Нелетающие птицы

      Чиркнула зажигалка, в ноздри ударил резкий запах табака. Огонек сигареты одиноко мерцал в сумраке вечернего Рио. Мужчина помассировал пульсирующие неприятной болью виски большим пальцем и мизинцем, делая затяжку и выдыхая серый дым ноздрями. Мешки под глазами, худощавое тело, ожоги, шрамы, больные, еле передвигающиеся ноги… Ему было противно от самого себя в который раз.       Его планы в который раз провалились в Тартары. И в том числе был план мести. Который провалился точно также, как и все предыдущие и назревающие, но так окончательно и не созреющие. Смысла в этом больше не было. Его жизнь давным-давно пошла коту под хвост. Начиная заменой его персоны на более молодую кандидатуру в кинематографе, и заканчивая повторным пребыванием в этой чертовой лечебнице… В самый первый раз он был здесь липовым пациентом, дабы провернуть одно вполне прибыльное контрабандное дельце. В больничке были дорогие препараты, в том числе содержащие наркотические свойства. А по соседству в парочку кварталов подальше находится фонд по защите и помощи редким и вымирающим видам птиц, за которых на черном рынке отваливают не мало деньжат. И все эти факторы были ему на руку. Контрабанда, грабеж, наркоторговля и прочие прелести, несущие немалые деньги. Любой бы, кто решил бы выслушать его историю жизни ужаснулся бы, а далее и вовсе развернулся и ушел, презрительно плюнув под ноги немолодому, потрепаному жизнью индивиду. Он знал, что он еще тот отморозок. И понимал, что не заслужил счастливый конец в своей истории. Второй раз он оказался здесь не по своей воле. Его привезли, когда он находился буквально между жизнью и смертью. И помогли ему выбрать жизнь. Но какой ценой?       Светловолосый сделал еще одну затяжку, посмотрев на свои ноги. Закрыл глаза и скривился, стиснув зубы до скрипа, непроизвольно вспомнив, что с ним было. Он упал из самолета.       Турбина. Пропеллер. Неудачно раскрывшийся парашют. Боль. Такая, что после нее тот сразу же потерял сознание. А потом… Яркий свет, операционный стол, медицинские инструменты, скальпель, уколы с обезболивающим. И приглушенный голос, словно из-за стены, из другого мира: «Жить будет, но ходить как прежде… Это сложно сказать. Маловероятно, что после такого можно полностью пойти на поправку».       Невозможно. Немыслимо. Никогда. Вот что читалось за этими словами в интонации хирурга и главврача отделения. После реабилитации он работал на рынке… А потом увидел виновника его теперешнего состояния. Этот глупый, нелепый парень, Блу… Со своей боевой и ненаглядной принцесской. И тремя их маленькими копиями. Тогда он был подавлен, растерян. В его жизни больше не было никакого смысла. Он не мог сниматься в фильмах, не мог грабить, не мог вести дела на черном рынке, заниматься контрабандой, да что там все вышеперечисленное… Первое время он даже не мог сходить самостоятельно в туалет без посторонней помощи. С такими-то ногами нельзя работать даже грузчиком. И он работал за гроши рыночным шарлатанам, предсказывающим будущее, лишенный ног, но одаренный третьим всевидящим оком судьбы. Он хохотнул себе под нос, от собственных мыслей. Он просто не мог поверить, что после всего что у него было он докатился до того, что теперь у него ничего нет. Из грязи в князи, а далее в точности да наоборот. Хотя тут более правильней будет «из прибольной грязи в никому не нужного хромого шарлатана бомжа князя»… Ему почти удалось отомстить, почти удалось сделать принцессу вдовой, а трех ее копий сиротами. Но к их счастью они с его небольшой ганзой попали в просак.       Яд не сработал. Оказался не смертельным. И попал по счастливой случайности не в зад Блю, а в многострадальческий зад Найджелу…       Все эти планы, заговоры, действия во имя мести ни к чему хорошему естественно не привели. Наоборот, ухудшили его состояние. И снова апатия, депрессия, бессонница и кошмары. Невыносимые боли в ногах, никогда не затянувшиеся ожоги и шрамы, уродующие обгоревшую шелушащуюся кожу на горячем солнце Рио. Чарли киданул его, Габи осталась… После всего этого дельца с местью, канувшей в лету.       