Во спасение

— Элли, Томми и Джоэл не пришли. Холодное лезвие вонзается под рёбра, секунду она стоит, почти открыв рот, а в голове стартует таймер — тик-так. — Ты на запад, ты на юг, я — на восток. Толчками гонится кровь — пум-пум, Элли взлетает по чугунной лестнице, отбивая ботинками по металлу, на ходу натягивает куртку, ноздрями ловит прохладный воздух. Не пришли, не пришли, непришли, непрешлинепрешли, в голове крутится одно и то же, не может быть, что там? Метель, ну конечно, как же иначе, застряли с Томми в снегопаде, нашли какой-нибудь дряхлый сарай, сидят там сейчас и вытряхивают снег из капюшонов, а лошади стоят рядом и отфыркиваются. Ох, я тебе задам, Джоэл, мать твою, сраный вояка, ещё раз так сделаешь — врежу, пофиг абсолютно, какие у тебя там причины, тебе, значит, орать можно, а мне — нет, да пошёл ты, только вернись, пожалуйста, умоляю тебя, тебе умирать нельзя, нет, даже не вздумай… Она вскакивает на лошадь, щурится от острых снежинок, залетающих под навес. Двигаться на восток. Элли влетает в белую пелену, метель режет немеющие от холода щёки, седло скрипит старой кожей. Она пригибается к шее лошади в белых пятнах снега, сжимает губы, на две минуты выходит в карьер, почти ничего перед собой не видя и жмурясь от бури, но кобыла оскальзывается, чуть не падая на одно колено, Элли еле удерживается, бросая корпус назад, и переводит её обратно в галоп, потому что слететь под копыта сейчас никак нельзя. У неё противно сдавливает в солнечном сплетении, холодом ворочает чувство ноющей тревоги, и она знает — что-то случилось, интуиция ещё ни разу не подводила, особенно насчёт чего-то гадкого. Перед глазами вырастает обрыв — невысокий, но верхом не проедешь, и Элли спрыгивает в пушистую подушку снега, который насыпал ей почти по колено. Она осторожно, спотыкаясь, скатывается со склона, на жёстких пружинящих ногах упрямо двигается вдоль забора в обход, к темнеющему силуэту дома, и рёбра сдавливает стальными обручами от предчувствия. Элли пытается выгнать из головы все мысли, но они звенят и завывают похуже бури, ну-ка не заливай мне тут, ты жив, ну, конечно, ты жив, что за бред, как ты можешь умереть, так не бывает, чёрт подери, пожалуйста, держись! Она упрямо идёт вдоль забора, наплевав на то, что джинсы до колена уже влажные, острым внимательным взглядом ищет вход, лазейку, выбитые доски — да что-нибудь, в конце концов. А внутри ещё больше колется, печёт, разъедает, и ей уже хочется рычать от злости и тревоги, поэтому она переходит практически на бег, пригнувшись, как он её учил, ныряет в пролом между досками, добегает несколько шагов до другой ограды, хватается за мокрое ледяное железо, подтягивается на руках, перемахивает и приземляется на четвереньки в снег — вот он, этот дом. В груди мясорубкой перекручивает от зудящего ужаса, хоть сейчас сядь у стены и разрыдайся, царапая ногтями влажные доски, но Элли только сведёнными пальцами выхватывает пистолет из кобуры, оббегает дом, цепляет взглядом вход с пластиковыми полосками вместо двери и забегает внутрь. Она не может стоять на месте, кровь бьётся в жилах, адреналин гонит по всему телу. Отдалённый крик боли, звучащий откуда-то снизу, стальной иглой впивается в мозг, твою мать, у тебя же перелом, да? Томми просто вправляет тебе кость, ну естественно, она на бегу расстёгивает куртку, на звук несётся через зал с камином, сбегая по лестнице. Крик вонзается второй иглой. — Джоэл… — с отчаянием выдыхает она. Врать себе и успокаивать себя уже бесполезно, суки, кем бы вы ни были, как же вы пожалеете, Джоэл, умоляю, держись, чтобы я ещё хоть раз не поехала с тобой, Элли мчится вниз, к подвалу, у тёмной лестницы замирает, ощущая, как тут же обдаёт изнутри ледяным ужасом, потому что