Ягоды велокса

Когда ты падаешь на самое дно… Нет. Не так. Когда дно так высоко над твоей головой, что кажется небом – бледным и тусклым небом Кании – поневоле начинаешь задумываться о многих вещах. Например, о том, что здесь очень холодно, и винить, кроме самой себя, в этом некого. Арибет и не винит. По большому счёту, ей уже все равно. Когда-то она лупила по стенам кулаками, разбивая пальцы в кровь, рыдала, проклинала себя, Мораг, Нашера, Фентика и весь мир – а потом стало все равно. Здесь холодно, но можно жечь костёр из ягод велокса. А можно и не жечь. В любом случае, от этого ничего не изменится. Он появляется в её пещере, когда… по правде говоря, Арибет упустила этот момент и не знает, когда же он все-таки появился. Возможно, он всегда был здесь – просто вмороженная, как в ледяной куб, в собственное горе Арибет его не видела? У него карие глаза и седина в черных волосах; он приходит с горстью ягод велокса и разжигает костёр, но никому от этого не становится теплее. Они молчат. Большую часть времени. Иногда нет. Иногда он рассказывает ей о Тристраме – городе, которым правил и который уничтожил до основания. Иногда – о двух своих сыновьях: Альбрехте и Айдене, которые погибли одинаковой и страшной смертью. – Мы считали, – говорил он, – что Баал, Диабло и их старший брат Мефистофель – триада зла. Стоило умереть, чтобы понять – Он един в трёх лицах… Ты знаешь, я верил Лазарусу. Как собственному брату, как своему сердцу. Он был святым человеком, но Диабло отравил его разум, а Лазарус отравил мой. Я не ищу оправданий. Я… готов был перевернуть всю страну, чтобы спасти Альбрехта, но я не успел. Не успел… Он замолкает, и Арибет почему-то вспоминает голос Мораг, сладко шепчущий о мести, мести, мести… – Как тебя зовут? – спрашивает она однажды, нарушая традицию молчания, и он непонимающе вскидывает глаза. – Меня… – он морщит лоб, будто пытаясь вспомнить. – Раньше меня звали королём Леориком. Какая теперь разница?.. – А меня звали леди Арибет, – говорит Арибет, и собственное имя горьким песком хрустит на зубах. – Раньше. Я была паладином. А потом перестала. – А я был королём. Сначала живых, а потом мёртвых. Знаешь, Арибет, каково это – быть мертвецом и жить в собственных пустых глазницах? Айден перерубил мне позвоночник, и тогда моё тело наконец умерло. Но и это ничего не значит, потому что в кристаллах я видел, как Мефистофель, который тогда называл себя Диабло, разрушал душу Айдена… Это было очень давно, Арибет. Но для меня это навечно останется таким же, как вчера. Вечность – не пустой звук. Для них это самая настоящая реальность; Арибет слушает рассказы о древнем плане с необычным названием «Санктуарий» и думает, что Мефистофель, наверно, куда более силён, чем ей казалось раньше; ведь сумел же он однажды выбраться из Кании и почти завоевать целый план? Но, в любом случае, компания падшего короля все же лучше, чем ничего. Арибет до сих пор помнит, как качались невысоко над землёй ноги Фентика, повешенного по приказу лорда Нашера, и как плевались, выкрикивали проклятия горожане в этот момент; никто из них даже не думал, что… Тогда Арибет впервые почувствовала, как прорастает внутри неё еще крошечный, но уже вполне осязаемый росток ненависти. Как змеится тонкая трещина, сквозь которую потом начала лить яд Мораг. Не то же ли самое чувствовал Леорик, в отчаянии разыскивающий младшего сына? Не те же ли речи нашептывал ему голос Лазаруса? Не то же ли самое он видел в глазах Лахданана, что видела Арибет в глазах Героя Невервинтера в момент собственной смерти? Кто знает… Арибет не хочется об этом думать. – Расскажи мне о Кандарасе, – вместо этого просит она, и на губах бывшего короля расцветает бледная улыбка. И Арибет будто наяву видит бескрайние леса и залитые солнцем степи, снежные зимы и яркие летние дни; она видит роскошный мраморный монастырь Хорадримов, отстроенный Леориком и его Рыцарями Света; она видит великого северного лорда, принесшего в город мир и процветание. В полдень не бывает теней. Их не видно за блистающими лучами, и следует помнить – если ты стоишь лицом к солнцу, тени удлиняются за твоей спиной. Это потом светлые стены храма почернеют от крови, а вместо священников захохочут, запляшут, творя свои омерзительные мессы, демоны и демонетки под предводительством обезумевшего Лазаруса; это потом немертвый король, зарубленный самым верным своим вассалом, опустится на костяной трон, чтобы быть окончательно убитым старшим сыном. Это будет потом. Когда Леорик говорит об этом, он не улыбается. А Арибет… В ответ Арибет рассказывает о Невервинтере. О Жемчужине Севера, о богатом и гостеприимном городе, где она знала каждую улочку и каждую – любила. Арибет рассказывает о городе, которого не касалась Воющая Смерть и в котором была самая красивая в мире весна; Арибет рассказывает о девушке-паладине, беззаветно и преданно служащей Тиру. Ягоды велокса не дают тепла, и небо все такое же тусклое – но коротать вечность не в одиночестве не так погано. Даже если дно так высоко, что до него не долететь и за тысячу лет.