~ XXIII ~
Безмятежно синело море. Яхта, нагретая солнцем, волочила за собой серебристый хвост морской пены, рождаемый гребневым винтом. Солнце тягуче вливалось в иллюминатор, озаряя блеском одеяло, под которым всю ночь проворочалась Боми. В этот раз сон её выдался тяжёлым и рваным. Сомкнуть глаза удалось только к середине глубокой ночи, что уже к рассвету, подобно белоснежным барашкам разбушевавшихся волн, с шумом разбилась о прибрежные скалы. Боми проснулась от сухости в горле. От той самой сухости, что обычно является дурным предвестником скорой простуды. Всё-таки, прогуливаясь по палубе, нужно было накинуть на плечи жакет, потому что озноб во всём теле теперь не стоил ни одного восхищённого мужского взгляда. Произошедшее накануне казалось видением. Очередной эротической фантазией, разыгравшейся в буйной голове. Однако помимо сухости в горле Боми ясно ощущала тянущую боль между ног. Теперь она даже жалела, что увлеклась происходящим. На смену наслаждению пришла расплата, которой она не ожидала. Подтянув коленки к груди, Боми выругалась, немного попыхтела, как котелок, а потом перевернулась с отлёжанного ей бока. На часах было почти одиннадцать, а Ким Воншик сидел в кресле напротив и совершенно никуда не торопился. Она давно успела заметить, что жизнь её мужа педанта расписана по минутам, а в графике на этот год уже вряд ли найдётся место для какого-нибудь случайного события. Однако вот он, сидит на расстоянии вытянутой руки и вряд ли в ближайший час сдвинется со своего места. Боми удивлена. Мысль о том, что Ким Воншик сейчас должен быть не здесь не даёт ей покоя. Взгляд падает на руки, которые этой ночью творили что-то невероятное с её телом. Сейчас она даже не сомневалась в том, что мужу подвластен какой-то музыкальный инструмент. На кончиках его пальцах она видела самое настоящее волшебство. Приятный хруст расколол яблоко на симметричные дольки, одна из которых достигла рта Воншика. Яблочный сезон давно закончился, однако в комнате пахло так свежо и так сладко, что Боми ощутила себя в самой гуще цветущего сада. Во рту непроизвольно образовалась слюна. – Я проспала завтрак? – голос жены добрался до Воншика. Он вздрогнул, оторвав свой взгляд от иллюминатора. – Я тоже, – признался мужчина, после чего вздохнул — и вздох этот, на взгляд Боми, был полон какого-то тихого облегчения. Так редко открывающий свои истинные чувства впервые с момента брака Воншик был понятен Боми. Такой же простой, как правда. Как небо и земля. На какое-то время в нём вдруг не осталось больше неисчерпаемой сложности. Неподвластных женскому уму математических вычислений и текстов на незнакомом ей языке. Он очищал от кожуры яблоко, а она следила за его пальцами и ей хотелось, чтобы момент этот длился больше чем вечность. Комната такая маленькая, а Воншика в ней так много настоящего, что ей до сих пор не верилось, что этот тот же самый Ким Воншик, за которого в начале осени она вышла замуж. Только почему же он молчит, молчит именно тогда, когда Боми хочется услышать его тихий и бесформенный голос, так часто похожий на нравоучение. – Только не говори, что теперь нам придётся перед всеми извиняться, – надула она свои красивые губы, приподнялась с нагретого места, позволяя лучам солнца тлеть на её обнажённой груди. – Для тебя это так сложно? Извиниться, – поднял он на неё свои печальные глаза и посмотрел так, как смотрят только умудрённые жизнью люди. – Благоуханный смрад, – сухо отозвалась Боми, рукой дотягиваясь до дремлющей на подлокотнике кресла рубашки мужа. – Что? – переспросил он девушку. – Это слово как нельзя лучше описывает то, что нас с тобой окружает, – кивнула Боми на дверь, где, по её мнению, существовал мир, совершенно отличный от того в котором они с Воншиком сейчас были заперты. – Душатся так много и так часто, забывая, что ничто не способно перебить запах помойки. Как ты живёшь с этим? Тебе не надоело притворяться, Ким Воншик? Не надоело любезничать с теми, кто тебе противен? – В тебе так много наивности, и как только я её раньше не замечал? – улыбнулся он уголком губ, возвращаясь к срезанию яблочной кожуры. – Удивительно, – натянула она на тело элемент мужского гардероба, – ты впервые от меня не убегаешь. Разве когда-либо мы проводили так много времени наедине? – Мы посреди открытого моря, вряд ли у меня есть выбор для компании, – попытался он неудачно перевести её замечание в шутку. – И что теперь? – опустила она на пол босые ступни. – Говоришь так, как будто за одну ночь тебе открылись тайны мироздания, о которых не сведал никто из ныне живущих, – рука его, пахнущая солнцем и её ночными слезами, потянулась навстречу, протягивая очищенное яблоко. – Или, быть может, наконец-то поняла в чём смысл жизни? – Я и так знаю в чём смысл жизни, – приняла она протянутую ей половинку. – Я была создана, чтобы трепать тебе нервы. – И как я раньше не догадался, – откинувшись на спинку кресла, он пробежался взглядом по Боми. Ей показалось, что он что-то ищет, что-то такое чего у неё никогда не было и никогда не появится. Захотелось защититься. Спрятаться от этого тяжёлого взгляда, опустившегося на её хрупкие плечи. Даже руки её теперь отчего-то подрагивали, когда она пыталась справиться с пуговицами на мужской рубашке. – Не смотри на меня так, – притопнула она пяткой, выводя его из транса. – Как именно? – слегка склонил он голову на бок, позволяя рубашке промяться и показать жене бледную отметину, которую она в порыве страсти успела оставить ему на надплечье. – Как будто теперь ты всё обо мне знаешь, Ким Воншик, – стоило только откусить от яблока, как пальчики на ногах непроизвольно поджались. За ужином она ничего так и не поела, а во время завтрака была в глубокой стадии сна — это была её первая пища за долгое время. – Напротив, – покачал он головой, – теперь я понимаю, что не знаю о тебе ничего. – Это тебя тревожит? – поддалась она вперёд, обдавая Воншика запахом своего персикового парфюма, к которому теперь добавилась какая-то новая для него нотка. Его нотка — и он не нашёл этот запах отталкивающим. – Почему меня должно это тревожить? – придал он голосу наигранного удивления. – Тебе нравится всё контролировать, но меня контролировать никак не получается, – яблоко на зубах хрустнуло, наполняя комнату ароматом жаркого августа, когда они впервые семьями сидели на летней террасе его резиденции. Давно ли это было? Птицы давали брачные обеты. Рано расцветший львиный зев, как натянутая на тетиву стрела, остро глядел в небо. Свежий ветер настойчиво раскачивал чуткую траву, пытаясь осушить капли скорого дождя. Очень сладкий мёд таял на солнце, а потом на её руках, когда Боми, перенервничав, опрокинула его на себя. Воншик проявил галантность, подал ей салфетку, а она, проигнорировав помощь, облизала пальцы прямо на его глазах. Желала вызвать неприязнь, показать полное отсутствие манер или спровоцировать конфликт. Однако вместо этого получила лишь растерянный взгляд из-под смурных бровей. Для неё до сих пор оставалось загадкой, что в тот момент подумал о ней будущий муж. Быть может, наигранное ребячество уже тогда сказало ему о многом. – Как ты себя чувствуешь? – наконец-то решился он на вопрос, волнующий его с самого пробуждения жены. – Как женщина, накануне потерявшая невинность, – хмыкнула Боми, сочно откусывая от яблока очередной кусочек. – Ну и как? Прояснил мой ответ хоть что-то. – Ничего, – покачал он головой. – А на кой чёрт тогда спрашивал? – Думал, ты будешь конкретнее в определениях. – Да куда уж конкретнее? – пожала Боми плечами. – Чувствую себя барабаном с подранной мембраной. – Пожалуйста, давай только без пошлостей, – скривил он свои губы, заставившие приковать к себе взгляд Боми. Теперь ей и не верилось, что эти губы она целовала ночью. Если всё это только сон, она считала, что ей немедленно нужно проснуться. Иначе это очень жестокий сон. Ещё ни разу с её сердцем не затевали подобные игры. – Ты находишь меня пошлой? – Без меры, – согласился он. – Не повезло тебе с женой, – констатируя факт, хмыкнула Боми. – А тебе с мужем, – произнёс он то, чего она совершенно не ожидала услышать. – Ты лучше, чем судостроитель, поэтому мне не о чем сожалеть, – поджав губы, бросила она на него взгляд из-под ресниц. – Право выбора в моём случае — роскошь, которой я никогда не обладала. Поэтому, спасибо, что ты не хуже, чем я себе представляла. – Прозвучало очень сомнительно, – покачал он головой из стороны в сторону, как лошадка, не желающая следовать за свои хозяином. – Вообще-то это почти комплимент. – Почти? – дочистив вторую половинку яблока, Воншик протянул её Боми. – Откуда... – прошептала она едва слышно, забирая протянутый ей фрукт и устремляя свой взгляд на волнующееся за бортом море, – откуда ты знаешь, что я люблю очищенные яблоки? – Просто знаю, – пожал он плечами, предчувствуя, что поглощённая своими мыслями Боми вряд ли теперь завяжет с ним беседу до обеда. До того самого обеда, на котором она впервые решится взять его за руку. – Спасибо.