третья игла уже в голове. Снимает пистолет с предохранителя, пригибается от пульсирующей тревоги в животе, стискивает зубы, железной рукой приоткрывает облупленную дверь, втягивая носом спёртый запах пота и крови. Она на секунду каменеет, когда видит его лежащим на каменной плитке в лужице крови, кашляющим и вздрагивающим от удара клюшки для гольфа. Рывок вперед, выставив пистолет, курок почти нажат, её резко бросает в дверь головой и плечом, швыряет на пол; перекошенная морда перед глазами, Элли вскакивает, выхватывает охотничий нож. Лезвием по лицу, противный крик, тёплые капли на её щеках, сбоку кто-то рушится, прижимая к полу, она выкручивается змеёй, боковым зрением цепляя Джоэла. — Держите её! Руки свяжите! — Отцепитесь! Отвалите от меня! Ей в грудь летит нога, в глазах скачут искры, она хрипло вдыхает, опять удар, подбородок заливает. Он сдавленно кричит и глухо кашляет, она не сдерживает рык ненависти в груди. Подбородок вонзается в каменный пол, у неё перед глазами — только его окровавленное опухшее лицо с приоткрытым ртом, из которого вырывается непроизвольный стон чёрной боли. Её держат сильными пальцами за волосы, вжимая в землю. Она дерёт глотку острым криком, когда по его голове снова попадает эта сраная клюшка, у неё сводит челюсти от страха и зверской злости, в спине пружиной стягивает мышцы. — Вы все сдохнете, ублюдки! У неё заволакивает голову от ненависти, стальные обручи разжимаются, и Элли хрипло дышит через зубы, когда эти мрази, грёбанные уроды, вы все сдохнете нахер! о чём-то переговариваются, что-то решают, стоят вокруг Джоэла, её Джоэла, которого никто не посмеет тронуть, если хоть чуть-чуть хочет жить, и она смотрит на него огромными от ужаса глазами. — Джоэл, вставай, вставай, твою мать! Он приоткрывает заплывший фиолетовым глаз, шевелит распухшими губами, а окровавленная клюшка заносится над его головой… …и тогда у неё отключается всё стороннее, она выбрасывает из самого нутра дикий крик, раздирая глотку в кашу, рвёт вверх, высекая ногтями по каменному полу. Треск ткани, клок волос в чужой ладони. Заточку под рёбра. Клюшку из пальцев. Удар в голову. Тупой звук, хруст костей, гортанный визг. Подошвой — в лужу. Что-то тяжёлое — ей в спину, по голове. Пятна перед глазами. Яростный крик справа. Локтями, затылком в пол. Пальцы на шее. Панический вдох. Остатки гнева — в рывок. Кулаком в кадык. Сталь в груди, выдох с болью. Волны перед глазами, стонущее тело рядом, громоздкая фигура с белой косой и залитым кровью лицом сзади, склизко под ладонями, у фигуры так тупо открыты глаза и губы. Кажется, на всё было секунды три, они офигели, они не успели понять, ведь её так крепко держали, она была такая слабая, а эта дрянь успела только обернуться и рвануться, прямо на лезвие, какая молодец. У неё перед глазами — красное марево, во рту — тёплое железо, она рывком перекатывается на бок, ближе к нему, сквозь окутывающий морок слышит глухой выстрел дробовика, чувствует, как в клетке горячо взрывается сердце. Джоэл, боже, пожалуйста, открой глаза, прости меня, только не умирай, я тебя не отпущу, нет, нет, только с тобой, тут страшно без тебя, Джоэл… Она открывает рот, из глотки вырывается еле слышный хрип, где-то в другом мире грохочет и звенит, лязгает затвором, визжит и захлебывается в крике. Элли на последней пульсации энергии подползает к нему ближе, ложится щекой в скользкую кровь на полу, смотрит на него мутными от слёз глазами, кладёт руку ему на плечо и постепенно опускает веки, Джоэл, не уходи…

