Пункт назначения - вечность

Давид застыл. Он не мог поверить в то, что казавшаяся такой радужной и яркой жизнь разрушилась в мгновение ока. Разумеется, его вампирская сущность позволяла ему нарисовать сотни иных, но именно эту астуриец хотел удержать больше всего не свете. Вилья судорожно выдохнул, сделал пару неуверенных шагов к стене и медленно осел на пол, съёжившись и закрыв лицо руками. POV Давид Я позволил себе совершенно расслабиться и забыть об осторожности. Что за непростительная роскошь. Рядом с Сеском хотелось быть самим собой, не надевая привычных масок и не прячась от людей. Что ж, теперь это невозможно. Вроде бы, совершение непоправимых ошибок осталось далеко в прошлом. Тогда это плохо кончилось: много людей погибло. Сейчас не умрёт никто, но вся ситуация в целом наглядно демонстрирует, что извлекать полезные уроки из собственных оплошностей я так и не научился. Я хотел вести себя с человеком так, будто я и сам человек. Но всегда нужно держать в памяти, что я отвратительное тёмное создание, которому не место на свету. Он был совершенно прав по всем пунктам, и эта дерзкая, но справедливая пощёчина привела меня в чувство. Я должен вернуться в ту среду, где мне место, где никто не будет бояться или тревожить. Конец POV Давид не привык впадать в истерики или терять над собой контроль. Сейчас же он был как никогда близок к опасной черте, за которой лежала неизвестная бездна. Пересекать её, впрочем, как и всегда, желания не возникало. Астуриец до боли зажмурился и попытался очистить разум, но в его голове набатом стучали безжалостные слова правды, неосознанно выкрикнутые в отчаянном порыве. Они терзали душу Вильи мучительно острой болью, словно раз за разом в сердце со всей силы вгоняли сотни безжалостных клинков. Вампир мог поклясться, что видит тонкие серебряные нити холодка, исходящего от разящей стали. Давид чувствовал, что вновь меняется и остервенело цеплялся за остатки прошлой жизни, испытывая страх, что превратится в хладнокровного убийцу или просто перестанет что-либо ощущать. Но процесс неумолимо продолжался, а хаос чувств бушевал неукротимой бурей, выжигая всё внутри и покрывая образовавшиеся пустоши мёртвым слоем серого пепла. Боль постепенно стихла, а на её месте не появилось ничего, кроме пустоты, слегка отдающей прохладой. Когда астуриец в следующий раз открыл глаза, он понял, что краски жизни ощутимо притухли, зато обострились её практичные и логические законы. Желание немедленно не ехать никуда не делось, но теперь оно приобрело более осмысленный оттенок. Теперь Вилья обрёл тотальный контроль над собой и мог легко удержаться от необдуманных и глупых поступков. Но любовь, та прекрасная и вдохновляющая мечта, ушла навсегда, а сам её феномен превратился из возносящего ввысь чувства в глупую обузу. Вампир лишь равнодушно пожал плечами: с этого времени его больше не волновали какие-либо взаимоотношения, кроме полезных партнерств и дружбы с Элизой. Давид поднялся, глубоко вдохнул и выдохнул, а затем распрямил плечи. Потом достал из кармана смартфон, парой небрежных росчерков на экране разблокировал его и набрал номер менеджера-помощника. Состоялся лаконичный разговор, сутью которого было распоряжение астурийца доставить разработку новых моделей на фабрику для внедрения в производство. Обычно он предпочитал собственноручно разрабатывать проекты прямо в технологических цехах, но на случай незапланированных обстоятельств он моделировал всё заранее и сохранял заготовки в электронном варианте. Текущая ситуация, очевидно, требовала примёненного подхода. Отключившись, Вилья внимательно оглянулся по сторонам, прикидывая, стоит ли собирать вещи или необходимое уже есть в доме, расположенном в другой стране на границе лесной чащи. Кивнув самому себе, вампир размеренным и уверенным шагом покинул дом, направляясь к своему любимому спорткару, который, казалось, только и дожидался дальней поездки. Фабрегас настолько потерялся в мыслях, скованный ужасом, что не заметил, как ноги принесли его обратно к ресторану Элизы. Он просто зашёл внутрь, минуя сидящих за столиками людей, провожавших его изумлёнными взглядами. Разумеется, хозяйка сразу же заметила его, и улыбка вмиг пропала с её лица. Она легко спрыгнула с высокого барного стула и поспешила к испанцу. - Сеск, почему ты снова здесь? Что-то случилось? - засыпала его вопросами Вайзенхайт, тщетно пытаясь заглянуть ему в глаза. - Давид... Он рассказал мне правду, - еле слышно прошептал полузащитник, отвернувшись. Элиза резко выдохнула, затем схватила футболиста за руку и потащила куда-то во внутренние помещения. Открыв одну дверь, она завела его в помещение, напоминающее её личный кабинет и жестом указала присесть в чёрное кожаное кресло, а сама заняла место в противоположном. - Что именно он тебе сказал? - до игрока Барселоны только сейчас дошло, что девушка не стала интересоваться, в чём конкретно состоит эта правда, а перешла к иному. Его затопили ярость и облегчение одновременно. - Он был до ужаса краток, - язвительно заметил Сеск, - заявил о своём вампиризме, я взглянул в его настоящие глаза, а затем, - он слегка стушевался, - ушёл. Теперь, как видишь, я здесь. - Ты