<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Она отрывается от меня. Думаю, ноги сами несут её вперёд, к Дагуру и его словам. Сам он с каким-то бешеным смехом бросается прочь, вверх по лестнице, и скрывается за каменной стеной. Я успеваю обернуться — даю понять людям, что буду делать, и бросаюсь вслед за сиреной. Я мало что успеваю рассмотреть, вижу только смазанные лица, а после — силуэт Астрид, что точно дикий дракон бросается вслед за своей жертвой, намереваясь разорвать её в клочья. Мы несёмся по витиеватым коридорам, видимо, представляющим собою своеобразную систему укрытий в чрезвычайных ситуациях. Лабиринт камней вокруг приводит к какой-то комнате. Когда я влетаю в неё, вижу Астрид. Она стоит ко мне спиной, закрывая полный обзор, и я не понимаю, почему она остановилась. Хоть стойка и боевая. Однако, пройдя дальше, я наконец осознаю причину происходящего. Коббер. Её неимоверно истощённое тело покрыто всевозможными ссадинами, синяками. На руке алеет полоса крови; подобную я позже замечаю на щеке. Покрывающая её тряпица ещё более жалкая, чем та, что покрывала её на Олухе. Он одной своей мускулистой рукой сжимает её хрупкую шею, а второй обвивает живот. От одной этой картины уже всё сжимается внутри. — Мерзкая тварь… — рычит Астрид, — отпусти её немедленно! — Как я могу отпустить одну из наипрекраснейших морских дев, чудом ставшую человеком?.. Такой экземпляр нельзя упускать… Её красота сможет, пожалуй, сравниться лишь с твоей. И красоту эту даже грязь, пыль не изменят. И даже все мои прикосновения к её потрясающему телу… Он передвигает свою клешню к груди Коббер и нарочито-показательно её сжимает. Но та, кажется, не понимает, что происходит и, видимо, уже ничего не чувствует. Это какую боль надо было испытать, чтобы глаза наполнились таким туманом?.. — Ах ты дьявол морской! Астрид бросается к нему, я бы сказал, на него, но он уворачивается, влечёт за собой сирену, и она останавливается. — Я задушу её, как только твой палец коснётся моей кожи, сирена! — оповещает Дагур уже не с таким радостным, как прежде, лицом. — И что же ты хочешь? — спрашиваю я. — Каков твой план? Все твои люди повержены, ты остался один. Убьешь Коббер только назло Астрид?!.. Он медленно склоняет голову набок; одновременно с этим по его лицу растягивается ядовитая ухмылка. Голос начинает тянуться точно дёготь. — Звучит как отличный план, — шёпотом произносит Дагур. Он вдруг убирает руку с груди Коббер, она пропадает где-то за его спиной, а затем появляется вновь. В ней блестит кинжал. Но в том момент, когда я это осознаю, Астрид уже находится рядом с сестрой и её пленителем. Дагур замахивается, но попадает, кажется, не в свою цель. Хоть я и не вижу деталей происходящего за спиной блондинки, я слышу резкое её шипение. Оно поджигает фитиль, затаившийся внутри меня.<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Остриё железяки пронзает мою руку, коей я пыталась дотянуться до Коббер, пониже локтя. Чувствую, как нож проходится по кости, и морщусь. А когда открываю глаза, вижу самодовольное лицо рыжеволосого. Ненависть к нему затмевает любую боль. Дагур резко отпускает рукоять, из-за чего я, прежде прилагая усилие, чтобы вырваться, на несколько шагов отлетаю назад. На него бросается Иккинг, накрывает своими руками его руки, и рывком скидывает их с Коббер так, что та валится наземь. Звук удара её ослабевшего тела о каменную поверхность врезается в мои уши. — Коббер! — истошно воплю я. Дагур шипит от ярости и со всей