало страшно. Понятное дело, что его отец эту правду не принял, — грустно сказал Денки. Очако, приблизившись, погладила его по плечу, поддерживая чем могла. — И теперь не знаю, что происходит у них дома. Как подумаю, что отец может с ним сделать… поэтому я жалею, что мы все рассказали. Надо было потерпеть еще немного или не говорить совсем. Его отец, конечно, ожидал видеть со своим сыном красивую девушку, а тут заявился я… Денки испустил невеселый смешок. — Не вини себя! — произнесла с чувством Очако, пытаясь привести друга в чувство, как он сделал это для нее ранее. — Вы все сделали правильно! Рано или поздно, но сделать это нужно было, и чем скорее, тем лучше. Его отец смирится с этим, поверь. — А вдруг Эйджи сомневается? Вдруг считает, что зря мы все это начали… — в глазах парня промелькнул заметный страх. — Это же Кири, самый добродушный человек на свете, — улыбнулась шатенка, не поверив, что Киришима в силах лгать своим же чувствам. — Он любит тебя и не станет идти на поводу у своего отца. — Сегодня он даже трубку не брал, — огорченно продолжил Денки. — И не отвечал на мои мемы — а обычно он сразу прочитывает! И дома его сегодня не было — он меня избегает? Очако, выслушав его переживания, не ответила, задумавшись. Каминари подумал по ее реакции, что его слова могут оказаться правдой. — Я думаю, что Кири нужно время, чтобы прийти в себя, — поразмыслив некоторое время, ответила шатенка. Денки внимательно впитывал каждое ее слово, как на приеме у психолога. — Сам подумай: собственный отец не принимает его таким, какой он есть. Но не думай, что ты в этом как-то виноват — может, из-за своей горячности он не хочет сказать чего лишнего и обидеть тебя. Просто… оставь его наедине с собой некоторое время. — Думаешь? — с надеждой спросил Денки. Очако кивнула, уверенная в своих словах как никто. — Я знаю. — Блин, спасибо тебе, я… — заместо напряженности на лице парня появилась привычная легкая улыбка. Очако была сильно рада возвращению своего улыбчивого друга. — Я как будто груз с плечей скинул! Конечно, я буду скучать по его мордашке некоторое время, но надеюсь, он быстро придет в себя! Интересно, откуда ты умеешь так размышлять — тебя кто-то научил? — Можно и так сказать, — уклончиво ответила шатенка. Ее глаза грустно улыбались. — За все то время, что я провела с Тсую, я многого у нее научилась. В первую очередь — чувствовать окружающих. И проводить логические линии в действиях. — Оу, извини, — стремительно затараторил Денки, понимая, что затронул не самую приятную тему. — Не стоило мне такое говорить… — Нет, нет, стоило, — уверила его Урарака, в поддерживающем жесте сжав его руку. — Я должна принять это должным образом. Жизнь идет дальше, и я счастлива, что продолжаю идти эту жизнь вместе с вами. — Перестань, я сейчас заплачу. — Денни, я знаю, что ты сентиментальный, но не настолько! — После такой эмоциональной разгрузки нам точно необходимо проветриться. Очако, идем же! Я куплю тебе твой любимый кекс. — Как ты умеешь завлекать, Денни! Ладно, пошли. ***I'm just worried my loyalty will bore you
Я просто беспокоюсь, что моя привязанность утомит тебя