испугался, - не расценила порыва Вайзенхайт, нахмурившись. Ей вся эта ситуация катастрофически не нравилась, поскольку за бравадой она прямо-таки кожей ощущала исходящий от Фабрегаса панический ужас. Но её друг не мог... - что он сделал? - Ничего. Я назвал его мерзким кровопийцей, а затем убрался подальше. Но откуда ты... Элиза похолодела. Нет, этого не могло произойти. У них же всё было так прекрасно. Вилья не мог потерять над собой контроль, тогда ситуация обернулась бы иначе. Тем более, у полузащитника нет никаких повреждений или укусов, она бы почуяла кровь. - Ничего? Тогда чего ты так испугался? Он собирался укусить тебя или причинить вред? - тем же тоном, каким он отзывался о Вилье, перебила она. - Нет, - видно было, что Сеск потихоньку успокаивается и приходит в норму, но отказывается поверить в произошедшее. - Тогда в чём дело? Ладно, хорошо, сам посуди, если бы он хотел убить тебя или выпить твоей крови, он бы уже это сделал. Наверняка, вы хоть раз да оставались наедине, и ему выдавалась прекрасная возможность расправиться с тобой. Почему же он этого не сделал? - хозяйка ресторана здорово разозлилась. Игрок Барселоны испытал острое желание ответить что-то резкое на её хлёсткое замечание, но не нашёл подходящих слов. Давид ведь действительно не давал поводов в себе усомниться. И вдруг его как громом ударило осознание: друг решил довериться ему, раскрыл самый сокровенный секрет. Это не отменяет страха за свою жизнь, но делает картину более полной. Он, Сеск, по сути, предатель, даже в столь щекотливых обстоятельствах. И тут, словно в подтверждение, раздались слова Элизы. - Ты знаешь, как ему нелегко открываться другим. Может быть он и выглядит полностью счастливым жизнью, в реальности всё иначе. - Почему ты его так защищаешь, зная, кто он такой? - задал логичный вопрос испанец и только потом пожалел о проявленном любопытстве. - Потому что я тоже вампир, - холодно ответила она, но потом не смогла удержаться от сарказма, - ещё панические крики и обвинения будут? Не волнуйся, твой безопасности ничто не угрожает, так что не надо убегать. Футболист вздрогнул, а затем взглянул в её настоящие глаза, янтарные без морока, и устыдился неадекватного поведения. Очевидно, что ни Элиза, ни Давид не стали другими, они ведь и до этого существовали в иной ипостаси. - Не буду скрывать, ты причинил ему огромную боль неосторожно брошенными словами, - прервала девушка затянувшуюся на несколько секунд паузу смягчившимся тоном, а потом замолчала и закрыла рот рукой, - нужно что-то делать и быстро! Надо найти его как можно скорее, - Вайзенхайт попыталась дозвониться Давиду, но механический голос в трубке оповестил её о том, что его телефон выключен. - Почему? Что с ним случилось? - встрепенулся испанец, вскакивая с кресла. - Я не хотела этого говорить никому, особенно тебе, но в данных обстоятельствах придётся. У всех вампиров существует один необычный талант. О своём он тебе сам расскажет, а я вижу связи между людьми, то есть то, о чём они сами не догадываются. Ты ничего не хочешь мне рассказать? - хозяйка ресторана слегка улыбнулась. Сеск замялся, ответ на вопрос был слишком неудобным, сложным и непонятным. - Я не знаю, - в конце концов честно признался он, - до это дурацкого происшествия меня тянуло к нему, а сейчас я слишком шокирован. - Между вами сложилась определённая связь, по определённым причинам, никак не связанным с моим желанием или нежеланием, я не могу назвать её качество, но сейчас что-то стало другим. С его стороны почти ничего не исходит, а это серьёзный повод для беспокойства, - Элиза стала нервно расхаживать из стороны в сторону по кабинету, - такого не может быть при обычных обстоятельствах, если только... - Только что? - не выдержал Фабрегас гнетущего молчания. - Я раньше в шутку называла его Ледяным принцем, - задумчиво разъяснила она, - за то, что он почти никого не подпускал к себе, хотя многие старались. Эмоциональный сдвиг колоссальной силы может изменить вампира до неузнаваемости, - Вайзенхайт посмотрела на собеседника широко раскрытыми от ужаса и внезапного осознания глазами, - Давид полностью замкнулся в себе, и если мы не найдём его в ближайшее время, неизвестно куда он может отправиться. - Что значит "неизвестно куда", - неверяще переспросил игрок Барселоны. - До знакомства с тобой он собирался закончить здесь все свои дела и уехать куда-нибудь на холодный север Европы, а может и не Европы вовсе. Скорее всего, теперь его ничто не останавливает. Давид просто обожает леса, он жил в них месяцами. У меня плохие новости: если мы не обнаружим его до того, как он направится туда, возможно, мы больше никогда его не увидим. Он сдержит обещание, данное себе: никогда не причинить тебе вред. Нужно торопиться. У испанца перехватило дыхание от этой страшной перспективы. Лес, одиночество долгими месяцами, боль и её отголоски. Вина и горечь захлестнули его, не давая свободно вздохнуть. Только сейчас он в полной мере понял, какую несусветную глупость совершил. Вампиризм Давида и его окончательное исчезновение совершенно не были равны. Полузащитник отчаянно жаждал загладить причинённые им страдания, поэтому поспешил за уходящей Элизой.