~ XXV ~
В хирургии пахло хлорамином и биолитом. Острый и резкий запах, возникший из-за распада сразу нескольких химических элементов, заставлял глаза слезиться. Айли бежала по коридору не слыша ног. Тревога не переставала стучать по сердцу отбойным молотком, намереваясь разбить его вдребезги. Она ворвалась в покои дежурящего врача стремительно, забывая даже постучаться. Тлетворная надежда затаилась в уголках её бледных губ. Руки дрожали, и она долго не могла принять протянутый ей стаканчик с водой. В прогнозе было мало хорошего. Реабилитация должна была занять несколько долгих месяцев. Пуля прошла на вылет. Чуть выше центра селезёнки. Стрелявший оказался прав: пришлось отсечь поражённый участок органа. Всю ночь Айли проплакала в дежурных покоях, поэтому к рассвету следующего дня глаза её воспалились, а сосудики на белках от сильного давления полопались. Юджин и Боми приехали к ней той же ночью. Уговорам вернуться домой подруга долго не поддавалась, пока ей не разрешили одним глазком убедиться в том, что брат не находится на грани жизни и смерти. Ёнгук пришёл в себя на следующий день, а к вечеру уже порывался улизнуть из больницы, заверяя, что чувствует себя живее всех живых. Свежести его лица можно было только позавидовать, если не задумываться над тем, что вид румяных щёк в первую очередь был спровоцирован реакцией организма на экстренное переливание крови. Вряд ли бы сейчас положение Бан Ёнгука можно было назвать критическим, но если бы его всё-таки заранее предупредили о том, что встреча его с заклятым врагом обернётся больничной койкой на долгий месяц, то он ни под каким предлогом не стал бы вестись на глупую провокацию и намеренно во время накалившегося разговора усугублять обстановку. – Эй, ты чего творишь? – возмутилась Боми, распахивая дверцу палаты. Удобно разместившись на подоконнике, больной на её глазах нагло курил сигарету, сбрасывая пепел в открытую форточку. – Тебе же нельзя! Врач запретил. – Если закроешь дверь и перестанешь кричать на весь коридор, то я и с тобой поделюсь, – хитро улыбнулся полицейский. – Ты не выдержал и двух недель, придурок, – шикнула посетительница, послушно защёлкивая на двери замок. – Где Айли? Только не говори, что снова просит главного врача задержать меня подольше в этом лазарете, – обречённо вздохнул мужчина, почёсывая бок, на котором широкой лентой, вдоль всей загорелой груди, тянулся бинт, отдающий неестественной госпитальной белизной. – Для того, кто не так давно перенёс сложную операцию, ты выглядишь слишком здоровым, – хмыкнула Боми, принимаясь вытирать помытые яблоки краем подвернувшейся под руки простыни. – Хочешь сказать, что я должен крючиться от дикой боли? Брось, было время, и я попадал в переделки и похуже, – отмахнулся он от слов посетительницы, снова устремляя взгляд за окно, где обнажённые деревья дрожали от ветра. – Твоя селезёнка точно стала легче на несколько граммов? – подозрительно изогнула она бровь. – Без понятия, лично не взвешивал, – хмыкнул он, некрасиво сгибаясь в спине под натиском пристального взгляда. Боми волновалась. Боми не находила себе места. Её сердце будто бы с силой сжали в кулаке и долго не отпускали. Она ждала, что он её успокоит, скажет, что всё в порядке, но Ёнгук молчал и показательно продолжал раздражаться от каждого сказанного ею или сестрой слова. Сочувствующие взгляды выводили его из себя. Ни с кем из близких он не хотел делиться произошедшим. – Так что же стряслось? – бросила она на него многозначительный взгляд. Ёнгук больше не затягивался. Кончик сигареты тлел между его губ. Пепел падал вниз. – Гук? Ты меня слышишь? – Чёрт... – выругался мужчина, обжигая губы догоревшим окурком. – Мы беспокоимся вообще-то. Последнее слово эхом отдалось в сознании. Прищурившись, он перевёл взгляд на Боми, которая присела на кровать. Под тяжестью её тела матрас прогнулся, а старые пружины глухо скрипнули. Взгляд его тяжёлый упал на обручальное кольцо. Золото было отполировано до неестественного блеска, точно вот-вот собиралось засветиться на страницах ювелирного журнала. Впервые он обратил внимание на то, что замужество пришлось Боми к лицу, и впервые он испытал от этого тоску. Он знал, что она была в него влюблена в старших классах. Однако теперь ему было сложно предположить, что она к нему испытывает. – Повздорил кое с кем, – нахмурил он брови, когда Боми достала из его пачки сигарету. – И? – Хотел прикрыть игорный бизнес одного сопляка, но столкнулся с чёртовой бюрократией и кипой бумажек, которые прокуратура отказывалась мне подписывать и отказывалась подписывать только от того, что у этого выродка там свои связи. Мучительные пару месяцев — и я всё-таки сумел достать орден, но такими окольными путями, что сложно поверить, что подобное безобразие может происходить внутри государственного органа. Поверь мне, в этой стране бояться нужно не мафию, не тех, кто живёт по ту сторону закона, а тех, кто законы эти пишет и приводит в исполнение. Рано или поздно, но всех нас погубят продажные госслужащие. Прокуроры, судьи, адвокаты — вот она настоящая мафия. – Это что, снова твой криминальный авторитет шалит? – усмехнулась Боми, уверенно закуривая и наслаждаясь никотином, который она давно не пробовала. – Получается, возмездие не осуществилось. Он поэтому решил тебе отомстить? – Орден изъяли, начальство сняло меня почти со всех заданий и отправило в архив на бумажную работу подумать над своим поведением, – нервно взлохматил он волосы на затылке. – Оставлять вопрос нерешённым мне не хотелось, поэтому я решил встретиться с ним лицом к лицу. Как видишь, теперь я лежу на больничной койке всего из-за пары глупых шуток, которые пришлись мне не по душе, а в это самое время мой начальник думает над тем, чтобы отправить меня в военный госпиталь. Здоровье там подправить, свежим воздухом подышать. Обещает пятиразовое питание, массаж и физиотерапию. Но я-то знаю, что он просто хочет остудить мой пыл. – Мне всегда казалось, что разумные люди, прежде чем врываться на территорию мафиози, одевают бронежилет или что-то типа того, – переместившись с кровати на подоконник, Боми открыла форточку, чтобы сбросить с сигареты пепел. – Разве я не права? – Кто же знал, что этот придурок выстрелит, – зашипел Ёнгук. – А разбираться ты с ним как собирался тогда? Думал, переговоры будут происходить за чаем с печеньками? – Поверь мне, Боми, такого бы и ты уложила с одного удара. Он настолько щуплый, что там от гангстера одно только слово. Не хочется этого признавать, но знаешь, измельчал нынче преступник и на морду смазлив стал. Типаж Ма Донсока теперь только на киноэкране встретить можно. – И в чём же тогда его сила помимо денег и связей? – рассмеялась Боми, скользя взглядом по открытым татуировкам полицейского. – Не поверишь, но в проклятой везучести. Не удивлюсь, что дьявол существует, и он продал ему душу, чтобы выходить сухим из любых передряг. Выстрели в него десять раз и все эти десять раз отрикошетят в тебя. – И правда, – усмехнулась Боми, дотрагиваясь рукой до перевязанного места, – Бан Ёнгук, когда тебя в последний раз так тупо подстреливали? И подстреливали ли тебя вообще? Сердце под повязкой пропустило удар. Полицейский перевёл взгляд на длинные пальцы Боми — как головка стетоскопа холодили они его грудь снаружи, но при этом внутри разжигали пожар. Много засохшего сена и одна-единственная спичка, чтобы всё вспыхнуло и отразилось в глубине его карих глаз. Ёнгук долгое время отказывался признавать любовь Боми, а свою он отказывался признавать ещё дольше.***