Монома, устроив подбородок на ладонях согнутых рук, переводил требовательный взгляд с одного на другую: Киришима, придерживая пачку льда на затылке, напряженно смотрел в окно. Мина, откинувшись на спинку стула, рассматривала свои ногти. Как провинившиеся подростки, сидели за столом, ожидая выговора родителя. Нейто ожидал, когда кто-то проговорится первым и выдаст правду. Но эти упрямцы были слишком настойчивы, и Мономе, к своему великому разочарованию, пришлось взять слово: — Мне кто-нибудь объяснит, что происходило? — выразительно и упорно Нейто впился глазами на красного Киришиму. Но ответила на его выпад, к удивлению, Мина. — Нейто, тебе повторить еще раз? — девушка выливала раздражение, но этим ходом блондина не пронять. — Сецуна раскидала игрушки, я упала, облила его, — Мина провела рукой вверх-вниз рядом с Киришимой. — и теперь он травмирован на всю жизнь. — Я надеюсь, что это просто шишка, Мина, иначе ты говоришь очень страшно, — невесело хмыкнув, ответил Эйджиро. Эта версия Моному не устроило — Мина это определенно заметила, но отвечать по-другому не собиралась. Эта упрямая бестия всегда будет делать только то, что захочет. В этом смысле уживаться с девушкой не представляется возможным. Но Монома пока еще жив, но не цел. — Ты ослепла в тот момент? — Почему это сразу ослепла? — выпрямив спину, Ашидо приняла боевую стойку в словесной борьбе с фиктивным мужем. — Может, я хотела повеселиться с красивым мужчиной, пока тебя не было? Киришима закашлялся от воздуха от такой вульгарности. Монома принял ее вызов. — Написала бы смс-ку, я пришел позднее, — сощурился Нейто. — Даже так? — губы Мины искривились в ухмылке. Она прислонилась к столу, скрестив руки таким образом, чтобы ее открытый вид на вырез видел даже сосед в окно. Монома смотрел в черные глаза. — Ты меня совсем не ревнуешь? — И никогда не ревновал, дорогая, — протянул Нейто последнее слово так сладко, что у Мины задергался один глаз. — Я доверяю тебе выбор мужчин. Не думал только, что ты пойдешь по занятым личностям. — А ты, получается, любишь такое, Монома? Может, посмотрел бы на нас, как правильно все делать. — Ребята, я тут… — пытался прекратить их перепалку Киришима, но его никто не слышал. — Я все знаю в совершенстве. Жаль, что ты еще этим не воспользовалась. — Думаю, другие девушки были от тебя в восторге. К сожалению, не видела пока ни одну из счастливиц. Познакомишь? — А вот ты уже ревнуешь. — Я не ревную! — Ревнуешь. — Было бы что ревновать! — Ребята, я лучше пойду… — Эйджиро не хотел быть крайним в недо-семейной перепалке, но его отступление прервали два прозвучавших одновременно голоса: — Сядь! — Ладно, — смиренно согласился Киришима, приняв свою участь. — Ты неподражаема красива, Мина, и такая же неподражаемо однобокая. Перенесем наш разговор на более поздний срок, когда ты наберешь необходимое количество фраз… — Ты ретировался, значит, я победила! — ответила Мина, невероятно гордясь собой. Монома хищно улыбнулся, и тогда девушка поняла, что еще ничего не закончено. — Дорогая, при всем моем глубоком уважении и любви к тебе, закрой рот. Давайте лучше поговорим по существу с вами обоими, — грозный взгляд Мономы воззрился на Киришиму, задумчиво обводя его фигуру. Словно сыщик-детектив, поймавший свою жертву на самой нелепейшей ошибке в его жизни. — Я заметил, что Мина сегодня плакала, и ты, Киришима, знаешь об этом или, вернее, причастен. Расскажи свою версию, и я ее выслушаю. Удивившись такой зоркости, Киришима поднял глаза на такую же недоумевающую Мину. Он не знал, как правильно озвучить свои мысли: они запутались в такой комковатый клубок, не блещущий адекватностью. Понимая, что нужного ответа он не дождется, Монома обратил свое внимание на стушевавшуюся девушку. — Это как-то связано с Мирио? Ашидо подняла глаза и задержала дыхание. По ее движениям было ясно, что Монома оказался прав — утвердительно кивнув, он не думал, что правда будет такой. — Если Мина плачет, то это как-то связано либо с Мидорией, либо с Мирио. И при вероятности пятьдесят на пятьдесят выиграл