В один день, по отдельности, вместе

      В тот день в Орталыке стенания и мольбы простирались до самого неба. Это был город, раскинувшийся на холмах, город голубой черепицы и жёлтых стен. Солнце сияло, и, если не прислушиваться, трудно было заметить творящийся хаос.       Горе, страх, сомнения, дезориентация… Люди всегда чувствуют подобное, когда в их жизнь врываются недобрые перемены. Женщины держались за руки и искали поддержки друг у друга, мужчины окружали их, обнимали и пытались защитить, хотя сами чувствовали угрозу и покинутость. Эмоции сотен смешивались в удушливую тяжесть и оседали в груди. Матриарх умерла.       Жылан позволяла вести себя по просторным залам Дворца. Эхо шагов и голосов уносилось к сводчатому потолку, таясь от яркого света. Вероятно, кто-то специально постарался, чтобы на пути не попадались служащие. Это было хорошо для всех: не надо выказывать сочувствие, не надо реагировать на сочувствие… Отец держал Жылан за плечи и прижимал к своему боку. Охрана шла позади, дистанцией подчёркивая одновременно и уважение, и боевую готовность. Смешная картина представала перед фресками Дворца: жалкий караван фигурок, отчаянно цепляющихся за протоколы и традиции, лишь бы не оказаться перед лицом неизвестности.       Жылан было дурно. Поток эмоций сдавливал ей виски. Сумбурные мысли, чужие мысли проникали в сознание, и блокировать их стоило большого труда. На каждом шаге мягко шелестело платье, слышалось дыхание, ароматы духов, тепло тел, и всё отчётливо, всё разом. Жылан будто закрывала дверь навстречу ветру. Она позволяла отцу направлять свои шаги, пока концентрировала всю волю на том, чтобы отсечь свои мысли от чужих.       Кажется, даже сильнейшие были обречены терять иногда контроль.       Кулаки Жылан плотно сжались. В конце концов, то, что у неё умерла мать, не оправдывало её бессилие. Она не имела права сдавать ни в каких обстоятельствах. Интересно, вынесла бы она в ту минуту, если бы ей удалось заглянуть в будущее и узнать весь масштаб предстоящих испытаний?       “Предатель!”       Направленная, чёткая мысль. “Предатель!” - последнее, что Жылан услышала, перед тем как ощутить божественное одиночество. Она смогла закрыть своё сознание от других, таких громких и настойчивых. Это было будто лечь на мягкую кровать после долгих часов изнурительного физического труда… “Предатель!” - и тишина. Начавшаяся после суматоха предстала перед ней будто сон. Всё происходило медленно, всё было нереальным и нелогичным.       Аю поднялась по ступеням так, будто вынырнула из воздуха. Вот Жылан видела лишь её желтые глаза и косы, взметнувшиеся за спиной, а вот Аю уже достала кинжал и была от Жылан в десяти шагах. Аю смотрела вперёд, как всегда, точки зрачков будто прибивали вас к месту, и многочисленные шрамы на лице искажали его подлинное выражение. Жылан перестала дышать. На безумное долго мгновение спины охраны скрыли эту страшную картину.       Их оставалось только пожалеть. Мало что могло остановить воина шынайы, если она собралась кого-то убить.       “Бесполезно”, - подумала Жылан.       Охранники полетели в стороны. Аю расшвыривала их как котят, походя ломала руки, носы, рёбра и отбрасывала нападавших от себя, как досадные препятствия. Жылан стало трудно дышать - это отец схватил её поперёк груди и прижал к себе спиной. Так сильно, что перстни на его руке врезались ей в тело, будто он собирался спрятать Жылан внутри себя, за надёжную, безопасную клетку из костей. Ноги уже не касались пола. Жылан потеряла из виду охрану, белые волосы паутиной закрыли глаза. Отец пятился подальше от лестницы, тащил их обоих прочь. Солнечный свет щедро лился сквозь огромные окна зала.       Жылан пришло в голову, что это, похоже, впервые, когда её открыто пытались убить.       - Скрутите её! Уведите! - зычный, созданный для приказов голос отца практически оглушил Жылан.       Она хотела, чтобы всё это немедленно прекратилось.       Аю продиралась неумолимо. Анакызметы и простые слуги сбегались со всех сторон, кто с оружием, а кто просто поглазеть. Они не понимали, что происходит. Ещё бы. Аю ведь тоже была частью охраны. Ей положено было защищать, а не угрожать. Вскинув голову, Жылан успела рассмотреть толпу. Здесь были горничные, смотрители Дворца, коргаушы. Никого из Сената. Может, не успели ещё… Коргау пытались ввязаться в драку, но без особого успеха. Только другие воины шынайы могли бы тягаться с Аю, но они служили исключительно матриарху. А матриарх уже была мертва.       Жылан запомнила это мгновение. Оно снилось ей позже во всех деталях. Море светлого травертина, служившего облицовкой Дворца, алые лужицы крови позади и Аю, совсем близко, выбрасывающая руку с зажатым в ней кинжалом. Неумолимая, пугающе злая. Металл сверкал высоко над головой. Жылан не было страшно.       Потом Аю исчезла.       Кинжал с гулким звоном упал на плиты пола.       Охранник, один из отцовских, сбил Аю с ног и потащил с собой, рыча и кувыркаясь. Они катились к окнам. Меч охранника выбивал искры из пола. Тонко зазвенело и посыпалось стекло.       Отец снова тащил Жылан прочь. Она спотыкалась о подол платья и пыталась обернуться. Мало что имело значения, мало что беспокоило Жылан в этот момент. Без чужих мыслей её собственные замерли как мёртвые воды.       Аю не упала. Жылан видела её пальцы, цеплявшиеся за край оконной рамы. Потом она видела, как другие охранники, те, кто мог ещё шевелиться, втягивали того парня внутрь. Гашик, так, кажется, его звали. Один из отцовской охраны. Часто мелькал перед её глазами. Не так часто, как Аю… Какой это был этаж?       - Жылан! - крикнула Аю, и от её крика кровь похолодела в жилах. Сильная, она подняла себя сама, хотя едва держалась на краю окна. Осколки резали ей предплечье.       Эта сумасшедшая звала её. Россыпь веснушек ярко пересекала побелевшее лицо.       Жылан не понимала. А какие дикие, удерживающие, жёлтые глаза...       Зал гудел.       - Да бросьте её! - ревели коргаушы, горничные. - Предательница!       - Да как же так? - причитали другие.       - Скиньте её!       Охрана потянулась к Аю, чтобы втащить и её. Суд был для них превыше всего, и каждый, нарушивший закон мирного сосуществования, должен был предстать перед судьёй. Аю, пытавшаяся убить семью матриарха, покалечившая стольких на пути, не имела права уйти без того, чтобы не оказаться лицом к лицу с обвинением. Тот, кто сбил её, Гашик, был в числе первых, схватившихся за неё. Жылан казалось, он говорил Аю что-то. За спинами и суматохой было не разглядеть.       Но Аю, проклятая, никогда не играла по чьим-то там правилам.       Звуки исчезли, замерли в глотках, когда она разжала пальцы.       Последнее, что Жылан увидела, прежде чем её выволокли из зала, это четыре пары смоляных крыльев, трепыхавшихся в небе под тяжестью своей ноши.