~ XIX ~
Рассветную синь разбавил жидкий, почти полупрозрачный, луч света. Хлопковые тучи, едва подсвеченные блёклым солнцем, подобно расплавленному зефиру растянулись по всему горизонту. Прохладный воздух был наполнен удушливым запахом тлеющих на сырой земле листьев. Влажные капли мерцали на парковых скамейках. Город был умыт слезами радости и горя. Осень отдавала серостью и пыльной, как лента старого диафильма, тоской. Вероятно, именно поэтому, чтобы не впасть в уныние, Лимбоми старалась покупать себе яркие пальто и такие же яркие туфли, еженедельно доходя до установленного Ким Воншиком лимита на её банковской карте. Юную жену чеболя, привыкшую ни в чём себе не отказывать, вряд ли вгоняла в меланхолию осень с её пасмурным настроением, но очень даже вгоняла мужья скупость: Боми была сильно раздосадована тем, что Воншик, в отличие от отца, оказался тем ещё скрягой. Хотя даже этому она могла найти своё объяснение. Она догадывалась, что щедрость председателя Пака была вызвана прежде всего нечистой совестью, когда Воншику каяться перед ней было не в чем. Ким Воншик был чист и перед небом, которому давал клятву беречь супругу, и перед Боми, которой давал клятву своей верности. За два месяца брака нарушить данные обеты возможности ему так и не представилось. С другой стороны, Ким Воншик и не собирался их нарочно нарушать. Развлечения на стороне его не интересовали, а препираться с Боми в доме желания не было. Единственный проступок, который за ним водился, заключался только в безмерной любви к работе, которую с трудом, но всё-таки можно было приписать к нему в любовницы, да и то вряд ли бы небесная канцелярия за подобное решила ниспослать на него кару, наказав по всей строгости Божьего суда. Начав ворочаться, Боми сладко потянулась, после чего предприняла попытку выбраться из-под шёлкового одеяльца. Лёгкая прохлада комнаты морозила кожу. Девушка поёжилась, дёрнула носом и снова натянула ткань до самого подбородка. В один миг комната, которую с недавних пор она считала лично своей, стала напоминать вражескую территорию. Присутствие незнакомого запаха насторожило. Инстинктивно Боми, как маленький зверёк, к которому в норку забрался хищник, ощутила опасность. К сладости её фруктового парфюма добавились чужие древесные нотки. Откинув одеяло, Боми резко села. Взгляд зацепился за пальцы, что время от времени постукивали по обтянутому бархатом подлокотнику. В кресле напротив, читая книгу, расположился Воншик. Статно расположился. С прямой спиной и широко раскинутыми плечами, показывающими, что дом всё-таки его, как и комната, в которой обосновалась Боми, раскидав своё нижнее бельё по всем углам. – Ты как тут оказался? – поёжилась девушка, молниеносно оценивая свой внешний вид. Парчовая пижама отливала благородным золотом. Короткие шорты и топик свободно сидели на фигуре. Размер для удобства был взят больше имеющегося, поэтому тонкие лямки сползли с плеч, а ткань в районе груди сильно промялась. – Вошёл через дверь, – не отрывая глаз от книги, изрёк Воншик. – Неужели? – съязвила супруга. – Спасибо, что просветил. – Представь себе — и так можно было, – дочитав до конца страницы, мужчина перелистнул на следующую, после чего всё-таки удостоил взглядом жену. Застывшая в сантиметрах от падения подушка всё ещё хранила её беспокойные сны. Боми сидела, поджав ноги под себя, на сбившейся шёлковой простыне, похожей на морскую пучину во время сильного шторма. Чёрные волосы на солнце отливали холодной сталью. Находясь на расстоянии вытянутой руки, Воншик всей своей кожей чувствовал её тепло. После сна от Боми веяло жаром. Из-за чего он сделал вывод, что ночью она всегда спит плотно закутавшись. – Умничать сюда что ли пришёл? – поджала губы девушка. – Прочитай мне что-нибудь отсюда, – неожиданно попросил он её об одолжении. Книга в красном переплёте с выдавленными на ней золотыми буквами, подпрыгнув, очутилась рядом с Боми. – Тебе заняться нечем? – фыркнула она, покосившись на увесистый томик. – Пожалуйста, – нашёл Воншик необходимость в вежливом слове, – сделай милость. – Ещё чего, – отбросила Боми волосы за спину. Непроизвольно мужчина отмерил длину, а потом осознал, что у Юны был такой же длинный и густой волос, только вот она была неестественной блондинкой, что ещё в юности решила беспощадно выжигать весь свой чёрный пигмент. Во внешности Боми мало что напоминало ему о первой жене, однако что-то всё-таки заставляло из раза в раз возвращаться к воспоминаниям о ней. – Пожалуйста, – повторил муж просьбу, – очень тебя прошу. Только не говори, что читать не умеешь. – Ты меня совсем что ли за дуру держишь? – оскорбилась Боми, подхватывая с кровати книгу. Открыв на середине, девушка уставилась на буквы, которые, сливаясь воедино, образовывали клубок, несущийся с вершины горы в её скалистую пропасть. Разбиваясь, буквы снова собирались воедино, но уже образовывая нечто иное, какой-то вымышленный язык, которого Боми не понимала. Выдохнув, девушка предприняла попытку прочитать первые три предложения. По смыслу Воншик сразу понял, что некоторые слова должны быть иными, но, очевидно, Боми решила домыслить свои. – Так и думал. Не мучайся больше, – поддавшись вперёд, мужчина забрал экономический талмуд. – Притащил какую-то чушь несусветную, – проворчала девушка, заламывая кисти рук. – В данном случае для тебя бы и сборник сказок Андерсена чушью показался, – усмехнулся Воншик, откладывая книгу на прикроватную тумбочку. – Поиздеваться пришёл? – обиделась Боми, неловко сминая пальцами простынь. Выкрашенные ярко-оранжевым лаком ногти рассеянно поскребли матрас. – Нет, всего лишь хотел убедиться кое в чём, – пожал он плечами, закидывая ногу на ногу и цепко захватывая руками колено. Отутюженная, как снег, рубашка смотрелась на нём идеально, а чёрные брюки в тонкую полоску делали и без того длинные ноги визуально ещё длиннее. – Каждый будний день в районе двенадцати за тобой будет заезжать мой водитель и отвозить на курсы. Пока начнём с китайского. – Пока? – изумилась девушка. – Если пойдёт хорошо, то подключим японский. – А меня ты не забыл спросить? – Ты должна чем-нибудь заниматься, а иначе точно зачахнешь от тоски. Я глянул на твой аттестат. Оказывается был всё-таки предмет, что сумел тебе поддаться. – Его просто вёл красавчик, – соврала Боми, точно помня, что учителю её было за шестьдесят. – Я и не сомневался, – встав с кресла, Воншик направился на выход из комнаты. – Умывайся, через час у нас обед с твоей семьёй. – Эй, чего так поздно предупредил? – возмутилась девушка. – Мне не хватит часа, чтобы собраться. – Лимбоми, пока будешь приводить себя в порядок, подумай об одной вещи... – распахнув дверь, мужчина притормозил. Речь его неожиданно с корейского языка перешла на китайский: – Представь, что в красный новенький грузовик бригада рабочих загрузила с утра триста мешков сахара. – Чего? Сахар? – машинально на китайском ответила ему супруга. Она не практиковала язык долгое время, но слова сами образовались на кончике её языка. – Триста мешков сахара, – усмехнулся Воншик. – Задачка что ли какая? – озадачилась девушка. – Что-то типа того, – склонил он голову. – И? Чего с этими мешками сахара-то нужно делать? – Ничего, – рука пригладила волосы. – Тебе всего-то и нужно узнать, сколько лет водителю грузовика. Фамильный особняк семейства Пак, как и ожидалось, за пару месяцев успел забыть о Лимбоми, поэтому, как какой-нибудь дальний родственник, встретил её без должного семейного радушия. Прошло совсем немного времени, а она уже ощущала себя ненужной в доме, где родилась, где сделала свои первые шаги и где произнесла первое в своей жизни слово. Хотя велико ли было заблуждение? Теперь Боми с трудом могла вспомнить, когда ощущала себя полноценным членом семьи. Перешагивая порог отцовского дома, она не чувствует себя хозяйкой. Боми чувствует себя незваным гостем. Отец обнимает её, но обнимает как-то совсем машинально — и в объятьях его мало тепла и мало ласки. С момента передачи её в новую семью он ей так ни разу и не позвонил. Не узнал о самочувствии и о том обижают ли её. Отец всё также глух и слеп к её израненному сердцу. Он с радостью пожимает руку Воншика, не понимая, что в этот момент отталкивает родную дочь. А потом он уходит, снова забывая