второй вариант. — Монома, пожалуйста, обойдемся без занудства, — проговорила Мина, вперившись взглядом в Киришиму. Тот молчаливо сидел на месте, лед постепенно таял, каплями спадая на шею. Грязная от пятен кофе майка уже высохла, но раздеваться в такой обстановке парень не собирался. — Да, Мирио. Да, я была в универе, одна. Да, он ко мне пристал. — Надо было преподать ему урок сразу, как я его увидел, — сжав свободную руку в кулак, сказал Киришима. — Мина, ты бываешь такой дурехой, и частенько… — Сегодня что, день оскорбления Ашидо Мины? Да, знаю, что поступила по-идиотски! Но это случилось, уж простите. Глаза Мономы смягчились. Встав со своего места, парень принялся шагами мерить кухню. Мина и Эйджиро тайком наблюдали за ним. — Эти несколько дней я посвятил поиску информации касательно Мирио, и некоторое я смог раздобыть… — И что же? — нетерпеливо спросил Киришима, понимая, что втянут в борьбу с Мирио по уши. — После выпуска из Юуэй Мирио переехал в Лос-Анджелес в дом тетушки, о чем мы уже знаем, — издалека начал Монома. Голос его звучал серьезно. — Он работал в юридической конторе своего знакомого, некоего Амаджики. В свободное время посещал фитнес-клуб и играл в футбол в местной команде. Казалось бы, почему не в лиге, с его талантом и способностями? Тебе это не кажется странным, Киришима? — Да, это не вяжется с Мирио, — подтвердил его догадку красноволосый. — Еще обучаясь в нашем университете, на Мирио поступало с дюжину запросов в крупные футбольные команды, даже приглашали в Вашингтон… — Вот и я об этом, — согласился Монома, радуясь, что Киришима понял, куда он ведет мысль. — И тогда я позвонил в юридическую контору — среднего размера организация, имеет несколько филиалов в Калифорнии. Уточнил по поводу Мирио — мне сказали, что он давно у них не работает. Подав заявление, словно растворился… — Может, он связался с плохими людьми? — втянулась Мина. — Ну, как с Бакуго? Был в какой-нибудь банде, творил нелегальщину, и об этом узнали и заставили уволиться. — Об этом нельзя сказать с уверенностью, нет улик, — помотал головой блондин. Пригладив бежевый свитер, машинально убирал ворсинки с одежды и приглаживая классические черные брюки. — Футбольная команда, в которой играл Мирио, состоит из любителей, которые проводят еженедельные игры ради развлечений, а не в целях стать профессиональной сборной. Поискал по базам налоговых органов — никаких штрафов или долгов с большой суммой я не увидел. Хотя одно меня определенно зацепило… Монома, остановившись перед Миной и Эйджиро, замолчал, наблюдая за их реакцией от произнесенных слов. Оба выглядели напряженно — их волновала эта история, а точнее причины, по которым Мирио ни с того ни с сего заявился в их небольшой городок. — Ежемесячно с его счета уходила одинаковая сумма, — сказал Монома спустя некоторое время, пока его слушатели переварят слова. — Полторы тысячи долларов на счет человека. Я пробил счет получателя — им оказалась некая девушка, Яойрозу Момо. Мина, ты знаешь ее? — Впервые слышу, — тихо ответила розоволосая, нахмурившись. Киришима ответил так же. — Я предлагаю разыскать эту девушку и расспросить ее насчет Мирио. — Я с тобой! — с непонятным для блондина рвением воскликнул Киришима. — Киришима, какой тебе резон влезать во все это? — спросил Монома с некой подозрительностью. — Не только Мине Мирио причинил вред, — с сочувствием бросив взгляд на девушку, в красных глазах блистала решительность. — К тому же, если что-то случится, я смогу тебя защитить. — Защитить меня? От девушки? Как грубо, Киришима, я не настолько слабый. — Я не это имел в виду… — Нет уж, Нейто, пусть Кири идет с тобой. Так безопаснее. — Вы так сомневаетесь в моей силе? А кто тебя защищать будет? Ты же снова полезешь на рожон, а Мидорию корила из-за этого. — Обещаю, что не полезу. — Я не верю обещаниям женщин. Они такие легкомысленные… — Монома, закрой рот! ***Yeah, yeah, yeah, I can die with you