Уж лучше бы эта девчонка последовала примеру Чарли и тоже бы бросила его. Её навязчивость и ужасная симпатия в его сторону действовала ему на и без того расшатанные нервы. Эта настырная соплячка с крашенными в ярко розовый волосами и пронзительными яркими бирюзовыми глазами навещала его каждый день, приносила фрукты, книги, предлагала свою помощь в медицинском массаже, гимнастике. Тот слал её к черту. Просил оставить его в покое. Описал подробно ей кто он есть, дабы прояснить ситуацию, кого она пытается спасти и поставить на ноги… Паршивый каламбур. Но она продолжала приходить. Оптимистично настроенная и решительная… Дурочка. Вот она, слепая одержимость и что-то вроде любви. Хотя что такой как он может о ней знать? У него было влечение, была потребность, была страсть. Любовь и привязанность были обузой и слабостью, а потому он их не воспринимал в серьез. А теперь.       Любовь, забота. Он бы от этого не отказался, да только ни того ни другого Найджел не заслужил. Может потому и было так противно от Габи. Ему было стыдно. Вот и все. Он должен ее как-то заставить больше не приходить сюда.       Девчонка должна забыть о нем и начать жить своей жизнью. Его жизнь подходит к концу. И её он не должен утянуть за собой. Будь он прошлым собой, обязательно воспользовался ею.       Калека с криминальным прошлым, без семьи и друзей и тут глупая наивная особа… Но так бы сделал он прошлый, но никак не настоящий. Уже в третий раз несчастный в этой дыре. Похоже, она и станет его могилой. Тот помнил про тайник из прошлой жизни. Проклятые ноги! Ему нужна помощь, тогда Найджел сможет найти его. И положить конец своим страданиям. Но Габи поймет, что он ищет. Давно знает и понимает. А потому у нее просить помощи нет смысла. Нужен кто-то, кому он сможет запудрить мозги, навязать сказку. Не зря же учился актерскому мастерству?       — Можно присесть?       Найджел, вынырнувший из кутерьмы своих мыслей, невольно вздрогнул, повернув голову в сторону пришельца.       — Можно.       Он равнодушно кивнул в сторону лавки, расслабившись и продолжая курить. Это была женщина может чуть моложе него самого, с короткой стрижкой, черными волосами и карими глазами.       — Закурить не будет?       Он без слов протянул ей зажигалку. Она благодарно кивнула.       — Не боитесь курить здесь? Место для курения вон там дальше, а здесь зона отдыха пациентов.       Её голос был довольно мелодичен и приятен на слух. Найджел отрицательно качнул головой, продолжая невозмутимо пускать дым в запрещенной для курения зоне.       — А вы? — он скептически приподнял бровь.       — А я просто искала того, у кого будет зажигалка, я верну её завтра, хорошо?       Он все также безразлично кивнул и уже было подумал сказать ей номер своего корпуса и палаты, но та уже подорвалась со скамейки и быстро скрылась за кустами с ярко-желтыми цветами, направлялись явно в зону для курения.       Найджел хмыкнул. Какая шустрая. И правильная. Не могла составить ему должную компанию… И он снова вспомнил, что сейчас уже далеко не такой красавец, коим был раньше, снимаясь в блокбастерах на большом экране. Сейчас он выглядел как алкаш наркоман со стажем. Он не пил, здесь не положено. Иначе бы уже давно спился.       Ладно хоть разрешается курить. Эти вредные привычки помогают ему окончательно не поехать крышей.       Раньше он бы нарушал это правило только из-за принципа игнорирования подчинения. Сейчас ему было банально тяжело дойти без посторонней помощи к тому самому месту, которое какой-то придурок проектировщик решил поместить так далеко от его корпуса. И от помощи он всегда отказывал, его тошнило от своей беспомощности, но еще больше его чуть ли не выворачивало наизнанку от того, что его жалели. Здесь некого жалеть. Он получил то, что несомненно заслужил.       