спросить о её самочувствии и не обижает ли её часом супруг. Небо тяжёлое и низкое. Со стороны казалось, что только на крышах домов и держится. Рыжая белка, заметив приближение наследницы Грин Плаза, замерла. Пушистые кончики ушей её задрожали. На отдалении в сморщившейся рябине застучал дрозд. Белка сбросила с дерева шишку, ещё раз глянула на Боми и скрылась в дупле. С востока начало подниматься солнце, разогревая воздух. Меньше часа назад успел пройтись слепой дождь, поэтому хватило всего лишь одной капли, чтобы привести деревья в движение. Зашумев, листья начали дрожать и сбрасывать с себя остатки воды, именно в тот момент, когда Боми проходила рядом. Вскрикнув, девушка шарахнулась в сторону, пролетая через кусты и сталкиваясь с широкой спиной. Искусственно вызванный дождь насквозь вымочил блузку. Прилипшая ткань очертила кружевной бюстгальтер. Через полупрозрачный верх можно было разглядеть даже оттенок кожи. Оценивая степень несчастья, девушка принялась возмущённо пыхтеть. Туфли жалобно скользнули по земле. – Боми-я? – раздалось над самым ухом, когда она собиралась упасть лицом в грязь. Крепкие руки, подхватив её, поймали у самой земли. Рыхлой и усеянной земляными червяками. Белка, вынырнув из дупла, пробежалась по ветке и через мужское плечо снова с любопытством глянула на Боми. – Лу-кас, – протянула девушка, округлив глаза. – Ты... вернулся? – Вернулся, – кивнул он, ставя сестру на ноги и вглядываясь в растерянные глаза, в которых промелькнуло всё — от жгучей ненависти, до безраздельной любви. – Засранец, – с силой толкнула она его в плечо. На глазах навернулись слёзы. – Предатель, – кулак замолотил по груди. – Ненавижу тебя, урод. – Боми-я, перестань, ещё чуть-чуть — и ты мне рубашку порвёшь, – перехватил он её руки, после чего она старательно стала пытаться уколоть его шпилькой лакированных туфель. – Какого хера ты вообще прилетел? Ну и сидел бы в своём паршивом Китае и дальше, – слёзы всё-таки прыснули из глаз. Тяжёлыми, увесистыми каплями падая на промокшую блузку. Так же, как совсем недавно сыпалась вода с листьев деревьев. Стремительно и неустанно. Почти четыре года прошло с того момента, как второй брат, не предупредив только её, отчалил за границу. Это произошло стремительно. После очередного провального теста, Боми вернулась домой подавленная и, вместо привычных утешений, получила выстрел в сердце. Она до сих пор помнила день, когда на ветру у настежь открытой балконной двери бугристыми волнами колыхались занавески. Постель была аккуратно заправлена. Полки в гардеробной были пусты. Заумные книжки были спрятаны в отцовскую библиотеку. Теперь выдать утреннее присутствие Лукаса в спальне мог только запах его горького парфюма. Горького, как и её слёзы, которые она не переставая лила несколько недель к ряду. Единственный брат, на которого она могла положиться, оказался предателем. Тот, кому она больше всего доверяла в их прогнившей семейке, в итоге оказался лицемерным негодяем. – Ты не был даже на свадьбе! – с силой закусила она губу, пытаясь унять слёзы. Вкус крови почувствовался на языке. – Прости, у меня были причины. Я старался чаще звонить... впрочем, ты единственная, кто мне ни разу так и не ответил. Представляешь, а ведь даже с занудой Чанёлем мне каждый раз удавалось найти тему для разговора, – протянув руку, он вознамерился погладить девушку по голове. Ещё немного — и пальцы, как в детстве, должны были растрепать волосы, но вместо этого замерли в воздухе, так и не добравшись до конечной цели. Чувство сожаления зародилось глубоко в душе. Сердце, иссохнув полностью, в итоге с хрустом, как долька засахаренной хурмы, разломилось на две половинки. Боми уже не ребёнок. Боми выросла, а Лукас опоздал. Он опоздал с этим чёртовым извинением, как минимум, на долгие четыре года. Теперь уже было бессмысленно махать водителю автобуса, который тронулся с места. – Прости, с моей стороны это было низко. – Низко? – зло зашипела Боми, хватая его за клетчатые подтяжки. – Что это вообще, блять, было? Тебя в один день похитили инопланетяне для китайских опытов что ли? – Так нужно было, – сглотнул он тяжело, с усилием выдавливая из себя слова. – Причина? – стукнула она его лбом в плечо, когда он в очередной раз с силой сжал её ладошки в своих. – У меня нет ответа на твой вопрос, Боми-я, – глаза застыли на дрожащих коралловых губах. За прошедшие годы её любовь к этому цвету не изменилась, а вот волосы стали другими. Рыжая дерзость сменилась чёрным спокойствием. – Боми-я? – глаза её недовольно сузились. – Прости, сестрёнка. – Нет у тебя больше сестрёнки. Забудь её имя точно так же, как забыл дорогу в её сердце. – Ты всё такая же громкая, как в тот день, когда появилась на свет, – рассмеялся он, стягивая с плеч пиджак. – Ты была такая краснющая-прекраснющая — и всё кричала, не замолкая сутками напролёт. Ты стала главной причиной того, что в доме все не прекращали ссориться, мечтая о том, чтобы ты замолчала. Мне единственному нравился твой голос. Он мне казался куда музыкальнее, чем те дрянные звуки скрипки Чанёля. – Даже не думай, – погрозила она ему пальцем, – моё к тебе доверие утеряно. – Я скучал, – накинув клетчатый пиджак на продрогшие плечи, Лукас собирался застегнуть его на верхнюю пуговицу, но Боми зло скинула его на мокрую землю. – Ты хорошо кушала? Совсем тоненькая стала. – Катись обратно в свой Китай, – отскочила она в сторону, не нарочно задевая под ногами пиджак и втаптывая его в чернозём. Развернувшись, Боми зашагала прочь — подальше от бесчестных глаз. Лукас же, небрежно заправив руки в карманы брюк, поплёлся следом. Напряжение затаилось в каждом девичьем жесте. В спине, натянувшейся как буксирный трос. В ногах, что не сгибались в коленях, как будто под широкими брюками клёш были спрятаны ходули. И даже в пальцах, теребящих золотой браслет на руке, — тот самый, который он подарил ей, когда она перешла в старшие классы. Предательство для Боми было сродни неоправданным ожиданиям. На протяжении всего своего детства она старательно пыталась подружиться со всеми домочадцами, но каждый раз терпела неудачу. Отец всегда был занят работой, поэтому для неё было чем-то из области фантастики получить от него поздравления лично на день рождения или рождество. Мачеха, судорожно боявшаяся старости, занималась только своей внешностью, бегая по косметологам и пластическим хирургам. Чанёль без конца учился, никого не подпуская к себе ближе, чем на метр. Боми даже боялась ходить мимо его комнаты, когда он брался за решение очередной математической задачки или принимался насиловать струны очередного музыкального инструмента. Джебом и Джинён без конца ссорились и пакостили друг другу. Лукас был единственным, кто не игнорировал её и не делал вид, что снисходительно мирится с её присутствием в доме, как будто она сама была виновата в том, что появилась на свет. Может быть, именно поэтому, чувствуя взаимную симпатию, Боми не переставая ходила за ним по пятам, когда нянечки её ругали и просили оставить молодого господина в покое. Лукас был дарованием, посланным председателю самим небом. Самый настоящий гений. Боми не знала тогда о существовании подобного слова, но даже своими крохотными извилинками смогла додуматься до того, что брат был самый умный в доме. Намного умнее Чанёля, который сутками напролёт сидел за книжками, и, что самое занимательное, намного умнее отца, который сутками напролёт проворачивал рискованные сделки. Это было чем-то врождённым. Даром, который был передан ему генетически. Он схватывал всё на лету и уже в школьном возрасте штудировал университетские учебники. Лукас мог выучить утром буквы финского алфавита, а уже вечером бегло читать на нём рассказы. Он мог стащить у служанки утюг, с лёгкостью его разобрать и по памяти собрать обратно, не потеряв при этом ни одной детальки. Он мог сходу только по видеоуроку освоить какое-нибудь гитарное произведения, не зная ни единого аккорда. Все в доме были переполнены к нему невольным восхищением, включая и малышку Боми. Стоило только Лукасу закончить экстерном частную школу, как президент Пак пожелал отправить его за границу. В день отъезда маленькая Боми, не отпуская рукав дутой куртки брата, долго плакала. Настолько долго, что он умудрился опоздать