Я люблю сцену, на ней все гораздо правдивее, чем в жизни.
Оскар Уайлд «Портрет Дориана Грея»
Темно и тихо. Лишь со сцены, залитой ярким светом прожекторов, раздаются голоса продолжающих свою игру актеров. Они будто отбиваются от стен, заполняют собой все пространство красивого зала, но доносятся до меня лишь легким шумом, не отвлекающим от самого главного. Мы сидим в царской ложе, скрытые в тени. Сидим на креслах, обитых бархатом. Я провожу рукой по подлокотникам и покрываюсь мурашками от легкой шероховатости ткани. Или не от неё? Мои глаза направлены вперёд, но нет, я не смотрю на сцену. Передо мной есть что-то более интересное. Точнее, кто-то. Мими. Я разглядываю ее, и кажется, вижу впервые. Вот она снова привстает со своего места на очередном особо волнительном моменте, примыкает к бортику и складывает свои идеальные бровки домиком, чуть наклоняясь вниз и бросая взгляд на сцену. Сцену, где в тусклом свете софитов метаются тени, шурша платьями с кринолином и скрипя лакированными туфлями. Закусывает губу, скрещивает пальцы и точно молча умоляет героя не делать этого, будто не она посетила это представление уже который раз — а действительно, который? — будто сейчас сюжет наконец-то поменяется, заставив ее восторженно выдохнуть и ещё шире распахнуть глаза. Мими едва дышит, так что ее грудь, обтянутая ее кожаным топом на шнуровке — ох, этим чертовым топом, — еле вздымается, заставляя меня сжимать пальцы на подлокотниках — которые вот-вот, и точно не выдержат — до побелевших костяшек. Чертовка. Она внимательно следит за происходящим на сцене, когда я уже оставляю бесплодные попытки оторвать, наконец, от неё взгляд и уловить суть разворачивающейся истории. Какая, к черту, история, когда ее лицо светится детским счастьем, губы снова приоткрываются и выпускают едва слышный вздох. Вздох, который я, точно маньячка, повернутая на этой малышке, хочу словить своими губами. Господи, Вики, когда ты успела стать такой? В ее затуманенных глазах пляшут тысячи огоньков от падающего света прожектора, точно в них поселились звёзды. Я хочу изучить каждую из них, поэтому до боли широко распахиваю глаза, сама перестаю дышать и, кажется, сжимаю даже пальцы на ногах. Невероятное зрелище, память о котором я хочу сохранить надолго. Хочу записать это событие на обратной стороне век и оставить только для себя, ревностно охраняя этот поистине волшебный миг. Огни завораживают и пленят, привязывая меня к девушке все больше и больше — хотя, казалось бы, куда уж больше. И они так не похожи на привычные дьявольские искры, которые просыпаются в глазах Мими, стоит ей только узнать свежую сплетню, перекинуться язвительными шутками с Ади или увидеть меня в одном белье. Это новый уровень доверия, это то, что она открыла мне скрепя сердце, и я не должна подвести ее. Подвести и предать. Никогда. Мими кажется сейчас такой маленькой и наивной, чем вызывает у меня нежную улыбку. Черт, если бы я знала, что за этой грубой оберткой меня ожидает такое чудо... Чудо, которое бывает разным, но от этого не менее вкусным. Ее идеальные черты лица вырисовываются в темноте зала, а на кончике моего языка будто растекается сладость малинового варенья, приторного до тошноты. Я открываю новые грани ее энергии, и сейчас она уносит меня в жаркое солнечное лето из моего детства. Хочу обнять ее и никогда не отпускать. Защищать и оберегать. Я уже едва ли не задыхаюсь, вжимаясь в кресло спиной, а она реагирует на каждую реплику так чутко, будто это происходит на самом деле. Энергия Мими начинает горчить, передавая зарождающийся ураган в душе, когда ее губы шепчут заученные наизусть слова. Я прикрываю свои глаза, ведь это становится невозможно терпеть. Это, черт возьми, интимно — наблюдать за тем, как она отдаётся своему увлечению со всей страстью, будто я подглядываю, будто не должна быть здесь. Интимно, но больше безумно, ведь я ещё и дико хочу ее. «Хватит, Вики!» — мысленно кричу себе я, пытаясь унять возрастающее возбуждение, сжимая ноги. Я шепчу себе это как мантру, но только ничего не