Звон бокалов приглушает музыку оркестра. Ещё один тост от важного дяденьки из первых рядов. Он говорит долго и сухо, поэтому Боми начинает клевать носом. С утра в доме привкус важного события. Ближе к вечеру в Голубом доме должны собраться самые влиятельные люди страны. Розовое платье очень идёт её цвету кожи. Отец лично, по случаю её первого выхода в свет, выписал из Парижа модистку. На самом деле по возрасту присутствовать среди взрослых ей ещё рано, но отец непоколебим в своём решении. Боми скучает. Хочет зевать с такой же частотой, с какой почтенная тётушка Чу промакивает платочком свои жирные губы. Сложным разговорам нет конца, а еда настолько красиво-несъедобная, что Боми ощущает скулящую на дне желудка пустоту. Яблоки в вазе — единственное, что ей знакомо из представленного на столе, поэтому она несмело тянется к ним, а потом украдкой пытается закусочным ножом срезать толстую кожицу. Таким прибором в пору было бы намазывать на хлеб паштет из фуа-гра, но Боми с усердием тупой частью скребёт по яблоку. Скребёт до тех пор, пока тётушка Чу не бросает на неё свой тяжёлый взгляд, всем своим видом осуждая поведение, недостойный юной леди. Боми сдаётся. Виновато опускает плечи, перестаёт болтать ногами и откладывает в сторону яблоко со столовым прибором. Тётушка Чу такая сердитая, что поднимать глаза страшно. Боми ещё помнит ту большую шишку на голове Джинёна, что выросла после хорошего подзатыльника, именно поэтому она вздрагивает, когда в поле её зрения появляется чужая рука, вкладывающая в её руку очищенное яблоко. Нужно поблагодарить, но Боми так долго решается поднять глаза и открыть рот, что внимание молодого человека переключает на себя кто-то другой. Как назло, на смену одному собеседнику приходит другой. Солидные мужчины и красивые девушки. К последним Боми питает особую неприязнь, но ей всего двенадцать — и вряд ли этому смурному юноше в очках есть о чём с ней поговорить. На часах уже за полночь. Гости разъезжаются по домам, а она так и не успевает сказать спасибо. Однако это и не нужно сейчас, когда поблагодарить его она ещё успеет, не догадываясь, что иронию судьбы подчас сложно понять.
***
На рассвете город врасплох застали первые морозы. Влага на крыше застыла. На металле образовалась тонкая корочка льда. Теперь из окна на верхушках деревьев Айли могла разглядеть не осыпавшиеся остатки красной рябины, которую присыпал, похожий на сахарную пудру, иней. Трескучая стынь схватила траву и поздние цветы. Ночная буря сорвалась с места неожиданно, как непоседливый ребёнок, преследующий в гостях цель поломать все предложенные ему игрушки. Даже солнцу из-за бугра за чужой беспорядок было совестно подняться на небосклон. Небо было угрюмым — и только одно-единственное дырявое облако, по форме напоминающее кусок оторванного плаща, медленно плыло на восток — в долину тёмных сумерек. На выходе из дома Айли остановилась. Под ногами на продрогшей за ночь земле, покрытой кристаллами мороза, затаился лиловый бессмертник. Необычное соцветие. Чрезвычайно ядовитое. Говорят, что при неправильном применении достаточно всего шести граммов семян, чтобы убить человека — и при этом не меньше понадобится, чтобы спасти его от лихорадки. Колхиум — второе его название. Дословно — сын раньше отца. Люди привыкли, что обычно у растений первыми зарождаются листья, потом появляется сам цветок, а следом осенью — семена. У бессмертника же всё наоборот. Первыми на свет появляются плоды. Если верить древнегреческим преданиям, цветок пророс из крови Прометея, прикованного к скалистой горе Зевсом, который ежедневно посылал орла клевать его печень в отместку за то, что тот решил похитить божественный огонь и даровать его людям. Рука осторожно потянулась к головке. Горячие пальцы коснулись стебля, покрывшегося тонким слоем льда. Цветок с жалобным хрустом переломился. Девушка вздрогнула. Бессмертие — всего лишь обман. Растение лишено жизни, давно уж мёртвое. Айли не виновата. Только что сердце стучит словно ошпаренное. Взмах головы так и не смог развеять кошмар длиною в несколько месяцев. Над самым ухом залилась плачем желна. Дремучий оттенок печали в голосе заставил поёжиться. Скорое наступление зимы пугало Айли. Она предчувствовала, что с первым снегом на неё свалятся большие неприятности. – Привет, – стягивая шапку, Айли опустилась на стул. Впервые за долгое время она была в кафетерии не в качестве официантки, а в качестве посетительницы. Последний месяц дела у Джексона шли неплохо. Девушка не знала, какие именно маркетинговые ходы помогли управляющему в кратчайшие сроки увеличить наплыв людей, но теперь почти все места в заведении были заняты. Пару раз даже выходило так, что подругам приходилось ждать, пока освободится столик. – День добрый, будущая Гала Дали, – подмигнула ей Юджин, отрываясь от теста по физике. – Простите, что задержалась, – стащила девушка из пачки Боми парочку хрустящих снеков. – Давала Гуку письменные объяснения, куда именно отправилась? – зевнула молодая госпожа Ким, откидываясь на спинку диванчика и бросая взгляд за окно. На соседней улице стоял тонированный автомобиль, на водительском кресле которого сидел чёртов охранник Воншика. Оказывается, муж не шутил, когда говорил, что теперь, если она выпадает из поля его зрения, то автоматически попадает в поле зрения его службы безопасности, которая вместо него будет следить за правомерностью всех её действий. – Серьёзно? Что я днём-то могу натворить? – Просто он убеждён, что на шалости тебя тянет не только в тёмное время суток, – улыбнулась Юджин. – Кстати, – глаза Айли загорелись любопытством, – какой стала ваша семейная жизнь... ну... после... – Ничего не поменялось, – отмахнулась Боми. – Он такой же хмурый, ворчливый и вечно занятой. – Я не про характер, а про ваши отношения в целом. – Ну-у, мы занимаемся сексом, – с кислым лицом отозвалась девушка, – когда у него для этого есть время. Он же у нас весь такой занятой, что хер выделит в своём графике тебе пару минуточек. – И? – зарумянились щёки Айли, после чего она пододвинулась ближе. – Не то, чтобы мне было с чем сравнивать... но мне нравится всё, что он делает. Обходительный, чуткий, опытный и, пожалуй, комфортный. Да, комфортный — это самое правильное слово. Единственное, что расстраивает, так это то, что он слишком традиционный. Кровать мне уже осточертела. Временами я пытаюсь сделать ему приятное, а он берёт... да ну его к чёрту! – Ты про минет? – крутанула Юджин на большом пальце карандаш. – Тише, не в публичном же месте такое обсуждать, – начала озираться по сторонам Айли, пытаясь понять, подслушивает ли кто-нибудь их разговор. – Ким Воншик слишком старомоден: всё для него грязно, всё непристойно, – захрустев кукурузными палочками, Боми поддалась к Юджин. – А у вас с Сехуном как в этом плане? – Было бы просто замечательно, если бы я стала расходовать меньше мазей от ушибов, – пожала девушка плечами. – Мы с ним из одной крайности в другую. У нас с ним это слишком нетрадиционно. Мне кажется, что мы опробовали все более-менее гладкие поверхности. – А минет ты ему делала? – Да что же это такое? – накрыла Айли пунцовые щёки ладошками. – Нашли, что обсуждать в людном месте. Боже, как можно быть такими нескромными? – Не уверена, что ему понравилось, – сощурила глаза Юджин, после чего, потянувшись к Айли, закрыла ей уши, – кажется, что-то пошло не так... – В каком смысле? Ты же его члена не лишила? – в шутку предположила Боми, замечая изменения в лице подруги. – Ты с ума сошла? – Не подумай ничего лишнего. Мы много выпили, а потом он не переставая смешил меня во время процесса... Короче, в больницу всё-таки пришлось съездить, – виновато прикусила девушка губу. – Пожалуйста, прекратите, – похлопала себя по щекам Айли, понимая, что звукоизоляция от ладошек подруги ей не помогает, – срам-то какой. Бесстыдницы. – Знаешь, а я ведь рада за тебя, – начала раскачиваться Юджин на стуле, пока Айли не треснула её по спине за порчу казённого имущества. – Правда рада, что ты наконец-то получила своего долгожданного мужчину. – Не