Да, да, да, я могу умереть с тобой
Just let me know
Просто дай мне знать…
Когда Шинсо вздернул край желтой ленты, Шото понимал, что им наступит пиздец. По неведомой причине такая же неведомая, невесомая, но осязаемая до дрожи, сила держала их на плаву и помогала идти дальше. Никто их не видел — за исключением старика, встретившийся им на улице. Никто не видел их незаконной деятельности — Шото знал, что так долго продолжаться не может. Первое, что он ощутил, открыв дверь в таинственную квартиру — это затхлый, тяжелый и сырой запах гнили. Противный до тошноты и едкий, он заполнял темную квартиру, и ничего хорошего, Тодороки в этом убежден, они не увидят. Мидория стоял рядом с ним, молчаливо наблюдая, когда Шинсо открывал проклятую ленту. Прошлый внезапный приступ отступил — но надолго ли? При всей своей холодности, Шото понимал, что затрагивать эту тему не стоит. Тем более — пытаться вытянуть из Мидории вопросы по его воспоминаниям. Второй приступ мог настигнуть в любой момент, и гораздо сильнее прежнего. Облитый сладкой газировкой, Изуку не подавал признаки неудобства или раздражения. Его внимание было полностью сосредоточено на двери, выбитом замке и этой квартире. Нахмуренные брови, сжатые губы и блеклый цвет лица выдавал его открытое волнение, и поэтому он зашел первым. — Фу, боже, тут помойка гнила или что? — спрятав лицо рукавом толстовки, Шинсо скривил лицо от отвращения. Шото напоследок осмотрел коридор и, удостоверившись, что их никто не увидел, потянулся к ручке двери. Но его рука была сжата на пол пути — Шинсо смотрел на Шото как на идиота. — Ты совсем? Голыми руками дотрагиваться до ручки двери? — с укором отчитывал его фиолетоволосый. — Еще не хватало отпечатки пальцев оставить. Ничего здесь не трогать. Последняя фраза обращалась ко всем. Мидория потерялся в темноте квартиры, зайдя глубоко в нее. Молчание послужило утверждением. — Ты все равно разворотил всю защитную ленту, — скептично отозвался Шото, но последовал совету Шинсо и натянул края водолазки до кончиков пальцев. — Ленту можно поставить обратно, — отозвался небрежным голосом парень, заходя вслед за ним. — Главное не оставить еще больше улик. Может, так нас не спалят. — А ты весельчак, — равнодушно произнес Тодороки. — Ха-ха. Закрыв дверь, Шото оглянулся. В темной квартире отличить что-либо было затруднительным, но спустя минуту глаза привыкли к темноте. Парень окинул взглядом прихожую-гостиную небольшой площади. Тяжелый и жесткий ковер шел по всему периметру комнаты, сероватые обои с незамысловатым рисунком были и в гостиной, и шли дальше, видимо, в сторону кухни. Занавешенное темными шторами единственное окно не пробивало луч света. Из штор выглядывали побеги растений — выцветших, высохших и мертвых. Достав телефон, Шото включил фонарик. Комната озарилась слабым светом — теперь оглядывать пространство стало намного легче. Нос постепенно привыкал к мерзкому тяжелому воздуху непроветриваемой квартиры, но Шото надеялся, что они будут находиться здесь недолго. Посередине гостиной располагался зеленоватого оттенка диван, по краям которого лежали такого же цвета мебельные подушки. На журнальном столике покоились несколько горок из книг: некоторые из них небрежным образом упали на пол. Шото