Раскаяние

Мир — опасное место, но не из-за тех, кто творит зло, а из-за тех, кто смотрит и ничего не делает. Альберт Эйнштейн.

Гермиона даже не пыталась показать, что она испугалась или что находится под впечатлением. Она была уверена, что каждый до неё показывал то одну, то другую эмоцию при виде того, как Том с помощью Парселтанга открывал секретный вход в Тайную Комнату, но она не одна из них. Она знала о существовании Комнаты. Знала, и как попасть внутрь, и как она выглядит внутри. Уже видела василиска, уже попадала под заклятье оцепенения, когда узнала о монстре из Комнаты. Ничего больше в этом месте её не удивит. И Тома заденет, что ей это неинтересно. — После тебя, — сказал Том, широко ухмыляясь и указывая на трубу, ведшую прямо в подземную систему пещер. Гермиона была уверена, что он ожидал, что она откажется. Но Том ошибался: она точно знала, что встретит её внизу, и, соответственно, не боялась. — Сам только не задерживайся! — поддразнила она, прыгнув в темноту. Ей очень хотелось увидеть его лицо, но теперь придётся подождать, чтобы узнать его реакцию. Прошло меньше трёх месяцев с тех пор, как она проделывала этот же путь с Роном, так же скользя по этой влажной, скользкой трубе во тьму, чтобы добыть зуб василиска и уничтожить очередной Крестраж. Ей казалось, что это происходило совсем в другой жизни — собственно, так оно и было. Очутившись внизу, она торопливо произнесла Скорджифай и избавилась от слизи и грязи, прилипших во время спуска. Спустя несколько секунд из трубы показался Том, элегантно приземлившийся рядом с ней, что лишний раз говорило, что он пользовался этим маршрутом не первый раз. К её удивлению, его одежда была совершенно чиста. — Ты удивительно спокойна, — хмуро заметил он, подсвечивая помещение Люмосом. — Прошу прощения за то, что больше ничего, что касается тебя, не повергнет меня в шок, — ответила она с ухмылкой, взявшись за его руку. Гермиона снова и снова замечала, как нравится ей дразнить и провоцировать Тома Реддла. Она уже усвоила, что играть в эту игру опасно, поскольку никогда нельзя быть уверенным в том, что ты не ляпнул что-то непозволительное и не выпустил наружу полного ненависти и гнева монстра. Но именно эта опасность ей и нравилась. Том начал идти и уверенно повёл её по лабиринту из подземных ходов. Очевидно, он не хотел просто так заминать тему. — Тебя даже не удивляет, что под Хогвартсом есть такая система тоннелей? Она пожала плечами. — Я здесь только два месяца, Том. Откуда мне столько знать о замке? Я ещё не успела побывать во всех его углах и щелях. Это замок волшебников и ведьм, конечно, здесь будут различные секреты и тайные комнаты и коридоры, о которых мало кто знает. И всё-таки, ответ его не удовлетворил, и Гермиона точно знала почему. Он был единственным, кто знал о Комнате — кроме, наверное, тех немногих посвящённых — и хотел похвастаться этим перед ней. Она с трудом подавила смешок. — Это другое, — пылко выплюнул Том. — В Хогвартсе есть много секретов, но этот… Это спрятан настолько хорошо, что даже учителя об этом не знают! И снова пришли к этому. К тому самому Тому, который думал, что он особенный, и который терпеть не мог, когда другие не принимали это как должное. Гермиона с усмешкой похлопала его по руке. — Всё хорошо, Том. Я понимаю. Ты знаешь эту школу лучше, чем кто-либо ещё, и уж точно лучше, чем учителя. Его пальцы на её руке сжались. — Ты действительно хочешь спровоцировать меня здесь, сердце моё? Здесь, так глубоко под Ховартсом, когда никто не знает, где ты? Никто не знает, что ты здесь со мной? Она с улыбкой подняла глаза. — Ох, Том. Я просто дразню тебя. Ты действительно ждёшь, что я буду, как мисс Паркинсон, думать, что каждое слова, исходящее из твоего рта, является откровением самого Мерлина? Том криво усмехнулся. — Она действительно иногда