мой он, глупая, – вздохнула Боми, – и вряд ли когда-нибудь им станет. Он женат на своей работе — и ничего дороже неё у него никогда не будет. Наши отношения — простое сожительство. Секс по дружбе? Возможно. Хотя постойте-ка, какие из нас друзья? Всего пару месяцев назад мы ненавидели друг друга и не упускали случая сказать какую-нибудь колкость. – Может теперь стоит переосмыслить всю ценность брака? – Зачем? Меня всё устраивает. Временами даже весело бывает. Знаете, препираться, вот так, из-за каждого пустяка бывает очень даже забавно, нежели проживать размеренные дни покорной жены чеболя. – Ой, – прикрыла Айли рот ладошкой, – это что получается? Ты так и влюбиться в него можешь? – Не придумывай, – сверкнула подруга глазами. – Мы просто партнёры по сексу. Зачем вообще искать кого-то на стороне, когда под боком есть привлекательный муж? – Это ты так перед своей гордостью оправдываешься? – улыбнулась Юджин. – Молчи, женщина, – толкнула она её коленкой под столом. – Моей жизни можно только позавидовать: пока я ломаю голову над одним мужчиной, ты ломаешь её над двумя. – Не напоминай, – скользнув пальцами в волосы, Юджин сжала их у самых корней. – Это невыносимо. Чанёль пишет мне чуть ли не каждый день. Причём ладно бы что-нибудь сухое, как было раньше. Где ты? Перезвони мне. Как освободишься, прогуляемся в парке Ханыль. Теперь его сообщения другие. Заботливые что ли. Всё время интересуется как у меня самочувствие. Просит одеваться теплее и не выходить из дому без зонтика. – Бу-э, с каких пор Чанёля потянуло на романтику? – исказилось лицо Боми. – Он меня смущает. Он будто бы нарочно пытается растопить чувства, которые я давно замуровала в глыбе льда, – вздохнув, Юджин стукнулась лбом о столешницу. – Ты что-то к нему всё ещё чувствуешь? – насторожилась Айли. – Боюсь, что чувствую. Да и возможно ли забыть свою первую любовь? – А Сехун как-то на это реагирует? – поинтересовалась подруга, припоминая, что молодой человек при их недавнем разговоре грозился разукрасить бизнесмену лицо. – Мы избегаем эту тему. Он старается не придавать происходящему никакого значения. Меня же вот не смущает, что он до сих пор видится с Чонгю и даже время от времени её куда-нибудь подвозит. – Кстати, о Чонгю, – щёлкнула Боми пальцами, так, словно бы её неожиданно осенило. – Это ведь Джебом был тем парнем. Ну, от которого она залетела. – Что? – скрипнула Юджин стулом. – Отвечаю, – кивнула Боми. – У меня возникло подозрение насчёт этих двоих, а потом я его через мачеху проверила. Всё сходится. У Сехуна, Джебома и Чонгю был любовный треугольник. Фух, мурашки по коже. Не правда ли? Мир такой тесный. И угораздило же эту девицу встречаться с одним, а забеременеть от другого? – А Джинён тогда что делает в твоей истории? – вспомнила Айли ещё об одной подробности. – Ведь изначально по тому, что ты рассказала, выходило так, что именно Джебом и Джинён делили между собой отцовство. – А вот тут чёрт его знает, – пожала Боми плечами. – Я так и не поняла, зачем он за неё впрягался. Джинён и Сехун друзья. С моральной стороны вопроса он же не мог пускать на неё слюни. В самом-то деле, не влюблён же он в эту Чонгю? Уж слишком много на одну бесчестную бабу воздыхателей. Склоняюсь к тому, что он просто решил проявить участие, а не оставаться в стороне. Доподлинно знаю, что Джинён хотел, чтобы Джебом признал ребёнка, когда ни Джебом, ни отец этого не хотели. К слову, именно эта череда конфликтов стала последней каплей. После случая с Чонгю, Джинён перестал следовать заветам семьи и отказался от наследования компанией. Ходят слухи, что они не только сцепились языками, но и подрались. Не знаю, о чём брат думает, но игры с председателем затевать бесполезно, если, конечно, у тебя за спиной не стоит кто-то очень и очень влиятельный, – подставив ладошку к губам, Боми отгородилась от окружающих. – Впрочем, в последнее время я всё чаще подозреваю Джинёна в том, что он якшается с кем-то из сеульской мафии. Уж больно сильно его друзья на гангстеров смахивают. – Ничего себе как в жизни бывает, – удивилась Айли, переводя взгляд на Юджин. – Так в итоге, на какой вы сейчас стадии с Сехуном, после всего, что с вами произошло. Ваша симпатия переросла во что-то большее или... Вы любите друг друга? – Мне тоже любопытно, – облизнула Боми губы. – Он тебе признался? Или, может быть, это ты уже готова признаться ему в своих чувствах? – Любовь — слишком громкое слово. Мне хорошо с ним. Я очень к нему привязана, но чтобы вот так сказать: я тебя люблю... кажется, я ещё совсем не готова. – А Чанёлю ты сказала, что любишь его, уже на втором свидании, – обвела Боми пальцем краешек чашки с остывшим кофе. – Я была глупа и безрассудна. – Но как же Сехун? – не унималась Айли. – А с Сехуном всё слишком сложно. – Насколько? – Вот ты любишь белковый крем? – Крем? – округлив глаза, переспросила подруга. – Ну, да, крем. Две с горкой столовые ложки сахара на один цельный белок. – Пожалуй, люблю. – Вот и я люблю, очень-очень люблю, но знаешь, венчики от миксера после приготовления облизывать люблю ещё больше. – Причём здесь венчики? – Вот с ним венчиком я определённо бы поделилась. Хотя ни с кем и никогда им не делюсь. Понимаешь? – Понимаю. – Такой ответ тебя устроит? – Твоя любовь измеряется в венчиках, измазанных кремом? – рассмеялась Боми, захлопав рукой по коленке. – Я же сказала: это сложно. Если подумать, то у нас с ним не раз разговор заходил на тему того, чтобы съехаться. Отца полугодиями не бывает дома. Так почему бы ему не жить у меня? Мы ведь и так в течение недели по несколько раз ночуем друг у друга. – Ты готова пойти на такой серьёзный шаг? – восторженно отозвалась Айли. – Я-то готова, а вот он каждый раз находит новую отговорку. Он даже электронный ключ от подъезда мне назад вернул. Ну, тот, что я через Айли ему передала, чтобы он в любое время, не дожидаясь меня, мог зайти в дом. Я спросила его, в чём проблема. А он стрелки на отца моего переводит и говорит, что нехорошо как-то за его спиной. Нужно, мол, разрешения спросить. – Благословения что ли хочет? – хохотнула Боми. – Я так и не поняла. Скользкий он в этом плане... Временами мне даже кажется, что он во мне сомневается. Похоже, думает, что я, как и Чонгю, могу его предать. Уйти без объяснений. А ещё... в последний месяц у меня всё чаще и чаще начинают зарождаться нехорошие предположения. – Что он живёт на два дома? – в минутной паузе хрустнула кукурузная палочка, после чего Боми облизала пальцы. – Да ну тебя, – цокнула языком Юджин. – Иногда по ночам он пропадает. – Это как? – не поняла Боми. – Был мужик и нет мужика? – Несколько раз уже ловила его на... – Онанизме? – хихикнула подруга. – Я тебя сейчас тресну, – сощурила глаза Юджин. – Так вот, просыпаюсь я как-то глубокой ночью — его рядом нет, потом обратно засыпаю, а утром он снова под боком. – Может он в туалете долго сидит? – пожала плечами Боми. – Я точно тебя тресну. – А ты не спрашивала его об этом? – поинтересовалась Айли. – Если он это скрывает, значит есть причина, и правду в таком случае он мне вряд ли скажет. Думаю, мне это нужно выяснить самой. – Шпионские игры? – потёрла Боми ладошки. – Чур — и я в деле. – Не знаю даже, что и думать. Вы ведь знаете, что у меня чуйка на такие вещи. Я чувствую, когда от меня что-то скрывают. – Может он курить любит по ночам на свежем воздухе? – предположила Боми. – И-то верно, – согласилась Айли. – Когда люди сталкиваются с чем-то хорошим, они подсознательно начинают искать в этом хорошем подвох. Мне кажется, Сехун очень честен с тобой и вряд ли бы стал скрывать что-то ужасное. Прошло уже полгода с того момента, как вы начали встречаться. По нему же видно, что он серьёзно настроен. Теперь он, как и ты, боится в один миг всё потерять, поэтому и осторожничает. – Точно полгода, – стукнула Юджин себя по лбу. – Я же про самое главное забыла сказать, – стянув со стула рюкзак, девушка принялась в нём копошиться, перебирая гору учебников. – Утром мы, как обычно, попрощались. Сехун упомянул, что пару дней его не будет в городе, и он, вероятно, не успеет к годовщине. Обмолвился, что ему очень жаль, что пропустит мой первый вступительный экзамен и не сможет должным образом поддержать. Короче, когда он уже стоял на выходе, сказал, что меня кое-что ждёт под подушкой. Вроде ему в руки отдавать это неловко: он никогда подобного рода вещей не дарил. – Кольцо? – взвизгнула Боми, вырывая у подруги бархатную коробочку. – Матерь божья, да это же бриллианты! – зажав украшение между пальцев, девушка