Олала

Если бы Артура Кёрклэнда спросили, что он может сказать о своём соседе по комнате, он бы непременно послал задавшего такой дурацкий вопрос к чёрту. А потом задумался бы. Нахмурил брови, немного растерянно взъерошил короткие светлые волосы. И после этого выдал бы странное: «Олала». И всё. В принципе, «олала» - это единственное, что Артур может сказать про Франциска. Англичанину кажется, что это уже не просто междометие, в котором из уст соседа слышится различной степени удивление или недоумение, а стиль жизни. Причём стиль жизни, главная цель которой – любым способом обратить на себя внимание Кёрклэнда или, чего уж мелочиться, вывести его из себя. А нервы у Артура далеко не железные. «Олала», - и крепкий чёрный кофе проливается на реферат Кёрклэнда, на который он убил целый вечер и внушительную стопку листов бумаги. «Олала», - и любимая кружка англичанина, с надписью «Fuck all the French», случайно летит со стола на пол и, издав прощальный «дзынь», разлетается на десятки мелких кусочков. «Олала», - и сам Бонфуа, будто по неосторожности, спотыкается о край ковра и падает прямиком на Артура, сбивая того с ног. Причём таким волшебным образом, что через секунду оба лежат на этом самом ковре, и француз прижимает всем своим телом Кёрклэнда к полу, жарко дыша англичанину куда-то в нескольких миллиметрах от губ. - Всё у тебя через… олала, - вздыхает Артур, склонившись над тетрадью и даже не оборачиваясь, когда вслед за очередным «олала» француза слышится грохот чего-то довольно увесистого и наверняка принадлежащего Кёрклэнду. Вздыхает, уже почти не раздражаясь – после такого количества «случайностей» невольно начинаешь к ним привыкать. И, пусть англичанин ни за что в этом не признается даже самому себе, ждать следующих с каким-то странным нетерпением. - Что поделать, мон амур, - тут же откликается Франциск, и Артур буквально спиной ощущает, как тот разводит руками и улыбается. В своей обычной манере, лучезарно. – Такой вот я неловкий… - Да уж… - недоверчиво хмыкает Кёрклэнд. Разум почему-то цепляется за два слова, сказанные французом с таким выражением, словно это что-то совершенно обыденное. – Скажи-ка, у тебя каждый первый «мон амур», что ли? – заинтересованность в голосе сведена к минимуму. Да и разве Артуру не всё равно, что сейчас ответит этот надоедливый лягушатник? - Ну что ты, шер, - Бонфуа подходит к зеркалу и придирчиво осматривает себя. Кажется, сегодня он собирался куда-то идти со своими двумя закадычными дружками… - Всего лишь каждый третий, и это не так уж и много. А следующие фразы звучат неожиданно над самым ухом Кёрклэнда. Тихо и обжигающе. - Так что радуйся, мон амур. Ибо ты входишь в их число. За Франциском с негромким хлопком закрывается дверь. Артур, по-прежнему уставившись в тетрадь и не видя ни строчки, задумчиво сжимает и разжимает кулаки. В этот момент он не понимает, чего ему хочется больше: зарядить нахальному французу прямо в лицо или же просто-напросто придушить. Только вот горящие щёки Кёрклэнда говорят сами за себя.