Детройт, штат Мичиган 4 сентября 2039 года, 19:05:01
Услышав голос андроида, — механический, будто автоответчик, — Эдит сразу отстранила телефон от себя. Сердце замерло испуганным зверьком. Бутылка водки, прижатая к телу, чуть не выскользнула на пол. Красновато-золотистые стены ресторанчика, пластиковые сакуры и разговоры людей вдруг сжались до маленькой, едва заметной точки, и Эдит почувствовала, будто ей в этом кукольном пространстве стало невыносимо тесно. Будто находясь во сне, она резко осознала это, и теперь увидела, каким плоским и странным всё выглядело. Как далеко и неестественно-расслабленно сидел Калеб. Как тошнотворно пахло мясо. Как бутылка, только что вынутая из холодильника, сразу же слилась с теплом помещения, будто и не охлаждалась до этого вовсе. Голос Коннора холодной моросью брызнул на Эдит, напомнил, что места для спокойной жизни у неё больше не осталось. Не успела она вздохнуть полной грудью после тяжелого дня, как он своей пластиковой рукой затянул её обратно. Убийство… Убийство на Интервейл-стрит… Убийство, после которого последовало самоубийство — прямо на её глазах. Капли синей, густой крови. Провода, лежащие как мёртвые змеи, в которых за секунду до этого текла своя, пугающая имитация мыслей и чувств. Пластиковый стол. Рык Гэвина, участливость Коннора… Все эти события, как реклама на страничке браузера, вспыхнули перед глазами, и затмили происходящее. Всё вмиг стало таким странным и туманным, что Эдит подавилась остро-пряным воздухом и тяжело, хрипло закашлялась. Коннор как-то растерянно притих, хотя до этого его голос был строен и уверен. — Мисс Уайтхэд?.. — Я слышу, Коннор. — Каково Ваше решение? — А это не может подождать хотя бы до завтра? Я сейчас не работаю. Вы, андроиды, что, не знаете, что у людей есть нерабочее время? — Эдит почувствовала, как гнев, копившийся весь день, начал пробираться в речь и жесты. Руки уже еле заметно подрагивали, но Эдит это чувствовала так, будто невидимая сила подхватила и трясла её, как куклу. И злилась. Злилась ещё больше. Из пластиково-туманной реальности взгляд выцепил лицо Калеба, который обеспокоенно пытался понять, что происходит, раскачиваясь на своём месте туда-сюда. Эдит понимала, что парень с трудом мог её заметить среди аляповатого интерьера и прочих людей, но это зрелище казалось ей слишком уж странным — неужели он не мог подождать пару минут, не выслеживая её, как потерявшаяся собачка?! — Я осведомлён. Прошу прощения, но у меня нет права брать Вас с собой на вызов в течение рабочего дня. Вы закреплены за Гэвином Ридом. Единственная возможность поехать на место преступления — это сегодняшний вечер, и, кстати… Лейтенант Андерсон часто выезжал на вызовы в нерабочее время. — Я понятия не имею, кто такой лейтенант Андерсон, и причём тут я, — Эдит всё-таки сделала шаг в сторону кассы, и заплатила за водку. За то короткое время, пока девушка разговаривала с Коннором, бутылка несколько раз чуть не упала. Каждый раз, когда Эдит это чувствовала, её сердце сжималось ещё болезненнее. Теперь Эдит крепко сжимала её в руке, понимая, что на вызов она точно не поедет — по крайней мере, на пьяную голову. Это могло бы стать оправданием, да, определённо. К их с Калебом столику Эдит пока не хотела идти. Ей казалось, что он не упустит возможность подслушать их диалог, а потом что-то сострить по вырванной из контекста фразе. Он не был плохим человеком, не был язвой, но иногда по неосторожности переходил границу уместности шуток и попыток понравиться. — Это мой бывший напарник. — Но мы-то с тобой не напарники, Коннор, — устало выдохнула Эдит. «А бывают ли вообще наставники-андроиды? Если у него есть жетон, то, может, и стажёров он бы мог обучать?..» — С неприязнью подумала Эдит. На какое-то мгновение в голове возникли нелепые кадры, неловкие, как любительский фильм. Как бы она пыталась из его безэмоциональной речи выловить нужную информацию, как они бы сидели друг напротив