помогает. Меня уже не спасти. — Сатана похож на Мефистофеля? — произношу первое, что приходит мне в голову, считая до трёх и расслабляясь. Пытаясь расслабиться. Мими быстро переводит взгляд на меня и сразу же возвращает его обратно. Сжимает пальцами позолоченные бортики, будто забывая о моем вопросе, но вдруг подаёт голос: — Нет... Он совсем другой... — легко срывается с ее губ, заставляя меня снова едва ли не заскулить от затопившей грудь нежности. Мы продолжаем внимать пафосным речам актеров, я продолжаю бороться с собой и своими чувствами, тогда как пьеса постепенно подходит к своей кульминации. Мими наблюдает за прощальным свиданием Фауста и Маргариты, пропитанным болью до самого последнего слова. Их личная трагедия, которая заденет даже самую, на первый взгляд, темную душу, ставшую свидетелем их истории. По бледным щекам девушки текут слёзы, она поджимает свои накрашенные коричневой помадой губы и стыдливо отворачивается, забивая последний гвоздь в крышку моего гроба. Я сглатываю ком в горле и резко подаюсь вперёд, вставая со своего места, прижимаясь к ее спине, обхватывая ее дрожащие от рыданий плечи. Жмусь ближе и прикрываю глаза, будто готовлюсь прыгнуть в омут с головой, опаляю ее шею своим горячим дыханием. — Мими, посмотри на меня, — тихо шепчу ей и сжимаю руки в кулаки, оставляя на своих ладонях глубокие следы от ногтей. Будущие шрамы-напоминая об очередной неудаче. Зажмуриваю глаза и чувствую, что с каждой секундой молчания мое сердце отмирает, а надежда тает. Я жду, что она оттолкнёт меня, жду, что снова скроет все свои слабости, но в этот момент она поворачивается. Поворачивается и хватает меня за подбородок, нежно оглаживая его и ласково целуя в губы. Всего лишь легкое касание, которое пробуждает меня снова. Я опешиваю всего на секунду и сразу же порывисто отвечаю ей. Смеюсь и плачу, и она вторит мне, так что я чувствую соленый привкус на своём языке. Я прохожусь им по ее губам, втягиваю нижнюю в рот и легонько прикусываю, чем вызываю ее смех. Мими в отместку запускает свой язык мне в рот и щекочет им небо, одновременно с этим запутывая руки в моих волосах и впиваясь в кожу головы своими ноготками. Ее губы ласкают мои, а я легко поглаживаю ее плечи, наслаждаясь моментом и мерцающим холодным красным цветом под моими закрытыми веками. На ее — или уже не своих? — губах я чувствую терпкий вкус малины и стону, будто испивая необычный алкоголь с нотками апельсина. Она возбуждена так же, как и я, и понимание этого, сочность ее энергии пьянят и окончательно срывают крышу, поэтому я хватаю Мими за руку и тащу ее за собой. Она не сопротивляется, бежит со мной по светлым коридорам, иногда прижимая к стенам с золотой лепниной и сладко целуя меня, срывая стоны с моих губ снова и снова. Наши шаги заглушаются мягким ковролином, а наши смешки — языками, переплетающимися и проникающими глубоко. Мы, как два подростка, скрываемся от вездесущих капельдинеров за каждой колонной и дарим друг другу жаркие поцелуи. Кажется, этот путь длится вечно, но мы даже не замечаем, как оказываемся за кулисами и я заталкиваю ее в маленькую нишу, скрытую от глаз посторонних реквизитом. Мы находимся почти около сцены, так что она может все слышать, пока я собираю с ее щёк капельки слез, прикусываю мочку ее уха, целую в шею, оттягивая зубами чокер на ней. Мими стонет, шепча за актерами их реплики, а я спускаюсь к ее плечам, медленно рассыпая по ним поцелуи. Сейчас нет места спешке. Между нами что-то более глубокое, чем было до этого. Это не просто похоть. Она срывает последние маски и показывает мне истинную себя, такую разную и многогранную. Показывает здесь, в театре, как бы иронично это ни было. И я с восторгом наблюдаю за этим перевоплощением, едва дышу, точно боясь спугнуть. Прикусываю ключицу, вырывая из ее рта сдавленное шипение, и усмехаюсь, проходясь языком по ней, будто заглаживая вину. Дую на мокрый след, чувствую, как моя девочка вздрагивает и вся покрывается мурашками, вытягивается и даже будто привстает на носочки, при этом не