С утра на улице всё выглядело седым, но при этом лужи, образовавшиеся после ночного ливня, не замерзали, а когда проснулось солнце и, пыхтя, принялось разогревать землю, то всю природу и вовсе обдало сильной росой. Погода не переставала меняться. За день мог выпасть как мокрый снег, так и поморосить дождь. Осень всё ещё не готова была уступить зиме дорогу. Разбудив жену рано утром, Воншик напомнил ей о банкете в честь дня рождения председателя Чона, после чего отправился в офис разбираться с оставшимися делами. Не желая просыпаться, Боми ещё какое-то время валялась под одеялом, пока запах вкусной стряпни свекрови не заставил её подняться с кровати. Ей всё ещё было совестно за своё поведение накануне. За всё время, сколько они были знакомы, женщина ни разу её ни в чём не упрекнула. Она приняла Боми в свой дом как родную дочь и всегда, сколько бы конфликтов не возникало между ней и Воншиком, выбирала именно её сторону: даже если Боми была не права. Забота госпожи Ким проявлялась не только через её поступки, забота госпожи Ким лежала даже на поверхности её круглых глаз. От её рук всегда исходило тепло. Добрые слова были микстурой от любой душевной боли. Когда Боми впервые подхватила простуду и слегла в кровать с температурой, свекровь не отходила от неё далеко. Она всё время меняла ей компресс и кормила с ложки куриным бульоном. Однажды Боми даже оговорилась и, вместо официального имени, назвала женщину матушкой, так, как чаще всего называл её именно Воншик. В тот момент чужому счастью не было предела: госпожа Ким продолжала на протяжении целого дня смаковать подаренное ей слово у себя на губах. – Доброе утро, радость моя, – пропела старшая Ким, суетясь у кухонной плиты. – Присаживайся, будем завтракать. – Вам тоже доброе утро, – потёрла Боми заспанные глаза, после чего плотнее запахнула халат на груди и перевязала его потуже поясом. – Ещё раз простите меня за недавнее недопонимание, – виновато склонила она голову. – Хорошо, что всё разрешилось, – махнула рукой женщина. – Я не находила себе места, боялась, что, проглядев где-то, растила все эти годы под носом чудовище. Временами Воншик такой дикий и хмурый, что я уж было подумала, что он поднимает руку на женщин. – Нет, что вы... – замотала невестка головой. – Он ни разу не был груб. Чего греха таить, – отвела Боми взгляд в сторону, – его мягкость добралась и до нашей спальни. – Ты меня успокоила, – вздохнула госпожа Ким. – Как тебе спалось? Не замёрзла ночью? Нынче холода наступили раньше срока. – Не беспокойтесь, дом почти нагрелся после подключения тепла, и спалось мне замечательно, в отличие от Воншика, – зевнув, девушка присела на барный стул. – Он снова с утра ворчал, что я узурпирую территорию, принадлежащую ему. – Ничего, потерпит, – отмахнулась свекровь, снимая со сковородки яблочные оладушки. – Он просто слишком привык к холостяцкой жизни. До сих пор не может примириться с присутствием кого-то ещё в доме. Не переживай, пройдёт ещё немного времени — и он акклиматизируется. – Буду надеяться, – принялась Боми разливать по кружкам ароматный чай с мелиссой. – Он всегда был таким? – Каким? – поставила свекровь на стол плоское блюдо, заполненное горкой оладий. – Смурным, – перебором постучала девушка по керамической чашке, создавая на её поверхности рябь. – Пожалуй, – кивнула госпожа Ким. – Он пошёл в отца, чем старше становится, тем больше его привычек перенимает. – Вот как... – запихала Боми к себе в рот стряпню свекрови. – Можешь даже не пытаться его перевоспитать, – с усилием взобралась женщина на соседний стул, свесив вниз пухленькие ножки. – Тебе остаётся — только смириться. – А я уж было понадеялась, что с этим можно будет что-то сделать, – облизала девушка масляные пальцы, после чего озадаченно перевела свой взгляд на женщину. – Кстати, я хотела кое о чём у вас спросить, и даже не знаю, насколько мой вопрос будет уместен. – Спрашивай конечно, – накрыла госпожа Ким девичью ладошку, – что сумею, то расскажу. – Это касается первой жены Воншика, – нервно заправила Боми упавшую на лицо прядь волос. – Я слушаю тебя. – Как-то вы обронили пару фраз... и вчера, когда подумали о том, что Воншик причина моих ссадин... Вы сказали, что Юна всему виной, – запнулась невестка, скользя взглядом по всему, что попадалось под руку. – Ещё раз извините. Я была недопустимо грубой. – Ничего, я не сержусь, – погладила она девушку по плечу. – Продолжай. – Я слышала много хорошего о Юне, – начала Боми. – Знаете, её образ обожествляют. Мой отец не раз говорил: погляди, дочь, как должна выглядеть истинная леди. – А ты что думаешь на этот счёт? Ты была знакома с ней лично? – поинтересовалась госпожа Ким. – Я не знаю, что о ней думать, – честно призналась невестка. – Со святыми я никогда дел не водила, а что касается личного знакомства... Знаете, однажды мы, и правда, пересекались на светском рауте, но тогда я не придала нашему общению никакого глубинного смысла. Если подумать, то я была ещё сопливой девчонкой, а она даже не была помолвлена с Воншиком. Меня просто подвели к ней. Представили. Она сделала комплимент моему лицу, а я — её наряду. Я слышала о том, что её отец политик, который отвечает за международные отношения с Японией. Посол или что-то такое. Во времена нашего знакомства она считалась завидной невестой. Спустя какое-то время я узнала, что она помолвлена и, должно быть, подумала, что её мужу повезёт: она состоятельна, невероятно красива, к тому же больно покладиста. – Значит, это было твоим первым впечатлением: состоятельная, красивая и покладистая? – покрутила госпожа Ким в руках чашку. – На самом деле моим первым впечатлением было то, что у неё холодные руки, – хохотнула Боми. – Ну, знаете, она меня коснулась — и аж волоски на коже встали дыбом. У неё были невероятно ледяные пальцы. – Как и сердце, – натянуто улыбнулась женщина, после чего качнула головой, как будто пыталась прогнать наваждение. – Она была не той, кем её все считали? – решила дойти Боми до истины. – Не той. – А какой она была? – Одно слово. Много это или мало, чтобы описать моё к ней отношение? – Достаточно, – прошептала Боми, заглядывая в глаза свекрови. На мгновение ей показалось, что они стали влажными, вобрав в себя все невыплаканные слёзы. – Юна была тварью, – на последнем слове голос надломился, став похожим на предсмертный хрип. Боми вздрогнула, переводя взгляд на настенные часы, звук стрелки которой стал отзываться в её опустевшей от мыслей голове. – Ты не удивлена? – заглянула женщина в бездумное лицо невестки. – Не удивлена, – покачала Боми головой. – После стольких намёков со стороны — было глупо не понять. – Она ранила Воншика, – злобно выплюнула женщина. – Ранила не один раз и не два. О покойниках либо хорошо — либо никак, но я никогда её не прощу. Пусть варится на том свете в котле, пусть черти сдирают с неё мясо живьём, а потом пляшут на её костях. Я до сих пор упрекаю своего мужа за то, что он дал состояться этому браку. Как и любого бизнесмена его ослепили деньги и возможные связи, но это не стоило ни одной заработанной воны, Боми. Боль моего сына не стоила этой пропащей женщины. Я чувствовала всем своим материнским сердцем, что не стоит соглашаться на этот союз. Я отказывалась принимать их семью в своём доме. Мы часто ссорились с мужем. Он выходил из себя. Но последнее слово всё равно осталось за Воншиком. Он предпочёл компанию. Он решил подчиниться воле отца. – Она ему изменила? – озвучила Боми очевидное. – На ней клейма ставить негде было, – зло прошипела женщина, и Боми впервые увидела, как она сердится. В её сознании госпожа Ким всё ещё была нежным и ранимым существом, не смеющим ни о ком сказать ничего дурного. – Ты даже представить себе не можешь, сколько мужчин было в её постели. Эта девица даже не брезговала приводить их домой. Она не смущалась ложиться с ними в супружескую кровать. Она смеялась над Воншиком, каждый раз заверяя его в том, что он ничтожество, не стоящее своего имени. Её всегда тянуло к роскошной жизни и красивым мальчикам. Она любила развлечения. Воншик с самого начала ограничивал её в средствах — ей это не нравилось. Ангел благотворительных фондов? Это чушь, Юна не состояла ни в одном благотворительном фонде. Все деньги, которые туда поступали и поступают, идут со счетов Воншика. Церковь каждое воскресенье? Ещё одна ложь, Боми. Всего единственный раз она пришла со мной раздавать пищу бездомным, а потом целую неделю я слушала от неё о том, что она из-за меня провоняла запахом бедности и теперь не может от него отмыться. Она была пустышкой. Её образ был создан семьёй. Юна не была той, за кого её выдавали. Она была чудовищем. – Значит, моё предположение оказалось верным, – закусила Боми губу. – Её образ жизни был... – Распутным, – договорила за неё госпожа Ким, глядя на свои пухленькие ручки. – Если бы люди знали, какой она была в действительности, то не удивились бы, почему она так закончила. – Вы о самоубийстве? – сжала Боми между собой губы, впервые решаясь поднять в доме страшную тему. – Последние года три Юна принимала экстази, – сжимая руки в кулаки, нашла в себе силы признаться свекровь. – Всё начиналось просто: один из многочисленных любовников подсадил её на каннабиноиды. Она курила много и часто, даже не задумываясь о последствиях и о