на рейс, пока её утешал. Два раза в год во время каникул он возвращался в Корею, но даже это время было посвящено не семье, а исключительно Боми. Единственным членом семьи, кто держал его в доме и каждый раз заставлял возвращаться, — была его непутёвая сестра. Юное дарование и маленькая бездарность нашли друг друга в стенах холодного и одинокого особняка. Отца Лукас презирал за многочисленные измены матери и за то, что очередной своей любовницей довёл её до сердечного приступа, от которого она и скончалась. Чанёля он презирал за узколобость и расчётливость. Джебома за злой язык и фальшь. Джинёна за неразборчивость в связях и распущенность. На его взгляд, Боми в доме была единственным неиспорченным ребёнком. В Боми не было скупости, присущей семье Пак, в Боми не было лицемерия, присущей семье Пак, в Боми не было зависти, присущей семье Пак. В Боми, в принципе, не было ничего от семейства Пак. Даже внешнего сходства с отцом и братьями он никогда не наблюдал. По венам Боми точно текла другая кровь. Намного чище и благороднее. Однажды, озадачившись вопросом происхождения сестры, Лукас даже попытался разыскать её мать, однако информацию о ней толком нигде так и не смог найти. Даже его навыки программиста не принесли плодов. Рождение Боми до сих пор для него оставалось тайной. Погрузившись в написание дипломной работы, Лукас не появлялся в доме больше года, и каково же было удивление Боми, когда в очередной свой приезд он вернулся не тощим и угловатым мальчиком, каким она запомнила его в их последнюю встречу. Лукас неожиданно вытянулся и превратился в видного молодого человека. Однако преображение ждало не только его. В один миг от маленькой и угловатой девочки, чьё платье вечно было испачкано сырой землёй, тоже ничего не осталось. Боми расцвела — и цветение это стало самым красивым за всю историю семьи Пак. Всего год — и Лукас перестал походить на нудного заучку, а Боми перестала походить на чумазую задиру. Теперь перед ними пролегло стеснение, вызванное юным возрастом. Лукас стал полноценным мужчиной, а Боми переросла своё отрочество. Они не могли больше, как в детстве, дурачиться. По крайней мере, со стороны это выглядело неуместно. Боми почувствовала это сразу — Лукас начал отдаляться. Со временем у него появилась девушка. Сначала одна. Потом вторая. Следом третья. Боми казалось, что он что-то ищет, но не может найти. Она пыталась давать советы со стороны, видя всех его двуличных пассий насквозь, но он только и делал, что кусал её своими словами. Брат перестал быть её опорой, а в один из дней так и вовсе, не попрощавшись, вернулся обратно в Китай. – Замёрзнешь, глупая, – шепнул он ей со спины. – Иди в дом — переоденься. – Отвяжись, и вообще иди своей дорогой, – проворчала Боми, скрещивая на груди руки, чтобы прикрыть просвечивающие кружевное бельё. – Если кто-нибудь из персонала увидит тебя в таком виде, то начнёт осуждать, – предупредил брат. – Они и так обо мне не самого лестного мнения, – фыркнула девушка, бросая взгляд через плечо. – Хватит за мной плестись! – Тут одна дорога, – мягко улыбнулся Лукас, кивая на узкую тропу под ногами. – А вот в чём дело, – закатила глаза девушка. – Чего сразу-то не сказал? Свернув с каменистой дорожки, Боми направилась прямиком в колючий куст шиповника. Неподалёку крапива. Запах настолько сильный, что даже без волдырей тело непроизвольно начинает чесаться. Натянув на костяшки пальцев промокшие рукава блузки, Боми принялась отводить от лица ветки, пробираясь в гущу сада. – С ума сошла! – повысил голос брат, пытаясь ухватить её за ткань на спине. – Отвали, – оттолкнула его Боми, продолжая воевать с преградой. На шее проявилась тонкая царапина. Рукава оказались подраны в нескольких местах. – Боже, только скажи сколько раз мне перед тобой нужно извиниться — и я извинюсь, – в глазах читалась явная мольба и растерянность, как у маленького мальчика. Однако Боми теперь было не обмануть. Лукас уже давно не был маленьким мальчиком, которого она любила в детстве. Теперь это был расчётливый и властный мужчина, владеющий миллиардами и имеющий в подчинении сотни людей. Словом, точно такой же, как и все в семье Пак. По мнению Боми, он был даже хуже Чанёля, потому что Чанёль не умел притворяться, он всегда был честен и прямолинеен, а вот Лукас умело манипулировал людьми. Присев на подвернувшуюся в аллее скамейку, Боми принялась рассматривать ладонь, в которую впился острый шип крыжовника. – Дай посмотрю, – присаживаясь рядом, перехватил Лукас девичью руку. – Отпусти сейчас же, – зашипела девушка, не в силах противиться стальной хватке. – Отвяжись, отвали, отпусти, – передразнил её брат, больно надавливая на палец и резко вынимая шип. – Слышал — и принял к сведению. Боми, обиженно поджав губы, отвернулась. В искусственно созданный грот с грохотом падал водопад. Под тяжёлым напором разливалась, похожая на чернило, тёмная вода. Закатный свет стенал и рыдал, стелясь волнами по размытому горизонту. Со стороны казалось, что художник опрокинул на холст палитру красок и теперь они кровавыми подтёками окрасили небесное полотно. Уже сейчас лениво вдалеке начинал зарождаться ватный туман. Два лебедя сплелись шеями и умиротворённо покачивались на воде. – Тебя не обижают? – вывернув испачканный пиджак наизнанку, Лукас всё-таки накинул его поверх продрогших женских плеч. – Обижают? – слова утонули в шорохе птичьих крыльев. – В новой семье, – уточнил брат. – Воншику нет до меня никакого дела, – облокотилась Боми на выставленные за спину руки, после чего, задрав голову, уставилась в небо. – Я спрашивал тебя не об этом, – потёр Лукас виски, пытаясь сконцентрироваться. – Меня не интересовала степень его заинтересованности. Я спросил: обижает ли он тебя? – Какой вопрос — такой ответ. Формулируй правильно, – вытолкнула она из лёгких тяжёлый воздух. – Если ты не знал, то можно обижать не только физически. Слова тоже ранят больно. Шрамы от них остаются навсегда, – Боми попыталась украдкой глянуть на брата, но он всё равно смог поймать её неловкий взгляд. – Тебе не приходило в голову, что отсутствие чужого интереса меня тоже может обижать? – Ты знаешь, что я имел в виду под словом «обижать», – откинувшись на скамейку, Лукас прикрыл глаза. – Нет, он меня не лупит, когда я ему перечу, – цокнула она языком. – Хорошо, – улыбнулся он краешком губ. – Но... – подняв палец вверх, Боми расплылась в самодовольной усмешке, – кто знает, что творится у нас в спальне по ночам. – Ничего у вас там не творится, – закатил глаза брат. – Почему это? – возмутилась девушка. – Наверно, потому, что ты ему не даёшь, – пожал он плечами. – С чего бы это? – Пятьдесят на пятьдесят, что ты до сих пор девственница, – приоткрыв один глаз, Лукас глянул на девушку. – С хера ли? – скрипнула она зубами. – Шестьдесят на сорок. – Ты охренел? – Семьдесят к тридцати. – Это вообще не твоё дело. Ещё бы я это с тобой обсуждала, – шпилька скользнула в рыхлую землю под ногами. – Восемьдесят к двадцати. – Ты вообще соображаешь, что говоришь с сестрой? – Девяносто к десяти. – Что за ебучие проценты? К чему это всё? – толкнула она его в плечо. – Просто хотел удостовериться, что всё ещё хорошо тебя знаю, – рука ласково легла на чёрную макушку. – Несмотря на то, что у тебя полностью отбит инстинкт самосохранения, и ты вечно влипаешь во всякие передряги, защищаться от мужчин ты всё-таки умеешь. Твоё тело — твой храм. Я рад, что мне никогда не приходилось вмешиваться в твою личную жизнь. Ты всегда могла постоять за себя сама. Ты всегда знала, с кем нужно связываться, а с кем нет. – Что ты мне тут городишь? – А ещё ты трусиха, которая боится неизвестности, – качнувшись, Лукас толкнул её в плечо своим, так, что она пошатнулась и, теряя координацию, завалилась на скамейку. – Ничего я не боюсь, – огрызнулась девушка. – Однако я всё ещё беспокоюсь о тебе, Боми-я. – Врёшь. – Перед свадьбой я даже попытался отыскать информацию о твоём муже. – Тебя никто не просил, – скрестила она на груди руки. – Значит, ничего не рассказывать? – приподнял он брови. – Хорошо, не буду. – Эй, – выпрямившись, девушка заглянула в чужие глаза, – выкладывай. – Всегда любил тебя за твою отходчивость, – рука обвила сестринскую шею, потянув девушку на себя. Боми забрыкалась, но всё равно