История одной твари: Томление Духа

      Я сидел в кабинете у себя дома, откинувшись в кресле, и метал теннисный мячик в потолок. Бросить, поймать после отскока, перебросить из правой руки в левую, а потом обратно, и снова вверх. Повторять ровно до момента, пока все мысли не уйдут на задний план, а жизнь снова не станет нормальной. Подобными манипуляциями я пытался загнать себя в состояние транса, действуя на одной лишь мышечной памяти и стараясь уйти в нирвану. Разумеется получалось это с трудом, ведь на первом этаже перекрикивались Памела с Фрэнком, но я старался не обращать на них внимания.       Настроение было ниже плинтуса по многим причинам, одна из которых — это пропажа Вельвет. Дальше можно даже не продолжать, ведь потерю такого холста я себе не прощу никогда. Эта журналистка была ничуть не хуже своей младшей сестры, а в некоторых моментах даже лучше. Следя за ней, я уже видел, как буду превращать её в своё новое творение. Как своими скальпелями, словно кисточками, буду рисовать узоры. Наблюдая за ней, я представлял, как аккуратно вырежу её карие глаза, которые были слишком прекрасны, чтобы навечно закрыться. Мне хотелось почувствовать сладкий запах её крови, прикоснуться к гладкой коже, ощутить её пьянящий страх, услышать крики боли её стальным голосом и много чего ещё. Я не желал её, как девушку, нет. Я хотел её, как холст, на котором бы я мог творить, а также громко заявить о себе. Если бы она досталась мне, её бы не стыдно было поставить в центре города, напротив Мэрии или музея, но к сожалению, данная возможность была мною упущена.       Мысли об этом меня так сильно взбесили, что, поймав в очередной раз мяч, я сжал его так сильно, что он просто лопнул. Поняв, что в нём больше нет нужды, метнул его в последний раз, только теперь в мусорку, что стояла у входа в кабинет, рядом с кожаным диваном.       Злость переполняла мой разум и тело, и ничего не позволяло её утолить, даже эти чёртовы данжи, в которые я ходил буквально каждый день. Там мне приходилось убивать людей, зверей, зомби, даже эльфов и прочую нечисть. Я чувствовал их кровь на своих руках, пытался препарировать их тела, восстанавливая моторику рук, даже проводил исследования, если так можно выразиться, но это не помогало забыться и отринуть ненависть. Несмотря на то, что мои руки будут по локоть в крови, или я буду в ней купаться, словно в озере, а счёт моих жертв будет исчисляться десятками, я не мог получить наслаждение от подобного.       Не знаю, что это: ограничения системы, внутренний барьер, недоработка Бога Игр или что-то ещё, но суть была в том, что я не чувствовал удовлетворения от убийства людей вне этого мира. Не было чувства эйфории, когда я вскрывал грудь очередному НПС, не было наркотического кайфа после убийства живых существ. Я ничего не почувствовал, даже когда поймал одну из девушек в данже и на протяжении двенадцати часов методично превращал её в своё произведение постмодернизма.       Всё было как всегда. Упоительная музыка играла на фоне, под которую я продлевал мучения своей жертвы и давил на её психику, рассказывая, что с ней произойдет в ближайшем будущем и почему именно сейчас, например, делаю надрез вдоль её позвоночника. Мой холст не был простой девушкой, — о, нет, — она была воином, из-за чего болевой порог у неё был гораздо выше, чем у неженок, вроде Алисы, и поэтому во время наших милых игр она находилась в сознании.       Она кричала, когда я срезал всё новые кусочки плоти с её бёдер; извивалась, пока по её обнажённому телу обильно стекали струйки крови, подчёркивая её рельефы оставшихся мышц; проклинала меня и само моё существование, упоминая неизвестных мне богов, пока я срезал с её спины кожу, но ничего из этого не могло удовлетворить меня.       Время шло, она потеряла голос уже буквально через час, а сопротивляться перестала ещё через два, ведь к тому моменту она стала калекой, неспособной чувствовать своё тело. Я видел по её умоляющему взгляду, что она ещё со мной, чувствовал из-за стекающих слёз, что она слышит меня, поэтому в красках описывал ей, как вскрываю её брюшную полость, и достаю из неё печёнку. Даже для наглядности показал ей её собственные органы перед самым лицом, чтобы она ощутила вкус своей крови и запах смерти, что витал в воздухе, но я же в этот момент, словно старик-импотент — ничего не чувствовал.       Я старался отыгрывать роль безжалостного маньяка-садиста, что любит своё тёмное дело, надеясь, что хоть так что-нибудь почувствую, но всё было тщетно, и когда она наконец умерла, я превратил её в своё новое творение из чистого уважения к материалу и просто ушёл прочь.       