поднесла его к свету. Две дорожки камней заиграли на солнце. – А у твоего парня, хочу сказать, есть вкус. – Невероятно, – отняла Айли кольцо у подруги. – Такое красивое. – И дорогущее, – закивала головой Боми. – Мои глаза меня никогда не подводят. Зуб даю, что стоит целое состояние. Вероятно, не меньше его байка. Он его, кстати, по такому случаю не продал? Даже не знаю, сколько на такое кольцо нужно было работать или кого за него нужно было грохнуть. – Вот и я о том же, – вздохнула Юджин. – Мне даже страшно представить, сколько оно стоит и откуда у него деньги. Да у Сехуна же кроме байка за душой ничего больше нет. – Его родители же богачи, – напомнила Айли. – Ты сама нам говорила у них своя ферма, которая кормит половину страны. – Но он не поддерживает с ними связь. – Да забей, – отмахнулась Боми, – ещё бы голову ломать над стоимостью подарка. – А вдруг он нечестным путём добыт? – Все мы не без греха, – пожала девушка плечами. – А ты и душу готова продать за камушки, – цокнула Юджин языком, так и не решаясь одеть кольцо и снова пряча его в коробочку. К обеду поднялся сильный ветер. Опавшие листья закружились в быстром вальсе. Расставшись с подругами, Айли направилась в студию к Мино. В этот раз она заранее договорилась о позировании с художником. С каждым днём она томительно ожидала очередной встречи и, как молоко, снятое с плиты, успокоилась только лишь тогда, когда наступил долгожданный выходной. – Всё-таки пришла, – уголком губ улыбнулся молодой человек, промывая кисточки над раковиной. Мино снова был без рубашки. На голом торсе виднелись разводы жёлтой и белой краски, а на бёдрах свободно сидели спортивные штаны. В каждом изгибе мужского тела дремала усталость. На её взгляд, художник был сильно истощён. Айли чувствовала его надломленность. Каждый раз, когда она натыкалась глазами на его проступающие сквозь кожу рёбра, ей по-матерински хотелось тащить его в ближайший ресторанчик, чтобы угостить высококалорийной свининой и лапшой. – Тебе это не нравится? – шмыгнула она носом, стягивая с головы шапку. – Пока не знаю, – пожал Мино плечами, – но ничего хорошего из этих встреч явно не выйдет. – А салонный диван тогда зачем достал? – с укором посмотрела она в его сторону. – Просто признайся, что ждал меня. – Не обязательно тебя, – зашлёпал он босыми ногами в сторону гостиной, не боясь нешкуренных досок. – Просто ждал и всё тут. Если подумать, это ведь моё привычное состояние: без особой цели кого-то ждать. Ты должна была заметить, что дверь никогда не закрывается. Там даже замка нет. – Вот как... – поникла головой Айли, – не меня, значит, ждал. – Ждал, быть может, не тебя, но хурму я определённо купил тебе, – рассмеялся он, доставая из кармана чупа-чупс. Развернув синюю карамельку, Мино засунул её себе в рот. – Хурму? – оживилась девушка. – На окне, разве не заметила? – Взаправду для меня? – бросила Айли взгляд на подоконник, где стояла плетёная корзина с ягодами. – Это для позирования? – Вообще-то, чтобы поесть, а для позирования лилии, – кивнул он в сторону вытянутой вазы, что прижималась к дивану. Белый букет ярким пятном выделялся на фоне тёмной обивки. – Правда сейчас ты подтолкнула меня к мысли, что смотреться на полотне цветы будут банально... не так ли? Пожалуй, хурма — звучит интереснее. Я с утра проходил мимо рынка и вспомнил о тебе. – Обо мне? – Никогда не знаешь наверняка сладкий плод или горький, – улыбнулся он широко. – Похоже на наше с тобой сотрудничество. Мы ведь до сих пор не знаем, что оно нам принесёт. Я прав? – Тогда, чтобы узнать — нужно откусить. – Верно, – кивнул молодой человек, обводя пальцем женскую грудь. – Но отчего ты тогда ещё одета? Айли, ты не забыла, что я искал обнажённую натурщицу? – Помню, – пробормотала девушка. – Ты не думай, я не такая трусишка, какой меня все считают. – Не трусишка значит? – усмехнулся Мино. – Помощь требуется или сама справишься? – Сама справлюсь, – облизнула Айли пересохшие от возбуждения губы. – Просто знай, что я всегда к твоим услугам, – договорив, художник скрылся в коридоре. Дверцы встроенного в стену шкафчика глухо застучали. Айли несмело стянула с себя сначала укороченное пальто, а потом потянулась к пуговицам блузки. – Вот, – занёс Мино в комнату раскладную ширму, обтянутую рисовой бумагой с рисунком в виде сливовых деревьев: в нескольких местах виднелись дырки, которые были сделаны не только пальцами, но и сигаретами, – консьержка собиралась выбросить, но я успел спасти сей раритет. Думаю, с этой штуковиной тебе будет спокойнее. – И после этого ты говоришь, что не ждал меня? – блестящие, как бусинки глаза, с укором глянули на молодого человека. – Не ждал, – вздохнул Мино, после чего рассеянно пожал плечами. – Ты ведь не думаешь, что одна такая стеснительная натурщица? – Даже помечтать нельзя, – проворчала Айли, заходя за ширму. Стянув с плеч блузку, руки потянулись к застёжке бюстгальтера. – Можно не скромный вопрос? – Даже нужно, – хохотнул художник, пододвигая софу к окну, – только не забывай: обычно за нескромными вопросами следуют такие же нескромные ответы. – Почему ты не можешь никого нарисовать? – кожа покрылась мурашками, стоило девушке её оголить. Мино напряжённо глянул в сторону ширмы. Под лучами закатного солнца на бумаге просвечивался контур женского тела. Как в театре теней фигура ходила по полотну, а вспышки яркого света, подобно горячим пулям, пробивали её через дырки на бумаге. Дотянувшись до молнии на юбке, Айли собиралась избавиться и от неё, пока голос художника её не остановил. – Оставь. – Что? – ладошки прикрыли грудь, после чего натурщица выглянула из укрытия. – Юбку оставь на себе. – Тебе что там всё и без ширмы видно? – возмущением наполнилась комната. – Только в пределах нормы, – рассмеялся Мино. – Боми была права. Ты точно хитрый лис. – Меньше слов, больше дела, Бан Айли. – Так значит, мне до конца не раздеваться? – Я такого не говорил, – расплылся в улыбке молодой человек. – Я сказал только то, чтобы ты оставила на себе юбку. Непонимающе Айли глянула на ноги, потом, сообразив, принялась стягивать колготки, а когда стянула и их, до неё снизошло озарение. Пальцы напряжённо сжали складки юбки. – Да-да, – поставил Мино чистый холст на мольберт, – трусы тоже снимай. – А в этом есть смысл? – зарделась Айли. – Смысл есть всегда и во всём, – перекатил Мино чупа-чупс из одной стороны рта в другую. – Только в этот раз я его не нахожу. – Ничего, придёт время — и найдёшь, – расположившись на рабочем месте, молодой человек принялся делать наброски софы. Поколебавшись, Айли всё-таки стянула с себя остатки нижнего белья, следом выползая из-за ширмы вся красная, как варёный рак. – Бери хурму и присаживайся. – Как скажешь, – кивнула девушка, засеменив в сторону окна. Сердце в груди её трепетало от страха, но то был приятный страх. Волнение перед чем-то великим и приятным. Сегодня она ощущала себя начинающей актрисой перед премьерой своего первого спектакля. – Ты очень зажатая, – вздохнул художник, наблюдая за тем, как Айли пытается примоститься на диване. – Сильно тебя дома стращают? – Меня не стращают, – покрутила Айли в руках хурму. – Твой брат разве не строг с тобой? – Да, но стращать — неправильное слово. – А какое правильное? – Знаешь... – М? – Его случай — чрезмерная забота. В доме есть правила, которые нельзя нарушать. – А что будет, если нарушишь? – Ничего серьёзного, – пожала Айли плечами. – Не шевелись, – пригрозил молодой человек. – ...