От лица Бонта
Задумавшись, оглядываю с некоторой тоской события прошлых дней и ночей, повлекших за собой необратимый водоворот событий, по большей части приятных, но так или иначе внушающих в сердце сомнения и страх за правильность совершенного: свобода, отчего-то отдающая цитрусом и миндалем, несомненно замечательна и горячо мною любима несмотря на короткое знакомство с ней, и то не в полной мере (но жить в этих условиях многим лучше, чем в предыдущей башне). Все же, мне неспокойно, страшно и кажется, что успел совершить самую большую ошибку за все время пребывания в сознании. Кручу большим и средним пальцами ручку зеркала, найденного на полу. Несмотря на предыдущий способ общения с Вики, завязанный исключительно на моей концентрации для наблюдения, — так гораздо удобнее и не требует отдыха после каждого обмена насущной информацией. Помимо того, зеркало добавляет какой-то романтики и душевности нашим разговорам. Если ранее я видел ее через призму, а голос периодически слышал с помехами, то теперь могу наблюдать за ней словно с экрана… она как-то называла одну вещь с Земли, но я не потрудился запомнить. Но это уже не столь важно, быть точным — вовсе не имеет ни малейшего значения. За это время, такое смутное, одновременно и пролетевшее и остановившееся, Вики начала проявлять большее доверие, сама того не замечая, рассказывая о себе все больше. Не беря во внимание некоторые мои сомнения, называю ее другом. Иногда слишком долго задерживаю взгляд на ее лице. Иногда замечаю недобрый, а скорее подталкивающий на что-то чуждое, огонек в ее загорающихся время от времени глазах. Иногда нет вины. Откладывая средство коммуникации на пустующую полку, вызывая тем самым поднятие оседающей на пальцах пыли, забираю оттуда же книгу, заботливо одолженную мне для развлечений. Она прочитана уже не один раз. Не замечая собственную энергию, ощущаю, какие чувства испытывала Вики, из раза в раз загибая страницы, из раза в раз обводя любимые цитаты. Почти все они о любви. Не совсем понимаю. Но, перечитывая, понемногу вникаю. Иногда начинает казаться, что они обо мне. Или о нас. Иногда я мечтаю об этом, представляя себя кем-то другим. Иногда знаю, что так оно и есть. Понимая, что нет желания возвращаться к чему-то темному, совсем для меня не свойственному, вовсе убираю все из рук, возвращаясь к некоторой отвлеченности, которой пытаюсь занять себя. Чувствую, будто еще немного, и потеряюсь. Сойду с ума. И не вернусь к некогда отнятой (я не уверен, но все на то указывает) жизни. Несильно бью по камню в стене, вмиг возвращая себе ясность сознания. В очередной раз ожидаю ответа от Шепфа, что подскажет дальнейший путь. В очередной раз не находя ответа, подставляю лицо закравшемуся сквозь разбитый витраж ветер — он наполняет свежестью, я даже чувствую аромат цитруса. И снова возвращаюсь к образу моей спасительницы, не столь радующейся данному статусу. Она сложная. Поцелуи с ней просто воздушные.От лица Вики
С бешено стучащим о ребра сердцем поднимаюсь по каменным ступеням. Единственное, что меня беспокоит сейчас, так это то, чтобы за мной не было слежки. Не хотела бы привести за собой кого-то из любопытных учеников или пронырливых преподавателей. Я стараюсь вести себя естественно, но то и дело оглядываюсь, из-за чего не прекращая злюсь. Наконец поднимаюсь на нужный этаж, с горящими легкими облегченно выдыхая. Сжатые руки настолько мокры, что самой стыдно. Быстро вытираю их о светлые джинсы на черном ремне и проскальзываю в проход. Войдя в освещенную комнату, улыбаюсь: Бонт сидит на полу в разноцветном свете витражей и сосредоточенно глядит в книгу, нахмурив темные брови. Несколько секунд завороженно наблюдаю за ним, и только потом он поднимает голову, и его глаза проясняются. — Извини, — улыбается ангел, отводя взгляд, — я почувствовал, что ты вошла, но тут такая любопытная цитата. Вот, послушай: «Чтобы любовь жила вечно, достаточно