получила горячий поцелуй в лоб. – В детстве ты никогда не умела дуться дольше суток. Сейчас время, видать, ещё сильнее сократилось. – Фу, – брезгливо потёрла Лимбоми лоб, – никогда не любила эти семейные нежности. – Привыкай, – рассмеялся Лукас, накрывая лицо рукой. – Абсолютно все родственники твоего мужа очень даже семейные люди. Тебя ещё не замучили совместными посиделками? – Что? – удивилась Боми. – Мы только раз выезжали на барбекю, а второй раз — на юбилей к дедушке. Однако ты прав: тётушек, дядюшек, племянников, кузин, кузенов в их доме хватает. – Тогда у меня два варианта: или Воншик действительно очень занятой человек, умеющий интеллигентно отмазаться, или же... – Или же? – навострила уши Боми – Или же он тебя стесняется, – пожал Лукас плечами. – Ты какого обо мне мнения вообще? – рассердилась девушка, в очередной раз стукнув брата по спине. – Я о тебе только самого лучшего, – кивнул он, подтверждая свои слова, – а вот он тебе, похоже, не доверяет. Воншик до свадьбы запрашивал о тебе информацию. – Я это уже поняла. Он знает вещи, которые даже отец не знает. – У него неплохие информаторы, – глаза опустились на острые коленки. Тонкая шпилька старательно раскапывала землю. – Видимо, лучше, чем у отца. – Его связи вообще лучше, чем у отца. В отличие от председателя Пака у него отличная репутация. С ним хотят сотрудничать все без исключения. – Я догадывалась... – Знаешь, если хорошенько прикинуть, при занимаемом положении, на его месте я бы поступил так же. Это я сейчас про информацию о тебе. – Тоже бы меня проверил? – обиженно надула губы Боми. – Проверил, а если бы отыскал что-то нехорошее, тут же разорвал бы брачный договор. – Получается, что Воншик ничего не нашёл? – Отчего же, – усмехнулся Лукас. – Всё, что его интересовало, он нашёл. – То есть его ничего не смутило? – Ты о лишении водительских прав или любви к травке? Кстати, с последним завязывай. Если ещё раз услышу, что ты балуешься подобным, то по жопе еловой веткой наподдаю. Очень сильно наподдаю. – Ха, вздумал учить, раньше надо было оказывать влияние. – Я не шучу. – Так что там с Воншиком-то? – попыталась сменить тему Боми. – Да собственно ничего интересного, – вытянув ноги, брат хлопнул себя по бёдрам, ища сигареты с зажигалкой. – Похоже на то, что в жизни он точно такой же, какой на работе и такой же, как на страницах экономических журналов. Я не смог отыскать в его прошлом ничего подозрительного. Даже подключил друзей — всё пусто. Со стороны он выглядит обычным бизнесменом. – И это всё? – надула губы Боми. – Я же сказал: со стороны, – зажигалка щёлкнула, поджигая сигарету, зажатую между зубами. – У него много друзей... необычных друзей, да и секретарь его не так прост, каким может показаться тебе на первый взгляд. Остерегайся его, он опасный человек, и влияет на компанию больше, чем любой акционер. – Тэгун не показался мне подозрительным, – задумчиво склонила девушка голову. – А о каких необычных друзьях ты говоришь? – О тех, что водятся исключительно в криминальных кругах, Боми-я, – вытянув губы, Лукас выпустил дым. – Не все дела, что он ведёт, легальные. За них правоохранительные органы по головушке не погладят. – Так и знала, – хлопнула девушка в ладоши. – Хоть один слух-то должен был оказаться правдой. – Тебя это не пугает? – удивился мужчина. – По-твоему, сколько мне годиков? – покосилась на него Боми. – Хоть ты меня за дуру не держи в этом доме. Думаешь, я не знаю, с какими опасными людьми сотрудничает наш отец? Святые не строят бизнес в этой стране. Я уже давно научилась отличать мафиози в нашем доме от обычных бизнесменов. – И как же? Поделись секретом. – У первых взгляд как будто они тебя вот-вот скормят пираньям. Когда они видят произведение искусства в нашем доме они не спрашивают, где можно приобрести подобное, они спрашивают о человеке, который мог бы помочь приобрести им подобное, – постучав указательным пальцем по губам, Боми сощурила глаза, пытаясь припомнить ещё какие-нибудь отличительные признаки. – А ещё у них цепи широкие и золотые на шее, куча колец на пальцах-сардельках, ну и куда же без татуировок. Кресты, ангелы. Они вообще там какие-то больно верующие. Ну, надо же всё-таки как-то отмаливать грехи. – Забавно, – усмехнулся Лукас. – Получается, и муж твой тоже отмаливает? – Воншик? От чего? – От грехов, на своём теле? – На теле? – Боми ощутила, что её загнали в угол. – Сто процентов, – выдохнул он с явным сожалением. – Ты с ним точно не спала. – Да хватит уже о моей интимной жизни. – Которой нет? – рассмеялся Лукас басисто, выставляя руки в качестве защиты. – У Воншика всё тело в наколках. Ты разве не знала? Боже, вы что вообще не общаетесь что ли? – А ты-то откуда знаешь, что и где у него есть? – длинные ногти попытались дотянуться до лица, но застыли в воздухе. – Может, ты меня ещё и о размерах его члена просветишь? – С его членом разбирайся сама, – заливаясь смехом, Лукас уже перестал защищаться, – а вот насчёт татуировок, я правда случайно узнал. Через его друга я нашёл его тату-мастера. – А ещё чего-нибудь узнал? – оживилась Боми, поддаваясь вперёд. – Много будешь знать — мало будешь спать, – стукнул её по носу брат. – Эй, делись информацией! – Она такая же скучная, как и ваша совместная жизнь. – Ну... ты чего? – проворчала девушка, хватая брата за локоть. – У него, и правда, замечательная семья. Такая, какой у нас с тобой никогда не было. Он любит и уважает своих родителей, – докурив, Лукас затушил сигарету о валун, после чего запихал окурок обратно в пачку. – Его хорошо воспитали. Он почтителен к старшим и не водит женщин за нос. Он никогда не пользуется своим положением в угоду мимолётной прихоти. Он был верен первой жене и всем тем женщинам, с которыми у него когда-либо была какая-то связь, а таких, к слову, было немного. Серьёзно, их всех можно перечислить на пальцах одной руки. Даже расставшись с ними навсегда, он сохранил дружеские отношения. Он не спит с кем-то ради забавы. Он просто уважает себя так же сильно, как и свой выбор. Он редкий чеболь, которого не встретишь в сауне или мотеле. – Он чего дрочит что ли, когда у него нет серьёзных отношений? В жизни не поверю, что он монах-отшельник, – нахмурила Боми брови. – А ты не верь, – качнул Лукас головой. – На такой случай у него припасён один сексуальный партнёр. Связь без обязательств длиною в жизнь. Подруга ещё с университета. Первая любовь и все дела. Расстались, но сохранили связь. – Чего? – возмутилась Боми, маленький котёнок начал неприятно скрести сердце. – Не переживай, – похлопал её по плечу брат. – Она живёт за границей, последний раз он был у неё накануне свадьбы, после этого связь была оборвана. Не знаю, чего он ждёт... – взгляд изучил раскрасневшееся лицо, вызванное то ли волнением, то ли злостью, – но ждёт он, видимо, зря. Ты ведь ему вряд ли дашь. Однако в том, что у него до сих пор отсутствует любовница, есть ещё причина. Как видишь: выбор, продиктованный кем-то со стороны, он тоже уважает. Понимаешь? Он этого тебе никогда не скажет, но он уважает тебя, Боми. Уважает ровно до того момента, пока ты его не разочаруешь. Я понял, что он не из тех людей, кто стремится формировать своё мнение за счёт мнения со стороны. О тебе могут говорить дурно, но пока он не увидит это собственными глазами, он не примет это к сведению. Сейчас он оценивает тебя только внешне, но разрешишь ли ты ему посмотреть дальше, чем видят глаза? Лично я уверен в том, что если ты разрешишь, то он не разочаруется. – А если я захочу узнать больше? Ну, посмотреть дальше, чем видят глаза, – с придыханием произнесла Боми, облизывая пересохшие губы. – Тебе нравятся вон те лебеди? – указал он рукой на пруд. – Ну, они миленькие, – пожала Боми плечами, – символ любви, создают пару один раз и на всю жизнь. Есть в этом что-то прекрасное. – Мне как-то приходилось слышать о том, что лебедь — недобрая птица. Она не терпит возле себя гусей или уток. Часто и без причины она их убивает, – переведя взгляд с озера на девушку, Лукас уловил напряжение в прогнувшемся теле. – После полученной информации твоё отношение о них изменилось или они всё такие же миленькие? – Но они ведь всё ещё любят свою вторую половинку? – Любят, – подтвердил Лукас. – И всё ещё ей верны? – Как никому. – Они