минимум — поворчит и прочитает лекции о душегубах и насильниках, максимум — запрёт дома. Вот совсем недавно ввёл комендантский час. – У-у какой вредный, а ведь у самого-то молодость была... – Была? – не поняла Айли. – Я о том, что, наверно, у него молодость была полна приключений, – быстро исправил себя Мино. – Возможно, но я не сержусь. Я всё понимаю. Он ведь боится за нас. Наши родители работали в НИС, – сокровенно призналась девушка, – они погибли в чужой стране во время очередного правительственного задания. Если подумать, я ведь даже их лиц не помню. Только на фотографии и видела. – Я тоже не помню лицо матери, – признался Мино, рука его взмыла, а потом безжизненно упала вниз, прочертив бледную линию. – Для меня воспоминания — это выцветшие письма, засохшие в вазе цветы и зашарканный свитер. Всё неразборчиво, безжизненно, и вряд ли я когда-нибудь уже это примерю. – Тебя что-то тревожит? Жалеешь ли ты о чём-нибудь? – Знаешь, если бы мне сейчас дали шанс всё изменить, я бы не стал поворачивать время вспять. Я хочу сохранить свои ошибки в прошлом. В моём случае жизнь — соблазн, но я продолжил бы соблазняться, зная наперёд, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если бы я не прошёл через все свои передряги, то я не стал тем, кем стал. Целостной личностью. В моём случае результат стоил затраченных средств, – карандаш приятно зашуршал по бумаге. – А ты что-нибудь изменила бы в своей жизни, если бы представился случай? – Пожалуй, – прошептала она пересохшими губами. – Пожалуй, изменила бы. – Значит, ты живёшь не правильно, Айли, – покачал художник головой. – Знать бы ещё как правильно. Трудно определиться с дорогой, когда так много на пути развилок, – пальцы продавили хурму — по запястью начал стекать сок. – Эй, а ты ведь так и не ответил на мой вопрос. О женских портретах. – Почему они мне не даются? – усмехнулся Мино, проводя рукой по волосам. – Хочешь верь, хочешь нет, но я и сам не имею на этот счёт никакого представления. Просто не могу нарисовать, как бы не старался. Зря только мараю бумагу. Всегда девушки выходят непохожими что ли. Рисую одну... – карандаш снова упал вниз, прочертив косую линию, – а впрочем, это уже не столь важно. Мино замер. В комнате затаилось молчание, забралось куда-то под диван и принялось ждать, когда же его кто-нибудь оттуда силком вытащит и расшевелит. В одночасье помещение затопила печаль. Айли поняла, что затронула какую-то совсем неправильную тему. – После того, как картина закончена, что ты с ней делаешь? – поинтересовалась натурщица. – Продажа, выставки, за редким исключением оставляю у себя, а ещё за более редким дарю друзьям, – пожал Мино плечами. – То есть... – вспыхнула девушка, только сейчас осознавая, что её обнажённый вид может оказаться в квартире у какого-нибудь извращенца. – Я не отдам твой портрет в плохие руки, – улыбнулся он, склоняя голову на бок, – не переживай. Я даже вряд ли его когда-нибудь закончу. Карандаш снова заскользил по бумаге. Айли продолжала сидеть смирно, хотя догадывалась, что её на картине нет. На холсте есть продавленная её пальцами хурма и пахнущие скорым дождём лилии у её ног. Там есть софа, обтянутая тёмно-синей кожей с причудливыми металлическими пуговицами на стыке швов. На холсте есть окно с деревянной рамой и облупившейся на ней от влажности белой краской. Есть даже красный тюль, вздымающийся от сильного порыва ветра, как рубашка на груди корсара. Он уверял, что не ждал её, но этот кусок ткани всё равно там есть, для того чтобы соседи из дома напротив не смогли разглядеть её обнажённый вид. Там есть всё, что сложно уловить рассеянному незнакомцу, начиная от синицы на карнизе, заканчивая перекошенным подоконником. Там есть всё. Почти всё. Там нет только потерянной Айли.Потому что Айли — не его всё.
Она не глубокие царапины на полу. Не косой дождь за окном. Не заклеенная скотчем трещина на стекле. И даже не соседская девочка в очередной раз по наставлению матери, вывешивающая бельё на своём балконе. Айли для него никто. Сейчас для Мино даже это соседская девочка значит намного больше, чем значит она. Даже с этой девочкой его связывают какие-то тёплые воспоминания, которые никогда не будут связывать его с Айли. – Мино, – в глухой тишине задумчиво обратился к нему её надломленный голос, как обращается ребёнок к родителям, когда просит найти ответ на сложный вопрос. Птичка с улицы настойчиво начала стучаться в окно. Ветер загнал через форточку редкие капли дождя. Такие, что появляются только в преддверии сильного и мгновенного ливня. Тюль намок, впитывая слёзы вечернего города. – Мино, как думаешь, чем измеряется любовь? – взгляд робко устремился к молодому человеку, пытаясь найти ответ в первую очередь на поверхности его карих глаз, если он всё-таки не решится озвучить его вслух. Секунды перетекли в минуты, а те — в первый час позирования. Айли чувствовала спиной холод и разыгравшийся за окном ливень. Сначала из носа тянулась липкая влага, а потом его и вовсе заложило. Кожа давно успела покрыться гусиной кожей, а пальцы, держащие хурму, — окоченеть. Глаза смыкались, ей срочно нужен был аспирин, чтобы не слечь завтра с температурой. Она могла в любой момент встать и уйти: он бы не посмел её осудить. Однако она не шевелилась, продолжая думать, что это своеобразная проверка. Её шанс доказать, что она лучше всех тех, кого он когда-либо рисовал в своей жизни. В её маленьком хрупком теле была та выносливость, о которой многие не догадывались, — и он просто обязан был её разглядеть. – Болью, – отозвался он хрипло от того, что в горле после долгого молчания пересохло. – Любовь измеряется болью, Айли. – Тебе понадобилось так много времени, чтобы дать мне ответ, – улыбка растаяла на губах, стоило ей только встретиться с ним взглядом. – На самом деле найти этот самый ответ было гораздо легче, чем решиться его тебе озвучить. Отложив кисть, Мино поднялся со своего рабочего места. Набросок был закончен, но он его, как всегда, не устраивал. Отмерив широкими шагами комнату, он навис над девушкой, закрывая форточку. Запах фруктового мыла и детской жвачки почувствовался на языке Айли. Она настолько сильно его ощутила, что во рту её непроизвольно образовалась слюна и резко захотелось съесть чего-нибудь приторно-сладкого. Припав губами к продавленной хурме, Айли с жадностью её откусила.Горько. Так же горько, как испытывать эту влюблённость, наверняка зная, что никогда она не обернётся взаимной симпатией. Мино ждёт другую, а удел Айли — составить ему компанию.
Женский взгляд наткнулся на продрогшие от холода лилии, лепестки которых были покрыты дождевыми каплями. Достав цветок из вазы, девушка приложила его в район мужского сердца. Мино вздрогнул. Со стороны показалось, что от ледяных пальцев, но на самом деле от удивления на чужой порыв. – Японцы уверяют, что если носить лилию на груди, можно навсегда забыть о неразделённой любви, – губы приоткрылись, выпуская хриплый вздох. Она ясно ощущала, что сляжет завтра с температурой. – Как думаешь, есть ли в этом хоть какой-то смысл? – Ты такая чудная, – рука дотронулась до спины, смахивая с девичьей кожи капли дождя, которые Айли всё это время терпела. Натурщица ещё сильнее раскраснелась. Резко подпрыгнувшая температура и мужские касания сделали её лицо красным. – Чудная? – выгнулась она в спине. – Не боишься меня? – ладонь легла между ног, прижимая юбку к дивану. Внизу живота томительно заныло. – Не боюсь, – качнула она головой. – Почему? – пальцы сжали клетчатую ткань в кулаке. – Потому, что ты хороший, – ресницы дрогнули и опустились вниз. – Хороший... – произнёс он тихо, пробуя слово на вкус. Убрав руку с юбки, Мино выпрямился. – Ты должна быть осмотрительнее. Я ведь незнакомый тебе мужчина, а незнакомых мужчин нужно бояться. Особенно в таких щекотливых ситуациях. – Даже не пытайся меня прогнать, – насупилась Айли. – Я уже понял, что ты уйдёшь отсюда только тогда, когда найдёшь себе парня, – подмигнул он ей.***
Время за полночь. Воншик всё ещё на работе. Сделка с иностранными инвесторами затянулась. Дома его ждёт молоденькая и хорошенькая жена, но он всё равно не торопится возвращаться. Бездумно стоит в кабинете и наблюдает через панорамное окно за магистральной дорогой, где с бешеной скоростью проносятся машины. Он точно знает, что если бы представилась возможность, он заночевал бы на рабочем месте, но служащие головного офиса явно этого не поймут. Прошёл месяц с момента их первой близости с женой, а он уже ощущает недопустимую привязанность. Привязанность, которой нет места в их семейной жизни. – Я решил вопрос с Боми и баром. Правоохранительные органы её не потревожат, – тихо закрыл Тэгун за собой дверь. Отчёт по дневной сделке лёг на стол. – Трудностей не возникло? – решил уточнить Воншик. – Она видела труп — и это немного усложнило дело. – И? – нахмурился бизнесмен. – Не переживай, вместе с ней покойника видели работники бара. – Люди дяди Джонни? А они-то что делали на месте преступления? – Видать, нашли себе очередную подработку в роли сыщиков, – рассмеялся Тэгун. – Кстати, мне казалось, что ты уже ушёл. Ладно у меня отлёт через пару часов в Японию, а ты-то что тут забыл? Разве ты не должен был сразу после переговоров отправиться домой? – Я решил вернуться и закончить с застоявшимися делами, – рука нырнула в карман брюк, начав бренчать связкой ключей от автомобиля. – В пятницу я выпаду из графика. Очередной приём в семье Чон. – Разве сделка по передаче пакета акций ещё не состоялась? – поинтересовался секретарь, опускаясь на диван и вытягивая ноги. – Состоялась, – тяжело