переставая цитировать каждого персонажа пьесы. Настырная... Я прижимаюсь к Мими ближе и утыкаюсь носом ей в шею, вдыхая одурманивающий запах. Кладу одну руку ей на поясницу, а другой зарываюсь в чёрные перья, мягкие и нежные, щекочущие мои ладони. Замираю на несколько секунд, покачиваясь с ней в такт нашего дыхания и музыки, доносящийся со сцены. Смотрю в ее затуманенные глаза напротив, разглядываю их, тону в их глубине, тянусь к ее губам, когда чувствую, что ее рука крепче сжимает мое бедро, а мои крылья резко встречаются со стеной. Больше не слышу ее еле слышного шепота, вторящего актерам. Мими хитро и порочно улыбается мне, пробуждая в темных глазах так полюбившихся мне чертят. Но сейчас эти чертята готовы быть осторожны, готовы... любить? Девушка быстро целует меня в губы, откидывает мои волосы назад, стягивает с плеч мой красный пиджак и, не оставаясь в долгу, кусает меня в плечо, заставляя тихо вскрикнуть. Она проходится своим горячим языком по кромке кружевного топа, оставляет засос на моей груди. Я откидываю голову назад и, не сдерживаясь, стону, пытаясь расшнуровать топ, что получается у меня лишь с третьей попытки. Он летит на пол, открывая мне вид на прекрасную грудь, которую я осторожно сжимаю, пропуская через пальцы соски, прокручивая их и отпуская, вызывая у девушки напротив довольный вздох и осторожное покачивание бёдрами. Я тяну ее за чокер ближе и снова впиваюсь в губы ненасытным поцелуем, глубоко забираясь в ее рот языком, проводя им по зубам. По зубам, которые щёлкают в миллиметрах от него, пытаясь прикусить. Прикусить. Подчинить. Подмять. Мими открывает глаза и снова смотрит в мои, не отрываясь. Весь мир вокруг нас будто замирает. Я заправляю ей прядь волос за ухо, чувствуя, как она расстёгивает ремень на моих брюках и выдёргивает край топа, развязывая его и снимая с меня. Не успевает она сделать и вдоха и податься ближе ко мне, как я снова перехватываю инициативу в свои руки и прижимаю ее к стене, опускаясь ниже, целуя в грудь и вбирая в рот сосок, чуть прикусывая его. Пока прохожусь языком по нему, оставляя рядом с ореолом яркий след, слышу ее молящий стон и рукой нежно оглаживаю второй, чуть задевая его своими ногтями. Она выгибается, прижатая моим телом к стене, рельефы на которой впиваются ей в плечи и добавляют новых ощущений. Мими зарывается рукой мне в волосы, пока я усаживаюсь перед ней на колени, проводя языком в ложбинке между грудей и по животу, и стягиваю так раздражающие сейчас штаны в облипку с ее идеальных ножек. Девушка ухмыляется и скидывает туфлю со своей ступни, проделывая ей путь от моего колена до внутренней стороны бёдра, щекоча самыми кончиками пальцев и заставляя выдохнуть сквозь зубы. Настоящая искусительница... Снимаю вторую и поднимаюсь, быстро целуя гладкую коленку, пока Мими нагло притягивает меня к себе и оставляет второй укус на другом плече. Симметрия, мать его. Чертова перфекционистка. Я недовольно рычу и тут же ухмыляюсь, разворачивая ее спиной к себе и прижимаясь своей голой грудью к ее лопаткам. К моему удивлению, она не сопротивляется, отдавая всю власть в мои руки, но я точно уверена, что эта дьяволица еще припомнит мне все мои прегрешения. Мими приподнимает свои крылья, легкими касаниями перьев распаляя меня ещё больше, ставит руки на стену, выгибаясь в спине, когда я веду ладонь к краю ее трусиков, щекоча живот, проникаю под них пальцами и осторожно провожу по лобку, но не двигаюсь ниже, заставляя ее жалобно застонать. Игриво усмехаюсь, утыкаюсь ей носом в затылок и переплетаю пальцы своей руки с ее, прижатой к стене. Я медлю, но все же опускаюсь самыми кончиками, раздвигаю ее половые губы и касаюсь клитора. Аккуратно провожу по нему, проникаю дальше, запуская палец на одну фалангу внутрь и чувствуя, какая она влажная для меня. Это убивает. Просто выстрел в голову. Прямое попадание. Фейерверк, взрывающийся перед глазами. Сдавленно ругаюсь ей в волосы, невесомо целуя, и погружаю дальше, срывая с ее губ очередной стон. Двигаюсь плавно и осторожно, добавляя второй. Массирую