том, что её пагубная привычка может привести к раку лёгких. Ты, должно быть, знаешь, что один косяк марихуаны приравнивают к тридцати сигаретам? – Никогда не слышала о подобном, – поёжилась Боми, ощущая, что от греха подальше, после разговора с свекровью, уничтожит припрятанный в шкатулке чаррас. Она никогда не считала себя зависимой, оправдываясь в первую очередь тем, что разрешает себе расслабиться только в случае сильного стресса, и обычно не больше одного раза в два-три месяца. Иногда наступали времена, когда ей становилось совестно под напором упрёков близких, но и тогда она находила способ выкрутиться, напоминая всем, что то, что она курит, в Индии на каждом углу курит несовершеннолетний подросток, скручивая трубочку в паре шагов от дома — на зеленеющем предгорья Гималаев, сплошь покрытом зарослями конопли, в которой можно заблудиться: настолько высокая там трава, что способна спрятать человека с любым ростом. Вот и у Боми, давно блуждающей во тьме, не оставалось ничего другого, чтобы заглушить боль. – Потом ей захотелось большего, и она перешла на опий — маковую соломку, – продолжила женщина, с болезненным хрипом выдавливая из себя слова, – следом был эфедрон в виде амфетаминов... – Если вам сложно об этом говорить, то... – Нет, всё правильно, это нужно не только тебе, но и мне, – покачала матушка Воншика головой, – пора уже озвучить правду. Наша семья настолько стыдится произошедшего, что даже боится сознаться в своих ошибках. Виноватой никогда не бывает одна сторона. – Вы серьёзно вините себя в произошедшем? – Я закрывала глаза на происходящее. Была слепой, видя, как сын страдает. Я могла только сожалеть о произошедшем и винить себя в том, что позволила этому браку состояться. Я не пыталась что-либо исправить. Я только и делала, что сетовала на плохую невестку, молилась и просила у высших сил смилостивиться над сыном. – Так значит, – сглотнула Боми, – она сделала это под кайфом? Вскрыла себе вены? – Почти всегда она была возбуждённой, не чувствовала усталости и могла не спать сутками напролёт, – замолчав, женщина тяжело вздохнула, переводя взгляд за окно. – Впрочем, за подобное чувство эйфории всегда приходится дорого расплачиваться. После прекращения действия наркотиков она уходила в апатию, которая в ожидании очередной дозы, перетекала в депрессию. Воншик, как мог, скрывал происходящее, но её регулярный кашель, потеря координации и кровотечение из носа наводили меня на нехорошие мысли. Утром она забивалась в угол от очередной панической атаки, ночью — наслаждалась безудержным весельем в компании друзей. Паранойя следовала за ней по пятам. Раз за разом мы вызывали на дом врачей и все как один ставили ей нервное истощение, пока однажды я не заставила её пройти полное медицинское обследование, в результате которого была выявлена дистрофия внутренних органов. Со временем медицинская карта её становилась всё толще и толще, а перечень невиданных мне до этого заболеваний даже я могла с трудом расшифровать. Изменение генетического кода — последний вердикт врача. Нас предупреждали, что рано или поздно всё может закончиться летально. Спрыгнув с барного стула, госпожа Ким засеменила в сторону раковины, желая набрать воды и промочить пересохшее горло. Боми не сводя глаз, уставилась на спину, которая под тяжестью страшного признания стала уродливо-сутулой. – И как именно всё закончилось? – заговорила невестка первой, не выдержав на своих плечах груз гнетущего молчания. – Неизлечимая зависимость, которая уже не приносит удовольствия, но становится необходимым ежедневным рационом, – сделав глоток ледяной воды, госпожа Ким зажмурила глаза, в очередной раз проклиная себя и мужа за то, что сделали сына несчастным на долгие пять лет. Впрочем, чем больше проходило времени, тем чаще госпожа Ким задумывалась над тем, что из-за стыда цифру они слишком приуменьшили, потому что их сына теперь уже до конца дней должны были преследовать призраки прошлого. – Последние месяцы брака Юны — истощение печени и дистрофия сердечной мышцы. Хотя было ли оно вообще у неё когда-нибудь это сердце? – Матушка... – поднялась Боми с места, когда увидела, как сотряслись тучные плечи в преддверии сильного рыдания. – Она растоптала всё, что было хорошего в моём Воншике, – с усилием принялась она тереть глаза, так, словно бы пыталась вернуть слёзы назад в себя. – Последние месяцы брака Воншика — боль и непонимание происходящего. – Вам не нужно продолжать, – несмело обняла её за плечи Боми. – Она всё чаще видела галлюцинации. Необъяснимые вспышки веселья и агрессии. Перевозбуждение. Юна часто теряла контроль. Уверяла всех, что видит звуки и слышит цвета, – первые капли слёз скользнули по руке Боми. – Матушка... – ещё раз наполнив стакан водой, невестка протянула его свекрови. Руки девушки тоже дрожали. Она не понимала, что происходит, но ей вдруг стало неловко за то, что каждый день она не упускала случая уколоть Воншика и напомнить о его «святой» жене, мизинца которой она со слов многих даже не стоила. – Я была второй, кто нашёл её в ванной, – припала она на девичью грудь. – Последние полгода я жила с ними. Пока Воншик пропадал на работе, я старалась её контролировать, но в этот день пошла развеяться в магазин. У нас закончилось де... – шмыгнув носом, она пуще прежнего зарыдала. – Хотя это уже не важно. Совсем не важно. Потому что я не должна была уходить, но я ушла. Воншик сказал мне, что она отсыпается, что она приняла успокоительное и в ближайшие часы ничего не учудит. Во всём виновата только я... – Вы ни в чём не виноваты, – начала судорожно гладить её по спине Боми. – Нет, виновата только я, – влажной от слёз рукой, она вцепилась в плечо невестки. – Там было так много крови — и она до сих пор стоит у меня перед глазами. Стены, зеркало, ванная и Тэгун. – Воншик? – хотела исправить её Боми. – Нет-нет, – покачала госпожа Ким головой. – Её нашёл брат. Он пытался помочь. Зажимал вены, не догадываясь, что пытается спасти окоченелый труп. – А где же тогда был Воншик? – Он был в кабинете, когда у Юны случилась очередная истерика и раздались крики с первого этажа. Тогда Тэгун сказал, что сам со всем разберётся. На протяжении всего брака он чувствовал за собой вину. – Он не успел? – Они заехали вместе после утреннего совещания, им нужно было разобраться с какими-то документами и подготовить их перед скорой деловой встречей. Я настаивала, чтобы они поели, поэтому им пришлось задержаться, – лихорадочно заблестели женские глаза, теперь для госпожи Ким было жизненно важно как можно яснее восстановить картину произошедшего. – Юна вернулась после очередной вечеринки прямо в тот момент, когда Воншик с Тэгуном выходили из дома. Причём вернулась не одна, а в компании очередного любовника, который соизволил припарковаться прямо на территории дома. Ты можешь представить себе эту картину, Боми-я? Воншик спускается по ступенькам, а ему в ответ салютует сопливый юнец, к которому не переставая ластится его законная жена под сильной дозой наркотиков. Тэгун готов был разорвать его прямо там, на месте, но Воншик настолько свыкся с подобным, что просто прошёл мимо. Ближе к вечеру в нашем доме случился привычный скандал. Тэгун, поддерживающий Воншика во всём, впервые пошёл против его воли: он продолжал настаивать на разводе. Он был готов впасть в немилость семьи лишь бы освободить друга от этих страшных пут. – Получается, Тэгун был на стороне Воншика? – Знаешь, временами мне казалось, что Тэгун презирает Юну больше всех нас вместе взятых. Накануне он впервые решился отвесить ей оплеуху, такую, за которую его ещё долго вызывали к следователю, выясняя, почему на лице у покойницы настолько сильная гематома, – вернувшись снова к столу, госпожа Ким долго пыталась взобраться на стул, пока Боми не помогла ей справиться с непосильной для неё задачей. – В один момент эффект от наркотиков прошёл, и апатия её переросла в агрессию. Она начала проклинать нашу семью, потом свою. Начала крушить всё, что попадалось под руки. Её едва успокоили. Потом она заснула. Я не была частью ссоры, но я слышала всё на первом этаже и глушила сердечную боль таблетками. Воншик спустился вымотанный, с тенью печали на лице, которая преследовала его на протяжении всего брака. Он сказал мне, чтобы я прогулялась. Тэгун уложил Юну спать, поэтому пару часов она никого не должна была потревожить. – Вот, – протянула Боми свекрови стакан, из которого