Останься

— Гинтоки, подожди! — краснея, сбивающимся голосом шепчет Кацура. Жадные поцелуи покрывают его шею, не дают лишний раз вдохнуть, оставляют на чувствительной белой коже краснеющие укусы. — Тшш, Зура, — горячее дыхание опалило ухо, а сильные руки рывком освободили плечи от юкаты. — Я не... Аахх, — голос сорвался, когда зубы широяши добрались до ключиц. Оставив на них яркий засос, Гинтоки оторвался, чтобы полюбоваться, а потом поднял взгляд. Растрепанный и сильно покрасневший Кацура смотрел на него затуманенными от возбуждения глазами, в которых читались нотки смущения и испуга. Гинтоки смягчился и нежно провел руками по практически голой спине товарища. Кацура вздрогнул от прикосновения и, рефлекторно выгнувшись, оказался совсем рядом. Широяша уже менее терпеливо опустил руки ниже, сжал бедра и неожиданно резко притянул сидящего сверху самурая к себе вплотную. Кацура вжался в него пахом и приглушенно охнул. Пульсирующее между ними возбуждение сводило с ума. — Приподнимись, — хрипло сказал Гинтоки и не дожидаясь ответа, запустил руку под юкату снизу. Второй рукой он затейливо очертил красную кожу щек, скулы, а затем и губы товарища. — Тебе же потом будет больно, — еще тише сказал широяша, немного надавив крайними пальцами на скулы. Кацура послушно открыл рот. Пальцы скользнули внутрь, прошлись по языку и углубились настолько, что едва вызвали рвотный рефлекс. Кацура закашлялся, а на глазах проступила влага. Гинтоки удовлетворенно посмотрел на блестящие от слюны пальцы и запустил под юкату вторую руку. Кацура вздрогнул, когда в него проникли первые два пальца. На третьем он попытался дернуться, но крепкая рука стальной хваткой фиксировала его бедра. Растягивая и двигаясь внутри, пальцы намеренно задели простату, и Гинтоки услышал долгожданный стон. Кацура опирался на него руками и положив голову на плечо, хрипло порывисто шептал: — Г... Гинтоки, пожалуйста... На лице широяши заиграла дьявольская улыбка, и он на секунду выпустил товарища из рук. Кацура разочарованно простонал, но разочарование так же стремительно сменилось страхом и возбуждением, когда он почувствовал приставленную сзади головку. — Ну же, расслабься, я все равно это сделаю, — промурлыкал Гинтоки где-то совсем рядом и толкнулся внутрь. Адская боль обожгла изнутри и продолжала разливаться по всему телу. Кацура сжал футболку на плечах друга до побелевших костяшек и стиснул зубы. Гинтоки держал притихшего друга за бедра и чувствовал, как того пробивает дрожь по всему телу. Почти дав ему привыкнуть к инородному предмету внутри, широяша сделал пару неполных толчков, а потом резко и с силой усадил на себя парня до конца. Кацура громко вскрикнул от боли. Гинтоки, все еще не отпуская его, немного отстранился и заглянул в мокрые от слез зелёные глаза. — Мне не нравится, когда ты терпишь или зажимаешься. У тебя прекрасный голос, Зура, — не дав ему опомниться, широяша накрыл искусанные губы поцелуем. Кацура всхлипнул ему в рот, когда Гинтоки снова начал двигаться. Широяша покрывал поцелуями мокрые щеки, заплаканные глаза, горячие губы. Нежно и чувственно, он будто хотел загладить едва ли возникшее чувство вины. Саднящая боль начала растворяться в новых ощущениях, Гинтоки то и дело проходился по простате, заставляя Кацуру срываться на пошлые стоны. Широяша размашисто вколачивался в самурая, сжимая его бедра до синяков. Гинтоки, в очередной раз полностью выйдя, развел ноги друга еще шире и вставил так глубоко, что у Кацуры кольнуло в животе. — Гин.. токи... Это слишком… — порывистый