друга, не зная, что делать. Коннор же только по документам имеет те же привилегии, что и остальные, но по факту его считали чем-то вроде полицейской ищейки — забавное существо, но полноценных прав у него никогда не будет. Возможно, Гэвин — это ещё не плохой вариант. — Да, к сожалению. Гэвин подавляет Ваш потенциал. Вы же переживали сегодня, когда Вас не взяли на вызов, так почему Вы сейчас отказываетесь, Мисс Уайтхэд? Эдит оцепенела и с трудом проглотила колючий ком в горле. Эта фраза, такая простая и очевидная, — в ней же не было ничего удивительного, ничего скрытого от других глаз, — тут же осела в груди. Сердце растерянно, тяжело звякнуло в ушах. Она вновь заметила, как беспокойно Калеб пытался разглядеть её лицо и будто придумывал, как её вернуть за стол. Это зрелище ещё больше смущало Эдит — будто её обступили со всех сторон. Хотелось сбежать. Бросить трубку, сбежать, не заплатив за ужин, оставив свою сумку в ресторане — лишь бы от неё отстали, лишь бы побыть в тишине. Вдохнуть прохладный воздух полной грудью и ощутить, как мир приобретает прежние краски и реалистичность. Хотя бы на пару минут. Но она знала, что если выйдет на улицу, то Калеб точно побежит за ней. — Это надолго? — Только и спросила она, чтобы уже закончить диалог. На самом деле, помимо кадров с самоубийством горничной, перед глазами она всё ещё видела самодовольное лицо Гэвина. Самодовольное, властное, с извечным оскалом. Он встретил её в первый день с этой самодовольной улыбкой, и тогда она даже казалась добрым знаком, но теперь девушка понимала, сколько же самовлюблённости и жестокости было в этом простом жесте. Папин характер не прощал такого отношения. Хотелось утереть нос, хотелось всё-таки вернуться на место преступления и увидеть что-то, что его холодные глаза упустили из виду. И она была готова пожертвовать своим отдыхом ради этого, честно, но только не наедине с андроидом. Говорят, те, кто не смог понять своего прошлого, вынуждены прожить его заново. Эдит боялась, что алкогольная дымка перед глазами и встреча с андроидом вечером наедине — это как раз тот случай. Она его уже проживала. И с тех пор он снился ей каждую ночь, отзывался эхом в подворотнях у дома. От мысли о том, что бесконечные перепрошивки Коннора все равно не застраховали его от девиации, Эдит ещё сильнее хотелось убежать. — Пока не могу сказать. Если захотите, то сможете уйти в любое время. — Это слишком поздно. Пока я доеду до Интервейл-стрит, уже окончательно стемнеет. А мне ещё домой возвращаться. Ты же не знаешь, каково это — добираться девушке ночью домой в Детройте. — Я провожу Вас. У меня есть разрешение на ношение и применение оружия. Это было так странно. Разве андроиды должны умолять кого-то на обыск в нерабочее время? Почему его вообще это так волновало? Тем временем, Калеб всё-таки встал и направился к Эдит. От этой нетерпеливости, граничащей с настырностью, девушка сжала бутылку крепче, и ей показалось, что стекло сейчас треснет прямо у неё в ладони. — Ладно. Ладно! Только… Только держись там от меня подальше, хорошо? И никаких резких движений. Я прямо скажу — я не доверяю тебе. И у меня на это есть причины. Я соглашаюсь только потому, что всё ещё сержусь на Гэвина и всю эту идиотскую систему. «Это было лишним», — устало отозвался голос разума где-то вдалеке. — Я уже на месте, жду Вас. Интервейл-стрит, дом номер четырнадцать тысяч двести четыре. До встречи, Мисс Уайтхэд. Эдит на пару секунд прикрыла глаза, потирая напряжённую шею. В голове было столько мыслей, что ни одна не выглядела полноценной — переживания, мысли о преступлении, воспоминания о нападении, самоубийство, Калеб… — Эдит, всё хорошо? — Тёплая мужская рука легла на плечо, немного сжав его. Калеб смотрел так, будто Эдит только что чуть не сбил грузовик. Только сейчас Эдит заметила, что светлые волосы парня в свете ламп напоминали нимб. Но выглядело это неуместно. — Да. Вроде. — Вроде? Что случилось? Эдит