госпожа Ким сделала несколько порывистых глотков. – Прежде чем уйти, я поднялась наверх. Проверила, что она спит. Помню, тогда в моей голове возникла мысль привязать её к кровати, чтобы она ничего не натворила. Я точно знала, что, когда она проснётся, у неё снова начнутся галлюцинации. Она будет видеть всякую нечисть и кричать, просить о помощи... правильнее было всё-таки её обездвижить, но я хотела, чтобы эта тварь сгорала в своей же агонии. Я хотела, чтобы она сходила с ума. Эгоистично, не правда ли? Сейчас я бы многое отдала, чтобы привязать её к кровати. И нет, не потому что мне её жалко, Боми. Я волнуюсь только лишь о сыне. Я ненавижу всех тех людей, которые шепчутся за моей спиной о том, что это Воншик виноват в её самоубийстве. Да-да, я знаю, что они говорят: ему нужны были только связи её отца, на самом деле он презирал её, он нарочно пропадал на работе или у любовниц, когда она умирала от безответной к нему любви. Все считают, что её сгубила затяжная депрессия и нестабильная психика, когда на самом деле её сгубило собственное беспутство. – Высший свет глуп, вам ли это не знать, – присаживаясь напротив, Боми заключила руки женщины в свои. В глубине души сердце уколола обидная правда — она была в числе тех, кто повёлся на россказни сплетников. До сегодняшнего дня Боми была уверена, что Юну погубило безразличие Воншика. – Она вскрыла себе вены от того, что была в очередном конфликте с демонами. – Галлюцинации? – Закрылась в ванной с визгами о том, что скоро всё закончится, что скоро она станет прежней, потому что собирается вытащить из своего тела проклятого демона. – Ужас, – зажмурилась Боми, пытаясь поставить себя на место Воншика и понять, что он пережил. Долгое время раздумий — и наконец-то настал тот момент, когда её осенило, что они оба много страдали. Отец измывался над ней физически, а Юна над Воншиком — морально. – Самоубийство похоже на одолжение, когда год за годом изводишь всех не только в доме, но и за его пределами. С другой стороны Юна сделала только хуже, чем было при её жизни. После её смерти к Воншику нет больше доверия. Его боятся. Его остерегаются. По мнению большинства: он виновен в психическом расстройстве своей жены, и что самое обидное никто и никогда не узнает правду. Никто никогда не узнает о том, что жертвой морального насилия была не Юна. В доме моральному насилию подвергался только Воншик. Его характер... ты же видишь. Ему проще промолчать, чем вступать в открытый конфликт. У него такая боль внутри, ты даже себе представить не можешь. – Кажется, теперь я многое понимаю. Понимаю, почему он злится от моих поступков. Не нарочно, раз за разом, я снова возвращаю его в прошлое. – Боми, милая моя Боми, может быть я прошу о многом, но, пожалуйста, не оставляй его. Он, правда, очень сильно нуждается в женском тепле. Увы, но даже моё материнское сердце не в состоянии его согреть. – Я... – запнулась девушка. – Не думаю, что я та, кто может осчастливить Воншика. На самом деле я до сих пор не понимаю, почему вы согласились на второй брак и решили принять именно меня в свою семью? Этот союз ведь тоже был продиктован выгодой. Разве вы не обожглись уже? Да и что скрывать, впечатление с первого раза я произвожу не самое приятное. – Почему я приняла тебя? – удивилась вопросу госпожа Ким, после чего перешла на шёпот. – Радость моя, я скажу тебе даже больше. Я настаивала на этом браке. В самый последний момент, когда всё казалось было уже решено, Воншик, не боясь гнева отца, вздумал расторгнуть помолвку. – Дайте угадаю. Товар пришёлся не по покупателю? – усмехнулась Боми. – Уж не знаю, что у вас там произошло... – тепло улыбнулась свекровь, – но после того, как он съездил на смотрины, домой он вернулся злющий. – Так значит, если бы не вы, свадьбы могло и не быть? – хмыкнула девушка, не понимая, радуется ли она, что всё состоялось или нет: как-никак, а сейчас с Воншиком у них всё было хорошо. – Гадать не буду, причина во мне или в ком-то другом. Я суеверная. Просто знаю, что каждого где-то ждёт его вторая половинка, поэтому судьба рано или поздно даёт подсказку. Если бы вам с Воншиком суждено было пожениться, вы бы и без меня это сделали. – Но с чего вы решили, что я неплохая партия? – с жадностью сделала Боми глоток остывшего чая, чтобы смочить пересохшие от волнения губы. – У меня хорошее чутьё, – подмигнула ей свекровь. – И что же вам сказало ваше чутьё? – полюбопытствовала девушка. – Оно заверило меня в том, что ты способна наконец-то развеять его печаль. Твоя энергичность... как бы сказать... мне всегда казалось, что именно такая партия, как ты, нужна Воншику. Время от времени ему просто необходима эмоциональная встряска. Он вечно закапывает себя под кипой бумаг, и я не перестаю думать о том, что со временем он себя под ними похоронит, – отряхнув передник, женщина опустила и подняла глаза. – А ещё он ведь у тебя первый мужчина? Я права? Боми от неожиданности поперхнулась чаем. Глаза часто заморгали. – Не смущайся, – замахала свекровь руками. – У меня муж тоже был первым, а замуж я ещё позже тебя выходила. На самом деле в этом плане я старомодна. Слишком многого повидала в жизни, поэтому... боже, что я несу? Прости меня, пожалуйста. Я не собиралась вводить тебя в краску. Просто знаешь, в виду некоторых обстоятельств, это очень даже хорошо, что у тебя нет опыта. Звучит слишком эгоистично? Не так ли? – заметив красное лицо невестки, женщина дотронулась руками до своих щёк, как будто это они у неё горели. – Знаешь, может быть, я и выгляжу, как домоседка, но у меня тоже есть нужные знакомства. Я из влиятельной семьи, и у меня есть друзья со связями, которые отзывались о тебе очень даже хорошо. – Друзья? – ещё раз отхлебнула Боми остывшего чаю, пытаясь избавиться от преследующей её сухости в горле. – Забавно, но я не знаю ни одного человека, который мог бы меня порекомендовать в качестве невестки. – Поверь мне, – тепло улыбнулась госпожа Ким, – ещё как есть, и даже не один. – Ладно, – вытерла Боми руки о бумажные салфетки, – пора мне собираться на юбилей к председателю Чону. – Ой, кто бы знал, как я недолюбливаю эту семейку, – постучала себя по груди женщина. – Вот чувствует моё сердце, что что-то нехорошее должно произойти. – О чём вы? – спрыгнула невестка со стула. – Мне сегодня снился дурной сон, – печально вздохнула свекровь. – Ей-богу со стороны всё походило на Валтасаров пир. Свиньи сидели за столами и поедали человеческие головы. – Просто выкиньте из головы, – похлопала Боми женщину по спине, – и не плачьте больше. Облачившись в длинное цвета пудры платье с отделкой из камней на груди, Боми дождалась мужа, а после они отправились на празднество, которое по её догадкам должно было затянуться до позднего вечера. К несчастью, план по обольщению провалился. Боми долго ластилась к мужу, сладким голосом прося остаться дома и провести вечер за романтическим ужином, но Воншик был непреклонен, отчего всю дорогу она просидела злая, отвернувшись в сторону окна. Банкетный зал, забронированный семейством Чон, был погружён в интимный полумрак. Люстры подобно плачущим ивам тянули свои ветки к полу. Тонкие нити светодиодов ниспадали с самого потолка. Всё кругом искрилось, отчего Боми часто щурилась, пытаясь разглядеть того или иного гостя, которого ей между делом представлял Воншик. Золотые скатерти отливали пурпуром, похожим на битое стекло. Пышные пионы — основа всех букетов, украшали столы и сцену. Хрусталь. Много хрусталя, который звенел в ушах, стоило только кому-то взять слово и произнести заученный тост, на всякий случай заготовленный на листочке и припрятанный в манжете рубашки. Время от времени Лимбоми наигранно улыбалась, давая понять и мужу и окружающим, что всё ей нравится, что она всем довольна и что для неё это честь — попасть на самый лучший банкет, на который её когда-либо приглашали. – Как идёт подготовка к строительству нового промышленного завода в Китае? – поинтересовался министр Мин у Воншика, стреляя глазами в сторону его хорошенькой жены, длинной шее и распахнутым ключицам которой завидовала каждая присутствующая за столом дама. – Недавно подключили новых инвесторов, – поймал бизнесмен собеседника в цепкий капкан своего взгляда. На протяжении всего приёма у него чесались руки завязать в узел чужой язык, время от времени смачивающий похотливые губы. От Воншика не могло утаиться, что смачивал их министр только тогда, когда