***

Ничего будто не изменилось — опять голоса, но уже без ударов и криков, только рыжие пятна лампы на стене. Ей больно шевелиться, лезвия впиваются по всему телу, когда она пытается двинуться. Элли хрипит сквозь зубы, сглатывает вязкую слюну по пересохшему горлу и медленно поворачивает голову вбок. Нос улавливает запах свежего постельного белья и спирта. Госпиталь? Два расплывчатых силуэта стоят в стороне и негромко переговариваются, она вытягивает затёкшую руку и громко стонет от боли, а потом — от того, что на голову лавой вылили воспоминание, где она была до этого, что случилось с ней, и главное — с ним. — Элли? Расплывчатое пятно нависает над ней, она моргает, прогоняя мрак, и пятно приобретает очертания Томми с разбитым лицом. Тело начинает оттаивать, наливаться болью, и она тихо стонет, не разжимая челюстей. — Элли, господи, как они тебя… — Джоэл, — шепчет она и заходится кашлем. Томми куда-то исчезает, а у неё внутри спичкой чиркает ужас. Ей приподнимают голову, вливая в рот воду, которая кажется такой сладкой и вкусной, Элли выпивает всю кружку, тяжело хрипло дышит, и наконец снова выдаёт: — Джоэл. Где? — Он очень ранен, Элли, — отвечает Мария, стоявшая всё это время сбоку от кушетки, — ему прострелили ногу, каким-то чудом только несильно задело кость… — она смолкает, словно боится, что всё это напугает Элли ещё сильнее. — Ну? — нетерпеливо хрипит она, с трудом поднимаясь на локтях. Силуэты снова идут пятнами. — Господи, ляг… Он пришёл в сознание совсем недавно, пока не может встать. Томми, принеси спирт, я не все раны у неё промыла! Элли, — морщинистое лицо Марии оказывается прямо перед её глазами, — я не представляю, что бы было, приди Джесси чуть позже. Он же пошёл за тобой, понимаешь, как будто чувствовал что-то… Чёрт, ты куда? Элли давит в себе боль, вонзающуюся шипом во все мышцы, и встаёт, перед ней кружится и искрится мир, плывёт голос Марии, но она делает нетвёрдый шаг, вдыхает, как будто это прибавит ей сил. Голос остаётся где-то позади, она вяло выдёргивает руку из хватки Марии, потом всё глохнет, Элли впивается саднящей ладонью в острый угол подвернувшейся тумбочки, выхватывает взглядом койку, у которой тусклым жёлтым светом горит пыльная лампочка, подсвечивая избитое лицо. Джоэл… Жив… Господи… Пожалуйста… У неё звенит в ушах, ноет разбитая скула, жгучий воздух опаливает снова сухую глотку, и она не помнит, как доползает до его койки эти непреодолимые два метра и рушится на тёмный деревянный пол. Её ведёт в сторону, прочь отсюда, прочь из этого мира, в самую пропасть, Элли дрожащими пальцами дотягивается до сухой полуоткрытой ладони, сжимает её, внутри захлёбываясь от счастья, потому что ладонь тёплая, а потом её опускает назад, и всё становится таким ватным и невесомым, да какая разница, ты же жив. Её опять выталкивает наружу спустя какое-то время — может, минуту, может, жизнь, она распахивает глаза от едкого запаха нашатыря, плечом чувствует тепло, поворачивает гудящую голову и понимает, что лежит рядом с ним. — Мария, она не уймётся, оставь её. Элли снова касается его грубой ладони только кончиками пальцев, будто боится, что это тепло ей показалось в бреду, но потом её трясет от облегчения, выжимая слёзы из глаз, потому что он кашляет и поворачивает к ней голову, сжимая её жёсткие пальцы в ответ. — Элли, детка… — голос вырывается хрипом. Она ничего не может ответить, только громко всхлипывает. Сзади раздаются голоса Томми и Марии, Джоэл им что-то отвечает, она смотрит на него через прозрачную колышущуюся завесу, чувствует, как он ласково и легко сжимает её ладонь, тяжело переворачивается на бок и кладёт руку ему на грудь — как той зимой, только на этот раз Элли не нужно просыпаться от колючего страха, что мощное сердце натужно стукнулось в последний раз. Она ощущает пальцами его старую хлопковую рубашку и на мгновение перестает дышать, чтобы услышать, как вдыхает он. — Ты мне ещё споёшь, — выдыхает она. Джоэл тихо смеётся.