Парапет

      У Лу Яо в голове стоит тишина, прерываемая взрывами фейерверков и собственным заходящимся где-то на грани разрыва сердцебиением. Его ребра, кажется, вот-вот треснут, мышцы порвутся, а он сам задохнется.       Потому что какого-то черта губы у Цяо Чушена обжигающие.       Они стоят на мосту, парапет которого обледенел, и поэтому быть прижатым к нему - слишком холодно. Инспектор умело играл на контрастах излишне восприимчивого тела Лу Яо, и за это его хотелось ударить. Поэтому он только слегка, словно обиженный ребенок, прикусывает нижнюю губу играющего не по правилам взрослого, в ответ глотая легкий смешок вместе с жарким опьяняющим дыханием.       Цепкие пальцы, избавленные от ненужной ткани перчаток, скользят по тонкой коже, властными движениями очерчивают линию скул, сжимаются на затылке и дергают за волосы, заставляя опрокинуть голову назад. Это абсурдное действие срабатывает только потому, что ослабевшие ноги Лу Яо сейчас присогнуты.       Детектив делает иступленный резкий вдох, прежде чем их губы накрывают друг друга. Он чувствует легкое покалывание на кончиках пальцев, с силой вцепившихся в цементную полоску между почти идеальными рядами строительных кирпичей. Его десна зудят, внутри глотки застыла непонятная жажда, которая с каждой неумолимой секундой нарастала сильнее.       Чушен делает шаг вперед, нависая шквалом летнего жара. Их тела соприкасаются, и Лу Яо тает под этими прикосновениями, замечая над собой лишь луну и чужие затуманенные страстью глаза. Их зубы сталкиваются. Словно двух изголодавшихся зверей спустили с цепей в одной клетке, они хотели изгрызть каждый натянутый нерв, каждое мгновение слабости друг друга, заключенное под кожей где-то в бегущей крови и сети капилляров.       И детектив готов был признать, что полностью проиграл.       Его припухшие губы почему-то какого-то черта тоже горели. Все тело сходило с ума, и, если бы не рука, схватившая его за талию, он бы давно повалился на грязный, переполненный мокрым снегом асфальт мостовой.       Лу Яо дышит через раз только в те моменты, когда чужой язык скользит из надтреснутого уголка по зубам, а затем снова задыхается. Он стонет, скулит, мычит - и эти звуки тают вместе со снегом. Его руки впиваются сквозь жесткую ткань пальто в острые лопатки инспектора, и ему начинает казаться, что умереть вот так - высшее благословение.       В Ватикане не было фрески с Цяо Чушеном. Это обычная несправедливость или целенаправленное преступление?       Инспектор шепчет ему что-то, едва отрываясь от сладкой игры, прикусывает мочку уха, заставляя все тело Лу Яо содрогнуться от прошедшей по спине дрожи. Снегопад усиливается, и детектив начинает чувствовать только те места, которые горят благодаря чужим касаниям.       Болезненная нега выходит из-под контроля, и ему хочется утонуть в этом человеке напротив, который уже стал неотъемлимой частью его собственного дыхания.       Чушен опускается ниже, прикусывает тонкую кожу шеи, считает губами пульс на натянутой струной сонной артерии, цепляется зубами, оставляя наливающиеся болью метки. В голове Лу Яо мелькает мысль, что почти все его водолазки разорваны.       Он сглатывает слюну на чистых рефлексах, потому что почти забыл что значит существовать. В его голове время превратилась в бессмысленную кашу, и детектив уже не мог с точностью сказать была ли сейчас ночь или утро. Единственное, что он ощущал - губы Цяо Чушена под своим кадыком.       Инспектор лезет все ниже, расстегивает верхнюю пуговицу тонкой льняной рубашки, заставляя детектива в очередной раз вздрогнуть. Жгучий холод расползается по ребрам, скользит по животу, опутывая, сковывая и без того застывшее тело. Лу Яо кладет руку на плечо в слабой попытке протеста, его пальцы дрожат, а предплечья лихорадочно трясутся, но для инспектора это, кажется, не имеет никакого значения, и он только сильнее оказывается вжатым в стену.       Детектив давит полувскрик-полустон, когда Чушен оставляет укус на его ключицах, разрывая кожу и заставляя кипящую кровь чертить кривые линии на бледной холодной коже. Он слышит почти неразборчивое «прости», и появившиеся на мгновенье слезы высыхают, замерзают в уголках глаз.       Лу Яо полностью раскрыт посреди зимней ночи на этом темном недавно построенном мосту. Позади него почти потухли искры последнего праздничного фейерверка, и вскоре сюда хлынет радостная толпа, но им обоим до этого нет никакого дела.       Детектив в очередной раз ловит губы Чушена своими. Их тела прижаты к друг другу, и потому даже самое малое трение заставляет все внутри томительно сжиматься. Лу Яо холодно и жарко, он сходит с ума от невыносимого желания, но первые голоса, звенящие вдалеке, заставляют его отстраниться. Инспектор лукаво смотрит в его глаза, и в них Лу Яо видит себя - разгоряченного и не готового остановиться.       -Что-то не так? - голос Чушена смеется, но он сам стоит на грани тонкого льда.       -Ты мне задницу отморозил.       -Не беспокойся, я ее обязательно согрею.       Лу Яо краснеет, хотя кажется, что дальше некуда, и прячет свое лицо на чужой груди. Детектив слышит гулкий стук любимого сердца. Он уверен, что эта не самая пошлая вещь, которую Чушен собирался сказать сегодня.