Очень редкий цветок

Рейх всегда гордился, что никогда не любил. Наблюдая, как другие ребята в тринадцатилетнем возрасте влюбляются, расстаются, разбивают молодые, впервые влюбленные сердца, ему нравилось, что такого с ним не происходило. И нет, он не был страшным или странным, даже наоборот, его «холодное сердце» пользовалось некой популярностью в школьные года, хотя возможно такое и сейчас происходит, но он просто перестал обращать на это внимание. По его мнению, любовь мешает, к примеру, в достижении целей. И он был абсолютно прав. Эта самая любовь кинулась ему под ноги, а ему не посчастливилось споткнуться и заметить ее. Ко всему прочему, он тогда же и узнал, что существует исчезающий вид цветков под названием «Кадупул». Лепестки его были немного свернуты всередину, а нижние растопырены в разные стороны, создавая вид, будто это Лотос. И цвет он имеет только белый. Рейх вообще не любил цветы, и даже если этот цветок бесценен во всем мире, он ненавидел его. Потому что это инородное тело, выросшее в нем после встречи с СССР. Год с чем-то назад он впервые увидел его, а пару часов спустя впервые увидел и Кадупул. Стало же понятно, что он все-таки может любить, и скорее всего, он однолюб. С одной стороны это, в некотором смысле, хорошо, ведь он не будет так часто отвлекаться на ненужные влюбленности, а с другой: тот же вечно растущий теперь в нем редкий цветок отвлекает все же больше. Ведь невозможно остаться равнодушным к тому, что инородное тело ползет вверх по легким, направляясь к горлу, и выталкивает из глотки большой белый бутон. Он удивлялся, как до сих пор не удушился в этих лепестках, ведь раскрываются они у него где-то в носоглотке. Впервые, когда это чудо с кровью начало его душить изнутри, он от боли не знал, куда себя деть. Поэтому, не особо раздумывая над последствиями, засунул себе в рот ножницы и отрезал чуть выглядывающий стебель цветка. И только тогда Кадупул выпал изо рта, но вот вслед за ним из глотки струйкой полилась темная кровь, которая, попав на белые лепестки, контрастировала не только цветом, но и запахом. Откуда же ему было знать, что цветы хоть и имеют полностью зеленый стебель, но внутри у них полно нервов Рейха и капиляр, что напрямую связаны с ним. Естественно, что тогда он даже к доктору не обратился, самому бы сначала разобраться, только вот страдал потом еще пару дней. Цветок этот расцветает только ночью и после среза живет всего несколько часов. И если бутон, оставленный в воде, к утру завял, то со стеблем в его глотке было сложнее и намного больнее. Зеленая часть начала засыхать прямо у него в горле, так что без боли он даже откашляться не мог и лишь наблюдал в зеркале с открытым ртом, как внутри стебель становился почти черным от крови. Ох, и если бы это было лишь единожды, то он был бы этому очень рад, но Кадупул, словно Рейх был Шри-Ланкой, где цветок и должен расти, расцветал каждую ночь по одному, а то и два бутона. После заключения пакта Молотова-Риббентропа, они впервые пожали друг другу руки… Казалось бы, обычное действие, но в тот двухсекундный момент, когда Союз так близко улыбался ему, а его ладонь, такая теплая и жесткая, пожимала ему руку, Рейха раздирало изнутри целых два чувства: тошнота, от бабочек в животе, и режущая боль в легких, от редкостного цветка внутри него. Но не смотря на это, Рейх проявил железнейшую волю и просто улыбнулся в ответ. — Благодарим за сотрудничество, — вообще они разговаривали и более неформально, но сейчас даже просто похлопать друг друга по плечу было невозможно в такой официальной обстановке. Когда Рейх кивнул в ответ и повторил ту же фразу, они расцепили руки, а он это сделал даже с радостью, надеясь, что боль отступит. Но нет, она стала намного более режущей, и тот почувствовал, как противный бутон медленно ползет по трахее, направляясь к его глотке. Поэтому, как только собрание окончилось, он, не дожидаясь своего доверенного фона Риббентропа, четким и быстрым шагом вылетел за дверь и побежал наверх по этажам, где никого не должно быть. А найдя там же какую-то каморку, Рейх ввалился внутрь, падая на четвереньки и закрывая дверь ногой. Его вырвало. Кровь хлестала бешеным напором с его горла, а чертов цветок не хотел отрываться от стебля. Лишь когда он подумал, что вот-вот захлебнется в своей же крови, расвевший