— Это я ответственна за этот инцидент. Не Том, не Гермиона, это моя вина.
Слова доходили до ушей словно сквозь туман. Гермиона чувствовала такую усталость, что была не в состоянии двинуть хоть какой-то мышцей. Сознание металось между миром снов и реальностью, поэтому она могла слышать, что кто-то говорит, но не могла понять, кто именно.
— Галатея! — резко оборвал серьёзный мужской голос. — Разумеется, ты не можешь брать на себя ответственность за студентов, решивших опробовать заклинания повышенного уровня сложности.
Шорох мантии и негромкие шаги подсказывали, что один из споривших в явном волнении ходил взад-вперёд.
— Да, могу, Альбус! И в этом-то вся и проблема! Твоя племянница использовала защитное заклинание, которому я никогда не обучала, и поэтому я не вмешалась. Нельзя было позволить этому случиться. Я не знаю, выучила она это заклинание в Америке или где-то ещё, но, очевидно, она не знала, что его так легко разрушить. Я должна была остановить дуэль, как только это заметила!
Сознание начало постепенно проясняться. Воспоминания медленно возвращались: дуэль, защитное заклинание, Том. Она попыталась открыть глаза, но тело всё ещё не слушалось. По крайней мере, пришло понимание, что она, по всей видимости, лежит на кровати в больничном крыле и что это Дамблдор и профессор Мэрритот сейчас разговаривают подле её кровати.
— И Гермиона, и Том блестящие студенты. Мы все знаем, что они проводят всё своё свободное время за книгами; конечно, они знают больше заклинаний, чем мы обучаем. Ты не можешь винить себя за это, — решительно, но по-прежнему мягко возразил Дамблдор. — Меня больше интересует, чем именно Том атаковал Гермиону. Я никогда не слышал о таком заклинании.
Шаги остановились.
— Это было не заклинание. Из того, что я увидела, могу сделать вывод, что ему удалось преобразовать свою магическую энергию в настоящий снаряд. Обычные заклинания и заклятья, как ты знаешь, расходуют только небольшое количество энергии, поэтому щит, наподобие того, что был у Гермионы, может с лёгкостью их поглотить. Против же чистой энергии, однако… надо быть заранее готовым к защите.
Гермиона, напрягшись, попыталась вспомнить, что именно произнёс Том. Да, они оба использовали невербальные заклинания, однако она всё ещё могла определить некоторые его заклинания. Невероятно важно во время дуэли узнавать заклинания, которые в тебя запускает твой оппонент, чтобы ответить должным образом. Последнее заклинание не имело ни формы, ни цвета — ничего. И вполне разумным казалось предположение, что это могла быть всего лишь энергия. Том обладал гораздо большим объёмом энергии, чем любой другой волшебник.
— Чистая энергия? — задумчиво пробормотал Дамблдор. — Интересно. Зачем Тому прибегать к чему-то столь… грубому? Обычно он же очень элегантный дуэлист, разве нет?
Услышав скрип стула, Гермиона поняла, что Мэрритот снова села.
— О, поверь мне, никого нельзя назвать столь же элегантным и сдержанным в дуэлях, как Тома. Я подозреваю, он потерял самообладание из-за того, что не смог даже поцарапать Гермиону. Знаешь, он очень амбициозный и принимает поражения очень близко к сердцу. Он лучший из всех моих студентов за всю мою преподавательскую деятельность. Но хорошие студенты иногда склонны слишком усердствовать в своих амбициях. Разве в молодости ты и сам не был таким, Альбус? Я помню очень амбициозного студента…
— Не надо снова относиться ко мне, как к ребёнку, Галатея, — оборвал её Дамблдор, но в его замечании слышались добрые ноты. Гермиона на мгновение задумалась, сколько должно быть лет профессору Защиты от Тёмных искусств, если она обучала ещё и Дамблдора.
— Я просто хочу сказать, что Том не виноват. Он мастерски использовал все заклинания, которые выучил, прежде чем стал серьёзно пытаться выиграть дуэль. Он делал всё правильно.
— И последствия его правильных действий лежат прямо передо мной без сознания на больничной койке! — парировал Дамблдор.
Стул отодвинулся обратно.
— Я поговорю с Армандо и объясню, что случилось. Я не позволю, чтобы этот инцидент негативно отразился на безупречных оценках Тома. Это моя ответственность, Альбус. Я знаю, ты никогда не любил Тома, но обвинять его в том, что он нарочно атаковал твою племянницу — это уже слишком. Твои суждения пристрастны. Том не виноват.
Тяжёлые шаги удалились, громко хлопнула дверь. Гермиона лежала, затаив дыхание: она чувствовала себя неуютно, подслушав этот разговор, и не хотела привлекать к себе внимание.
— Ты уже можешь двигаться, моя дорогая, — услышала она весёлый голос Дамблдора.
Пойманная с поличным, Гермион резко открыла глаза.
— Я не собиралась подслушивать, сэр, честно, не хотела. Я только что очнулась.
