В вопросах любви нельзя врать

      Новосельцев держал за руку младшего сына по дороге домой и слушал впечатления старшего сына о выходных, проведенных у бабушки. Он распознавал только отдельные слова мальчика, его мысли были очень далеко. «Почему же всё так произошло? Я неправильно всё сделал, во всём виноват только я один. Как же хочется поскорее с ней поговорить».       В это время Калугина уже вернулась домой и пыталась справиться с заполонившими душу чувствами. «Я же ему говорила, что наши отношения — это плохая идея. Как я тогда ему сказала? «Жизнь моя уже как-то устоялась, сложилась…» Так и надо продолжать, а не рушить семьи. Его мама права, права во всём. Я, действительно, теперь навсегда останусь директором». Женщина измучивала себя размышлениями о неудачном знакомстве с семьёй любимого человека. — Папа, тётя была такая красивая, — сказал перед сном Анатолию младший сын. — Какая тётя? — мужчина явно был поглощен собственной темой. — Которая сегодня с нами подружилась. — Да?! Ты так считаешь? — лицо Новосельцева просияло. — У неё были добрые глаза. Мне хотелось её обнять. — Я думаю, что тебе это удастся, но чуть попозже. А теперь спать, — заботливо произнес отец и поцеловал мальчика в лоб.       Выйдя из комнаты детей, Анатолий устремился к телефону. В трубке раздался родной голос. — Алло. — Привет. Извини, пожалуйста, что так получилось. Я сам не понял, как всё произошло. Надеюсь, ты не обижаешься на мою маму, она просто очень волнуется за мальчишек. Нужно просто больше времени, — почти скороговоркой произнес он. — Конечно. Я всё понимаю. Ты не беспокойся, а ложись спать, — сухо ответила Людмила. — Спокойной ночи, до зав… — не успел договорить мужчина, как услышал короткие гудки.       «Странно, я почти ничего не почувствовала. Но какие же у него забавные детишки, такие вдумчивые и веселые…» Звонок Новосельцева, действительно, подействовал на Калугину отрезвляюще и успокаивающе. Она смогла переключиться, взяв в руки томик Пушкина. Она мила — скажу меж нами — Придворных витязей гроза, И можно с южными звездами Сравнить, особенно стихами Ее черкесские глаза, Она владеет ими смело, Они горят огня живей; Но, сам признайся, то ли дело Глаза Олениной моей! Какой задумчивый в них гений, И сколько детской простоты, И сколько томных выражений, И сколько неги и мечты!.. Потупит их с улыбкой Леля — В них скромных граций торжество; Поднимет — ангел Рафаэля Так созерцает божество.       Это было последнее стихотворение, прочитанное Людмилой перед сном. Оно впечатлило её ещё в юности и до сих пор вызывало внутри необычное чувство сопричастности прекрасному. ***       Следующим утром на улице стояла пасмурная погода, что полностью отражало настроение героев. Все сотрудники статистического учреждения были погружены в работу, но только не Анатолий. Он с начала рабочего дня ожидал вызова в кабинет начальницы, который так и не случился. Тогда мужчина принял решение явиться без вызова. — Людмила Прокофьевна, к Вам Новосельцев, — услышала Калугина из селектора голос Верочки.       В ответ было получено разрешение войти, и статистик направился в кабинет. — Привет! — волнительно обратился он к любимой. — Привет, — довольно сдержанно ответила она. — Нам нужно поговорить, — продолжил Анатолий. — Вчера всё получилось не совсем так, как мне хотелось… — он не успел договорить свою мысль. — Знаешь, мне кажется, что твоя мама права. Я, действительно, не готова к тому, чтобы стать мамой… — внутри у Людмилы всё сжималось под тяжестью этих обманчивых слов. — То есть нашему счастью мешают мои дети.       Калугина почувствовала, что начни она говорить прямо сейчас, её дрожащий голос непременно её выдаст. Безусловно она была готова к роли жены и матери, её природная сущность, ласковой и заботливой женщины, намного сильнее напускного рабочего флёра. Больше всего на свете ей сейчас хотелось свить собственное семейное гнездышко, пробудившиеся чувства и желания заполоняли всё её существо. И последнее утверждение Новосельцева больно резануло по её сердцу, но она не смогла произнести ни слова. — … — Я понял, — с этими словами Новосельцев покинул кабинет начальницы. Но он не хотел сдаваться. «Этот разговор должен обязательно повториться. Но чуть позже. А пока надо обсудить вчерашний инцидент с мамой и Ксаной». «О Боже, что же я промолчала? Нам надо будет непременно поговорить обо всём ещё раз… Но всё же мне бы не хотелось грубо вмешиваться в чужую семью», — думала Калугина, уставившись в закрытую дверь, в которую несколько секунд назад вышел любимый человек. *** Вечером этого же дня на кухне Новосельцевых сидела Ксана. — Толь, ну не переживай ты так. Мы что-нибудь придумаем и сможем и маме доказать, что Людмила достойная женщина, и Людмиле покажем, как она нам всем нужна. — Кому это «нам»? — Нам всем. Мальчишки буду счастливы с такой мамой… — Ксана заметила, что очередной едкий вопрос хочет вырваться у брата, — да-да, я успела распознать в ней настоящую, искреннюю и внимательную женщину. Она очень тепло разговаривала с мальчиками. Они будут ей очень рады, только нужно немного привыкнуть. А если они будут рады, то и мы. Поэтому она нужна всем нам… Понимаешь? — Понимаю. Только как же мы всего этого добьемся? — Анатолий проявлял беспокойство. — Наверное, для начала давай получше познакомим с ней ребят. Сходите куда-нибудь все вместе. — Нет, я не смогу! Я боюсь! Может, ты?.. — Я? Хотя… Почему бы и нет? Давай, я! — Спасибо! Чтобы я без тебя делал! — восторженно произнес Новосельцев и обнял сестру за плечи.