заметил, каким грязным казался теперь ковер в комнате: поначалу показавшаяся грязь от ботинок являлась застывшей, высохшей кровью. Медленно поднимая фонарик, свет пробегал по кровавым следам, останавливаясь у места, где их оказалось больше всего. Зеленое, в цвет стоящего дивана, кресло было грязным сильнее всего. Рядом стоящий торшер был наклонен в сторону кресла — словно показывая прибывшим гостям место преступления. Небрежно лежащему пледу на подлокотнике и подушке у основания сидения досталось больше всех — Шото предполагал, что убийство произошло именно здесь, на этом кресле. Шото всегда считал, что смерть в кресле считается самой гуманной и самой спокойной — на старости лет, созерцая свой большой дом, в лучах утреннего солнца. Такая смерть, показанная в фильмах, была эстетически правильной. Но не в этом случае. Шото было трудно представить, что происходило в тот день, и старался избежать мыслей касательно этого. До холода во внутренностях. — Изуку, где ты? — вспомнив о зеленоволосом, Шото обернулся по сторонам, но в гостиной парня не оказалось. Молча посмотрев на Шинсо, они принялись искать его в этой странной и жуткой квартире. Направившись на кухню, Шото не составило труда найти потерявшегося друга — он стоял спиной к нему и смотрел вперед, на кухонный гарнитур, на котором стояли непонятные рамки, стопки книг и кухонные принадлежности. Выглядела фигура зеленоволосого если не сказать, что жутко, то гнетуще — если Шото не знал, что это Изуку, подумал бы, что в квартире обитает дух убитого. Вся обстановка квартиры выглядела так, словно здесь обитала жизнь, до тех пор, пока кто-то не решил бросить все, как есть, и уйти. На столе стояло несколько кружек, открытая газета годовалой давности, грязные тарелки в раковине, пепельница с бычками от сигарет, небрежно лежащее полотенце в разводах. Здесь когда-то кипела жизнь, но грязные пятна крови в гостиной напоминали о том, что жизнь уже давно ушла отсюда. Оставив после себя четкие следы. — Изуку… — Шото аккуратно положил руку ему на плечо и посмотрел в ту сторону, куда был направлен интерес Мидории. Стоящие на гарнитуре рамки были в фотографиях. На одной из них было знакомое светлое лицо — прислонившись к капоту неизвестной машины черного цвета, Бакуго курил и смотрел куда-то вперед. — Значит, Хакамата знал его, — тихим голосом, почти шепотом, произнес Мидория, не моргая. Но руки его не тянулись к фотографии, что странно — парень не мог пройти мимо фотографий, а тем более тех, на которых изображен Бакуго. — Они жили вместе? — подумал Тодороки. Мидория помотал головой, отрицая эту мысль или не желая верить в нее. Странность Мидории усиливалась, когда он пришел в этот дом. Что-то удерживало его создание здесь, утаивала, не давала вспомнить ключевые события. Шото это чувствовал, и Изуку старался их вспомнить, но его попытки не оправдывались. — Тодороки, Мидория, — позвал их Шинсо из коридора. Ребята переглянулись и решили направиться в сторону говорившего. Немного, но Изуку начал приходить в себя. — Посмотрите, — Хитоши кивнул на стопку книг, которые находились на журнальном столе. — Большая часть книг имеют религиозный оттенок, — парень начал перечислять названия книг с корешков. — «Пророк», «О бессмертии души» Блаженного Августина, «О молитве», «Толкование ветхого завета»… эта квартира точно принадлежит Хакамате. — На кухне есть фотография Бакуго в рамке, — Шото озвучил их с Мидорией находку. — Определенно, они связаны. — Здесь еще кое-что, — аккуратно вытягивая из стопки книг тонкий журнал, Шинсо взял его краем толстовки и подтянул к себе, чтобы