забыть о времени»… — «…Это современный мир убивает любовь», — заканчиваю за него, наклоняя голову в бок. Прекрасно понимаю, почему Бонт зацепился именно за эту фразу: время в башне длилось бесконечно долго и тоскливо. А что, если бы все оно было заполнено любовью? — Читаю и поражаюсь, — парень встает и отряхивает черные брюки, которые я одолжила на неопределенный срок у Ади, точно так же, как и белую футболку. Он все равно их не носит, — почему люди говорят и пишут такие правильные вещи, но поступают совершенно по-другому? Почему превращают свои жизни в хаос? — Думаешь, на небесах лучше? — ядовито усмехнувшись, отвечаю я и подхожу к нему. — Ни капли. Тут все грызутся, убивают, воюют, лгут и плетут интриги. Точно так же, как и люди, только с более раздутым эго и крыльями за спиной. — Возможно, ты и права, — ангел касается моей щеки любопытным жестом, а потом резко одергивает руку, но я хватаю его за запястье и возвращаю мягкие пальцы на место. Тяжело пережив разрыв с Люцифером, я понимаю, что это чудесное и светлое создание Шепфа поможет мне исцелиться. От него исходит такая светлая и приятная энергия, что уходить от него слишком сложно. Я смотрю в его голубые глаза-льдинки и провалилась сквозь время и пространства, полностью позабыв, где мы, кто мы и когда. Единственно, чего мне сейчас хочется — почувствовать его полностью, всю мощь его существа. Бонт понимает это и идет мне навстречу, жадно впиваясь в губы. Его горячие ладони ложатся на талию и притягивают как можно ближе. Теперь, когда вместо толстой кофты к его телу прилегает тонкая футболка, я могу почувствовать его рельефный живот. Жжение по всему телу, а особенно внизу живота, увеличивается с каждой секундой, поэтому я без промедления дергаю его ремень и запускаю руку вниз. — Ш-ш, — шипит он сквозь зубы, только раззадорив меня этим, — ты что делаешь? — Развращаю тебя. Что ещё? — шепчу, покрывая его подбородок поцелуями. Целый день внутри у меня копилось дурное предчувствие, но только не сейчас. Хочу получить удовольствие перед надвигающейся бурей. — Вики, — умоляюще произносит Бонт, неубедительно пытаясь оттолкнуть меня. В его теле такая сила, что может запросто отбросить меня к самой школе, но раз не пользуется этим, значит, не хочет. — Мы не должны… Я ни разу не… — Ч-ш-ш, — мой палец скользит по его губам, заставляя замолчать. — Доверься своим инстинктам, а не разуму. Ангел отстраняется. Его долгий взгляд даже выбивает меня из колеи. Я часто моргаю и начинаю бояться, что оттолкнула его. Он мне нравился ещё с того самого момента, когда мы познакомились через зеркало. А теперь, когда я могу его трогать, вдыхать запах, кусать, когда он сам целует меня, — хочется большего. Хочется сближения не только душ, но и тел. Почему-то меня сразу начало неудержимо тянуть к нему. Пришло время дать своим чувствам свободу. Не зря же я дала ему книгу про отношения, в надежде, что он смекнет, что к чему. Но все мои опасения были напрасны, ведь через несколько секунд он жадно, по-звериному, заново впивается в мои губы, грубо сжимая волосы. От этого движения я вздрагиваю, не ожидая такой резкости, после чего его хватка значительно ослабевает. — Нет, — хнычу, забираясь ладонью под его футболку, — ещё… Часто дышим. Воздух вокруг слишком горяч. Пальцы Бонта возвращаются на прежнее место и повторяют прерванное действие. В этот раз я в наслаждении мычу ему в рот от тянущего ощущения на затылке. Второй рукой Бонт ищет на моей спине застежку от персиковой вязанной кофты с необычной застежкой сзади. Стягиваю верх одежды ангела и провожу языком по выступающим мышцам груди, вынуждая его застонать, запрокинув голову. С трудом избавляемся от остатков вещей. Я едва не путаюсь в своих джинсах — так спешу. Его дыхание обдает жаром мою шею, которую он бесцеремонно и болезненно кусает, а потом вылизывает. Я больше на могу стоять на ногах. Медленно опускаюсь на пол, утягивая Бонта за