силы выбрасывает согнутую ногу вперёд. Иккинг отлетает назад, в стену, и через несколько секунд замирает на земле. Я хочу кричать от злости, но злорадный смех берсерка заглушил бы в эту секунду любой иной звук. — Вот мы и один на один, красавица, — смеётся Дагур, и брови его хищно нависают над ещё более хищным взглядом. — Твой защитничек устранён, что странно, ведь обычно его хватает на гораздо большее время, а полумёртвая сестрица вот-вот простится с жизнью. И не бойся, что мой кинжал сейчас в твоей плоти, я задушу её голыми руками. Он вальяжно подходит к ней, наклоняется над бездвижным телом. — Жаль, конечно, будет лишать мир такой красоты, но что поделать. Надо же как-то причинить тебе боль. А большей боли, я думаю, не смогу тебе нанести. Я, не отрывая от него испепеляющего взгляда, почти без изменений на лице вытаскиваю кинжал из своей руки. Через секунду он звенит о камень полов помещения. Всё-таки я не привыкла нападать с чем-то помимо своего природного вооружения. Я нападаю на него точно бешеная акула, вцепляюсь в кожаный ремень, переброшенный через грудь берсерка. На несколько мгновений мы оба оказываемся в воздухе, а потом бьёмся о стену. Когти, впившиеся в кожу, не позволяют мне оторваться от него, мы перекатываемся по полу. Я, как назло, оказываюсь снизу. Его сосредоточенность на своём превосходстве надо мной вознаграждается, он скалит зубы. Я дёргаюсь, стараюсь его ударить, но измотанность даёт о себе знать, и он прерывает все мои попытки сопротивляться. Когда он окончательно меня обездвиживает, начинается что-то непонятное: он замирает. Опускает взгляд куда-то вниз, не изменяя положения головы, и наседает на мой живот своим пахом. Я начинаю брыкаться, обливаясь потом, искривляя все мышцы лица и тела от ненависти и отвращения, но Дагур не позволяет мне изменить своего положения. Затем медленно подносит ко мне своё лицо. Оно находится буквально в нескольких сантиметрах от моего. — Мне плевать, сирена, что там уже нет моих людей, что они все погибли, — шепчет он. — У меня осталась ты, и когда я убью твою сестру, которой так долго наслаждался, я стану наслаждаться тобой. Он всматривается в мои глаза. Его губы размыкаются, показывается длинный язык, коим он затем медленно проводит по моей щеке. Потом резко отрывается, вскакивает с меня, я предпринимаю попытку оторваться от земли, но носок его сапога вдруг оказывается на моём горле и давит с такой силой, что темнеет в глазах. Через полминуты он резко пропадает, и я вся сгибаясь, хватаюсь за горло и судорожно глотаю воздух. Боль в руке теперь я и вовсе не ощущаю. Перед глазами всё кружится, но я вижу, как Дагур шагает в сторону Коббер. Когда я более-менее прихожу в себя и нахожу силы приподняться на локте здоровой руки, он начинает поднимать её за шею. Приподняв, обхватывает талию второй рукой, чтобы было удобнее. Лучи лунного света освещают два скрестившихся силуэта, которые предстают предо мной. Вторая рука Дагура перемещается на шею сирены. Та безвольно висит. — Ко…ббер… — выдавливаю я, сжимаясь от ужаса всем телом и ощущая внутри жгучую боль. — Прощайся с Коббер, сирена, — скалится Дагур. Я как можно сильнее сжимаю веки, осознавая, что вот-вот потеряю сестру и что не могу ничего с этим сделать, и оба эти факта убивают меня вместе с ней. — …Сейчас она… Скрипучий голос резко обрывается; молчание длится некоторые доли секунды, и я так же резко открываю глаза. Дагур падает на колени. Разжимает ладони, отчего его жертва вновь приникает к