Осознание того, что мне так или иначе придется убивать людей в этом мире, раньше запланированного сильно давило на меня, а неуклонно приближающийся таймер, который отсчитывал время до начала моей «деградации», лишь ещё больше подталкивал на совершение глупостей. Мне не хотелось убивать. Я никогда и не был убийцей в обычном понимании, я всегда считал себя творцом — художником, что работает с людьми, как с полотнами, придавая им новый, более совершенный вид. Но этот мир буквально заставлял меня действовать радикально, ведь если у себя на родине мне хватало двенадцати или шестнадцати жертв в год, то здесь мне нужно было убивать каждую неделю, а это уже более пятидесяти человек за это же время.       Каждый раз идя на «охоту» в своём мире, я готовился, тщательно выбирал новую жертву, прикидывал план проникновения, а также судьбу, уготованную жертве. Убивая когда-то священника, я перед этим внимательно изучил Библию и подвергал его всем мучениям Христа: перелил ему «кровь Христа», а тело покрыл «плотью Христовой», после чего распял на кресте в его же церкви. Нет мне прощения, скажет кто-то и назовёт богохульником, но этот святоша совращал своих малолетних прихожан, пока их родители были увлечены молитвами. Не счесть, сколько мальчиков лежали под его костлявой тушей, но я, можно сказать, положил этому конец. На трибуне, которая стояла напротив креста, и где лежала Библия, поверх неё я оставил диски с его собственными записями изнасилований, которые он тщательно ввёл и даже промаркеровал. «Джонни, 11.09.07», «Максим, 16.02.12», «Алекс, 02.05.13», — и если бы это были только годы совершения преступлений, но нет, — это были их даты рождения, а убил я его в две тысячи восемнадцатом.       Работать с этой тварью было мерзко и даже противно, из-за чего мне хотелось хоть как-то оправдать всё это, поэтому полицию там ждала ещё одна запись, а именно: «Дональд Уильям Вюрл, 26.05.18». Я решил убить эту сволочь тогда максимально эффектно и превратил процесс в целое шоу. Его камера, которая запечатляла сотни его преступлений, запечатлила и его же собственную смерть. Было забавно наблюдать за тем, как епархия пыталась замять то дело, а меня кличили демоном. Но именно тогда я начал собирать свою первую аудиторию, а некоторые люди даже начали называть меня мстителем, но таковым я, конечно, не являлся, а выбор мой пал на него, так как этот псих решил, что может совращать моих пациенток у меня же на глазах. Ненавязчивые прикосновения, заготовленные фразы, давление «Божьим замыслом» на психику, а также явная промывка мозгов на верность, велась прямо в палате моей пациентки, а её состояние из-за помешанных на религии родителей лишь ухудшалось. Когда ей требовалась серьезная операция для спасения жизни, которую могли провести лишь мы с Барбарой, эти полоумные решили, что лучше сначала ей займётся семейный священник. Подобной безалаберности по отношению к своим детям я ещё не видел. Даже мой отец, придерживающийся старых традиций, был более адекватный, чем те двое, и тогда я понял, что либо убью этого ирода и покажу всем его истинную суть или же девочка умрёт из-за того, что они отказывались подписывать бумаги. Выбора, как такового, у меня не было.       Нет, я не мессия, и тем более не защитник угнетенных, но мои пациенты должны были выходить из-под моих рук на своих двоих, а не вперёд ногами. Поэтому и убил того старого пердуна, а уже через пару дней провёл девочке операцию на мозг, удалив опухоль, что могла её убить буквально за ещё одну неделю. Она и так тогда держалась из последних сил и кучи обезболивающих, а комиссия по защите детей слишком долго проверяла её семью, чтобы успеть самостоятельно дать разрешение.       В общем, тогда я впервые в уже зрелом возрасте выбрал жертву не из-за её физиологических пропорций, а также идеальной конституции тела, а потому что она меня жутко бесила и мешала работать. Вроде благородный поступок, а вроде и поскудный. Тогда я довольно часто вспоминал это убийство, особенно когда очередной жертвой становилась невинная девушка.       — Ладно, хватит придаваться приятным воспоминаниям, пора вернуться в суровую реальность, — в очередной раз вырвалось у меня, из-за чего я печально вздохнул.       Выходя из своего кабинета, отправился на задний двор, в оранжерею, чтобы наконец оказаться в тишине, но когда был уже на полпути, меня перехватила Памела.       — Эй, Натан, ты в порядке? — придерживая за руку поинтересовалась она.       — Да, а чего вдруг ты спрашиваешь? - спокойно и даже по-дружески улыбнулся я, а то не хватало, чтобы она ещё начала что-то подозревать.       — Просто, — немного замялась рыжая, пытаясь подобрать слова. — Твои глаза, они снова такие же, как и в день нашего знакомства, вот я и подумала, что что-то случилось.       — В смысле «такие же»? — сначала не понял, но потом до меня дошло. — Ты имеешь в виду мой взгляд?       — Да, ты сейчас выглядишь, словно Джокер перед своим очередным терактом. Если тебя что-то беспокоит, может, я могу помочь? — Слышать подобное от неё было удивительно.       Я хоть и занимался душевным состоянием Айсли, а также довольно часто проявлял к ней заботу и дружелюбие, но не ожидал, что она сможет сделать нечто подобное по отношению ко мне. Хотя, возможно, всё же это женская натура, помогать тем, у кого жалостливый или разбитый вид — а мой сейчас был, наверное, ничуть не лучше, чем у блохастого котёнка, — и лишь взгляд бешеного бульдога не сочетался со всем остальным.       — Пошли, — чуть более уставшим, чем хотелось бы, тоном сказал я и продолжил свой путь.       — Куда?       Я не стал отвечать на глупый вопрос, а отправился к оранжерее, там бы мы могли поговорить спокойно и без свидетелей в виде Фрэнка. Ей бы было спокойнее в окружении своих детишек, а мне просто нравятся виды, которые там открываются.       К счастью, для подобных бесед и приятного времяпровождения там в самом центре был столик с несколькими стульями, а также скамейки вокруг. Непонятно для кого конечно, но, судя по всему, обставляли там всё стандартно, поэтому, в случае чего, в этом цветущем саду можно принимать кучу гостей или же спрятать труп.       Стоило мне зайти в главную обитель Айви, в нос сразу же ударила тысяча разнообразных ароматов, из-за которых у неподготовленного человека могла бы закружиться голова, но я за годы операций, стремительную и довольно ускоренную интернатуру у Барбары уже привык к резким запахам. Рассматривая розы, васильки, Вене́рины мухоло́вки, а также десятки, если не сотни, известных и не очень растений я присел за металлический столик и просто, облокотившись на одну из рук начал смотреть вдаль. Вид, наверное, мой сейчас был довольно странным, но играть сейчас не особо хотелось, а делать вид, что со мной всё прекрасно и хорошо, просто не получится. Я не настолько хороший актер, чтобы обмануть Памелу Айсли, и если честно, не особо то и хочу её обманывать.        — Ну, так что? — задала она волнующий её вопрос, присаживаясь напротив, пока некоторые из растений стали неосознанно тянуться к ней.       — Всё плохо, Памела, - разоткровенничался я.       — Что именно «плохо», Джонатан? — решила уточнить моя соседка, поглаживая одно из растений, которое подобралось к ней достаточно близко.       — Я потерял важного свидетеля, возможно, именно сейчас убийца подвергает её мучениям в каком-нибудь подвале, насилует до потери сознания и наносит непоправимые повреждения её здоровью, а я ничего не могу сделать, — говорил всё это, даже не глядя на неё, словно боясь увидеть жалость в её глазах, но на самом же деле старался меньше позволять смотреть ей в мои.       — Джонатан, это Готэм — здесь каждую минуту кого-то насилуют и убивают, нельзя подобное воспринимать близко к сердцу в этом городе, — попыталась приободрить она по-своему.       — Я знаю, Памела, просто… эта девушка… Она особенная, и мне не хотелось бы, чтобы она умерла… — Если совсем честно, мне бы не хотелось, чтобы с её головы упал хоть один волос, ведь эта сволочь тем самым может повредить мой холст.       — И почему же она особенная? — судя по всему, Плющ решила воспользоваться моим состоянием и узнать меня получше, пока я отвечаю на её вопросы. Ну, я не против, всё равно она и так это делает уже на протяжении довольно длительного времени, хоть и старается не подавать виду.       — Можно это назвать любовью с первого взгляда?       Ну а что? Это почти правда — мне хотелось оберегать её и владеть ею, а за время моей слежки за ней я лишь убедился в её красоте и взрывном характере.       — Она настолько красива? — её взгляд нацелился на моё лицо, будто бы готовясь улавливать любые микроэмоции, а в её тоне улавливались некоторые нотки ревности или собственничества.       Судя по всему, Памела уже привыкла, что мужчины у её ног штабелями ложатся и оказывают знаки внимания, а стоит им лишь вдохнуть её феромоны, готовы жизнь отдать. Я же за всё время нашего знакомства даже ни разу не заигрывал с ней, а общался, скорее всего, как с подругой.       — Очень.       Краткость — сестра таланта.       — Ясно, — судя по виду, ей было всё равно на мой ответ, но не удивлюсь, если она сделала себе мысленную пометку узнать про мою потерпевшую. — Как её зовут? — О, а вот и сбор информации для поиска.       — Вельвет Крау. Она журналистка из местной газеты.       — Кажется, я её знаю. Читала пару её статей про коррупционеров из верхушки, а также расследование про сброс отходов в море, — задумчиво ответила она, смотря на только ей известные растения.       — Я тоже их читал. После их публикации началось несколько судебных процессов, а также пара заказных убийств; если мне не изменяет память, её тоже пытались убрать, но зубки обломали.       — А тебя прямо тянет на опасных девушек, — сделала явный намёк она       — С обычными слишком скучно, — (а если мне скучно, то это плохо может кончиться для окружающих).       — Понимаю, я тоже стараюсь находить себе партнёров, с которыми поинтереснее, — вдруг призналась она.       — Если ты понимаешь подобные вещи, то также должна понимать, как обидно от осознания того, что у тебя отбирают то, что уже в мыслях давно принадлежало тебе.       — Как это случилось?       — Что именно? — уточнил я на всякий случай.       — Как её похитили? - наклонилась она поближе ко мне.       — Честно? Не знаю. С её пропажей очень много странностей, которые не позволяют даже понять, в какой именно момент она исчезла, что уж говорить о том, чтобы найти её в этом проклятом городе.       — Неужели даже ресурсы Бюро не позволяют определить, что произошло на месте преступления? - по птичьему наклонив голову, удивилась она.       — Мы смогли понять, что там убили её подружку, на-какой-то-чёрт кота, а её силой вывели, но… Во-первых, ни одна из камер наблюдения не смогла запечатлеть момент похищения, даже двери никто, судя по датчикам, не открывал с момента, как Вельвет зашла в здание, — начал перечислять я, загибая пальцы. — Во-вторых, трупа её подруги не было в квартире, хотя, судя по обилию крови, сама она уйти точно не могла. В-третьих, кот, которого убили, по канонам Майя, и словно принесли в жертву. Ну, и вишенка на торте — это послание, которое кто-то выжег на полу возле самого крупного пятна крови, — озвучил я все странности данного дела.       — А что именно за послание?       — «Брат», — вспомнил я надпись, аккуратно выведенную почти что каллиграфическим почерком.       — Может, это намёк на того, кто совершил преступление? Вы пытались связаться с братом жертвы или похищенной, - выдвинула довольно таки очевидную теорию она.       — В том-то и проблема, Памела. О владельце квартиры абсолютно никакой информации, за исключением её карьеры в шоу-бизнесе. Складывается впечатление, что она появилась из ниоткуда пару лет назад.       — А у Вельвет? — продолжила она мозговой штурм.       — А у Вельвет была только младшая сестра, и то она была убита за неделю до самой Крау.       — Я так понимаю, эти преступления связанны между собой, - она не спрашивала, а именно утверждала это.       — Безусловно, — вздохнул я и решил пройтись по её саду.       — И что ты собираешься делать? За то время, что мы знакомы, я смогла убедиться, что ты не из тех, кто бросает дело на полпути.       — На данный момент я собираюсь ждать вестей от своего напарника. Он отправился в Метрополис, чтобы разузнать побольше о семье Крау, а также возможных «братьях», пока я здесь пытался узнать то же самое от знакомых этой парочки.       — И как успехи?       Ей когда-нибудь надоест задавать вопросы?       — Я общался со всеми, кого только смог найти, даже встретился с парочкой знаменитостей в лице Вики Вэйл и Джек Райдер, ведь они частенько работали вместе, но никто и никогда не слышал ни о каких братьях этих двоих, они даже толком и не знали об их связи, — а судя по выделениям, что эксперты смогли найти в постели Магиллу, связь там была довольно не слабая.       — Неприятная ситуация, особенно для расследования. Как преступница, я восхищаюсь, ведь он смог провернуть всё это у тебя под носом; но как неравнодушный гражданин, сочувствую тебе.       — И на том спасибо. — Сразу видно, что общаться с людьми она совсем разучилась. — Но я всё равно не собираюсь отчаиваться. Как ты и сказала, я не из тех, кто бросает дело, поэтому я обязательно поймаю этого ублюдка и посажу за решётку.       Поправочка: пущу под скальпель.       — А какие действия ты примешь сейчас? — вставая возле меня и снова бросив взгляд на мои глаза, поинтересовалась Плющ.       — Сейчас? — я посмотрел на часы, которые отсчитывали последние минуты моего спокойного состояния. — Сейчас я отправлюсь на «рыбалку».