Escape

Солона Амелл — командор Серых Стражей и, разумеется, у нее уйма неотложных дел: она не спит по ночам и неделями пропадает в рейдах, она ведет дипломатические переговоры и отказывается от предложений короля Алистера как-нибудь зайти и отметить Эквинокциум или, может, еще что, на ее выбор. И все же иногда, когда ей хочется вновь ощутить твердость потертых каменных плит под ногами и надежность стремящихся ввысь стен, она возвращается туда, где все началось. «Приношу свои извинения, — выводит Солона тонким пером, — но я вынуждена отклонить ваше предложение ввиду появившихся неотложных дел в Ферелденском Круге Магов...». Солона не умеет составлять официальные письма, и она думает, что все об этом знают, как и о том, что все ее неотложные дела — это вновь вдохнуть запах пыльных книжных обложек и послушать мерное тиканье часов в большом зале. Солона Амелл часами сидит на пристани, кидая гальку в озеро, и улыбается, вспоминая рассказы Андерса о том, как он отчаянно сигал в воду. Солона Амелл бездумно ходит по извилистым коридорам башни, практически неотличимая от других чародеев, ощупывает неровности шероховатых стен и чувствует себя очень счастливой. Солона Амелл улыбается, когда видит Флориана — серьезного, сосредоточенного Флориана, и вспоминает, как зачитавшись, Флора врезался в книжный шкаф. Солона Амелл встречает Йована. Она слышала, что его усмирили, но всегда запрещает себе об этом думать. Йован — ее Йован — всегда будет нескладным шестнадцатилетним парнишкой, смеющимся над их шутками, и Солона дала себе обещание не пускать в свои мысли другого Йована: Йована, рассекающего руку ножом, Йована, смотрящего на нее из-за решетки пустыми запавшими глазами, Йована, безвольно ведомого двумя храмовниками прочь; руки его заломлены за спиной. Но вот он, сортирует архивные книги, что-то беззвучно шепча себе под нос. На его лбу — клеймо Усмиренных. — Йован, — шепчет Солона, и сама не узнает свой голос. Усмиренный маг поворачивает к ней голову, смотрит бездумным взглядом. — Солона, — отвечает он ей, и она сразу вспоминает все, что так тщательно прятала в дальние уголки своей памяти. — Ты... Счастлив? — спрашивает Солона Амелл, и сама удивляется своей глупости. — Я не знаю, — говорит Йован, и вид у него самую малость озадаченный. — Я не помню, что такое счастье, но я и не помню, что такое несчастье. — Ты помнишь меня? — Конечно, Солона. Из-за меня ты пострадала дважды. Из-за меня тебя сделали Серым Стражем. Из-за меня тебе пришлось спасать Редклиф. Она слушает его тихий монотонный голос. — Это не так, — говорит она. — Это так, — отвечает Йован. — Просто в тебе слишком много эмоций, чтобы это признать. Во мне — нет. Их разделяет несколько шагов, и Солона преодолевает их с усилием, словно под руной паралича. Она трогает ладонью его щеку, словно пытаясь убедиться, он ли это. — Это правда ты, — потерянно говорит Солона. Йован молчит, его взгляд устремлен куда-то поверх ее плеча. — Ты всегда так боялся этого. Помнишь, когда нам было четырнадцать... Йован фокусирует взгляд на ее лице. — Помню, — его голос звучит надтреснуто, — Я помню, как я боялся, что не стану магом. Помню, как я боялся, что не пройду Истязания. Помню, как я боялся, что ты оставишь меня. Помню, как я боялся ослушаться Логейна. Помню, как я боялся, что ничего не исправить. Если вы называете счастьем отсутствие страха, то я чувствую себя счастливым. Солона чувствует, что под всем тем, что она пыталась забыть, прячется злость. — Ты мог сбежать, — говорит она и смешно взмахивает руками. — Ты мог бы вступить в Серые Стражи. Ты мог бы сделать кучу вещей, но вместо этого ты сдался! И это то, чего она никак не может простить, вот в чем дело. — Да, — спокойно отвечает Йован, прежде чем отвернуться к книгам. — Но я бы не смог сбежать от себя, Сола. И больше она не может добиться от него ни слова.