твёрдой поверхности. Пленитель поражённо раскрывает рот, словно пытаясь что-то сказать, и размахивает руками, словно пытаясь что-то схватить. Из его спины торчит кинжал. Тот самый, что я вытащила из руки. Иккинг, что вонзил его, полусогнувшись стоит позади, осматривая происходящее, и часто-часто дышит. Дагур валится вниз лицом, накрывая ноги Коббер. Его налитые кровью глаза, освещаемые проникающим через отверстие в стене позади светом, стекленеют. Я, пытаясь отдышаться, с трудом отрываю от его тела взгляд, поднимаю голову на Иккинга. Он проделывает те же манипуляции.<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
Глаза Астрид наполнены отчаянием, ужасом и болью. Она, вся измученная и израненная, не знаю на каком по счёту дыхании подскакивает на ноги и мчится к сестре. С отвращением пытается освободить её от навалившегося тела берсерка, с чем я ей помогаю, и бросается к Коббер. Она бережно берет её в свои руки и кладёт голову на свои колени, обхватывая ладонями лицо. — Коббер, Коббер, милая Коббер, прошу, открой глаза… Она легонько трясёт сестру, осматривая всю её, затем возвращается к лицу, смахивает прилипшие ко лбу прядки. — Прошу, умоляю, Коббер… Что сделал с тобой этот злодей?.. Думаю, в любой другой ситуации она рвала и метала бы. Но эмоций и сил осталось не так много. Поэтому она сейчас вместо всего прочего дрожащим голосом умоляет сестру не умирать. Я миную обмякшего берсерка с торчащим из окровавленной спины кинжалом и опускаюсь на пол рядом с блондинкой. Она поднимает на меня свой взгляд. — Сделай что-нибудь, Иккинг, — молит она. — Почему она не отвечает?.. Помимо эмоций в её глазах ранит новая боль. Я вспоминаю смерть отца. — Ас… трид?.. Мы синхронно опускаем головы. Глаза Коббер открыты. Её трясущиеся пальцы тянутся к лицу Астрид. Та тут же ловит ладонь сестры и прижимает к своей щеке. — Слава Богам, — выдыхает она, сомкнув веки. По щекам её катятся слёзы. — Они сохранили тебя для меня. Всхлипы разрывают грудь сирены, спина её содрогается, и она валится вместе с сестрой на коленях прямо на меня. Я обвиваю её кольцом рук, дабы не дать упасть. *** Остров предстаёт уже, конечно, не таким, каким мы видели его несколько часов назад. Разрушенные дома и трупы воинов разбавили тихий серый ночной пейзаж. — Мы сожалеем о ваших потерях, — говорит мне женщина, сжимающая плечи малолетнего ребёнка. — Тирания Дагура закончена. Мы и наши мужья никогда не хотели, чтобы он правил нами. Он и его люди однажды захватили наш остров, подчинили себе наших сыновей, насильничали над дочерьми. Причиняли вред другим… Вы избавили нас от этого… — Я рад, что мирное население не пострадало. Мы никогда не захотим, чтобы оно страдало. Но мы не позволим безнаказанно нарушить заключённый договор. Я киваю, давая понять, что диалог закончен, ибо продолжать его у меня уже нет сил, и направляюсь к кораблю, на котором собраны уже почти все наши люди. Рядом с ним стоит один из моих командующих, Эйрик. Он разговаривает с каким-то мужчиной. — Вождь, — произносит он, оборачиваясь на меня, — этот человек до захвата Дагуром острова управлял деревней. — Это было много лет назад, — несколько неловко произносит тот самый человек, но я выставляю ладонь вперёд, чтобы его прервать. — И всё же это было. Теперь ваша деревня свободна, и вам решать, что и как в ней будет. Простите, что оставили после себя так много грязи, — говорю я, думая про трупы берсерков, — но у нас нет возможности её убрать. Мы должны скорее вернуться