Кадупул тяжело шмякнулся на пол, пропитанный кровью, но испускавший мощный нежный запах сквозь красный слой. Пугает. И Рейх просидел так около нескольких минут, пытаясь остановить сумасшедшую отдышку. Справа от него стояло какое-то ведро с водой, благо хоть чистой, и он, не испытывая ущемленности в гордости, зачерпнул дланью немного воды и, прополоскав рот, выпил, отправляя тонкий стебель обратно в легкие. Лишь бы избавиться от этого металла на языке. Уже только потом, когда глаза привыкли к темноте, различил темные пятна, несомненно, оставленные ним, и аккуратно взял цветок в руки. Надо же, такой мягкий, а черт возьми, чуть не убил его. Казалось, что такое чудо на убийство не способно. Рейх опустил бутон в ведро с водой, не различая, насколько густо потемнела вода, но вытащил он уже полностью чистый цветок, что словно светился в этой темноте — сейчас он только и мог различать его. Но разум все-таки сказал, что надо вернуться в зал заседания, потому что его подчиненный ждет и неизветсно, что думает о нем. Возможно там до сих пор и СССР… Черт, нет. После этой мысли, силы почти окончательно покинули его. Он не хотел видеть Союза. До этого, конечно, сомневался, но теперь-то, такой реакции растения днем никогда не было, так что он понял, что к чему и окончательно осознал, что влюбился в чертового СССР. Он тогда еще не понял, но после того осознания в нем кроме любви зародилась и ненависть. Еще раз вздохнув, он поднялся и толкнул ногой ведро с водой, желая смыть с пола эти темные пятна. Открыл дверь. Действительно, вода красная, хотя не так уж сильно. Он снова захлопнул дверь и поплелся этажами ниже, обратно в кабинет. Сколько его не было? Минут десять-пятнадцать? В кабинете отсутствовал только Молотов, доверенный со стороны СССР, вероятно отправился по каким-то своим обязанностям. Войдя, он сразу даже и не понял, что в кабинете кто-то есть — такая там стояла тишина. Но за столом сидел Союз, а напротив него, на другом конце стола, где сидел сам Рейх, стоял около его стула фон Риббентроп, видимо, ожидая его. Как только тихо щелкнула дверь, оба подняли на него взгляд и тот немного заволновался: все ли он стер с лица? Кивнув Союзу, Рейх дал указание отправляться его подчиненному в Германию с нужными документами. Голос хрипел, хотя это и не удивительно. — Вам нехорошо? — спросил СССР, показавшись Рейху довольно заботливым, как только Риббентроп ушел. — Да. То есть, нет. Мне надо было уладить… Кое-что. Это неважно. Союз поднял бровь и опустил голову ниже, замечая в его правой руке цветок Кадупула. Потом снова поднял на него взгляд. Он уже и забыл про него. Рейх слабо улыбнулся и протянул растение Союзу. Так они простояли около десяти секунд в тишине, пока СССР не взял цветок за нижний лепесток, так аккуратно, словно с отвращением. И поэтому, Рейх разозлился. Ведь именно из-за того, кто стоит перед ним, он корчился пятнадцать минут в захудалой коморке на два этажа выше от этого, чувствуя, будто вот-вот умрет. И теперь тот так обращается с его цветком?! — Я не припомню, чтобы у нас рос такой цветок, — Союз уместил пышный бутон себе на ладонь и разглядывал красивый Кадупул с разных сторон. «Может он и не растет у вас, но из-за вас уж точно!» — гнев Рейха не утихал, он даже начал чувствовать стойкое раздражение, словно его ребенка обидели. — Где вы его взяли? Рейх промолчал и посмотрев на Союза, будто взглядом пригласив его уходить вместе с ним отсюда, молча направился к выходу. Он услышал, как за его спиной усмехнулись, а после раздались торопливые шаги в его сторону. Шагая впереди, Рейх не знал, до сих пор ли Союз рассматривает бутон, или уже выкинул его, а может он просто держит его в руке. Одно лишь знал, что любовь его, так же как и ненависть (и все это к СССР), не утихнет еще очень-очень долго. И он не знал, сколько сможет сдерживать себя. И естественно не знал, что именно из-за Кадупулы он объявит войну Союзу, вразрез пакту о десятилетнем ненападении. И также не знал, что, когда этот редкий цветок проберется наружу через его нос, он будет облокачиваться о дерево с пистолетом у виска и на последней секунде жизни скажет стоящему перед ним Союзу, что это все из-за него. А потом цветок будет продолжать жить, когда уже носитель умрет, и завянет лишь через несколько часов, с первыми лучами солнца.