вздохнул Воншик, снимая очки и засовывая их в передний кармашек пиджака. – Встреча — очередная формальность. У председателя юбилей. Приглашена не только семья, но и компаньоны. – Дай угадаю: не хочешь идти? – Не хочу, – покачал бизнесмен головой, подходя к полкам с документами, где среди папок был припрятан бренди двадцатилетней выдержки. – Скажись больным, – рассмеялся друг. – Такое только в школе прокатывало, – в широких стаканах заискрился алкоголь. – Как же я всё-таки устал от их душного общества. – Лицедейство старшего Чона наскучило или опять Джехён что-то учудил? – принял Тэгун из чужих рук спиртное. – Как думаешь, слухи о его личной жизни правдивы? – Ты про многочисленных любовниц? – отхлебнул мужчина из стакана. – Говорят, в его постели кто только не побывал, – вздохнув, Воншик поболтал в руке стакан с бренди. – Всё ещё переживаешь за репутацию жены? Какая сплетня дошла до тебя на этот раз? Неужели сотрудникам в офисе снова заняться нечем? Ты только дай знать — и я всех на место поставлю. – Ты прав, люди много забавного болтают. – Не бери в голову, Джехён — всего лишь смазливый красавчик, который без связей отца вряд ли бы чего-нибудь в жизни добился. Он тебе не соперник. Да и, не думаю я, что он мог заинтересовать Лимбоми всерьёз, – пожал секретарь плечами. – Действительно так считаешь? – Он трус, а она отчаянная авантюристка, – постучал он пальцами по подлокотнику дивана, – её жизнь — череда приключений. До замужества она успела вляпаться во все неприятности, что ей подвернулись. Серьёзно, ещё ни разу в жизни я так не смеялся. Она либо идиотка, либо чёртов гений. Воншик, с уверенностью могу сказать, что ищет она себе не сопливого мальчишку. – Не мальчишку значит, – откинулся бизнесмен на диван, задирая голову к потолку. – А что случилось? – полюбопытствовал друг. – Подозреваешь жену в адюльтере? Уже пора доставать ранее подготовленные бумаги на развод? Это ведь главная твоя лазейка в брачном контракте. – Ещё рано что-то готовить, – прикрыл он глаза. – Тогда что тебя гложет? – заговорщически прошептал Тэгун. – Неужели кто-то прошёлся по твоей гордости, а не мужскому достоинству? – У нас была близость... – выдохнул Воншик напряжённо. – Так и знал, что ты не устоишь... – хлопнул его друг по плечу. – ...и я оказался у неё первым. – Лимбоми была девственницей? – поперхнулся секретарь бренди. – Так, подожди-ка, а разве это теперь не портит весь твой план? – Я запутался. Такое я не предусматривал, – честно признался бизнесмен. – Как думаешь, что будет с человеком, если к нему на необитаемый остров подселят врага? – Они либо поубивают друг друга, либо... – Либо всё-таки проникнутся симпатией, – расправив уставшие плечи, Воншик принялся массировать шею. – Это плохо или хорошо? – Не знаю, но ясно осознаю, что оно мне не нужно. Я не хочу больше играть с Лимбоми в семью. – Боишься заиграться? – Теперь это выглядит слишком реалистично. Я начинаю путать вымысел с реальностью. – Тебе было приятно узнать, что после всех разногласий, ссор и нежелания выходить за тебя, Боми всё-таки отдалась именно тебе? – Это потешило мою гордыню и на мгновение я решил... – Решил, что было бы неплохо, если бы она родила тебе наследника? – поддался Тэгун вперёд. – Не говори глупостей, – встретился Воншик взглядом с другом. – Отчего же? Она полна здравомыслия. Боми красива, молода и здорова. К тому же, как мы недавно выяснили, ты хотел себе девушку без прошлого. Вот, получите — распишитесь. Небесная канцелярия приняла к сведению — и исполнила твоё самое заветное желание. – А ещё я просил покорности, – залпом осушил мужчина свой стакан. – Но не всё же сразу, – усмехнулся Тэгун, – слишком много хочешь. Она может тоже молилась на молодого и страстного, а по итогу получила старого зануду, который вместо того, чтобы спешить к ней с работы, старается на ней подольше задержаться. – Даже не начинай об этом снова, – покачал Воншик головой. – Я уже выслушал твоё мнение перед свадьбой. – Кроме меня всю правду тебе никто не поведает. – Лучше скажи: ты отыскал мне то, что я просил? – заглянув в бокал, на поверхности алкоголя мужчина нашёл свой измученный взгляд. – Помощи Чанёля оказалось недостаточно. Оказывается, он и сам немного знает о теневом бизнесе отца. По итогу пришлось подключить того, кто знает о нём лучше всех... – Потому что сам им заправляет? – усмехнулся Воншик. – Так что? Прибегаем к помощи одного жулика, чтобы схватить за горло другого? Я же сказал, что к нему за помощью только в крайнем случае. – Не поверишь — это и был тот самый крайний случай, – плеснул Тэгун себе в стакан ещё бренди. – И что? Мы снова в необъятном долгу? Даже боюсь спросить, что этот пройдоха попросил взамен. – Сказал, что его желания в этот раз приземлённее некуда. Он хочет китовую акулу, только чтобы крапинка на брюхе была поярче. Самая яркая из всех возможных, – разразился смехом секретарь, отставляя бокал на стол, чтобы не испачкать брюки. – Боюсь спросить, сколько весит эта тварь? Тон пятнадцать? – скривил губы Воншик. – Двадцать, – накрыл друг губы ладонью, не зная, как ещё остановить хохот. – Где он её держать собирается и чем собственно кормить? – На счёт еды он просил не беспокоиться — этого добра у него в избытке, а вот от павильона крытого он бы не отказался. Сказал, что будет рад, если ты сдашь ему в аренду один из контейнеров в международном порту. – Ещё чего удумал? Хочет, чтобы я первую же инспекцию не прошёл. Ладно ещё замять дело с контрабандой, но что делать, если у этой твари окажется несварение желудка и она начнёт выплёвывать человеческие руки? – округлил Воншик глаза, в очередной раз удивляясь чужим причудам. – Ты тоже смотрел вечерний репортаж из океанариума? – Бедные дети, теперь у них травма на всю жизнь, – потёр он напряжённые веки. – Нет, никаких ему китовых акул, ограничимся кошачьими пятнистыми. – Ты серьёзно? – выставил Тэгун вперёд большой и указательный палец, отмеряя длину. – Восемь сантиметров вместе с хвостом. – Профессор Ким всё ещё пишет в Колумбии свою диссертацию? – Да, – кивнул секретарь, – в начале месяца поздравлял его с рождением дочери. – Отлично, попроси его об одолжении. Я проспонсирую любой его самый сумасшедший проект и даже отчёта о расходе денежных средств не затребую, а он пусть выведет какой-нибудь новый подвид пятнистых. Розовый в голубой горошек или что-то типа того. Эксклюзивно, а ещё такого больше ни у кого нет. Ребёнку радость — горожанам счастье, что части их тел не пойдут на корм домашнему питомцу. – Ты самый большой обломщик, – хмыкнул Тэгун. – У тебя просят настоящий вертолёт, а в итоге ты подсовываешь игрушечный. – Не беспокойся, весь гнев приму на себя я и разбираться с этим чудиком я тоже буду один, – отставив бокал, Воншик поднялся с места, подходя к столу. – Так что там с документами? Насколько всё плохо для председателя и насколько всё хорошо для нас? – Из весомого: создание подставных фондов и нелегальная покупка акций через поддельные и дочерние компании. Нарушение законов о торговле и инсайдерской торговле. Махинации на бирже. Нарушение законов о конфиденциальности и законов электронной коммуникации. – Доказательства есть? – вернул Воншик очки обратно на лицо, с любопытством открывая увесистую папку. – Оффшорные счета доверенных лиц, копии поддельных лицензий на видение бизнеса, выписки переводов через мелкие банки, – поделился сведениями Тэгун, постукивая пальцами по подлокотнику дивана. – Пару дней назад нашёл их штатного программиста, которого года три назад поймали с поличным на воровстве отмытых компанией же денег. Без каких-либо долгих разбирательств и выяснений парня вышвырнули из головного офиса. И, как ты понимаешь, с пустыми руками он оттуда не ушёл. Полный жажды наживы он готов за кругленькую сумму отдать нам флешку со всеми хакерскими атаками на крупные компании за двенадцатый тире шестнадцатый год, а если к сумме мы припишем ещё парочку нулей, то он даже готов расшифровать эту самую флешку и объяснить суть и общую схему взлома, потому что он уверен, что за прошедшие годы она мало изменилась. – Отлично. – Я хорошо потрудился, не правда ли? – гордо поправил секретарь на груди галстук. – А как твои дела с акционерами? – Многие будут на моей стороне. – А Чанёль? – Он готов продать мне свои акции. – У него самая большая доля в семье? – Да, – кивнул Воншик, – но я до сих пор удивлён, что там не так много, как я думал. Председатель, и правда, его сильно ограничивает. – Никогда не задумывался над тем, что в итоге его паранойя