Боми наклонялась и принимала слишком соблазнительную позу. Он и раньше замечал, что на жену его смотрят не так, как на других женщин, а сейчас, после близости, стал замечать подобное буквально на каждом шагу. На платье Боми не было ни единого пикантного выреза, но вожделение в мужской душе она почему-то всё равно зарождала. – Тогда, во время гольфа, вы слишком рано оставили нас, дорогая Боми, – перевёл мужчина на девушку лучезарные глаза. – Вас это расстроило? – наигранно удивилась наследница Грин Плаза. – Конечно же, – приложил он руку в район сердца, от чего сидящая за их столиком госпожа Чон усмехнулась, со злостью засовывая в маленького сына ложку овощной запеканки. – Бросьте, – подмигнула ему Боми, не испытывая неприязни к слабости сластолюбца; как-никак, а министр, на её взгляд, за столом был единственным полным искреннего добродушия человеком и имел только один порок — женщин, – уверена, ваш досуг скрасила ваша ассистентка. Надеюсь, вы нашли мяч в пруду? – Нет, мы решили взять новый, – расхохотался он от смущения. – А почему нас не позвали? – подал голос Джехён, не в силах с начала вечера отвести взгляд от Боми, красоту которой не могли затмить ни роскошное платье, ни дорогие украшения, что были на ней. – Может быть, потому что у сына твоего был день рождения? – с раздражением салфеткой вытерла госпожа Чон губы этого самого сына, в очередной раз ругая ребёнка за неопрятность. – Точно, – хмыкнул мужчина, про себя подмечая, что и на семейном праздновании он в итоге не присутствовал. – Думаю, вы составите нам компанию в следующий раз, – закивал министр Мин головой, как игрушечный болванчик. – Госпожа Чон, вы умеете играть? – Никогда не пробовала, – нехотя отозвалась девушка, пытаясь создать видимость разговора. – Тогда мы непременно вас научим. Боми научили, и вас научим. Я хороший учитель. Не правда ли, Боми? Вы схватывали всё на лету. – Куда мне до госпожи Ким, – сжимая в руках тканевую салфетку, госпожа Чон заметила, что подтереть ей сейчас нужно в первую очередь не слюну сына, а слюну своего мужа, который неприлично таращился на чужую жену. – Вы слишком преувеличиваете мои навыки, – натянуто улыбнулась Боми, чувствуя напряжение, что исходило от всех присутствующих за столом, включая и тех, кто не говорил. В какой-то момент она даже начала проклинать организаторов, которые вздумали посадить её с бывшим ухажёром. Глаза её время от времени поглядывали на соседний столик с пожилыми тётушками, компания которых при сложившихся обстоятельствах казалась более заманчивой. – Уверен, министр не лукавит, – хищно улыбнулся Джехён. – Вот видите, Боми, за нашим столиком есть ещё один человек, не сомневающийся в ваших талантах, – хлопнул министр в ладоши, нарочно забывая, что в день игры Боми всё время портила Воншику турнирную таблицу. – Я и забыла, что мой муж знает всё о чужих талантах, – скрипнула зубами госпожа Чон, замечая, как напряглась в плечах её мнимая соперница. – Потерпи ещё немного, – шепнул Боми на ухо Воншик, когда она приоткрыла рот, чтобы сказать в ответ колкость. – Не могу больше, – с тоской в голосе отозвалась девушка, для своего же отвлечения от темы начав считать количество жемчужинок на ожерелье, которым была перетянута толстая шея кузины госпожи Чон. Казалось ещё чуть-чуть — и маленькие бусинки рассыплются под давлением жира. – Терпи, – в приказном тоне произнёс Воншик, сжимая руку жены в своей. – Давай сбежим, – уткнулась девушка носом в мужскую шею, обдавая кожу горячим дыханием. – Ким Воншик, скажи мне, когда ты последний раз вёл себя как самый настоящий бунтарь? – Так, шампанское ты больше не пьёшь, – уловив навязчивый запах спиртного, мужчина отставил бокал жены в сторону, после чего снова вернул сосредоточенный взгляд на сцену, откуда вёл свой нескончаемый монолог сенатор Ку. – Я устала, – надула губы Боми, кладя свою ладонь на мужское колено, а потом скользя к внутренней стороне бедра. К счастью, плотная скатерть не давала соседям по столику узреть, что именно происходит между супружеской парой, — и если во взгляде Боми министр Мин ещё мог уловить шаловливый огонь, то на лице Воншика ни одна мускула от ласки не дрогнула. Его лицо оставалось таким же суровым и таким же холодным, каким было всегда. – Ты ведь тоже устал? Хочешь расслабиться? – Лимбоми, – грозно сверкнул он глазами, когда её рука оказалась в считаных сантиметрах от его паха, – прекрати дурачиться. – Накажешь меня? – одними губами пробормотала она, глядя ему в глаза и пытаясь уловить в них хоть каплю заинтересованности. Она часто ловила себя на мысли, что он мог попросить у неё всё, что душе угодно, и она вряд ли бы отказала, но он почему-то ни разу не решил воспользоваться предоставленным ему шансом. Временами Боми даже казалось, что её тянет к нему намного больше, чем его к ней — и это её сердило. Всю жизнь Боми была окружена мужским вниманием, поэтому со временем она перестала воспринимать его всерьёз, пока однажды кто-то это самое внимание ей отказался уделить. Впервые кто-то попал не под её очарование, а она попала под чьё-то. Да, безусловно, Боми была очарована. Она несколько недель подбирала правильное слово, и впервые она его нашла. Она была очарована Ким Воншиком. Всё, начиная от его тяжёлого взгляда, заканчивая его осторожной походкой, вызывало трепет в её душе. Что уж говорить о его тёплых касаниях под покровом ночи, когда он снимал маску диктатора и нежно целовал её в губы. Целовал до самого рассвета. Кто бы мог знать, что настолько холодный мужчина, внутри может быть таким горячим. – Без проблем, – усмехнулся он, – сегодня же заблокирую твою дебетовую карту. – Так и знала, что ты жлоб, – поджала девушка губы, сверля мужа глазами. – Убери руку, – тихо прорычал Воншик, – сейчас же. Ты привлекаешь внимание. – О чём вы там не переставая шепчетесь, голубки? – рассмеялся министр Мин, с любопытством следя за парочкой, на которую уже кроме него никто не обращал внимания. – Не можем понять: выключили ли свет в доме. Электричество нынче такое дорогое, – хохотнула Боми, с министра возвращая на мужа полный азарта взгляд. – Убери руку, – процедил Воншик ещё раз. – А то что? – пальчики через брюки погладили бугорок. – Ты с головой не дружишь? – перехватил он женское запястье, отводя от себя на безопасное расстояние. – Оглядись, это светский вечер, а не очередная пьяная вечеринка. Научись уже наконец-то соблюдать приличия, как это делают другие. – Приличия? – подавила в себе смех девушка. – О каких ещё приличиях ты мне говоришь? – Манеры, Лимбоми, – скрипнул он зубами, – я говорю о манерах. – Приличия — добродетель, воплощение нравственности и духовных ценностей. Внутреннее достоинство человека, который знает, как уважать не только себя, но и других, – изящная рука, взметнувшись вверх, указала на известного кинорежиссёра, стоящего на сцене. – Скажи мне, Воншик, вот он думает о приличиях, когда изменяет своей жене с молоденькими актрисами, которых берёт в свои фильмы, и только не говори мне, что ты об этом не знаешь. А вот госпожа Нам, – перевела девушка палец на женщину за соседним столиком, – это её добродетель заставляет отмывать деньги через церковные фонды? Президент Юн заключает иностранные сделки за счёт того, что предоставляет секс-услуги с несовершеннолетними своим будущим компаньонам; председатель Ли держит в заложниках нелегалов на одном из своих производств в Пхеньяне; жена бизнесмена Хана делала порядка семи незаконных абортов, министр финансов трахает свою падчерицу. Мне продолжить или всё-таки остановиться? – усмехнулась Боми в лицо мужа. – Кругом меня один мусор, поэтому не нужно мне говорить что-то о приличиях. – В обществе незнакомцев волнуйся не о чужом достоинстве, а о своём, – укорил он жену. – С моим всё в полном порядке. Я тут невиннее любого младенца, если ты ещё этого не понял, – подхватив со стола бокал шампанского, Боми опустошила его залпом. – И то, что я разрешаю тебе со мной спать — ничего не значит. Не нужно читать мне нравоучения. Мы друг другу чужие. Как сошлись, так и разойдёмся. – Ты куда? – придержал он жену за локоть, когда та начала подниматься из-за стола. Соседи за столиком с любопытством проследили за девушкой. – Боми, вы нас покидаете? – округлил глаза министр Мин. – Носик припудрить, – шутливо обратилась она к присутствующим, после чего, склонившись над мужем, порывисто поцеловала его в щёку и еле слышно прошептала: – Можешь