не развалить и так хлипкую конструкцию. — Что это? — поинтересовался Изуку, подходя ближе к парню. Шото подсветил им находку. Рассмотрев получше, они прочитали название на обложке. — Абитуриентам: поступи в лучший вуз Лос-Анджелеса, — зачитал вслух Изуку, округлив глаза. — Либерти-Хай! Откуда здесь эта реклама? — Может, Хакамата поспособствовал поступлению Бакуго туда? — сказал Шото. — Неудивительно, что так и было: если у Хакаматы есть фотография Бакуго, они были хорошо знакомы. — Если Катсуки поступил в Либерти не по своей фамилии, то это объясняется отсутствием информации в базе данных, — произнес Изуку. — Я думал, что ему помог Шигараки или кто-то из его круга. — Такая версия тоже может быть правдой, — заключил Шинсо, аккуратно положив буклет на место. — Не исключено, что Хакамата сподвиг Бакуго поступить в университет. Здесь должны быть личные документы, если копы их еще не забрали. С этими словами Шинсо направился к шкафу, который находился в дальней части комнаты. Изуку тем временем, старательно избегая окровавленного кресла, присел на край дивана, смотря вперед, на покоящийся на подставке телевизор, сверху которого, как маяк, висел католический крест. Шото не решился сесть рядом с Мидорией, думая, что только его отвергает обстановка квартиры. — Странно: чем глубже копаем, тем больше утопаем в сомнении и загадках. Я твержу это себе уже в который раз, — невесело усмехнулся Изуку, глядя в пол. — Я кажусь полным идиотом? Этот вопрос предназначался ему, Шото. Хотелось вздохнуть чистого воздуха. — Скорее, ты настолько погряз в собственных сомнениях, что позволяешь им руководить. Изуку поднял голову, но глаз не удалось увидеть. — И поэтому не можешь жить в реальности. Правда не всегда бывает радостной. Она всегда угнетающая. И если ты не готов осознать этого, тебе следовало идти по совету Мономы. Мидория улыбнулся, признавая свое поражение. Простреленное тело от слов Тодороки едко пропитало нутро — да, правда воздействовала на организм совершенно негативным образом. — Когда я был у него в тюрьме, он сказал мне: «я не знаю, о чем ты думаешь», — горечь его голоса, словно от пропитанной густой смолы, обволокло комнату, вплетаясь в едкий запах, пеплом расположившийся в легких. — Говорил мне уйти. Я полагал тогда, что понимаю суть его слов, но сейчас… сейчас те мысли кажутся противоположными. — Ты так считаешь? — поддержка Шото вылилась невзначай. Он не любил поддержку, скептически относился к ней и не любил, когда ее производят в его сторону. Последующие слова были произнесены с трудом, вслух произносить их Шото не хотел всеми клетками организма. — Он мог защищать тебя. От того, что ты мог накопать, узнать правду, которая показала бы его совсем с другой стороны, с которой ты его знал. Тодороки видел, что такая мысль еще не была сформирована в голове веснушчатого. И то, что эту мысль для него открыл он, Шото, было гораздо противнее. — Шанс слишком мал, — прошептал Мидория. — Шанс того, что я отравлюсь от этого противного воздуха, велик больше, — сказал Тодороки. Изуку заглушил свой смешок в мешковатой толстовке. — Оставим рефлексию на потом. Непринужденно болтать в квартире, в которой умер человек, не входило в мои планы на день. — Ребята, у меня для вас самые хуевые новости. Стоящий рядом с окном Шинсо отодвинул край штор, открывая для себя вид на территорию улицы. Тодороки и Мидория напряженно вперились в фигуру друга, ожидая пояснений. — Тот пацан, — смешок изо рта фиолетоволосого был нервным. — С площадки, о котором я вам говорил. Похоже, он проследил за мной и пришел сюда. И не один.