никогда её не оставят и ни на кого не променяют? – Никогда. Можешь быть уверена. – А если умрёт один, то следом от тоски умрёт и второй. – Безусловно. – Возможно, это прозвучит нехорошо, – прошептала Боми, – но если бы меня хоть кто-то в этом мире любил больше всего на свете, оберегал и лелеял, то я бы смогла простить этому человеку всё. Любовь — страшная вещь, когда она у тебя в дефиците, когда ты не получаешь её в том количестве, какое тебе необходимо для полного жизнеобеспечения, ты готов отдать за неё всё. Даже свою совесть и честь. Когда Лукас и Лимбоми вернулись в дом, все уже сидели на летней террасе. Отец с мачехой во главе стола. Чанёль, не так давно подавший на развод, уже без своей супруги, которую Боми от силы видела всего пару раз. Джебом с новой пассией, которую навязал ему отец, планируя в скором времени женить, когда сам Джебом планировал с ней лишь поразвлечься, а потом найти уважительную причину для отказа. В углу же стола, как отшельник, в телефоне зависал Джинён, совершенно не обращая внимания на окружающих и только время от времени подавая голос на расспросы матери о своей жизни. – Мне стоит поинтересоваться, что произошло? – бровь Воншика удивлённо приподнялась, когда он глянул на растрёпанную жену в промокшей блузке с мужским пиджаком наизнанку. Всего пару недель назад он не придал бы увиденному значения, продолжив и дальше обсуждать важную финансовую тему с председателем, но теперь Лимбоми была частью его жизни, о которой хочешь или не хочешь, а интересоваться приходилось. – Я просто слишком неуклюжая, – натянула девушка на лицо придурковатую улыбку, быстро заскакивая на крыльцо и скрываясь в доме. – Лукас? – недоумённо перевёл президент Пак глаза на сына. – И правда, такая же неуклюжая, как в детстве, – пожал брат плечами. – И такая же идиотка, – хмыкнул Джебом, закидывая в рот канапе с белужьей икрой, – и только не говорите, что мы сейчас все её будем смиренно ждать. С её неопределённостью в одежде это может затянуться на час. – Ma chérie, ты куда? – придерживая за локоть мужа, обеспокоенно поинтересовалась госпожа Пак. С утра супруг был не в духе. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть — и он точно на ком-нибудь отыграется. – Потороплю Лимбоми, – грубо отцепил он от себя встревоженные пальцы жены. – Я могу и сама, ce sera mieux ainsi, – отбросила женщина на стол тканевую салфетку, до недавних пор покрывающую колени. – Не мужское это дело. – Мне нужно кое-что обсудить с ней наедине, – обманчиво мягко улыбнулся он в ответ на испуганные глаза. – Мама права: не мужское это дело, – впервые оторвавшись от телефона, Джинён прожёг взглядом своих карих глаз главу семьи. – Отец, давай лучше выпьем за встречу после долгой разлуки, – указал Лукас на бутылку вина. – Мы ведь так и не успели этого сделать с моего приезда. – Да, давайте выпьем, – решил подать голос Чанёль, прищуриваясь и взглядом извиняясь перед другом за сцену, которую ему приходится наблюдать со стороны. – Извини, – не слушая сыновей, президент Пак дотронулся до плеча Воншика, останавливая его порыв встать из-за стола, когда самый старший его покидает, – я отлучусь ненадолго. Напряжение, царившее на террасе, усилилось. В свободном пространстве начали лопаться раскалённые пузыри воздуха. Воншик повёл плечами, ощущая неприязнь каждой клеточкой своего тела. Всего пары таких визитов ему хватило, чтобы понять, что родственники здесь друг друга презирают. Взаимоотношения в семействе Пак были натянуты сильнее, чем струны каягыма. – Так какая она? – неожиданно подал Джебом голос, когда все собирались просидеть в гробовой тишине до прихода главы семьи. – Совместная жизнь с Пак Боми. Такая же сладкая как с Юной? Оторвав взгляд от наручных часов, Воншик столкнулся взглядом с молодым наследником Грин Плаза. Ветер усилился, начав теребить скатерть, подобно тому, как теребит ребёнок юбку своей матери. Настойчиво. Пытаясь привлечь всеобщее внимание. Опавшие листья, подхваченные ветром, закружились над землёй. Первая капля дождя упала на рукав пиджака, расползаясь в безобразное пятно. Зрачки расширились. Запульсировали. Пальцы с силой сжали ткань на коленке брюк. Вены на кулаке вздулись. Костяшки неприятно хрустнули. – Как вижу, не только Боми не хватает манер, – громогласно отозвался Чанёль, рассекая своим голосом ватное молчание. – Я просто пытаюсь разрядить обстановку, все такие напряжённые, – усмехнулся Джебом, отбивая пальцами дробный ритм на столешнице. – Просто не забывай, что этот товар, в отличие от первого, ты в любой момент можешь вернуть обратно. На него предоставляется своевременная гарантия. – Джебом, ты что такое говоришь? – вмешалась в разговор побледневшая госпожа Пак, боящаяся любого вида конфликтов. – Сейчас же извинись. – За что? – удивился молодой человек, закидывая ногу на ногу. Взгляд его снова сцепился со взглядом бизнесмена. От него не скрылось, что злость вздулась багровыми пятнами на чужой шее. Он знал, что Воншик может ответить, но почему-то в этот раз его пересохшие губы оставались запечатанными. Залитыми воском, как печать на императорском письме, хранящая страшный секрет. Воншик оставался нем. Нем как бывает только покойник. – Прогуляйся лучше со своей спутницей по парку, – оторвавшись от телефона, кивнул Джинён в сторону грота с водопадом. – Не порть всем настроение. – А оно вообще сегодня у кого-то было? – хохотнул он, не переставая донимать Воншика. Дождь, накрапывая, начал задевать бутоны жёлтых кувшинок, украшающих стол. Вместе с первыми каплями задрожала водная гладь пруда. – Не с той ноги встал? – цокнул языком Лукас. – Вечно я как жёлудь в собачьей еде, – облизнул губы Джебом. – Что ни слово, то заноза? – сунул самый младший брат сотовый в карман джинсов. Стул противно скрипнул, проезжаясь по полу. Воншик поднялся с места. В мгновение Джебом дёрнулся, прогибаясь в спине. Тело напряглось, как напрягается только в минуты опасности, ожидая удара со стороны. – Думаю, пора перебраться в дом, – сухо отозвался бизнесмен, подставляя плечи обрушившемуся на него ливню. – Да, мы совсем засиделись, – подскочила со своего места госпожа Пак, являясь для всех сигналом к действию. Вся семья закопошилась, перебираясь в дом. Воншик был последним, кто остался на улице и наблюдал за чёрным кашемировым занавесом. Вспышки молний осветили верхушки деревьев. Скапливающаяся вода заливала землю. Образовывались огромные и непроходимые лужи, которые зло пузырились подобно недовольной магме в жёлобе вулкана. – Он ведь не вывел тебя из себя? – хлопнул его по плечу Чанёль, вставая с другом под навес и начиная наблюдать за насквозь промокшим парком. – Это произойдёт не раньше, чем пыль засыплет мне глаза. – Думал, что ты всё-таки ответишь пащенку. – Зачем? Мы давно уже всё выяснили, – пожал Воншик плечами. – Мне проще его не замечать, чем разрешать питаться моей ненавистью. – Всегда поражала твоя выдержка. – Поверь, теперь от неё мало что осталось. – Раз от твоей ничего не осталось, то, что прикажешь делать мне? – улыбнулся друг. – Отец всё ещё в бешенстве? – Он рассчитывал на долгосрочный союз, а в итоге наш брак не продержался и полугода. – Даже не попытаешься её удержать? – поинтересовался Воншик. – А зачем? Чтобы сохранить свою репутацию? Или пакет акций? Детей у нас нет. Делить нам нечего. – Это был исключительно расчёт? – Я не питаю к ней чувств, если ты спрашиваешь меня об этом, – прикрыв глаза, Чанёль вздохнул — и вздох его был наполнен тихой печалью. – Сколько бы я об этом не думал, всё время прихожу к выводу, что моя жена сделала то, что не смог сделать я со времени помолвки. Удивительно, как настолько робкий человек в один миг переменился, став Валаамовой ослицей. Все знали, что её насильно утянули замуж, когда она уже состояла в длительных отношениях со своим инструктором по йоге. Забавно. Не правда ли? Променять меня на инструктора по йоге. Кто же мог подумать, что наши родители просчитаются, не догадываясь, что можно отдать титул за любовь. Она собирается бежать с ним за границу. Думает, что я не знаю. – Ты считаешь, отец позволит вам развестись? – Если наша с тобой затея удастся, то меня перестанут сдерживать семейные обязательства. – Ты всё ещё уверен, что хочешь это сделать? – Считаешь меня