материализовалась? Он всю жизнь боялся чудовища, которого сам же нарисовал. Считал, что дети раньше срока заберут его детище, пока одному это настолько сильно не осточертело, что он вздумал идти против отцовской воли. – Приняв облик нарисованного чудовища? Не знаю. Никогда не смогу понять семью Пак. С одной стороны я должен восхищаться тем, что всё держится на плечах одного-единственного человека, но с другой стороны меня удивляет его жестокость и тирания по отношению к собственным детям. – Значит, не один я это замечаю, – закинул Тэгун ногу на ногу. – А что насчёт СМИ? – Конверты внутри, – кивнул секретарь на папку в руках бизнесмена. – Уверен, что хочешь не только обрушить акции, но и начать манипулировать общественным мнением? – Говорят, дом может превратиться в пепел от банальных трещин в трубе дымохода, но это ведь не сильно расстроит владельца, если он знает, что он не обделён ночлегом. У председателя Пака слишком много обходных путей. Нам нужно подстраховаться. Ударить со всех сторон. – Ты очень жестокий. Неужели, не зная точного адреса, собираешься просто идти вдоль квартала и жечь все подряд дома? – Кто это? Любовница? – вытащил Воншик из конверта фотографии председателя с хорошенькой девушкой, по возрасту недалеко ушедшей от Боми. – Нужно сказать спасибо госпоже Ван, она оказала нам дружескую услугу. На самом деле председателя в подобном просто невозможно уличить. У него есть отработанная годами схема, ещё ни разу в жизни он не попадался на распутстве. По лицу вижу, уже догадался: на фото дочь члена президиума Верховного суда, в этом году оканчивает университет. В свободное время занимается модельным бизнесом. Любит экстремальные виды спорта и, как видишь, мужчин постарше. – Он с ней спит? – Скорее уж трахает каждую первую и последнюю среду месяца, всё точно по расписанию, – усмехнулся Тэгун. – Этого недостаточно, – помахал он в воздухе фотографиями. – Мало кто из журналистов пойдёт нам навстречу и решится выпустить статью, беря за основу встречу в ресторане и поход в закрытую арт-галерею. Всё может свестись к тому, что он просто хочет сделать её лицом авиакомпании, в которую последние два года вкладывается. – Так себе оправданье, – поболтал секретарь алкоголем в стакане. – Молоденькая девушка наедине с взрослым мужчиной за бокалом красного вина. – С его командой пиарщиков он может любой скандал обернуть в свою пользу. – Тогда что предлагаешь? Будем действовать грязно? Прослушка или хоум-видео? – Не уверен, что из этого что-то выйдет. Нет никаких сомнений, что в машине есть глушители, а номера в отелях проверяются охраной перед тем, как он там останавливается, – приблизив фотографию к лицу, Воншик уловил удивительное сходство девушки на снимке со своей женой. – Тоже заметил? – перевёл Тэгун взгляд на друга. – Пропорции тела точь-в-точь, как у Боми, и этот рыжий цвет волос. Как думаешь, простое совпадение или председатель тот ещё извращенец? – Звучит ещё омерзительнее, чем выглядит, – отбросил Воншик стопку фотографий на стол. – Доказать блуд будет почти невозможно. Старик слишком хорошо шифруется. – Что насчёт других вариантов? – Можно взяться за детей, от жены толку мало. Госпожа Пак слишком пресная персона, единственный её грех — чрезмерная любовь к себе и пластическим операциям. Впрочем, ни для кого это не секрет, – дождавшись пока Воншик откроет следующий конверт, секретарь заговорил: – О Лукасе информации немного, а та, что есть, ни в чём его не обличает. Развлечения Джебома и Джинёна похожи. Только вот найти доказательства разгульной жизни первого — затруднительно: он какой-то подозрительно стерильный. Я точно знаю, что он развлекается в нехороших местах, но ни одного свидетеля или документа у меня на руках нет, что не скажешь о втором брате — он вне милости отца. Хотя есть ли от этого толк? Все и так знают, что он обуза. Вождение в нетрезвом виде, драка на Итэвоне и разбитые витрины ночного ресторанчика то, что и так обсуждали СМИ, когда отец отказался его отмазывать. Он прилюдно от него отрёкся и порицает на всю страну так же сильно, как и общественность. Тут его скорее пожалеют и вспомнят о том, что в семье не без урода, – отбросив фотографии сыновей председателя, Воншик прикоснулся к последнему конверту, думая о том, что мечтает сжечь его, не открывая. – Остаётся только милая Боми-я, побывавшая во всех злачных и запрещённых местах города и засветившаяся на всех его скрытых камерах. Сколько действует тест на наркотики? Около полугода, не так ли? Хоть сейчас вези и проверяй. Ты ведь не сомневаешься, что он даст положительный результат? Она уже как года два курит травку и даже не скрывает этого. – У кого исходники? – пролистал Воншик фотографии, морщась от вида Боми на коленях незнакомца, а следом от того, как она пьёт с локтя очередной шот. – У меня. – А что насчёт того, кто делал снимки? – Наш человек, проверенный сотрудник отдела безопасности — он будет нем, как рыба. – Уничтожь всё, что есть, – сухо произнёс бизнесмен, подходя к шредеру и засовывая в него по очереди фотографии, – и с камерами разберись. – Слишком благородно для мужчины, который в итоге всё равно собирается подавать на развод, – снисходительно улыбнулся Тэгун. – Не могу понять, ты пытаешься укорить меня в разводе или в том, что я не собираюсь приплетать Лимбоми в разборки с Грин Плаза? – Если она тебе нравится, то почему бы не оставить её себе? – наполнив свой и чужой стакан, Тэгун подтолкнул алкоголь в сторону Воншика. – Не вижу ничего страшного в том, что планы твои могут претерпеть изменения. Ты можешь забрать себе не только компанию неприятеля, но и её наследницу. – Это может быть затруднительно... – присел он на край стола, обжигая горло виски. – Брачный договор подразумевает сотрудничество Грин Плаза и Ритейл-Групп. Если начнёт тонуть одна корпорация, то активы другой пойдут на её восстановление. Мы с отцом не можем этого допустить. Брак нужно будет расторгнуть до того момента, пока не накалится обстановка. – А что будешь делать с чувствами Боми? – Ты снова меня упрекаешь? – приподнял он бровь. – Ты же понимаешь, что счёт в банке и оставленный дом не будут засчитаны как искренние извинения? – Мы не можем быть вместе, – осушил он бокал, – и причина тут отнюдь не в Лимбоми. – Я понимаю, что брак нужен был для обмена акциями и открытия общих счетов, чтобы в итоге играть на бирже и использовать это в своих целях, но разве ты ещё не понял, что Боми не заслужила быть разменной монетой? – И что ты предлагаешь? – Просто прежде чем рубить мост, убедись, что осталась хоть какая-нибудь переправа на другой берег, – сведя брови, Тэгун посмотрел на друга с укором. – Рано или поздно Грин Плаза не станет, но это не значит, что вместе с ней уйдут и чувства к Боми. Лимбоми сидела у будуара, расчёсывая волосы. Время от времени через зеркало она бросала взгляд за окно, в которое заглядывала округлившаяся за пару дней луна. Над скамейкой в саду зависли клочья тумана. Пруд изнутри светился золотом. Сквозь прибрежные заросли на воду падали отблески лунного света. Тянулись точно живые струны и, не достигая дна, терялись в глубине. Мужа до сих пор не было. Раньше она делала всё возможное, чтобы избегать его, а теперь со стороны они явно поменялись ролями. – Не спишь? – тихо прошёл Воншик внутрь комнаты. – Как видишь, – отложила она в сторону щетинистую расчёску, после чего поднялась со своего места. Кружевной пеньюар свободно сидел на теле, и Воншик точно знал, что под ним совершенно ничего нет. За прошедшие дни он успел изучить некоторые привычки жены. Нижнего белья под пижамой у неё никогда не было. Ночь для неё всегда была полна беспокойства. Ей было и жарко, и холодно. Ворочаясь, она по несколько раз меняла позу. – Как прошёл день? – Продуктивно, – отбросил он на кресло пиджак, следом хотел расстегнуть и рубашку, но Боми принялась это делать за него. Женские пальцы, наловчившись, быстро стали вынимать из прорезных петель пуговицы. – Рада за тебя. – Как уроки китайского? – поймал он её взгляд, заставляя посмотреть на себя. – Нормально, – пожала девушка плечами, – но нанимать самого настоящего профессора было как-то нецелесообразно. – А кого нужно было? – усмехнулся он ей в губы. – Студента по обмену? – Я бы не отказалась, – расплылась в губах Боми, – а если бы он был красавчиком, то цены бы ему не было. – Тогда ты точно думала бы не о китайском, – покачал он головой. – Зачем он вообще мне сдался? – покрутившись на месте, Боми завалилась на кровать, матрас которой, как на батуте, заставил её подпрыгнуть