Линдегрен: сборник историй

— Тилль, скажи, тебе… Тебе нравились мужчины? — постарался уверенно и спокойно спросить Петер.       Как до такого разговора они дошли?       Петер и Тилль в коем-то веке собрались в спокойной обстановке, чтобы отпраздновать выход первого совместного альбома. Событие, что войдет в историю не иначе! Как родители, что сначала запланировали все взвесили, подготовились и наконец-то родили долгожданного ребенка, и главное, любимого. Тэтгрен и Линдеманн просто общались, обсуждали последние новости и животрепещущие темы. Музыканту совершенно не хотелось лезть в личную жизнь в любых других обстоятельствах, но все как-то само пришло к этому. Не просто так, впрочем.       Во время работы над альбомом и клипами они значительно сблизились с Тиллем. Этот был тот самый человек, с которым и о философии поговорить можно, и посмеяться с тени, что походила на член. Немногословная и тихая компания в лице Тилля очень нравилась Петеру. Работа их шла достаточно легко, несмотря на упрямый характер обоих, бешеный трудоголизм гитариста и достаточно своеобразное мышление вокалиста. И в этом был свой шарм, Петер видел, как расширялись горизонты его воображения, как работа меньше походила на тягостную резину, и даже иногда превращалась в клоунаду. И ведь правда, их музыка — это одна большая вышедшая из-под контроля шутка. Никто не думал всерьез о проекте, но вот они здесь, отлично сработались. С Тиллем хотелось проводить время, этот человек мог быть крайне чернушным, а его монологи о запретных темах можно было слушать часами, он порой шутил, как подросток, а порой становился неимоверно сосредоточенным и серьезным. Поразительная личность. Возможно, все это и повлияло на Тэтгрена. Он стал ждать встречи, рад был слышать голос Линдеманна и с огромным удовольствием погружался с ним в работу. В один момент, музыкант нашел себя в дурацкой, почти плохой мысли. Быть того не могло, однако… — Интересно, — пробасил Тилль, мешая колоду карт. — А почему ты… — Мы, типа, с тобой о личной жизни как-то не болтали, — нашелся Петер. Он достал из лежащей на столе пачки сигарету и закурил. Тилль следом за ним, затем начал раскладывать карты. — Тогда ты бы спросил о том, нет ли у меня женщины, — произнес спокойно, но очень-очень хитро Линдеманн. — К словам не прикапывайся, — буркнул Петер смотря на то, что ему досталось. — Ладно, я просто перебрал, забей. — Было такое, — ответил вокалист и уставился на собеседника. Петер поджал губы, уже проклиная, то, что ляпнул. Впрочем, Линдеманн признался, что падок и на свой пол… — А тебе? — Что? Нет! Я просто спросил, ну, знаешь. Нормальный вопрос, по меркам современного мира, — занервничал музыкант и начал лихорадочно рассматривать игральные значки. — Ходи, давай, — он отпил пива. — От тебя странно такое слышать, — кротко улыбнулся Тилль, и покрыл комбинацию своей, более удачной. — Зараза, — брякнул Петер.       Кто его за язык тянул? Но черт возьми, он соврет, если скажет, что в душе не стало на немного легче. Мужчины молча пыхтели над игрой, допивали остатки пива и докуривали последние сигареты. Время спать бы уже, еще до отеля надо добраться, а они тут засели за игрой и неловкими разговорами. Лучше забыть и больше не возвращаться. — Петер, мы можем поговорить об этом, — донеслось от Тилля. — О чем? — хмыкнул тот, раздосадовано бросая карты на стол из-за проигрыша. — О личной жизни, — пояснил Линдеманн. — Когда в последний раз передергивал? — Вчера, блин, прямо на твою самодовольную рожу! — раздраженно воскликнул Петер. Тилль заулыбался, явно радуясь победе. — Забирай, — гитарист всучил собеседнику сто долларов. — И все же. — Да что ты, блин, заладил?! — Ты сам спросил. — И теперь нужно выяснять нравятся ли мне мужики и когда я дрочил? — Да. — Придурка кусок.       Они замолчали. Слышалось только сопение и тихая-тихая музыка из колонок. Тилль улыбался. — А как ты понял, что тебе, ну, знаешь, нравятся и мужчины тоже? — не удержался Петер. Алкоголь в крови делал свое дело. — Раньше я не думал о таком, но став взрослее… Я никогда до этого не рассматривал свой пол, как любовный объект. Тут скорей сыграл интерес, а потом уже любовь, — Тилль погасил сигарету и поморщился, будто вкус табака был ему противен. — Надо бросать курить… — А ты не, ну… — Занимался. — И как? — Я в роли актива, поэтому почти как анальный секс с женщиной. Только есть еще один член, — Линдеманн отвечал так спокойно и просто, будто это не было проблемой или чем-то