голос звучал взволнованно и напугано. Гинтоки лишь возбужденно прорычал что-то, не позволяя другу привстать на коленях. Он завороженно смотрел на белые слегка подрагивающие бедра, на блестящие дорожки от капель пота и на красные следы от собственных рук. Широяша вышел почти на всю длину, а потом снова вставил до упора, слушая всхлипы друга и упиваясь критической близостью двух тел. Немного погладив Кацуру по спине, Гинтоки еще крепче зафиксировал его бедра и начал неистово вдалбливаться, шумно выдыхая от наслаждения. Кацура, захлебываясь в собственных криках, безвольной куклой сидел на паху друга, полностью растворившись в этом бешеном темпе. В животе кололо тысячами иголок, но организм беспощадно отзывался на такую бесцеремонную грубую ласку. Внутри нарастал комок возбуждения, заставляющий отвлекаться от боли. Когда по телу пробежался электрический разряд, Кацура оглушающе громко вскрикнул, судорожно сжимая Гинтоки внутри. Широяша зашипел сквозь зубы и неизбежно кончил следом, агрессивно затягивая самурая в поцелуй. Кацура почувствовал на губах привкус железа, а когда Гинтоки оторвался, увидел у того на губах свою кровь. Широяша довольно прищурился и лукаво улыбнулся ему. Кацура хотел что-то сказать, но от слабости, пробившей все тело, он обмяк и только почувствовал, как друг поддерживает его за лопатки. Уложив самурая на футон, Гинтоки опустился рядом, и, опираясь на локтях, пристально блуждал взглядом по искусанной шее и порывисто поднимающейся груди. В тёмно-зелёных глазах застыл немой вопрос, на который широяша ответил коротким поцелуем. В едва осязаемое прикосновение к чужим губам он, кажется, вложил всю нежность, на которую был способен. Провел рукой по груди и вдоль пресса. По телу друга все еще пробегали редкие судороги. Гинтоки примкнул губами к шее, он будто хотел поцеловать каждый сантиметр так недавно разгоряченной чувствительной кожи. Кацура глубоко и порывисто вздохнул, прикрыв глаза. Он ощущал, как боль и усталость уходят на второй план, уступая место накатывающей расслабленности и неге. В какой-то момент Кацура почувствовал, что Гинтоки прекратил, и открыв глаза, он встретился со взглядом нависшего над собой друга. Он почему-то очень смутился, прочитав в темно-вишневых глазах совсем не присущую широяше трепетность. Однако, нашел в себе силы, чтобы как можно более непринужденно улыбнуться и сказать: — Ты изменился, Гинтоки. И отвечая на вопрос изогнутой белой брови, добавил уже более насмешливо: — Опекаешь меня как девчонку. Гинтоки буквально на секунду замешкался, но этого было достаточно, чтобы понять, что он смущается как подросток. — Ничего не опекаю, Зура, не неси ерунды. Глядя на тушующегося и краснеющего широяшу, Кацура непроизвольно улыбнулся, хоть эта улыбка и отдалась несколько болезненным уколом в груди. В голове навязчиво вертелись слова, которые он не осмеливался сказать каждый раз. Гинтоки явно ощутил перемены в лице друга и, коснувшись тыльной стороной ладони его скул, тихо начал: — Эй, — но продолжить Кацура ему не дал. Он аккуратно перехватил пальцы широяши, украдкой заглядывая в обеспокоенные глаза. Они молчали так с минуту, пока Кацура будто набирался смелости. И наконец, каким-то хриплым и совершенно чужим для себя голосом, он прошептал: — Гинтоки, останься. Глаза широяши удивленно расширились. Он чувствовал, как аккуратная рука друга сжимает его ладонь, чувствовал, что сейчас он смотрит на длинноволосого самурая как-то совсем по-другому. Неожиданно тихо даже для себя, Гинтоки вымолвил: — Конечно.