Найджел хоть и не завязывал здесь ни с кем дружбу и общался разве что с врачами да с Габи эту девушку видел впервые. Не то чтобы он знал здесь каждого в лицо, да и центр был не маленький, но её он точно никогда не видел. Сумерки сменялись темнотой. Он нащупал свои костыли и медленно поднялся, ковыляя в сторону своей палаты. От коляски тот отказался. В ней мужчина чувствовал себя последним овощем, предпочитая мучаться на этих деревянных ходулях. Найджел развернулся и постоял немного на входе в корпус на веранде, у которой по всей крыше и стенам росло густое вьющееся растение. Слышались звуки попугаев и птиц, они рыскали в поисках сочных плодов и фруктов. Пышногребневый какаду приземлился на ветку дерева и посмотрел на Найджела своим темным глазом, чуть склонив голову и раскрыв свой головной гребень, что-то каркнул на своем птичьем. Пациенты частенько подкармливали птиц, вместо обезьян и голубей тут были попугаи. Он ждал подачки.       — Прости, приятель. У меня ничего нет. Я тоже как и ты жду подачек.       Птица, словно поняла о чем он говорит, нахохлилась, почистила перья, вспорхнула и улетела. Найджел проследил за её полетом. И он продавал этих созданий на черном рынке. В зоопарки и на чучело в дом какого-нибудь богача. До него только сейчас дошло насколько они красивы. Раньше он всегда спешил, у мужчины не было времени просто остановиться и посмотреть. И желания тоже. А сейчас просто не было выбора. Словно кто-то сверху сейчас показывает ему в назидание что он погубил. И в насмешку.       Птица свободна и может летать. А он отныне пленник собственного тела. В эту ночь он провалился в беспокойный сон без сновидений.       Найджел грязно выругался, когда костыль, оставленный им у стены начал съезжать по вертикальной поверхности, а далее и вовсе упал на пол. Он поднялся с больничного толчка и, едва успев натянуть шорты, повалился на стену. Ноги тряслись от перенапряжения, голова ранним утром совсем не соображала. Мужчина стал тянуться за проклятой ходулей, но теперь уже повалился на пол.       — С добрым утром, придурок, — сказал он сам себе, обреченно рыкнув под нос.       Пришлось полагаться на силу рук и добираться ползком до палки. Второй костыль остался у его койки. Он убеждал себя, что доковылять до сортира вполне в состоянии и ради этого не будет жать на кнопку вызова медперсонала. А также что тот справится с задачей и с одним костылем. Всего то пару метров, ванна в палате, буквально под носом. Но как показала практика, Найджел сильно переоценил свои возможности снова забывая, что он теперь практически инвалид. Его убеждения были ложными. И весьма глупыми.       В его палате послышался звук открывающейся и закрывающейся входной двери.       — Эй, есть кто?       Шаги приближались. Мужчина проклинал всю ситуацию и не в коем разе не желал, чтобы кто-то посторонний лицезрел его в подобном состоянии, на полу в туалете, пытающегося самостоятельно дотянуться до костыля и встать. Он схватился за костыль и шумно начал подниматься на ноги, скрепя зубами от напряжения.       — С вами все в порядке?       Женский голос перестал быть голосом, как только дверь отворилась и он увидел, кто решил его посетить в столь неудачный момент.       — О Боже, почему вы на полу?!       Найджел судорожно с еще большей силой начал трепыхаться как рыба в сетях и старался подняться самостоятельно пока она приближалась к нему. Как же он ненавидел быть уязвимым, когда видели его слабости...       Сам справиться с задачей он не успел, она схватила его как-то резко и профессионально за подмышки и начала поднимать на ноги, зафиксировав костыль, в который он вцепился мертвой хваткой, а сама встала с противоположного бока, дабы быть поддержкой.       — Не стоило… Надо было закрыться…       — Почему вы не позвали мед персонал вам помочь?       Найджел обреченно смирился с теперешней ситуацией и покорно поковылял из ванны к своей койке не без помощи его черноволосой спасительницы.       — Знаете, я предпочитаю с туалетными делами справляться самостоятельно…       — И как ваши успехи? — саркастично хмыкнула девушка, задав риторический вопрос.       Найджел скривился.       — Я работаю над этим.       — Похвально, что сказать. Но, как говориться, все, что естественно — не безобразно. Вам не стоит стесняться и пренебрегать помощью медиков. Вам желают тут добра и скорейшего выздоровления.       Мужчина усмехнулся без улыбки, устраиваясь на своей кровати, ставя костыль номер один к костылю в углу номер два.       — Знаете, это выражение о небезобразности, на мой взгляд, придумал явный идиот и придурок, который в жизни своей кроме секса и содержимого своего горшка больше ничего и не видел из безобразного.       