ужасным сыном? – Считаю тебя хорошим бизнесменом, – улыбнулся Воншик. – В любом случае, всё вокруг нас — экономический театр. У нас с тобой до сих пор нет правильного сценария и исполнителей главных ролей. По итогу и сама идея может оказаться абсолютно бессмысленной. Замолчав, он посмотрел под ноги, где стелилась лужа размером с маленький пруд. – Кстати, а с Боми-то у тебя как? Надеюсь, она не сильно тебя разочаровывает, – поинтересовался Чанёль. – Хочешь — верь, хочешь — нет, но я ожидал худшего, – вздохнул мужчина, выпуская сжатый клубок пара изо рта. – На самом деле мы встречаемся не так часто, как должны встречаться муж с женой, но в те редкие моменты уединения, я не ощущаю дискомфорта рядом с ней. – Смотри только сильно не привязывайся, – усмехнулся Чанёль. – Моя сестра как лиана, которую нельзя обрубить. Есть в её характере своеобразная магия. Она тебе или очень нравится или категорически — нет. Чего-то среднего не бывает. – Не беспокойся, я с самого начала знал, что из этого союза ничего не выйдет. Твоя сестра — просто трамплин для старта. Запах разряженного озона. Вспышка молнии осветила лицо. Ветер забился в металлическую лейку, забытую горничной на веранде. Цветы кувшинок сбросили на стол лепестки, держащие росой на себе мелкий бисер. – И всё-таки подумал ещё раз, – опустив руки в карманы брюк, Воншик сосредоточенным взглядом посмотрел на сверкающий горизонт. – Действительно ли ты готов отдать мне Грин Плаза. Зарывшись пальцами в волосы, Боми сидела на полу, когда отец прошёл внутрь комнаты, которая даже после переезда в дом Воншика всё ещё бережно хранила запах её фруктовых духов и кокосового масла для тела. – Когда же ты уже начнёшь себя вести достойно, согласно дарованному тебе имени? – каблуки его туфель злобно застучали по паркету. Словно загнанное в клетке животное он начал измерять своими широкими шагами комнату. – Ведёшь себя подчас как полоумная. Даже не представляешь, как мне временами за тебя бывает стыдно. Скажи: ты делаешь это нарочно? – голос его угрожающе повысился. – Что и кому ты хочешь доказать? Ты пытаешься меня задеть или привлечь моё внимание? – Ничего я не пытаюсь, – презрением на презрение ответила Боми, отрывая взгляд от пола. – Не дай бог от тебя откажется Воншик после пары месяцев брака. Клянусь: удавлю тебя своими собственными руками, – погрозил он ей пальцем. – Второго такого скандала как с Чанёлем я не потерплю. – Может, прежде чем насильно его женить, нужно было хорошенько подумать? Только не говори, что не знал о том, что у его будущей жены есть любовник, с которым ты из-за своей прихоти и прихоти её отца решил разлучить. Поди не ожидал того, что кто-то способен отречься от денег в угоду своим чувствам? – Чувствам? Эти глупые сказки о любви будешь читать своим дочкам по ночам, – рявкнул он. – Нет в моём и твоём мире любви. Запомни: браки по расчёту самые крепкие. Любовь как приходит, так и уходит, – нога с силой ударила по ножке деревянного стула. Боми вздрогнула. – Кто же мог знать, что Чанёль настолько идиот, что молча будет наблюдать за тем, как ему делают рога. – А по его лицу разве было непонятно, что ему всё равно? – усмехнулась девушка. – Он с ней даже не жил как муж. – Только попробуй повторить его ошибку, – стремительно развернувшись на пятках, председатель Пак направился в сторону дочери. Рука, вцепившись в тонкое запястье, выдернула девушку с пола. Боми почувствовала боль. Ноющую и щемящую, — и нет, больно было не её телу, — с ней она успела свыкнуться на протяжении нескольких лет, — в итоге, больно было её душе. Внутри всё уже давно изуродовано и не переставая кровоточит. Даже чистые бинты уже не спасают. – Не имею представления, как ты его удовлетворяешь, но только попробуй ерепениться... никаких отказов, делай всё, что попросит. Слышала? Всё, Лимбоми. Даже если со стороны это выглядит мерзко и грязно. – Ты меня решил поучить тому, как правильно ублажать мужчин? – рассмеялась она ему в лицо. – Для общего дела я тебя не только этому научу, – зло огрызнулся отец, свободная рука начала сдавливать шею. Пальцы впились в кожу, оставляя точечные синяки. – Заскоки у всех разные. Упаси тебя Бог от ошибок, дочь. Если я узнаю, что муж тобой недоволен или тебя кто-то пригрел на стороне. Я из тебя всю душу вытрясу. Запомни: если не сохранишь этот брак, второй покажется тебе сущим адом. На твоём месте надо быть полной дурой, чтобы не понимать насколько тебе повезло с Воншиком. – Отец, отпусти, – несмело скребя ногтями по мужской руке, Боми ощутила, что задыхается. В голове сразу же начала прокручиваться информация о том, остались ли у неё в доме водолазки. Кажется, она настолько привыкла к всплеску неконтролируемой агрессии, что её уже не волновали вопросы защиты от домашнего насилия, — её волновали только лишь вопросы о том, как получше скрыть его следы от посторонних. – Уяснила? – зашипел он, брызжа ядовитой слюной. – Воншик должен быть тобой доволен во всём. Ты должна быть разумной хозяйкой и что самое важное ты должна быть хороша в постели, чтобы в сторону других женщин он даже не вздумал смотреть. Ты должна стать кроткой. Ангелом во плоти. Слышала что-нибудь о его предыдущей жене? – Глубоко верующая католичка, – непроизвольно слёзы начали подступать к глазам, когда мужчина с силой сжал волосы на затылке. Боми казалось, что ещё чуть-чуть — и он снимет с неё скальпель. – Весь высший свет её любил. Благородная и милосердная. Состояла в нескольких благотворительных фондах. – Верно, – ухо обожгло горячее дыхание, – и я даже не представляю насколько хорошо нужно научиться сосать, чтобы он в тебе так же души не чаял. – Отец... больно, – вцепившись в крепкую руку, Боми попыталась отцепить её от покрасневшей шеи, – останутся следы. – Упрямая лошадь взбрыкивает, стоит лишь отпустить поводья. Разве я не прав, Боми-я? – Я поняла, пожалуйста, прекрати, – простонала девушка, дрожащей рукой касаясь плеча отца. – Знаю, – лихорадочно смочил он губы языком, – я знаю, чем ты можешь её превзойти. – Отец... – глаза застилал туман, руки подрагивали. Боми казалось, что она падает в пропасть: она была на грани потери сознания. – Ты как можно скорее должна подарить ему сына, – глаза заблестели чёрной слюдой, – а мне внука. Что бы ни произошло в итоге, от родного сына не откажется. Мне не нужны конкуренты. Я хочу полностью монополизировать бизнес в этой стране, но пока семейка твоего благоверного не даёт мне это сделать. Во что бы то ни стало ты должна привязать его к себе. Ты должна привязать его к нашей семье. У него должны появиться обязательства. – Что? – прохрипела Боми, пытаясь оттолкнуть отца. – Мой ребёнок никогда не станет чьей-либо разменной монетой. Он не будет втянут в ваши жестокие игры. – Ты решила препираться? – Ненавижу тебя, – слёзы сорвались с глаз, вместе с жемчугом на тонкой шее. Ожерелье лопнуло от сильного напора. Бусинки стыдливо разбежались по разным углам. – Ненавижу всё наше гнилое семейство. Живём тут как ужи в глиняной банке, и только и делаем, что кусаемся и никого к себе не подпускаем. – Неблагодарная, – заскрипел президент Пак зубами, – многие мечтать даже не могут о жизни, которая дарована тебе. – Серьёзно? Ты серьёзно?! – воскликнула она на всю комнату, срываясь на судорожный крик. – Ты мне слова доброго в жизни не сказал. Ты меня с детства дурой считал и прятал от всех своих друзей, пока не увидел, что из неказистой девочки вышло что-то привлекательное. Тебе не составило труда понять, что мою внешность можно дорого продать. Разве я не права? Женский ум в наше время никому не сдался, а вот внешностью можно заманить любого сластолюбца. Знаешь, сколько раз я сожалела о том, что у меня нет члена? – тяжёлый взгляд прожёг лицо отца. – Сгодился бы любой отросток, чтобы ты во мне увидел личность. Нужно быть слепой и глухой, чтобы не понять, что этим миром правят мужчины. Тираны. Все главные посты принадлежат именно вам. Рациональность и расчётливость прокладывает дорогу к власти и прибыли. Ничто не строится на женской любви и гармонии. Именно мужчины затевают войны ради денег. Они берут в руки оружие и начинают всё рушить. Они стремятся к демократии. Однако никто не развязывает войны из-за свободы и демократии. Ты называешь это — прогрессом, но на самом