слишком увлекается. И это несмотря на то, что она даже не знает, кто я по крови. Уставившись взглядом в пол, чтобы случайно не запнуться о многочисленные кочки, Гермиона ответила: — Кажется, все в Слизерине думают, что тебе судьбой уготовано величие. И мы, змеи, хотим поладить с тобой, чтобы после Хогвартса тоже иметь карты на руках. Они дошли до большой каменной двери, и Том остановился. — Ты говоришь о нас, змеях, и среди всех ты единственная, кому неинтересно находиться со мной в хороших отношениях. Она игриво положила руку ему на грудь. — Кто знает? Может, это мой хорошо проработанный план, чтобы обвести тебя вокруг пальца? Имею в виду, после того как… мы узнали друг друга получше, я ближе к тебе, чем кто-либо ещё. На мгновение взгляд Тома стал твёрже. Он обдумывал её слова, но затем пренебрежительно покачал головой. — Я так не думаю. Есть и есть что-то, на что ты не способна, так это ложь и притворство. Твоя ненависть ко мне была и остаётся реальной. Если кто-то и обводит кого-то вокруг пальца, так это я. Гермиона в ответ лишь подняла бровь. Конечно, она была гриффиндоркой с головы до ног, и ей приходилось нелегко открыто не показывать эмоции. Но, складывая все кусочки паззла в одну картину, Гермиона видела, что победителем в итоге останется она. Это не входило в её изначальные планы, но она довольно быстро сблизилась с Томом. Ей это удалось, хотел Том признавать это или нет. — Ну и как нам открыть дверь? — наконец спросила она, пытаясь сменить тему. — Точно так же, как мы вошли в туалете, — ответил Том, повернувшись к двери и уже открыл рот, чтобы дать команду на Парселтанге. Гермиона вдруг остановила его, положив руку на плечо, и сладко спросила: — Можно попробовать? Она не знала, получится ли у неё, в конце концов она не змееуст, но, если сумел Рон, попросту сымитировав Гарри, возможно, ей тоже удастся. Том посмотрел на неё с пренебрежением. — Прошу, вперёд. Но сомневаюсь, что у тебя получится. Гермиона мысленно перебирала звуки, которые слышала от Тома и Рона, пока не убедилась в том, что имеет приблизительное представление о том, как двигать языком, чтобы произнести слова на Парселтанге. Она задумчиво открыла рот, произнося шипящие звуки и говоря про себя: «Откройся!» Змеи, служившие замком, начали двигаться. — Ты змееуст. — Голос Тома казался спокойным, но в нём звучала опасная, ледяная холодность, как и в его напряжённом взгляде. Гермиона покачала головой. — Нет. Я едва запомнила, что ты говорил. Том смотрел на неё долго, выражение его лица было непроницаемо, рука покоилась на её плече. Только пульсация вены на шее говорила Гермионе, что его напрягает происходящее. Думал ли о том, чтобы убить её здесь и сейчас за неподчинение? Она с трудом контролировала дыхание, чтобы не выдать, что боится его. — Ты никогда не должна приходить сюда одна, Гермиона, — наконец сказал он очень тихо. — Ты можешь открыть входы, но ты не должна приходить сюда одна, ты поняла? Горячая дрожь пробежала по спине. Глаза Тома горели, тон его голоса был мрачным, он требовательно смотрел на неё. Ему не нужно было говорить ей не приходить сюда в одиночку; в конце концов, здесь обитает василиск, подчиняющийся одному только наследнику Слизерина. Воспринял ли он как оскорбление, что она смогла открыть дверь? — Здесь не настолько гостеприимно, чтобы я обязательно хотела прийти сюда одна, — ответила Гермиона безразлично. Рука Тома сжалась на её плече. — Я серьёзно, Гермиона. Ты не будешь приходить сюда одна, это приказ. Если ты в курсе, что хорошо, а что плохо для тебя, ты подчинишься. Мысль казалась настолько притянутой за уши, что Гермиона и не подумала бы этом, но слова Тома объясняли его мотивы. Она моргнула несколько раз, запутавшись, попытавшись всё осознать. — Ты беспокоишься обо мне? — наконец задала она вопрос, так долго назревавший