собой. Встаем на колени и сцепляемся в новой схватке опухшими и покрасневшими губами. Его язык быстро приноровился к моему рту и стал проворно скользить в нем, как в своем собственном. Настоящее безумие, сопровождающееся адским пламенем с самого дна. Отхожу, разворачиваясь, чтобы принять более удобную позицию. Колени быстро начинают ныть и болеть, словно я уже простояла на них целую вечность. Но наваждение затмевает любую боль. Оглянувшись, вижу, как Бонт озадаченно проводит рукой между моих ног, смешно сдвинув брови, как мальчишка, решающий какую-то сложную задачу по алгебре. Весело. Приятно. Слишком приятно. Я выгибаюсь от удовольствия, закатывая глаза. Видимо, Бонту нравится моя реакция: надавливает между лопаток, вынуждая меня всей грудью лечь на пыльный пол из холодной черно-белой плитки. До этого раскалившиеся соски вмиг остужаются. Я больше не могу поворачивать голову и смотреть, что он делает — руки лежат вдоль тела, не могу пошевелиться. Долго ничего не происходит. Изучает. Когда он в последний раз видел женское тело, да и вообще, видел ли? Но наконец его ладони ложатся на мои ягодицы, и в следующий миг я тут же вскрикиваю. Одновременно больно и приятно. От таких эмоций начала кружиться голова, а колени — съезжаться, но жесткий и короткий удар по телу заставил меня снова приподнять таз и принимать это, как дар. Ничуть не жалеет меня. Его бедра резко и рвано бьются о мои, создавая вместе с оглушительными надрывными стонами целую симфонию. Совсем скоро теряю голос, хриплю, но отзвук от стекол и стен возбуждает. Будто теряю сознание. Особо болезненный толчок, и я тут же открываю глаза, впиваясь ногтями в свою ладонь. Вот чем Бонт отличается от других моих мужчин — он не знает, как нужно, а делает, как хочет. Он опирается только на дикие необузданные инстинкты, а не на какие-то правила приличия. Это погружение под воду и вознесение в рай. Иногда мне думается, что с Бонтом может ничего не получиться. А иногда, как сейчас, кажется, что он необратимо меняется в одно мгновение. Не могу понять, правда ли это. Но это никак не меняет и не изменит моих чувств к нему. Не сдерживаясь, кричу. Кажется, даже громче, чем в предыдущие разы, а потом задерживаю дыхание, пытаясь прочувствовать каждый выплеснутый в кровь допамин. Голова кружится, меня трясет. Но так не хочется открывать глаза. Но приходится. Время на исходе — могут начать искать. Поэтому я героически поднимаюсь, с улыбкой смотрю на Бонта, по-прежнему сидящего на коленях с опущенной головой и веками, а потом надеваю дрожащими пальцами нижнее белье, джинсы и кофту, которую не в силах застегнуть самостоятельно. Подхожу к ангелу, спешащему одеться, и поворачиваюсь к нему спиной, убирая рукой спутанные и взмокшие волосы. — Застегни, пожалуйста, — севшим голосом произношу я, первой нарушив все ещё звенящую от моих криков тишину. В отражении разбитого и пыльного зеркала, вставленного в стену, вижу, как парень становится сзади, и с ухмылкой, которую я еще не видела раньше, продевает каждую пуговицу в свою петлю. Он явно доволен произошедшим, но уже не как ребенок, а как мужчина. Я тоже довольно улыбаюсь. Я рада. — Не знаю, чего ты боялся, — снова говорю, чувствуя нарастающее желание поцеловать его, — ведь все было неве… Не могу договорить. Мне словно сжали ледяной рукой горло. Бонт поднимает глаза, а я едва не хватаюсь за голову, заболевшую от резкого и сильного притока крови. Я, онемев, замираю и с невообразимым ужасом смотрю в два рубиновых глаза, похожие на кроваво-красный закат. Багряные радужки вместе с изогнутыми уголками губ насмехаются надо мной. Легкие сжались. Я не могу кричать. Да и кто бы меня услышал? Выживу ли я? Этого я не знаю… Но знаю, что позади меня стоит не Бонт. Сейчас не его руки лежат на моей талии. Не его дыхание опаляет мою кожу. Нет. Сейчас я прижимаюсь не к нему. Я смотрю в ухмыляющееся лицо Мальбонте. Смотрю и задыхаюсь. Мальбонте.