Дамблдор мягко улыбался, подвигая свой стул к её кровати. Свет заходящего солнца проникал сквозь высокие окна, освещая его пока ещё молодое лицо. Несмотря на улыбку, в глазах плескалось беспокойство. Гермиона настороженно попыталась двинуться, чтобы присесть. Только сейчас она заметила, что одета в длинную белую сорочку, в которую её, скорее всего, облачила медсестра. Кое-как приподнявшись, Гермиона посмотрела на своего названого дядю.
— Профессор Мэрритот права. Том не виноват. По крайней мере, не он один.
В глазах Дамблдора отразилось удивление.
— Вы защищаете его? Вы?
Она улыбнулась сквозь силу.
— У Тома могут быть весьма сомнительные мотивы, но в его цели точно не входило убивать или даже серьёзно ранить меня. Больше нет. Это действительно вышло случайно. Его амбиции и вспыльчивость взяли над ним вверх. А я сама сделала немало, чтобы спровоцировать его.
Профессор покачал головой.
— У вас очень странные отношения. Но, пожалуйста, берегите себя. Неправильно, когда Том причиняет вам боль. Жестокость не должна стать обыденной вещью между вами.
Гермиона невольно рассмеялась.
— О, но это уже давно так, профессор. Уже очень давно. Но не беспокойтесь, я знаю, насколько эти отношения нездоровы. Я знаю, что так не должно быть. Но когда речь идёт о Томе… В отношениях с ним нет ничего нормального.
Всё ещё с явным беспокойством на лице, Дамблдор положил руку на её плечо.
— Я не знаю, как долго смогу это выносить. Конечно, вы не должны рассказывать мне слишком много, но если под ударом ваше здоровье, возможно, пришло время отказаться от миссии.
Гермиона, пылая от гнева, выпрямилась.
— Бросить всё? Со всем уважением, сэр, я не могу. Хотя бы потому, что я здесь застряла. Вы это не забыли? Я не могу вернуться в своё время; я могу и дальше продолжать делать то, что делаю. Неважно, убьёт меня время в конце года или Том ещё раньше, какая разница? Пока мы не знаем, как мне возвратиться, я буду продолжать миссию, как и запланировано.
До неё внезапно дошло, что она только что сказала. Гермиона в ужасе накрыла рот ладонью и осмотрела помещение, но никого, кроме них, вокруг не оказалось. Она подавленно посмотрела на Дамблдора.
— Не волнуйтесь. Я принял меры, чтобы нас не подслушали¸ — заверил он. — Что касается вашего путешествия во времени… Зайдите ко мне в офис в воскресенье, у меня есть основания полагать, что я немного продвинулся в этом отношении.
Гермиона широко распахнула глаза.
— Вы нашли для меня способ вернуться домой?
***
— Мистер Реддл, чем я могу вам помочь?
Услышав слабый голос медсестры, Гермиона мгновенно села. Конечно, стоило ожидать, что Том наведается к ней в течение дня; удивительно, однако, что он сделал это только после ужина.
— Я ответственен за пребывание мисс Дамблдор в больничном крыле, — услышала она его раскаивающийся ответ. — Поэтому вполне уместно с моей стороны нанести визит, разве нет?
— Я просто собиралась на кухню ужинать. Наверное, вы могли бы…
— Это вовсе не проблема. Не волнуйтесь, я не буду перегружать вашу пациентку. Или у вас другие поводы для беспокойства, чтобы оставить меня с ней наедине?
Гермиона закатила глаза. Конечно, медсестра не собиралась оставлять молодого человека и девушку наедине — уж точно не тогда, когда девушка в постели. Но то, как Том сформулировал вопрос — и, наверное, ослепил медсестру своей чарующей улыбкой — она едва ли могла сказать всеми любимому старосте школы, что нормы приличия и в самом деле запрещают ей это. Поэтому, недолго помолчав, она неуверенно ответила:
— Конечно, нет. Так что… Я вернусь через полчаса.
Шаги удалились, после чего Том прошёл из гостевой зоны в больничный покой. Подобно кошке, он направился к Гермионе, и с каждым его бесшумным шагом она всё больше чувствовала завихрения чистой магии вокруг него, от которой искрился даже воздух. О да, Том Реддл был в ярости. Но выражение лица, как всегда, невозможно прочитать, а движения плавны и элеганты. Менее способный волшебник, наверное, не заметил бы никаких изменений вокруг себя. Но Гермиона была достаточно опытна и могущественна, и это не ускользнуло от её внимания. Совсем нет.
— Привет, Том, — поприветствовала она как можно небрежнее, и села поудобнее.
— Здравствуй, моя дорогая, — ответил он тихо. — Как ты себя чувствуешь?
Он не стал дожидаться приглашения и просто сел на край кровати, положив руку ей на плечо. Позвоночник пронзила дрожь: его рука была чертовски холодная.
— Лучше, — ответила она, всё ещё пытаясь сохранить самообладание. — Слабость остаётся, но этого можно было ожидать.
— Да, этого надо было ожидать, — подтвердил он, как бы случайно скользя пальцами по её плечу. Этот жест можно было бы расценить как любящий и нежный, но холод его пальцев и магия, которая окружала его, разрушали внешнее впечатление.