меня не ждать, мне всё это осточертело. Выпорхнув из банкетного зала, Боми с облегчением вздохнула. Благо на мероприятии было слишком много гостей, чтобы не обратить внимания на отсутствие одного из них. Заглянув в дамскую комнату, девушка быстро поправила макияж, а следом вызвала такси. Оставаться на званом вечере сил уже не было. Всё кругом, как домик из фанеры, было фальшивым. Лицемерие было частью светского общества, в которое Боми не вписывалась с самого рождения. Она никогда не имела столько лукавства, чтобы прятать свои истинные чувства за маской радушия. Притворство было частью принятого этикета, но его азы с детства не давались Боми. Она не умела притворяться. Не умела наигранно симпатизировать тем, от кого её выворачивало в первой подвернувшейся уборной. – Пришёл ругаться? – через зеркало посмотрела она на мужа, проводя бледно-розовой помадой по губам. После того, что она узнала утром от свекрови, ей хотелось стать мягче с Воншиком, только вот вредный характер до сих пор сопротивлялся. Даже опыт первого несчастного брака не мог заставить её сделать второй — счастливым. – Почему ты никогда не слушаешь? – пройдясь вдоль ряда кабинок, мужчина удостоверился, что они в помещении одни, после чего щёлкнул замком на входной двери. – Когда же ты уже наиграешься? Почему я должен терпеть твои заскоки? – А я их очень даже люблю: с ними жить веселее так-то. – Держишь их у себя вместо детских игрушек? – Дер-жу, – по слогам произнесла она, – и вообще ты дверью промахнулся, это женская уборная, проваливай давай. – Я устал, – накрыл он лицо рукой. – Жить вместе — это как сидеть на пороховой бочке. Я прошу только о смирении и ничего больше. Разве так сложно быть прилежной женой хотя бы на публике? О нас весь высший свет болтает. – А что болтает? – облокотилась Боми спиной о раковину. – То, что я тебе изменяю? То, что брак наш — не взаимная симпатия, а слияние двух корпораций? Не думала, что тебя до такой степени заботят слухи. – Скажи, что мне сделать, чтобы ты стала послушной? – подойдя ближе, он навис над девушкой, двумя руками облокотившись о раковину. – А ты поколоти меня, – выдохнула она ему в губы. – Отцу помогает. Эффект, правда, временный. – Это всего лишь защитная реакция. Я ведь прав? – прижался он к ней плотнее, большой палец прошёлся по скуле. – Насколько сильно тебя обижали на протяжении всей жизни, что ты сейчас обижаешь в ответ? – Прекращай, – попыталась она оттолкнуть его от себя. – Терпеть не могу все эти: если бы, да кабы... – Ты с такой ненавистью сказала, что мы чужие друг другу, – мягко двумя руками дотронулся он до её талии. – Тебя это расстраивает? – Не стоит сейчас заводить бессмысленных разговоров, – ещё раз попыталась оттолкнуть она мужчину, но все её попытки были слишком слабыми, чтобы сдвинуть его с места, – и вообще, не прикасайся, мне противно. – Если я скажу, что больше не дам тебя в обиду, ты мне поверишь, Боми-я? – Жизнь научила меня не доверять чужим словам, а наблюдать за поступками, – обиженно блеснули её глаза. – Я понимаю. Толпе не нужна правда. Люди чаще предпочитают заблуждаться, чем искать истину. Теперь я начинаю представлять, как часто из тебя делали ту, кем ты никогда не являлась, поэтому, пожалуйста, не отдаляйся от меня из-за одной ошибки. – Зачем мне впускать тебя в свой мир? Чтобы ты оставил после себя зияющую пустоту? – яд сочился из её красивых губ. – Я не уйду, если ты меня сама не прогонишь, – рука, забравшись за спину, потянула молнию вниз. Губы припали к пульсирующей венке на шее. Боми, прикрыв глаза, тяжело задышала. Внутри поднялся самый настоящий шторм. – Я не предам твоё доверие. – Поклянись, – сжала она ткань на его плечах. – Поклянись чем-нибудь. – Чем же? – рассеянно улыбнулся он. – Своей жизнью или своей империей? – Я не знаю, – лихорадочно забегала она глазами по его лицу, – у тебя есть что-нибудь столь же дорогое в жизни, как счета в банках? – Вряд ли, – прошептал он, вынимая одну за другой шпильки из женской причёски, которая весь вечер не давала Боми покоя, поэтому она то и дело её теребила, ощущая боль в затылке и мечтая в скором времени высвободить волосы из плена. – Поклянись своей честью, – вцепилась она в его плечи. – Она ведь дорога тебе? – Я клянусь своей честью, – поймал он её губы, затягивая в глубокий поцелуй, такой, после которого не остаётся в лёгких кислорода, а потом сложно вдоволь надышаться. Обхватив девушку за талию, Воншик стремительно усадил её на раковину. Платье задралось. Женские ноги обвили мужской торс. Боми начала лихорадочно расстёгивать пуговицы на мужской рубашке, путая порядок и перескакивая с одной на другую. Она впервые видела Воншика настолько спонтанным. Страсть, родившаяся между двумя телами, теперь отдавалась внизу живота. – Только не кричи, – хрипло попросил её Воншик, стягивая через её голову вечерний наряд. – Да кому какое дело? – стала покрывать она его шею поцелуями. Пальцы нашли ширинку, звонко лязгнув ею вниз. – Пожалуйста, Боми, – опустив чашку бюстгальтера вниз, он обхватил губами её сосок, сначала натягивая зубами, а потом закатывая его внутрь. – Потешь моё самолюбие, и скажи, что у тебя эрекция с того самого момента, как я впервые до тебя дотронулась под столом, – возбуждённо прохрипела Боми, обхватывая рукой вздымающуюся плоть. – Да, и больше так не делай, – прикусил он её нижнюю губу. – Эй, – приложила Боми пальцы к коже, проверяя, не прокусил ли её муж, – ты чего делаешь? – Ты же просила быть грубее, – схватил он её за локоть, ставя обратно на пол, после чего разворачивая к себе спиной. – Так значит, ты решил меня оттрах... – бросила она взгляд через плечо, встречаясь с суровым лицом, – отлюбить собрался? – Отлюбить, – рука обхватила шею, выгибая девушку на себя. Боми ягодицами почувствовала упирающийся в её бедро член. В голову закралась грязная мысль. В постели всегда было скучно, а вот за её пределами теперь можно было и изменить правилам. Несколько раз подряд она пыталась поцеловать мужа в сокровенном месте, но каждый раз он на корню пресекал её попытки. Развернувшись к Воншику лицом, Боми, пока он ничего не заподозрил по её лукавым губам, рухнула на колени. Рот вобрал в себя член. Мужчина хотел возмутиться, но Боми уверенно заскользила по плоти языком. Вкус оказался солоноватый, и не такой мерзкий каким она его себе представляла. Ей казалось, что рвотных порывов будет не избежать, но в итоге ей даже понравилось ощущение пульсации под возбуждённой кожей, а когда Воншик тяжело задышал, она и вовсе ощутила себя гордой амазонкой, захватившей в плен противника. – Я даже не хочу знать, где ты этому научилась, – прошептал он, наблюдая за девушкой сверху. Рука с силой сжала край раковины. – Смотрела много порнушки, – обвела она языком в круговую головку члена, после чего снова заглотила его до самой гортани. – И только? – намотал он на кулак её волосы, заставив посмотреть на себя. – Я никогда и никому не делала минет, – томно опустила она ресницы, облизнув губы. – Боми... – недоверчиво посмотрел он на неё. – Клянусь, ты, правда, первый, что в ночь на лайнере, что сейчас. Веришь? – Верю, – потянул он её вверх. Уперев Боми животом в холодную эмаль, Воншик постепенно заполнил её изнутри. Девушка протяжно простонала. – Я же просил, – шикнул он ей на ухо, – будь тише. – Не могу, это слишком приятно, – переплела она с ним пальцы. – Тогда уж извини, – поцеловал он её в плечо, накрывая рукой губы, – но ни одного крика из этой комнаты я не выпущу. – Звучит очень по-собственнически, – возбуждённо пробормотала Боми. Сидя на прохладной тумбе, Боми с любопытством следила за тем, как Воншик одевается, пытаясь придать себе опрятный вид. Со стороны получалось не очень. Совсем недавно отутюженная служанкой рубашка была измята на плечах и груди. – Бурная молодость? – кивнула Боми на скрывшуюся под тканью татуировку. – Скорее глупая, – усмехнулся мужчина. – Водишь дружбу с мафией? – полюбопытствовала девушка, находя только одно значение рисункам на чужом теле. – Я знаю людей, живущих по ту сторону закона, но я бы не сказал, что это дружба. Скорее выгодное сотрудничество. Твой отец ведь тоже подобными связями не брезгует? – Не брезгует, – подтвердила Боми. – Так всё-таки, откуда у тебя татуировки? – Я же говорил, что был глуп и молод. – А поподробнее можно? – не унималась девушка. – Раньше мне казалось, что я очень умный... – Ошибался? – Оказалось, что мой ум