Девушка присела рядом на кровать, нахмурив смешно по мнению Найджела брови.       — На счет второго пункта можно согласится, ну, а первый то чем безобразен?       — В книжках и второсортных романах половое влечение излишне романтизируют и преувеличивают, что уже говорить о самом акте.       Черноволосая улыбнулась, похоже мужчина знатно поднял ей настроение.       — Ну, это уже как посмотреть. Зависит от характера человека и его сексуальном опыте… Мы отошли от темы, к которой так и не пришли. Ваша сцена в ванне заставила позабыть обо всем, что я хотела вам рассказать три минуты назад.       — Вы пришли вернуть мою зажигалку?       Кареглазая выпрямилась, воодушевившись:       — Я пришла вернуть вам ваши здоровые и плотностью функциональные ноги!       Та явно ждала радость и удивление в глазах мужчины. Но ни того ни другого в них не оказалось. Он лишь приподнял бровь.       — Ну, а зажигалку то вернете? Мне новую искать будет проблематично.       — Да, конечно.       Она вынула из кармана больничного халата его увесистую металлическую узорчатую зажигалку и протянула ему. Он забрал ее, коснувшись случайно руки девушки. Их взгляды встретились, Найджел немного затупил, только сейчас как следуя рассмотрев её черты лица. Прямой нос, шоколадного оттенка большие глаза. Острые скулы, круглое лицо. Яркая красная помада и тени. Угольно - черные волосы уложены аккуратно в короткой стильной прическе. Сейчас она выглядела намного привлекательнее, чем вчера в потемках больничного двора. Он прочистил горло, чувствуя, что пауза затянулась, а затем вернул себе пофигистическое выражение лица, положив зажигалку на стол.       — Вам стоит завязать с курением.       — А вам не стоит?       — У меня, — подчеркнула она, — парапарез нижних конечностей, к счастью, не наблюдается. В отличии от вас, Найджел.       Он посверлил ее взглядом. А затем ответил, натянуто улыбнувшись:       — Ага, значит ты моя новая врачиха. Раз знаешь номер моего корпуса, палаты, мой диагноз и мое имя.       — Какой вы проницательный. Но я не какая-то врачиха. Ваш лечащий врач назначил меня к вам массажером на регулярные процедуры, которые поставят вас на ноги. Сейчас главврач занят по срочному вызову, неотложная операция на сердце. Поэтому сегодня знакомиться будем вдвоем без его присутствия, думаю, мы с вами отлично поладим, Найджел.       — Вы обо мне знаете больше чем я сам, а я о вас почти ничего. Не честно, док, — цокнул тот языком, сложив театрально руки на груди.       — У нас еще будет много времени узнать друг друга поближе. Не сомневайтесь. Я зашла дабы ввести вас в курс дела и посмотреть на вас. А сейчас мне пора идти, у меня есть еще неотложные дела. А наши с вами встречи начнутся завтра строго по расписанию.       Она поднялась с его кровати и направилась к выходу из палаты.       — Вчера вы на меня не насмотрелись, значит?       — Вчера было темно и не было времени, впрочем, как и сейчас.       — И как я вам?       — Вы похожи на начинающего наркомана, без обид.       — Что вы, это я и без вас знаю. А на правду не обижаются.       — Я думаю, это выражение придумал дурачек, который сталкивался с правдой типа остывшего завтрака и засохшего виноградника.       Найджел улыбнулся.       — Засохший виноградник и правда трагедия. Особенно для ценителей вина. Я бы тоже обиделся.       — На кусты?       — Могу ли я узнать имя своей благочестивой спасительницы, о прекрасная миледи?       Найджел, вспомнив театральное прошлое, постарался вложить в эту фразу как можно больше выразительности. И это сработало.       Девушка остановилась, обернулась, тихо засмеялась, а затем ответила, посмотрев снова ему в такие же как у нее карие глаза:       — Марселина. Для друзей Марси.       — А мы с вами теперь друзья?       — Посмотрим, Найджел. Посмотрим.       После этих слов дверь за ней закрылась и он оказался в полной тишине. Мужчина упал с локтей головой на подушку, глубоко вдохнув и выдохнув, скрестил пальцы на животе.       — Значит, Марси, — задумчиво произнес в слух тот, — хочу шоколада. Шоколадку Марс.       И имел ввиду он вовсе не конфету.