большим пальцем клитор и вдруг чувствую, как она своей рукой направляет меня. Ласково улыбаюсь, провожу носом по ее плечу и делаю так, как она хочет, подчиняясь и вторя ей, следя за ее реакцией. — Да, да... — еле шепчет Мими, в очередной раз приподнимаясь на носочки. Она пытается двигаться сама, насаживаясь сильнее на мои пальцы, из-за чего мне приходится тихо попридержать ее, успокаивающе тяня: «Тш-ш-ш», — чтобы не ранить ее своими ногтями. Добавляю третий палец, не прекращая движения, и разворачиваю ее лицо к себе, ловя, наконец-то, ее выдох губами. Я чувствую, как она напрягается в моих руках, как ее колени дрожат, расцепляю наши ладони и провожу своей ей по груди, сжимая сосок между пальцами и оглаживая его. Мими трётся своей задницей о мой пах, выгибается ещё сильнее и протяжно стонет, произнося на иврите одной ей известные фразы. Смотрю, как она цепляется рукой за резной подсвечник, как между ее бровями опять пролегает складка, как она приподнимает их, снова складывая домиком. Черт возьми... Я стону от возбуждения и начинаю ускорять свои поступательные движения, сильнее проходясь по клитору, чувствуя дрожь ее тела и то, как она сжимает мои пальцы, сокращаясь на них. Она едва ли не кричит мое имя, постепенно срываясь на хрип. Слышать тихое «Вики» с ее уст — что-то невероятное. Музыканты в зале будто играют по мне панихиду, и я падаю и падаю в бездну, готовая на все, чтобы слышать это вечно. Разворачиваю Мими к себе, трепетно расцеловываю ее лицо, давая ей прийти в себя и отдышаться. Она тихо смеётся, в притворном недовольстве пытается отвернуться от меня, произнося: — А как же... — и сразу же замолкает, когда я накрываю ей рот рукой. — Потом, ладно? — спокойно улыбаюсь ей, собираю наши вещи, помогаю ей надеть брюки, зашнуровать топ. Она застегивает мой, оставляя поцелуи на позвоночнике, очерчивая языком каждую косточку, вынуждая меня напрячься. Кусает ухо и ухмыляется, зная, какое влияние на меня оказывает. Шлепаю ее и в притворном удивлении приподнимаю брови, складывая губы трубочкой, когда Мими оборачивается и возмущённо смотрит на меня. Подталкиваю ее дальше, и мы тихо проходим между сваленным реквизитом, пихаясь и посмеиваясь. Кое-как пытаемся поправить спутавшиеся волосы и прикрыть ими следы нашей неконтролируемой страсти. Мими на секунду останавливается и завороженно выдыхает, проводя ладонью по костюмам, пахнущим косметической пудрой, и я хочу лишь остановить этот момент, вечно смотреть, как загораются ее глаза, но она тянет меня к тяжёлым портьерам. Выходим из-за кулис и встаём рядом со сценой, на которой идёт последнее действие. Мы смотрим туда и не можем сдержать грустных улыбок и даже слез. Опять. Мими поворачивается ко мне и снова трепетно целует, прижимаясь ближе, плача и смеясь из-за своей сентиментальности. Я провожу языком по ее губам, но не запускаю глубже, оставляя лишь нежное и невесомое касание. Поглаживаю ее плечи, поправляю закрутившуюся на шее бархатную ленту, когда она дрожащими руками подтягивает выше мой пиджак, и жмусь своей грудью к ее, чувствуя, как бьется ее сердце. Бьется, проникая мне под кожу, за грудную клетку, сливаясь ритмом с моим. Они звучат в унисон и, надеюсь, будут звучать так всегда. Мы слышим редкие овации, с каждой секундой становящиеся громче, и поворачиваемся: оказывается, люди аплодируют нам. Многие пары следуют нашему примеру, и все это расходится по залу цепной реакцией. Губы сливаются в поцелуях, нежных и страстных, уверенных и неумелых. Не возмущается никто. Все самозабвенно отдаются друг другу, будто обезумев. Все страхи уходят из их душ, в этих людях просыпается смелость, и они делают то, что давно хотели. Невероятно. Мими смотрит на меня, до невозможности гордая собой, хитро улыбается и играет бровями. Она протягивает мне свою раскрытую ладонь, произносит заговорщицким тоном: — Кажется, у нас осталось одно незаконченное дело... — и утягивает меня в появившийся водоворот, оставляя внизу счастливых людей, но забирая с собой новое воспоминание. Новое наше воспоминание.