— У меня был долгий неприятный разговор с твоим дядей, — наконец сказал Том. Он положил обе руки себе на ноги, но его взгляд по-прежнему приковывал к месту. — Он склонен думать, что я намеренно хотел причинить тебе боль или даже убить тебя. Как так вышло, что он столь плохого мнения обо мне, а?
Гермиона ехидно подняла брови.
— Ой, не надо, пожалуйста. Во-первых, ты не можешь винить его в беспокойстве обо мне. Во-вторых, ваша антипатия друг к другу не является чем-то новым. Как я могу судить, он внимательно наблюдал за тобой с самого начала. Если по приезде в замок ты начинаешь вести себя подозрительно, тебя, естественно, начнут подозревать. Так что не вини меня за это.
— Кажется, ты много о нас знаешь.
— Ни ты, ни он не делали тайны из вашей взаимной неприязни.
Том долго молчал, уставившись взглядом в закрытую дверь в больничное крыло; Гермиона упустила момент, когда он успел запереть её. Том навис над ней без предупреждения, крепко схватив за плечи и пристально глядя ей в глаза.
— Я начинаю сомневаться в том, что ты когда-нибудь научишься, сердце моё, — прошипел он, потеряв всякий контроль над своей магией. Гермиона, сокрушённая мощью его магии и тяжестью тела, почти видела искрящийся вихрь окружавшей его энергии. — Тебе так нужно было бросать мне вызов, да? На публике?
От его слов паника резко переросла в пылающий гнев.
— Бросать вызов? Вызов? Том, мир не крутится вокруг тебя! Дуэль нужна лишь для того, чтобы оценить наши способности! Ты действительно думаешь, я буду сдерживаться только для того, чтобы ты почувствовал себя выше меня?
— Я ВЫШЕ тебя! — почти прокричал Том, но Гермиона лишь покачала головой.
— Если ты настолько выше меня, — усмехнулась она с презрением, — тогда зачем тебе понадобилось прибегать к чистой магии, чтобы сломать мой простенький щит, а? Чистая магия! Это настолько грубо и дико, что я бы расхохоталась, если бы ты буквально не отправил меня в больничное крыло!
Его рука метнулась вперёд, и пальцы ледяным кольцом сжали её шею.
— Ты моя, Гермиона. Ты должна подчиняться мне, а не позорить меня.
Где-то глубоко внутри Гермиона почувствовала, как что-то разбилось вдребезги. Хватит с неё. Хватит с неё Тома и его жажды власти. Он, может, однажды и станет Лордом Волдемортом, могущественным волшебником, но его постоянные бредни о том, что она принадлежит ему и должна подчиняться ему, приводили в бешенство. Одним сильным махом плеча она скинула с себя обе его руки и с удивлением увидела, как Тома отбросило на край кровати.
Он мгновенно вскочил на ноги и, видимо, уже собрался всерьёз обрушить на неё заклятье, однако резко остановился.
Гермиона пылала, она чувствовала в себе это. Чистая магия, горя, выходила из неё, кружась вокруг её тела, электризуя воздух, как это делала магия Тома. Она глубоко вдохнула. Невообразимое количество энергии кружило вокруг неё, но она чувствовала, что ещё больше силы прячется внутри неё, ожидая выхода, своего часа. Это пьянило, почти возбуждало. Гермиона никогда не чувствовала свою магическую силу так ясно, никогда не осознавала, насколько она на самом деле могущественна. Она устремила решительный взгляд на Тома, намереваясь дать понять раз и навсегда, что она не игрушка.
Но, к её замешательству, Том больше не выглядел сердитым. Напротив, он улыбался. Он улыбался открыто и честно.
— Ты прекрасна, — услышала она его шёпот. Не успела она осознать его слова, как он вновь оказался на её кровати, над ней, целуя её с такой страстью, которой она никогда не испытывала.
И когда Гермиона почувствовала, как его магия начала смешиваться с её, мелкие искры чистой энергии стали вспыхивать между ними, она не смогла не ответить на его страсть. Она запустила пальцы в его волосы, притянула ближе к себе и восторженно открыла рот, чтобы переплести свой язык с его.
Его губы были везде: на губах, щеках, шее. В помещении царила тишина, нарушаемая лишь стонами, вздохами и шуршанием постельного белья, стоявшего преградой между их телами.
— Ты моя, — слышала она хриплое бормотание Тома возле уха. — Моя, только моя. Только моя.
Вновь и вновь он повторял эти слова, но они больше не вызывали в ней раздражения. Напротив — она чувствовала себя опьянённой. То был больше не повелительный тон, не утверждение, полное презрения. То была почти молитва, мантра, которую он повторял в надежде, что она станет правдой. Он хотел владеть ей. У неё было что-то; она сама была чем-то, чем он хотел обладать.
Именно в этот момент, заключённая в объятья Тома Реддла, усеянная его поцелуями, окружённая их переплетённой магией, Гермиона Грейнджер осознала, что Лорд Волдеморт проиграл ей.
Конец первого тома