просто-напросто не может противостоять чужому везению. – Я всё ещё мало понимаю, – прикусила Боми губу. – Ты будешь смеяться? – недоверчиво приподнял Воншик бровь, до этого времени собираясь унести позорный секрет с собой в могилу. – Если скажу: да, то ты передумаешь рассказывать? – потянула она к нему руки, желая заключить в объятия. – Пожалуй... – кивнул он рассеянно. – Эй, Ким Воншик, ты знаешь обо мне так много, а я о тебе практически ничего не знаю. – Залезь в интернет, вся информация там достоверная. – А может я хочу знать что-нибудь, о чём другие не знают. М? – В этом, и правда, мало смысла... – потёр он вспотевшую шею, мыслями возвращаясь на десятилетие в прошлое. – Воншик-а, – протянула она ласково — и он сдался под её томным взглядом и мягкими подушечками пальцев, блуждающими по торсу. – Я проиграл в споре, – выпалил Воншик как на духу. – Чего? – Я не азартный человек, но как-то раз мне очень захотелось сыграть с одним человеком. Я не верил в его удачу, но при этом очень даже верил в свои математические способности. Мне казалось, что я сумею его обыграть. – Ты ведь не шутишь? – подозрительно сощурилась Боми. – Нет, скорее это он решил надо мной подшутить за глупую самоуверенность. Прошло много времени, точно больше десяти лет... я получил хороший урок: нельзя пьяным садиться с дьяволом за один покерный стол. – Оказывается, в тебе ещё теплится дух авантюризма, – усмехнулась Боми, сжимаясь в плечах. От кондиционера по телу бегали мурашки. Она всё ещё была не одета. Ей хотелось, чтобы Воншик как можно дольше видел её перед собой обнажённой. Она знала, что в эту минуту невероятно красива: Воншик тоже должен был об этом знать. Взгляд с мужа упал внешнюю сторону бедра, где все ещё оставалась его сперма. Боми хотела дотронуться до неё, но он опередил её раньше, сухим полотенцем стирая следы своего присутствия в ней. Они всегда занимались любовью с презервативом. Воншик сам контролировал процесс, не давая Боми ни одной возможности забеременеть. Это был первый раз, когда презерватива у него не оказалось, и поэтому, чтобы защитить Боми, ему просто пришлось закончить начатое рукой. Из-за рано прерванного полового акта она так и не получила оргазма, но ей всё равно понравилась их близость. Без куска латекса ощущения показались ярче. Близость была на самом пределе. В этот раз Боми не чувствовала преграды между телами. Однако она знала, что произошедшее редкое исключение из правил, и что подобное вряд ли скоро повторится. Воншик не хотел создавать полноценную семью. Она давно это поняла. – Одевайся, – протянул он ей нижнее бельё. – Почему ты не кончил в меня? – шёпотом поинтересовалась Боми, смущаясь своего же вопроса. – Разве тебе не нужен наследник? Ты не хочешь детей? – А ты их хочешь? – задал он жене встречный вопрос. – Нет, не хочу и никогда не хотела, – честно призналась девушка. – Вот потому и не кончил, – не дожидаясь того, пока Боми начнёт натягивать на себя вещи, он сам скрыл её грудь под бюстгальтером, защёлкивая на спине замок. Причём защёлкивая именно на второй ряд петелек, как всегда это делала Боми. В последнее время он становился всё более наблюдательным по отношению к своей жене. Он знал, сколько ложек сахара она кладёт в кофе по утрам, знал какие социальные сети просматривает перед сном, знал точный размер её одежды и обуви, и даже то, что верхние вещи она покупает на размер больше. – Детей должны хотеть оба — и только тогда из этого может выйти хоть какая-нибудь семья. – Ты очень влиятельный мужчина... – Боми запнулась, пытаясь сформулировать свою мысль. – Мне казалось, что ты находишься на той социальной ступени, когда можешь позволить себе всё, что угодно. – Предлагаешь тебя принудить родить мне ребёнка? – улыбнулся он, скользя по длинным ногам жены пальцами: ещё одна часть гардероба в виде трусиков была теперь на Боми. – Мой отец никогда не обсуждал со своими жёнами этот вопрос, – склонила девушка голову на бок. – Он просто делал всё, что от него требовалось, а потом ждал девять месяцев. – Ты считаешь это нормальным? – Нет, но в моей семье было заведено так, и никто никогда не жаловался. Поэтому, если бы ты выкинул нечто подобное, я бы не удивилась. – Я не могу обсуждать с ребёнком тему ребёнка, – хмыкнул Воншик, натягивая на голову Боми платье. – К тому же я презираю физическое насилие над женщинами в любом виде, в том числе и сексуальное, в том числе и по обоюдному согласию. – Эй, кого ты там назвал ребёнком? – возмутилась Боми, толкая мужчину в плечо. – В последнее время ты всё чаще и чаще стал мне об этом говорить. Зачем заострять на этом внимание? Да, я помню, что между нами больше десяти лет разницы. – Тебя это расстраивает? – впервые решил поинтересоваться Воншик. – Считаю ли я тебя старым? – рассмеялась Боми, касаясь своим лбом лба мужа. – Нет, ты неплохо сохранился. Единственное, что меня напрягает в тебе, так это то, что ты та ещё зануда. – Зануда? – улыбнулся он уголком губ. – А ещё меня бесит, что ты всегда давишь авторитетом, – закинув кольцо рук на мужскую шею, Боми поддалась ближе. – Всю свою жизнь я мечтала поднакопить деньжат и свалить из этой чёртовой страны навсегда. У меня есть тайный от отца счёт. Я надеялась, что наступит момент, — и я свалю за границу, но... – Я помешал твоим планам? – Помешал. Дурацкое замужество в один момент всё испортило, – раздосадованно вздохнула Боми. – Я проклинаю эту страну за её традиции и менталитет. Грёбаная иерархия мне уже осточертела. В Корее ты всегда обязан подчиняться тому, кто старше. Не имеет разницы на пару лет, год или даже месяц. Ты не имеешь права выражать своё мнение, если ты младше. И что самое смешное — этот цикл никогда не закончится. Сегодня кто-то отыгрывается на тебе, а завтра ты отыгрываешься на ком-то. Бесконечный круг сансары. Пока ты взрослеешь, ты сталкиваешься с несправедливостью старших, а когда сам им становишься, начинаешь вести себя точно так же. – Но тебя ведь это не останавливает, – прошёлся он кончиками пальцев по её плечам, – ты всё равно никого не слушаешь. – Если не слушаю, то бывает больно, – указала Боми на бледнеющий на коже синяк на бедре. – Такого больше не повторится, я же тебя заверил. Он тебя больше не обидит, – погладил он её по голове, а потом помассировал затылок. – А ты? Ты обидишь меня, Ким Воншик? – коснулась она его губ своими. – И я тебя не обижу, – прерывая касание, отстранился он от Боми. Покрутив рукой, он спустил часы к запястью, глянув на время. – Пора идти, мы и так неприлично долго задержались тут. – Твоя жена тоже не хотела иметь детей? – неожиданно поинтересовалась Боми. Закинув ногу на ногу, она всё ещё продолжала сидеть на раковине. – Прекрасное место для обсуждения подобной темы, – обвёл он глазами помещение. – Ты сравниваешь нас? – пальцы сжали торец тумбочки. – Вспоминаешь ли ты о ней, когда смотришь на меня? – А есть ли в этом смысл? – пожал Воншик плечами. – Чон Юна — не Пак Боми. Вы ни капельки не похожи. – Ты её любил? – не унималась девушка. – Как много вопросов, – усмехнулся мужчина, на мгновение в глазах его что-то вспыхнуло. Что-то искрящееся и дымящиеся, как старые вещи, брошенные в костёр. – Только вот отвечать ты на них не торопишься, – печальная улыбка тронула губы. Чувство тяжёлой недосказанности поразило её сердце. Она пыталась выстроить между ними мост, но каждый раз ей то ли не хватало материалов, то ли берег начинал отдаляться. – Воншик... – притянув мужчину к себе, Боми уткнулась в крепкую грудь, вдыхая пряный запах. Тело мужа было пропитано печалью и усталым спокойствием. – Всё чаще прихожу к мысли, что временами, а именно после занятия любовью, ты становишься очень даже ласковой, словно кошечка, – мягко погладил он её по спине. – Хотя стоит тебе только выйти из этого интимного состояния — и ты снова превращаешься в ужасную злюку. – Если бы ты меня всё время не поучал, то я бы чаще такой становилась, – пробормотала она. – Не сиди на эмали долго, – взгляд упал на ноги, после чего он стянул девушку на пол, – а лучше вообще на ней не сиди. Она холодная, и тебе рано или поздно всё равно придётся рожать, если не мне, то явно кому-то другому. Испытав близость с мужем и опрокинув парочку фужеров шампанского, Боми воспряла духом и даже ввязалась в непринуждённый разговор с любовницей министра Мина, которая восхваляла её сшитое на заказ платье и просила координаты дизайнера. Боми и сама не заметила, когда