деле это ни что иное, как деградация. Деньги. Деньги. Деньги. Твои ценности сплошь материальные и физические... – Боми хотела продолжить, но звонкая пощёчина остановила тираду её слов. Дрожащие пальцы прикоснулись к пылающей коже. Губы жадно вдохнули кислород. Боми ощутила себя рыбой, которую выбросили на сушу. – Где ты набралась этой чуши? – потирая раскрасневшуюся руку, прошипел председатель Пак. – Может решила стать смелее? – Непокорность нельзя считать смелостью, – огрызнулся он ей в ответ. – В детстве ты был моей гордостью, – прошептала девушка, глаза забегали по полу, – а сейчас нет на свете человека, которого я бы презирала больше, чем тебя. Каждый день мечтаю лишь о том, чтобы твоя империя рухнула как карточный домик. Ты жесток не только со своим окружением, ты жесток ко всей своей семье. Ты эгоистичен и алчен. – Гены проснулись? – потянувшись вперёд, глава семейства схватил дочь за воротник рубашки. Боми забилась, пытаясь вырваться, но в итоге налетая на комод. Тупой удар в бедро. Нога подвернулась. Рука задела полки. Боми уже мысленно пыталась сосчитать количество синяков на теле. Багровые. Размером, пожалуй, с её ладонь. Вряд ли в ближайшие пару недель она сможет надеть что-то открытое. – Такая же сука, как и твоя мать, – Боми показалось, что сейчас он сплюнет ей в лицо, но вместо этого он проглотил свою ядовитую слюну. – Я надеюсь от неё у меня больше, чем от тебя, – прохрипела девушка, закрыв лицо ладонями, когда он снова замахнулся — в этот раз ногой. Колено ударило куда-то между рёбер. Не настолько сильно, чтобы проломить, но достаточно, чтобы оставить на коже ещё один синяк. – Приведи себя в порядок, – цокнул мужчина языком. – Даю тебе тридцать минут. Уяснила? – Хорошо, – вздрогнула Боми, когда грубые пальцы сомкнулись на плече. – Вы должны перестать предохраняться. Поняла? – пальцы сдавили чужие щёки, продавливая их внутрь. – Боми, научись уже ублажать мужчин. Слышишь? – Хочешь увидеть во мне шлюху, как все твои любовницы? Рука, забывшись, собиралась изуродовать своё же собственное творение. Боми зажмурилась, но удара по лицу так и не получила: он был остановлен. Взгляд председателя Пака столкнулся с пылающими глазами Лукаса. Удивительно, но в эту случайную минуту отразившимся на лице презрением второй сын сказал больше, чем словами за всю свою жизнь. Сыновья рука с силой сжала ворот отцовского пиджака. Ткань скрипнула. Мгновения помешательства грозились привести к страшной ошибке. Сердце пылало от гнева и боли, но кулак всё-таки расслабил хватку. Душа его не готова была мириться с поражением, но умом он понимал, что ничем хорошим это в итоге не закончится. Он был бессилен. По крайней мере отпор отцу сейчас дать не мог. Боми не спасёт, если он сорвётся, Боми это только погубит. Погубит так же, как погубило когда-то его. – Наследник, Лимбоми. Мне нужен наследник, и ты мне его подаришь любой ценой, – расправив могучие плечи, мужчина небрежно просунул руки в карманы брюк. – Я думаю, тебя уже заждались гости, отец, – медленно, словно пытаясь приручить гремучего змея, протянул сын. – Гости? – удивился председатель, с трудом осознавая, что рассудок его на время помутился. – Возвращайся в гостиную, я тебя очень прошу, а мы спустимся следом. – Тогда проследи, чтобы она привела себя в порядок и убрала со своего лица это страдальческое выражение, – небрежно бросил он Лукасу у самого выхода. Дверь с грохотом захлопнулась. Боми рухнула на пол, и сколько бы она не отворачивалась от старшего брата, он видел, что затолкать слёзы в себя обратно у неё не получается. Ей было стыдно и ему было стыдно, и каждый продолжал жить в своём стыде на протяжении всей жизни. Боми не могла защититься, а Лукас не мог защитить. На мгновение он снова вернулся в прошлое. Он снова тощий и слабый подросток, у ног которого, сжавшись, сидит его крошечная чумазая сестра, на которую отец снова сорвался без повода. Под ногами у неё клочьями земля и разбитый цветочный горшок — и ему чудится, что эти цветы под ногами вырвали у неё прямо из сердца и растоптали прямо у него на глазах. Боми сидит и глотает слёзы, а першит при этом в горле именно у него. Сердце Лукаса, дремлющее долгих четыре года, вдруг проснулось и жалобно заскулило. – Боми-я... – позвал он её тихо, желая, чтобы она посмотрела на него, переставая прятать лицо в острых коленках. – Не переживай, – едва слышно прошептала девушка. – Все слова, которые ты хотел сказать, но не сказал, я расслышала. Очень ясно расслышала, Лукас. – Я всё исправлю, – робко дотронулся он до женского плеча, – потерпи ещё немного и я всё исправлю. Обещаю.***
Размеренная жизнь Лимбоми потекла своим чередом. Разговоры о наследнике всё ещё поднимались в родительском доме, но со временем немного поутихли, а стоило только Воншику начать собираться в длительную командировку в Японию, как они и вовсе оборвались. Предложение поехать вместе с супругом Боми так и не поступило, а напрашиваться самой, несмотря на то, что ей безумно хотелось развеяться, не было смысла. Оставшись дома в одиночестве, молоденькая госпожа Ким всё больше времени начала проводить с подругами, от которых за последний месяц успела отдалиться. Очередная встреча была организована в доме Айли, которая до позднего вечера должна была помогать Джексону в кафетерии по случаю очередного торжества. Юджин была на курсах. Поэтому единственная ничем не обременённая Боми, пыталась занять себя приготовлением овощным рагу. Пританцовывая в коротенькой пижаме, девушка ставила в духовку противень, когда замок на входной двери щёлкнул. – Я дома! – раздался из коридора переполненный энергией голос Ёнгука. – Рада за тебя, – выглянув, Боми подпёрла плечом дверной косяк. Халат кокетливо с плеча сполз вниз, оголяя участок бледной кожи. – У вас что сегодня посиделки намечаются? – сморщился мужчина, уже сожалея о том, что с ночным дежурством промахнулся по графику на день — оказывается, его нужно было брать именно сегодня. – Ага, – кивнула девушка, пригубив алкоголь из бутылки. – Как ты можешь пить эту дрянь? Там же от пива только слово, – покосился он на розовенькую этикетку, после чего пальцы принялись расшнуровывать высокие служебные сапоги. – Зато вкусно, – пожала Боми плечами. – С вишенкой. Хочешь попробовать? – рука протянула навстречу Ёнгуку алкоголь. – Сама пей эту бабскую херь, – отмахнулся полицейский. – Как там твоя семейная жизнь? – Лучше не придумаешь, – лучезарно улыбнулась Боми. – А синяк на бедре тебе в порыве страсти поставили? – усмехнулся Ёнгук, не поднимая глаз. – Какой ты проницательный, – театрально закатила глаза девушка, запахивая шёлковый халат и перевязывая его тонким поясом. Глаза упали на пожелтевшую гематому, которая постепенно начала рассасываться. – Можешь не прятать, я уже всё увидел, – наступив на пятки сапог, он скинул обувь. Пальцы зацепились за горловину футболки. Стянув через голову верх, Ёнгук закинул его в стиральную машину. Viva la Revolucion — красовалась на груди размашистая витиеватая надпись. К какой революции призывал он бороться окружающих, Боми не знала, но призыв ей не нравился, как и всё ему сопутствующее. Make Art Not War на внутренней стороне руки выглядела симпатичней, но тоже оставалась непонятной женскому уму. Призыв заниматься искусством, а не войной вызывал у Боми одну лишь ассоциацию, связанную исключительно с сексом. – Что ты увидел? – приподнялись женские брови. – Шея... – прошептал он хрипло, приближаясь к девушке, – правый локоть, запястья... – хмельное дыхание опалило лицо, когда он склонился над гостьей, – бедро, чуть выше правого колена, – указательный и средний палец пролезли под пояс. Боми напряглась, прогибаясь в спине. Полы шёлкового халата разлетелись в стороны. Ладонь нахально потянула вверх топик, – живот. – Ты чего удумал? – вцепилась она в мужскую руку, оголившую кожу. – Хотел проверить последнюю догадку, – шепнул он ей на ухо. Голос был пропитан соджу и свиными рёбрышками: вероятно, не так давно он сидел с коллегами в баре. – Ты сморщилась, когда случайно задела это место. – Ты берега попутал, пловец? – фыркнула она. – Это Воншик тебя огрел? – Никто меня не бил, – возмутилась Боми. – Я просто налетела на тумбочку. – Ты ведёшь себя как маньяк, которого застукали на месте