скрытным. — Ахренеть, — выдохнул Тэтгрен. Ему бы такую смелость. Хотя бы самому себе признаться. — В чем дело, Петер? — его, кажется, начали раскусывать. — Ни в чем. В смысле, ну… — Ты задумался о том, не гей ли ты? — улыбнулся вокалист. — Нет! Я просто… Я не знаю! Herre Jesus! — простонал Петер и растрепал пальцами волосы. — Я знаю, что в этом, типа, нет ничего плохого. Я… Не уверен, что правильно понимаю эмоции и чувства. Вдруг все не так и я напридумывал? — Это схоже с тем, как было с женщинами? — Весьма. Мне комфортно с этим человеком, я счастлив, когда он рядом. И, ну, знаешь… — Тэтгрен прикусил внутреннюю часть щеки, отводя взгляд. — Но как понять наверняка? — Спросить? — Линдеманн покрутил в пивной бутылке остатки напитка и одним глотком прикончил его. — Звучит до жопы просто, — язвительно ответил музыкант. — Ладно, надо в отель уже ехать.       Петер поднялся на ноги, и чуть покачнулся из-за алкоголя и отсидевших ног. Разговор не то чтобы помог, но в одной вещи теперь он был уверен. Может быть, однажды, это сделает ситуацию менее неловкой. — Ты ведь имел в виду меня? — спросил вдруг Тилль.       С губ сорвалось ругательство. Тэтгрен скрестил руки на груди и повернулся к другу. Тот продолжал сидеть с абсолютно ровным и спокойным лицом. Он не смеялся, не издевался, будто был правда заинтересован. — Я польщен, — на мгновение улыбнулся он. — С чего ты решил, что речь про тебя? — надо же хотя бы сделать вид!       Линдеманн пожал плечами. — Ты спросил самый неловкий вопрос у меня. А не у кого-то еще. — Ну, может мне, блин, интересно было! — возмутился Петер. — Или ты хотел проверить, как я отношусь к отношениям со своим полом.       Догадливый черт. — Я уже сказал, что не знаю, как все это понимать. Это… Такого никогда не было, я не уверен и… — Может останешься? Поговорим еще, — спросил Тилль, перебивая поток мыслей Петера.       И Петер остался. Принял душ (один), переоделся в домашнее Тилля, и тот любезно постелил ему кровать в комнате для гостей. Ничего криминального, если бы не затянувшееся молчание. Тэтгрена морило в сон, он устал, напился, голову кружили странные мысли и этот поток не прекращался. Был бы у человека провод, как у компьютеров — дернул бы с радостью и спокойно вырубился! Однако, к несчастью, эта коробочка с мясом работала всегда. Перед тем, как пойти спать, музыкант налил себе стакан воды, чтобы с утра не бегать и захотел пожалеть спокойной ночи вокалисту. Тот лежал на своей кровати поверх одеяла и пледа, в одних спортивных штанах и кажется слушал в наушник что-то. Для своих лет Тилль выглядел очень хорошо… Да что б его! — Ты спать? — спросил Линдеманн, вынув наушник. — Да… Что слушаешь?       Но вместо ответа Петер получил приглашение лечь рядом. Ноги сами собой зашли в комнату, а тело улеглось рядом. Взяв себя в руки, Петер сохранял из-за всех сил спокойствие. Он воткнул в ухо протянутый наушник и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на мелодии. Из динамиков лился… Джаз? Петер усмехнулся, конечно, чего еще ждать от Тилля? Знакомое исполнение, кстати. — Сара Вон, — пояснил вокалист. — Я узнал, — Петер открыл глаза и повернул голову к Линдеманну. — Я тебе не безразличен? — спросил опять неожиданно Тилль. — Bränn i Helvetet! — пробубнил Тэтгрен, закатив глаза. — Я не знаю! Я правда… Я не понимаю… Почему вообще ты спрашиваешь? Давай я спрошу про то, небезразличен ли я тебе!       Взгляд Тилля был столь глубок и пронзителен, что Петер смутился. — А если и так? — произнес спокойно Линдеманн. — Ну и… Ничего… — стушевался музыкант, отведя глаза и начав ковырять пальцы.       Тилль повернулся к Петеру и пододвинулся почти вплотную. Его лицо стало слишком близко от его. От него пахло вкусным шампунем и алкоголем с сигаретами. Сердце чуть ускорило ритм. — Мы взрослые люди. Тут нет ничего такого. — Это глупо. — Глупо не признаваться себе, даже не попробовав. — Тилль, ты хороший, но я, типа… Блять… Это же, это же столько изменит. А вдруг… — Насколько я понял, у нас все взаимно. Мы можем попробовать. А если не сложиться — ничего страшного. Останемся друзьями, — совсем тихо произнес вокалист. — У тебя все так просто… — А зачем усложнять? — хмыкнул он. — Можно поцеловать тебя?       Глаза Петер округлились, а брови приподнялись. Он явно не ожидал столько быстрого развития событий. Тэтгрен на мгновение посмотрел на губы Тилля и собирался что-то сказать, но не успел — его поцеловали. И он бы соврал, если бы сказал, что не получил удовольствия.