вверх. – Для общего развития, – следом к пиджаку на кресло опустилась рубашка и брюки. – Я сегодня подумала о том, что неплохо было бы завести в доме какую-нибудь живность. Дом такой большой и одинокий, а будь у меня живность, мне бы веселее жилось, – начала кататься она из стороны в сторону. – Всегда хотела иметь кота, но отец был против. Он ненавидит животных. Знаешь, у Джин такой красивый кот, а ведь с виду даже и не скажешь, что она его с помойки притащила и целый месяц от блох лечила. – Никаких домашних питомцев, – покачал муж головой. – Почему? – надула Боми губы. – Потому что животное — не игрушка. – Говоришь так, как будто мне пять лет и это моя очередная прихоть. – А разве я не прав? – Зануда, – буркнула девушка, провожая мужа взглядом в ванную. – Потереть тебе спинку? – Ложись уже спать, – приказал ей Воншик. – Ты мне весь сон перебил. Вряд ли я теперь просто так усну. – Зачем ты вообще меня ждала? – до упора выкрутил он ручки крана. – Не знаю, – закусила девушка губу. – Если подумать, глупо это всё. Ждёшь человека, ждёшь, а ведь есть шанс и не дождаться. Приятный звук воды защекотал девичий слух. Пара минут — и комната наполнилась паром. За это время Боми тоже успела изучить его привычки. Воншик любил принимать горячий душ. Обжигающий до самых костей. Поднявшись с кровати, девушка тайком заглянула в ванную. Атлетическая фигура проглядывалась через душевое стекло кабинки. Ей нравилось его тело с выпуклыми мускулами. Она находила его мужественным. В движениях его была резвость и сила, что приобретается только с годами, после долгих тренировок. Боми неловко было в этом себе признаваться, но ей нравилось касаться его как руками, так и губами. Кончики её пальцев каждый раз с жадностью вбирали тепло его тела. С каждым днём она растворялась в нём всё больше и больше. Она пыталась убедить себя, что происходящее между ними — это только секс, когда на самом деле понимала, что всё куда серьёзнее и запутаннее. Даже без интимных прикосновений ей было с ним хорошо: ей было достаточно просто прижиматься к нему ночью. Забравшись под одеяло, Боми честно старалась уснуть, но мысли снова и снова возвращали её к горячему телу мужа. Изгибы, контуры. Сомкнув глаза, она с лёгкостью могла начертить его образ со всеми шрамами и родинками, и даже жужжащий шум фена не мог её отвлечь. – Опять простынь всю сбила, – дёрнул Воншик на себя ткань, затыкая её в стык кровати. – Ничего с этим поделать не могу, уж такая я, с шилом в жопе, – перекатилась девушка с одной стороны кровати на другую. – На выходных мы идём к старшему семьи Чон на юбилей, – решил посвятить её в планы муж, выключая настенный светильник и устраиваясь на своём спальном месте. – Не хочу никуда идти, – фыркнула Боми. – Это даже не обсуждается, – попытался он в темноте заглянуть ей в глаза. – Его сын — мудила, а его невестка — мегера, – прижавшись к боку мужа, Боми закинула на него ногу. – Ты сама даёшь им повод для конфликтов, – потёр он сонные глаза. – Чего? – возмутилась девушка. – С человеком обращаются так, как он сам позволяет с собой обращаться, – сухо произнёс он, скидывая с себя ногу жены. – Всё, давай спать. Мне завтра рано вставать. – Я им никогда не позволяла с собой так обращаться. Когда не знаешь истины — не строй догадки. – Если исток чистый, тогда и его низовья чисты, – перевернулся он на бок. – Охерел? – толкнула она его в плечо. – Что за обидные сравнения? А ну-ка расшифруй, что ты имел в виду. – Перестань ругаться, это раздражает, – нахмурил он брови. – Твоя голова — сборище всякого хлама, а твой рот — это рупор, не прекращающий его вещать. – Тогда не целуй его больше, – попыталась она ногами столкнуть мужчину с кровати. – Перестань вести себя как ребёнок, – рыкнул он, перехватывая женские запястья и прижимая их к подушке. Боми, в предвкушении, под весом чужого тела заёрзала. Ей нравились те мгновения, когда он превышал свою власть. Только, к её сожалению, он был слишком отходчив, чтобы закончить их перепалки в самом начале. Она хотела, чтобы он цинично взял её, оставляя страстные засосы на всём теле, но его воспитанность всегда всё портила, поэтому ей только и оставалось, что фантазировать подобный исход. – Оттрахаешь меня? – возбуждённо прошептала она ему в губы, ногой скользя по крепкому бедру. Его хлопковые штаны были свободны, а поза слишком неудобной, чтобы понять хочет ли он её сейчас так же сильно и неудержимо, как она его. Боми злилась на себя за это, но ей действительно хотелось его физически. Она чувствовала внизу живота какую-то скулящую пустоту, которая проходила только тогда, когда он заполнял её собой. Она не знала, способны ли были эту пустоту заполнить другие мужчины, и поэтому пока что её устраивал тот, которого ей подкинула судьба. – Нет, – обрубил он мечты о страстной ночи. – Боже, ведёшь себя как ворчливая жёнушка, – надула Боми губы. – Ещё скажи, что у тебя мигрень. – У тебя ужасный характер, – откинулся он на спину. – У тебя не лучше, – снова прилипла она к его телу, как котёнок, который сначала царапается, а потом ластится. Воншик тяжело вздохнул. Крутясь всю жизни в бизнесе, он мог найти подход к любому человеку, поэтому точно знал, когда в случае с Боми нужно отступить. Он всё ещё испытывал к ней раздражение, по соседству с которым с недавних пор поселилась и нежность. Почему-то в нём всё ещё теплилась надежда её приручить и заставить следовать его правилам. – С тобой сложно общаться, – хрипло прошептал он. – Ты не уважаешь ни возраст, ни статус. Ты ни во что не ставишь мой авторитет. – Можешь развестись, – пробурчала Боми, утыкаясь носом в мужскую шею. – У тебя на все проблемы — один ответ, – усмехнулся Воншик. – Тебе даже не хочется попробовать... – Попробовать... – облизнула девушка мочку чужого уха. Ладошка забралась в мужские штаны. – Боми... – поймал он её руку, когда она уже сжимала его член. – Мне нравится, когда ты зовёшь меня по имени, – нависла она над ним, пряди защекотали мужское лицо. – Правда делаешь ты это только в кровати. Рука скользнула вверх и вниз по разгорячённой плоти. Воншик рыкнул. Глухо и грозно. Боми, перекинув через него ногу, села сверху. – Убери от меня своего мудака охранника. Он меня бесит, – с губ её начали срываться тяжёлые вздохи. Острый ноготь прошёлся по головке члена. – Манипуляция? – схватил он её за руку, одним рывком меняясь с ней местами. Боми вскрикнула, не ожидая такого напора. – Со мной, девочка моя, это не прокатит. – Девочка моя... – обхватила она его лицо руками, большой палец прошёлся по горячим губам, – кто знает, может — и не твоя уже. – Ты нарочно меня злишь? – прижался он к ней своим лбом. – Меня это заводит, заводит, когда ты говоришь грубости в постели. Обычно ты такой безразличный, чтобы я не сделала, – прогнувшись в спине, Боми соприкоснулась с мужчиной дрожащим телом. Пахом она впервые ощутила его возбуждение — и это её несказанно порадовало. Он её хотел, а больше ей пока что и не нужно было. Или она снова себя обманывала? – И только попробуй соврать, что я тебя не завожу, потому что твой упирающийся в моё бедро член не заметить просто невозможно. – Из всех женщин, почему мне досталась именно ты? – рука скользнула по ноге, стягивая шёлковую ткань пеньюара вверх. Боми затрепетала, ощущая, приближение очередной восхитительной ночи, которую ей было жалко делить даже с располневшей луной, с любопытством заглядывающей в покои к супругам. – Радуйся, вероятно, ты сделал первое доброе дело в своей жизни: спас какого-то другого бедолагу от меня. – Знаешь, мне больше нравится, когда ты молчишь, – коленом раздвинул он её податливые ноги. – Не обманывайся, – игриво повела Боми рукой по своему оголившемуся животу, а потом с силой сжала грудь. – Уверена, что в офисе ты только и думаешь о том, чтобы поскорее услышать мой сладкий голос. – Ты самая нескромная из всех, кого я когда-либо встречал. – А ещё я самая лучшая, – сокровенно шепнула она ему на ухо, не догадываясь, насколько много правды в её шутке. – Я самая лучшая из всех, кого ты когда-либо встречал, Ким Воншик. Громкими поцелуями заполнилась комната. Стоны слились в одну сплошную симфонию. Долго и горячо. Он должен был ценить это. Боми принадлежала только ему, и если бы он в порыве страсти сейчас попросил её, она бы принесла клятву на любом священном писании, что так оно и будет. Всегда. Только вот нужно ли было ему это признание? Он ведь, и правда, собирался развестись с ней через несколько месяцев, воплощая многолетнюю идею родного отца по свержению Грин Плаза.