в её голове. Слова казались чужими, срывающимися с губ сами по себе. Разум находился в ступоре. Напряжение в теле Тома росло, но, когда он отвечал, его голос звучал буднично: — Одна ты можешь здесь умереть, Гермиона. Ты принадлежишь мне. Твоя жизнь моя. Ты умрёшь только в том случае, если этого захочу я. Ты не имеешь права рисковать своей жизнью без моего согласия. Ты понимаешь? Никто, кроме меня, не имеет права оборвать её. Он обставил всё таким образом, что всё в принципе укладывалось в его видение мира. Но охватившее Гермиону странное чувство всё никак не её отпускало. Том несколько раз говорил ей, что рассматривает её только как свою собственность, а ещё неоднократно давал понять, что не позволит никому, кроме себя, причинить ей вред. До сего момента она всегда считала это психопатической формой собственничества, но то, как он показал себя здесь и сейчас, меняло всё. — Я понимаю, — ответила Гермиона серьёзно, положив ладонь ему на щёку. — Обещаю, я не буду приходить сюда одна. Том медленно выпрямился, сделав глубокий выдох, который Гермиона невольно истолковала как выдох облегчения. Он вновь вошёл в роль очаровательного молодого человека, подставив ей локоть, который она тут же приняла, и они вместе направились в просторный зал Тайной Комнаты. Но каким бы нормальным ни пытался сейчас выглядеть Том, Гермиона чувствовала, что что-то снова изменилось в их отношениях. Том показал слабость. До этого, когда Эйвери почти изнасиловал её, его гнев и чувство собственничества взросли от того, что кто-то ещё увидел её слабую сторону и её слезы. Это его задевало, потому что росло из его излишней сосредоточенности на себе. Но сейчас беспокойство за её жизнь имело совсем другие корни. Не потому, что другой человек не должен причинять ей вред, а потому, что Том боялся её смерти. Она молча шла рядом. Задавалась вопросом, понимал ли сам Том, что он сейчас нечаянно выдал. Гермиона не могла отмахнуться от чувства, что подсознательно он понимал, что его страх за неё сейчас имел совсем другие основания, нежели раньше. Это, вероятно, было также причиной его безмерного напряжения. Та часть его эго, что всегда следила за тем, чтобы восприятие мира соотносилось с его принципами, отчаянно боролась, чтобы скрыть правду от него самого. Его принципы шатались от осознания, что он не хотел терять её. Нарциссическая самоуверенность всегда опирается о глиняные столбы, которые рухнут в любой момент от столкновения с реальностью. Гермиона задумчиво обводила взглядом стены и колонны. Она хотела приблизиться к Тому из-за своей миссии. Она надеялась завоевать его доверие, найти слабость, которую можно будет использовать в будущем. Сейчас она подошла к нему ближе, чем она думала, что когда-либо подойдёт, сейчас она пробудила в нём что-то наподобие родственных чувств. Но он ещё не особо доверял ей. Как сильно она должна приблизиться к нему, чтобы наконец найти слабость, скрытую от других? Кое-что ещё беспокоило её. Она чувствовала вину из-за того, что Том не хотел её смерти, что действительно боялся за её жизнь. В конце концов, она не чувствовала подобное по отношению к нему: все её действия были нацелены на то, чтобы убить его. Гермиона мысленно покачала головой. Она спасёт жизни своих друзей, если Том умрёт. Она поможет Гарри, отомстит за смерть Дамблдора, и сослужит добрую службу всему магическому сообществу Англии. Волдеморт из будущего не имел ничего общего со здешним Томом Реддлом. Когда она встретит его через много лет, он будет совсем другим человеком. Том оборвал её мысли, остановившись и распростерши руки. Только сейчас Гермиона поняла, что они прошли весь зал. Она в ожидании посмотрела на него, Том обернулся, очевидно, полный гордости, словно Комната была его собственным творением. — Добро пожаловать, — громко возвестил он, — в Тайную Комнату.