именно поддалась веселью окружающих и даже решила раствориться в звоне хрустальных бокалов. Теперь уже и слова жены Джехёна за столиком не казались ей бессмысленными и такими же несуразными, как лепет её шестилетнего ребёнка, сидящего по соседству. По крайней мере, состояние безмятежного спокойствия продлилось с ней ровно до того момента, пока она снова не выскользнула из-под наблюдения Воншика, давая присутствующим насладиться его тяжёлой и затянутой речью, включающей в себя поздравление не с днём рождения, а с подписанием многомиллиардного контракта. Разболевшаяся голова и душный парфюм дам стал главной причиной, в связи с которой она решилась покинуть банкетный зал, не получая на это разрешения мужа. Боми ещё в юности осознала, что из раза в раз оказывается эпицентром всех неприятностей, но происшествие, поджидающее её за углом, уже походило на какую-то злую ирония судьбы. Уголок губ подпрыгнул вверх — злая усмешка или реакция зажатых на лице нервов со стороны понять сложно. Однако это первая реакция, заставившая её забыть о головной боли. К горлу подступила тошнота. Боми содрогнулась. Желудок пожелал избавиться от излишек спиртного. Благо она ничего толком не ела, и её не вывернуло фаршированными крабами и мидиями в соевом соусе. Прогулка по холлу закончилась неудачно. Сейчас Боми многое бы отдала за то, чтобы съесть кусочек многоярусного именинного торта. Да, она уверена, что с удовольствием засовывала бы в себя высококалорийную масляную массу, а потом отрабатывала бы её на гимнастическом коврике в спортивном зале по пилатесу, лишь бы только не видеть сейчас красную лужи под ногами. Кровь. Много крови. Ею залили паркет, стены и даже рояль. По ощущениям Боми казалось, что если собрать всю эту кровь и снова влить в безжизненное тело, то она точно в нём не поместится. На одну душу этой крови приходилось слишком много. Издалека, не видя лица, было сложно угадать имя жертвы, но Боми всё равно его угадала. Только один человек в небесно-голубом костюме, который сейчас походил на кровавый флаг, был на вечере. Глаза выкатились. На мужских губах успела запечься кровь. Рот был открыт, как будто труп всё ещё продолжал вопить от настигшего его ужаса. Мужчина лежал в неестественной позе, как будто совсем недавно был чьей-то кукольной марионеткой, у которой резко обрезали верёвки, отчего она рухнула на землю, переломав себе все конечности. Подняв глаза к потолку, Боми подтвердила свою догадку. Джехён, и правда, летел с верхнего этажа вниз. Перемахнув через перила, он разбился о стеклянный стол, а потом скатился на пол. Присобрав платье, Боми подошла ближе и попыталась удостовериться в том, что перед ней действительно её бывший парень. До сих пор было сложно поверить в то, что эти несчастные губы, беззвучно выпускающие страшный вопль, она целовала, когда училась в старших классах. Очутившись в паре шагов от трупа, Боми, к своему удивлению, не испытала никакой жалости. Лишь чувство досады за пережитое рядом с молодым человеком волной накатило на сердце. Печальная нота пронеслась по холлу. Следом её поддержала вторая и третья. Хватило пары аккордов, чтобы Боми узнала траурный марш Шопена. С ужасом глянув через плечо, девушка увидела мужчину в чёрном костюме. В этот раз лицо полностью скрывала львиная голова из-под ростового костюма. – Серьёзно? Райан? – подавила Боми нервную усмешку. – Ты у аниматора на улице голову что ли отобрал? Ещё одна печальная нота разлетелась по помещению. Рука в кожаной перчатке, взлетела вверх, а потом с силой упала на фортепиано. Пальцы, заскользив, размазали по клавишам свежую кровь. Крышка с грохотом захлопнулась. – Грустишь по бывшему любовнику? – поинтересовался преступник, делая шаг навстречу к девушке. – Не подходи, – выставила Боми вперёд руку. – Неужели только сейчас здравые мысли ушли в пятки сердце искать? – усмехнулся незнакомец под маской. – Ты так долго на него таращилась, что я до последнего не терял надежды увидеть хотя бы одну скупую слезу. – Его есть кому оплакивать, – с долей цинизма и полного равнодушия произнесла девушка, после чего глянула себе под ноги, с облегчением понимая, что платье она испачкать не успела. Взгляд пробежался по пустому холлу. Сейчас Боми напряжена, точно спортсовет, ждущий сигнал на старте, однако шпильки на её туфлях такие неудобные, что вряд ли ей удастся пробежать и пару метров. Набрав в лёгкие воздуха, Боми открыла было рот, в надежде произвести на свет хотя какой-нибудь примитивный звук, пока не осознала, что настолько далеко от зала, что вряд ли её кто-нибудь услышит. К тому же преступник вряд ли бы сейчас стоял напротив, если бы не был уверен в том, что его не поймают. – Не можешь решиться позвать на помощь? – хмыкнул он — и Боми представила перед глазами самую нелицеприятную улыбку из всех когда-либо ей видимых. – Какой проницательный, – съязвила свидетельница преступления, снова переводя взгляд на жертву. Джехён сидел вальяжно, так же, как сидел обычно при жизни. Кровавое пятно съедало его брюки, а тень бледности на лице придавала кукольности. Точно живой, только мёртвый. Так страшно и так не страшно одновременно. Боми как будто больше боялась сейчас этого изуродованного трупа, нежели человека, крутящего в руках кровавый нож. – Тогда решайся, а то может быть слишком поздно, – показательно рассёк он остриём воздух. – Зачем тебе это всё? В чём он виноват? – липкий пот скатился по спине. Боми сглотнула, прищурила глаза и в свете софитов попыталась уловить хоть что-то примечательное в незнакомой фигуре, что-то такое, что могло навести её на мысли о личности преступника. – В чрезмерной похоти, быть может, – пожал плечами преступник. – Люблю конкретику, – фыркнула Боми, пятясь назад, но спотыкаясь уже через два шага на первом попавшемся кресле. – Это месть или заказ какой-нибудь шишки...? – Шишки? – удивился незнакомец, с силой сжимая рукоятку ножа и заставляя Боми сморщиться от звука кожаных перчаток. – Боже, Лимбоми, неужели ты намекаешь на кого-то вроде своего отца? – Я ни на кого не намекаю, – нахмурилась девушка, – просто... ты похож на... ну... на того, о ком болтает весь Сеул. – Смотрящего? – глухо рассмеялся преступник, подбрасывая ножик в руке. – Тоже веришь в городские легенды? – Говорят, обычно смотрящий руководствуется благородным мотивом... – споткнувшись на выступе, Боми скользнула на колено. Острая боль в лодыжке грозила вывихом. Теперь она определённо была неспособна на побег. – Да брось, ещё бы убийство можно было оправдывать благородным мотивом, – развёл он руки в стороны, не предпринимая попыток приблизиться к свидетельнице — и ей оставалось только порадоваться, что даже её мелкие шажочки способны были его отдалить. – Значит, ты просто кукухой тронулся? – покрутила Боми у виска. – Вероятно, у меня действительно не всё в порядке с головой, – ещё раз крутанул он в руке нож, – я тут, пытаюсь вести с тобой милую беседу, когда должен, не задумываясь, свернуть тебе шею за чрезмерное любопытство. – Так ты всё-таки наёмный убийца? Или это твоя личная вендетта? – не унималась Боми, продолжая пристально следить за ножом в мужских руках. Со стороны казалось, что он хочет его в неё метнуть, но почему-то всё ещё медлит. Как будто пытается насладиться непринуждённым разговором на прощание. – Поумерь пыл, милая. Не считаешь ли ты, что задаёшь слишком много вопросов для нашей второй встречи? – Хотелось бы получить на них ответы раньше, чем мне вручат билет на тот свет, – хмыкнула Боми, ища глазами что-нибудь острое или увесистое. – Между прочим, я выручаю тебя уже второй раз, а благодарности даже в глазах не вижу. – Второй раз? – не поняла девушка. – Скажи же, видеть молодого мужа в кровати, куда приятнее, чем старика. – Только не жди, что я тебе в ножки упаду, – фыркнула Боми, находя на тумбе за спиной увесистую статуэтку. – Твой список... – облизнула девушка губы, – когда он закончится? – Скоро, – глухо отозвался он, делая шаг в сторону непроглядной тьмы, которую не способны были разрушить даже софиты над головой. – Много в нём ещё имён? – Много — понятие относительное, – змеиным шёпотом пронеслось над её ухом. – И скольких я знаю лично? – взволнованно облизнула Боми пересохшие губы. – Пытаешься выяснить, не нагрешил ли в прошлом твой муженёк? Если так сильно волнуешься, то приглядывай за ним лучше, – скрылся он за поворотом, оставляя за собой мёртвую тишину и висящий в воздухе вопрос.