преступления в крови жертвы с топором в руках: ой, не подумайте ничего такого, я мимо проходил, а топор просто в руках решил подержать. – Не твоё это дело, Бан Ёнгук, – по слогам произнесла она в приоткрытые губы. – Я от чистого сердца, – руки легли по обе стороны от женского лица. Боми вздрогнула, резко впечатываясь в стену. Показалось, что стрела лучника пронзила её насквозь и выбила сердце. Теперь только одна зияющая пустота была на месте серой мышцы. Наша собственная воля прокладывает нам путь к тем или иным людям. К Ёнгуку она вела её постоянно. Ещё в юности она поняла, что оставаться с этим мужчиной наедине — опасно. Привязанность для Боми определялась степенью её внутренней свободы. С Ёнгуком внутренней свободы она никогда не чувствовала. – Что от чистого сердца? – рука, потянувшись вверх, обхватила мужское плечо. Пальцы неуклюже промяли загорелую кожу. От него, как обычно, пахло кожей и порохом, а ещё смесью пота и травяной мази от ушибов. – Интересуюсь всё ли у тебя в порядке. – Сердце находится выше, Бан Ёнгук, – усмешка была предвестницей грустной улыбки. Глаза опустились на мужскую ширинку. – Помнишь того парня, который задирал тебя в школе? А учителя физики, который к тебе клеился? Думаешь, я и в этот раз не справлюсь? Тебе стоит сказать лишь имя — и тебя перестанут доставать. Изящные ручки потянулись к лицу мужчины. Холодные ладони прикоснулись к коже. Взгляд полицейского столкнулся с грустью, что тлела в карих глазах. – Ты знаешь имя, Бан Ёнгук, – большие пальцы погладили щёки, неуловимая глазу щетина почувствовалась только при прикосновении. – Ты всегда знал имя. – Я жду, когда ты его произнесёшь, потому что только тогда, когда ты дашь мне зелёный свет, я смогу начать действовать, – Бан Ёнгук знал имя. Он уже давно начал догадываться, откуда появлялись синяки на девичьем теле. Однажды он даже слышал, как она плакала. Плакала тихо и больно. Больно настолько, что у него от отчаяния цепенело сердце. Ёнгук пытался придумать способ помочь девушке, но понимал, что это не в его власти. Семейство Пак в этой стране было неприкасаемо. Даже если бы кто-то из членов семьи начал на чужих глазах кого-то убивать или насиловать, вызов бы просто проигнорировали. Председатель Пак с самого рождения был ослеплён безнаказанностью. До того, как Бан Ёнгуку не открылась страшная тайна, он ничего не стыдился в своей жизни, однако с недавних пор позорным пятном была покрыта его честь. Бан Ёнгук впервые был бессилен, он ощущал свою беспомощность и ничего не мог с этим поделать. Единственное, на что он был способен — так это только открыть сейф и достать из него Хеклер-Кох сорок пятого калибра, а потом всего лишь один выстрел — и Боми в один день потеряла бы и отца, и близкого друга. Одного вряд ли бы спасли от пули, а второго от повешения. Снежный айсберг между ними нарастал. Ёнгук неуверенно поднял свои проницательные глаза, заглянул в самую душу, попытался найти там что-то на ощупь, но в итоге у него ничего так и не вышло. Сердце Боми было закрыто, и поза её, со скрещёнными на груди руками, показывала, что открывать она его никому не собирается. Царапающий взгляд не подпускал к себе близко. В измученных глазах Ёнгук уловил рано потерянное детство и колючее взросление. Он не знал, что сказать, да и нужные слова обычно выходили у него через силу. Тяжело и нескладно. Рассеянный вздох — и мужчина осознал, что не со зла посыпал на незажившую рану соли, когда нужных медикаментов, чтобы её залечить у него на руках не было. – Карьеры захотел лишиться? – толкнула его в плечо девушка. – Или жизни? – Только если ты захочешь лишиться ублюдка отца, – сухо произнёс он. – Не неси чуши. Власть определяет истину, поэтому истина никогда не будет на моей или на твоей стороне, Бан Ёнгук, – наклонившись, Боми вынырнула из-под мужского плеча. – Будешь рагу? Или лапши в закусочной хватило? – Ты же знаешь, что нельзя оставаться с ним наедине. Почему ты не пытаешься себя обезопасить? – пробормотал Ёнгук ей вслед, пытаясь найти ответ на вопрос у себя в голове. – Мы почти не видимся. Теперь уже не о чем беспокоиться. Давай, больше не будем поднимать эту тему. Ты заставляешь меня чувствовать себя неловко, – отмахнувшись, девушка достала с полки тарелки. Бросив взгляд через плечо, Боми пробежалась глазами по голому торсу, находя чужое телосложение идеальным. Язык прошёлся по губам. Не нарочно Боми сглотнула. – Мне кажется, или ты сейчас смотришь на меня, как на торт после шести? – поймал он взгляд девушки на себе. – Может душ примешь? А то пахнешь как дедушкины портянки. – Я пахну как мужчина, – гордо выпятил он грудь, уперев руки в бока. – Ты пахнешь как повидавший виды мужчина, – пальцы демонстративно сжали нос, изображая прищепку. – Эй, рыжая бестолочь... – Я не рыжая, дальтоник херов, – накрутила девушка на палец прядь волос. – Ругаешься так же грязно, как мой напарник, – скривился мужчина, со скрипом отодвигая стул за кухонной стойкой, по виду напоминающей барную. – Только вот он, в отличие от тебя, чего только не повидал, – стянув из фруктовой корзины яблоко, Ёнгук сочно откусил от него кусочек. – Всё никак не могу спросить, а что там с пистолетом-то? – Свадебным подарком? – хмыкнул Ёнгук. – Да ничего. Чистый. Отпечатков нет, а серийного номера тем более. Может к нему ещё чего прилагалось? Он серьёзно лежал в одной из подарочных коробок? Даже без открытки? – Был только пистолет, – нагло соврала Боми. – Странно, – почесал Ёнгук подбородок. – Впрочем, пистолет выглядит совершенно новым. – Новым? – Ага, никаких царапин или иных следов, как будто недавно пришёл с конвейера, только что номер затёрт основательно. Ты же ничего от меня не скрываешь, Боми? – Да ничего я от тебя не скрываю, – показательно нахохлилась девушка. – Тогда у твоего мужа очень странные друзья и шутки у них очень специфические, – пальцы забарабанили по столешнице, напомнив Боми отбойный стук судейского молотка. Брови резко нахмурились, а потом так же резко расправились. Лицо засияло так, как будто Ёнгука неожиданно осенило. – Право, я вот что подумал... а ведь есть в окружении твоего мужа тот, в чьём стиле подобный фокус. – Мне нужно беспокоиться? – Нет, Воншик может оказать на него куда большее влияние, чем сделаю это я, – покачал Ёнгук головой. – Если это именно тот, о ком я думаю, один из его ненормальных компаньонов, то тебе не о чем беспокоиться. Впрочем... в любом случае, если кто-то ещё попытается подшутить подобным образом, тут же сообщай мне. Поняла? – Поняла, – облегчённо вздохнула Боми, за долгое время после слов Ёнгука переставая тревожиться понапрасну. – А что там с серийным маньяком? Как у тебя идут дела на работе? – Если бы ты хоть как-то могла его описать следственному комитету, нам стало бы легче жить, – хмыкнул Ёнгук, с осуждением бросая взгляд на Боми. – Уж прости, что во время встречи с психопатом думала о сохранении своей жизни, а не о вашем расследовании. – Глухо всё, Боми... глухо, – пробормотал он устало. – Кстати, не подскажешь, что за холера ошивается вокруг Айли в последнее время? – Чего? – нацепив на руки красные прихватки, Боми начала копошиться в духовке. – Смазливый китаец, – уточнил полицейский. – Кто он? – Джексон что ли? – вытянув из печи противень, девушка отставила его на деревянную досточку, после чего принялась нарезать блюдо на кусочки. – Так он это... что-то вроде малого начальства у неё. Управляющий в кафетерии, где она работает на полставки. Не беспокойся, он хороший парень. Не обидит Айли, да и в обиду кому-то другому не даст. – Серьёзно? – начал обтачивать Ёнгук яблоко со всех сторон. – Правда, – поставила девушка тарелку с подгорелым рагу перед полицейским. – Думаю, Айли такой и нужен. Благородный и не лишённый романтики. – А вот как это называется, – зубы стукнулись друг об друга. – Романтика... А чего это она у него такая мрачная? – В смысле? – не поняла Боми, доставая из выдвижного ящика стола вилки. – Чёрная корзина пионов у порога нашего дома, – проглотил он остатки яблока вместе с косточками, понимая, что стряпня Боми его вряд ли удовлетворит. – Когда? – вилки с грохотом упали на пол. – Да сейчас перед дверью стоит, можешь выйти поглядеть. – Чёрные? Ты уверен? – выпалила Боми – Ну, чёрный-то цвет я всяко смогу опознать.