И целого мира мало

Когда это произошло?.. Красивый, протяжный колокольный звон разливался по улицам города медленно и лениво, словно сливки из опрокинутого кувшина. Он медленно полз по узким улочкам, затекал в открытые ставни, пробирался под одежду прохожих и тонул где-то в очертаниях берега. Что я упустил? Нарастающим крещендо оглушительно каркали вороны, усеяв червонное небо тысячами чёрных крыльев, несущихся тёмным потоком на восток. Где промахнулся?.. Лёгкий скрип черепицы и мягкий, но весомый стук сапог в этой вечерней какофонии практически не был слышен. Раз-два-три . Звон. Пять-шесть-семь. Звон. Как я мог это не заметить?.. Развивающиеся полы мантии щёлкали сзади, почти срывая капюшон, сливались с хлопаньем вороньих крыльев , пролетающих совсем рядом, на одном уровне, подгонявших. И стук сердца. На каждые два беговых шага – стук. Ещё два – и звон колокола. Эцио нёсся по крышам так, как никогда в жизни. Словно горящий диск солнца, постепенно погружавшийся в воду, обжигал его, гнал огнём. Он никогда так не бежал, даже когда дело было чрезвычайной важности и времени было в обрез – он всегда знал, что успеет. Почему так случилось?.. Пробегая по очередному канату и впервые чуть не сорвавшись, сердце пропустило удар и всё тело обдало жаром изнутри, подстёгивая, подталкивая, прибавляя новых сил и заставляя бежать ещё быстрее. Ещё несколько ударов – и всё. Колокольный звон словно отсчитывает последние секунды, последние жалкие крохи, крупицы времени, после которых – ничто, всё померкнет и потеряет смысл. Словно сядет солнце – и всё будет кончено, навсегда, без возможности возврата. И Эцио бежит быстрее. Вот уже показались остроконечные башни собора, ещё несколько прыжков, поворот – и вот он – внутренний дворик, увитый плющом, со стогом прошлогоднего сена и чучелами. Последний рывок, прыжок и самое тяжелое приземление. Пыль вырывается из под подошвы сапога и колена ассасина, пока он переводит дыхание, упираясь руками в землю, и резко подымается. Раздаётся последний колокольный звон, а затем – три коротких стука в дверь. Сердце разрывает барабанные перепонки и в доспехах становится жарко, неуютно и тесно, лёгкие никак не желают наполняться воздухом и перед глазами всё плывёт. Опоздал?.. Вцепившись обеими руками в дверную раму, Эцио ждёт, чувствует, ощущает, как медленно тянутся секунды. - Эцио?.. – этот всегда удивлённый взгляд голубых глаз и слегка приподнятые светлые брови, сбитый набок берет и слегка приоткрытый рот – ассасин не видит этого всего, потому что голова низко опушена вниз, закрывая капюшоном весь окружающий мир. Он видит только его сапоги – хорошие, итальянской кожи и мастерской выделки, с новыми каплями свежей краски на левом носке. Но он настолько отчётливо знает выражение этого лица, что видит именно то, что и предполагал, когда медленно поднимает голову и смотрит исподлобья, тяжело сощурившись и сцепив зубы, пристально и в самую душу. - Эцио… - полустон-полувыдох, задевающий его свисающие на лоб волосы, и Леонардо обнимает его, обеими руками поперёк спины, так крепко, будто сейчас упадёт – и не нужно ни единого слова. Когда я успел так влюбиться?..