домой. — Разумеется, конечно! — тут же восклицает человек. — Вы сделали то, о чём мы не смели мечтать. Мы не знаем, как вас благодарить. — Не стоит благодарности. Берегите себя. Я выдыхаю только тогда, когда мы наконец отплываем. С облегчением отрываю взгляд от медленно удаляющегося на предрассветном фоне острова. Прохожу по палубе. Люди приходят в себя. Те, с кем я встречаюсь глазами, если есть силы, посылают мне слабые улыбки. Я стараюсь отвечать тем же. Но улыбка моя гаснет, и я уже не знаю, сможет ли появиться новая, когда я вижу Задираку. Он сидит на полу, как и многие, облокотившись о борт корабля и весь сжавшись, обвив колени руками. Не представляю, какую боль он испытывает. Когда я увидел его после всего, а он меня, он вжался в меня так, что на мгновение даже стало больно. Но я готов был вытерпеть любую боль, чтобы уменьшить боль Задираки. Его слёзы отпечатались на моём плече. Рядом с ним сидела Забияка. Знала, что ничего не может сделать. Но не отходила ни на секунду. Он похоронил Ханну и ребёнка прямо там, на острове, в отдалении от деревни. Сказал, что не сможет видеть их могилу на Олухе. Местные пообещали заботиться о ней. Я иду дальше. Астрид сидит у носа драккара, также оперевшись спиной о борт. На груди её покоится Коббер, по ключицы накрытая шкурой. Рука сестры лежит на её голове, шее, и, кажется, не собирается отпускать в ближайшее время так точно. Я сажусь на колени рядом с ними. Астрид, наверное, услышав шаги, распахивает глаза. На лице её рождается улыбка. — Как она? — спрашиваю я, бросая взгляд на сирену. — Спит. Ей было очень плохо, но теперь всё будет хорошо. Глядя на сестру, морская дева гладит её волосы. На миг уставшее, но более-менее спокойное настроение её сменяется хмурым. — Я не хочу даже думать о том, что творило с ней это отродье. Что б его поганый труп морские дьяволы растерзали. — Так и будет. Мы оставили его людям, которым он так долго вредил. Уверен, они сделают с ним что-то более ужасное, чем сделали бы морские дьяволы. Она, вроде, приходит в себя. — Если бы не ты, Иккинг… — Ты уже говорила. Набросилась на меня с поцелуями, когда Коббер очнулась, помнишь? Она улыбается, и это есть лучшая награда для меня. Я придвигаюсь чуть ближе. — Как твоя рука? — Нормально. Заживёт быстрее любой человеческой раны. Ведь ты так старательно её перевязал. Я усмехаюсь. — Другим ведь тоже оказана помощь? — Вся возможная сейчас. Осталось только прибыть домой и отдать их в руки Готти и её помощниц. Упоминание Готти меняет что-то в Астрид. Взгляд теряется, бегает где-то за моей спиной, а потом, взволнованный, поднимается обратно к моему лицу. — Ты чего? — не понимаю я. — Я… просто надеюсь, что с Готти… что со всем островом всё хорошо. Иккинг, я должна тебе кое-что рассказать. Я удивлённо приподнимаю брови. — Конечно. Я слушаю. — Я… Меня резко окликают. Астрид тут же замолкает и сморит наверх. Я оборачиваюсь. — Эйрик зовёт тебя, Иккинг, — сообщает Сморкала. — Хорошо, сейчас, если это подождёт минуту, — киваю я и возвращаюсь к сирене, убедившись по лицу Сморкалы, что подождёт, — что ты хотела сказать? Как же удивляют меня эмоции её лица. — Ничего… Потом. Она хватает меня, уже собиравшегося встать, за предплечье. — Теперь всё будет хорошо, Иккинг? — Если Один так распорядится. Я в это верю, верь и ты. Почему всё должно быть плохо? Она кивает и отпускает меня. Я отхожу от них с сестрой, но перед взглядом всё ещё стоят встревоженные глаза сирены.И разве мог я тогда подумать, что Один распорядится иначе?..