ненавидела, когда мужчины начинали геройствовать. Так мелочно, по-бытовому. Вот эта отвага в голосе, решимость, — всё это выглядело так наигранно, будто мальчик, всю жизнь мечтавший стать Бэтменом, наконец-то нашёл похожую маску в магазине «Всё по десять центов». Вот и сейчас — Калеб выпрямился, — может, и невольно, но выглядело это комично, — взволнованно сдвинул брови, и постарался заглянуть в глаза Эдит. Боже, что же он пытался там увидеть? Слёзы? Отчаяние? Просьбу о том, чтобы даме в беде помогли? — Кто тебе звонил? «Как же это жалко, наверное, выглядит со стороны», — мысленно вздохнула Эдит, оглядевшись. На самом деле, на них никто не смотрел, кроме скучающего кассира, но даже от его взгляда ей стало неловко. — С работы. Меня вызывают прямо сейчас. Можешь подвезти до дома? Мне надо взять электрошокер. Глаза Калеба округлились. Вот и посыпался образ всемогущего героя — при первом же упоминании чего-то серьёзного. А что он, собственно, ожидал? Что сможет за неё, если что, вломиться в Департамент и раскидать лучших детективов города? Или что пойдёт за неё на вызов? Наверное, в его представлении всё действительно было слишком просто. Как в любимых сериалах, где в конце произойдёт что-то чудесное, и все останутся живы. Он так и не нашёл, что ответить, поэтому Эдит лишь криво улыбнулась и похлопала его по спине. — Прости, Калеб. Я сама не ожидала, но это срочно. — И им обязательно нужно вызывать стажёра? Или ты подменяешь этих лентяев, пока они отдыхают? — Попытался пошутить парень, но вышло слишком удручённо. Из вежливости всё-таки Эдит усмехнулась. — Ага, можно и так сказать. Правда, прости. Мы можем встретиться ещё раз на неделе, прямо здесь, если хочешь. — Ну нет. Видимо, это место приносит мне неудачу, — его не покидала защитная реакция, вынуждающая и дальше шутить, даже если поводов вообще не оставалось.Детройт, штат Мичиган 4 сентября 2039 года, 19:46:17
До дома Эдит они ехали в тишине. Только радио с лаунджем, как неловкий друг-добряк, пыталось сгладить неловкое молчание. Хотя Эдит даже не почувствовала всю его тяжесть в полной мере. Голова была занята другим. Наверное, со стороны они выглядели как поругавшаяся пара — парень, вцепившийся в руль, чуть ли не со слезами на глазах, и девушка, прильнувшая к окну. Но последнее, о чём она думала, был Калеб и его чувства — хоть это и было цинично, но страх перед встречей с Коннором в тёмном доме, ещё не отошедшем от убийства семьи, вытеснял всю остальную лирику. Конечно, если она возьмёт электрошокер, то это придаст ей уверенности. Если не полноценной, то хотя бы достаточно убедительной. Эдит не доводилось им пользоваться, — и она надеялась, что и не доведётся, — но отец несколько раз показывал ей, как это делается, когда ещё мог ходить. Показывал так рьяно, так воодушевлённо, будто мечтал, чтобы дочь хоть раз попала в опасную ситуацию, а потом до конца жизни вспоминала его уроки добрым словом. Это было в его стиле. Когда они уже приехали, к Калебу всё-таки вернулся дар речи. Пока Эдит открывала дверь, он взял её за запястье, мягко повернул к себе, и с наставнической серьёзностью произнёс: — Знаешь, я все равно очень рад, что мы сегодня встретились. Мне с тобой так хорошо. Только я переживаю за тебя. Переработки — это прямой путь к выгоранию. Я боюсь за тебя. Не хочется, чтобы ты из светлой девушки превращалась в жестокого копа… Типа тех, кто подавлял восстание в том году. Эдит удивлённо вскинула брови. Он будто говорил о ком-то другом, ком угодно, но только не Эдит. Неужели он так её и видел? Что девушка перед ним, с растрёпанным пучком на голове, синяками такой глубокой синевы, что видно даже сквозь тональник, и водкой в кармане, казалась ему «светлой»? Что это вообще, блин, значило?! Она не хотела поднимать парня на смех или ругаться, — видно было, что он искренне беспокоился, — поэтому так же мягко отстранилась, и, повторяя его интонацию, произнесла: — Калеб, если бы полицейские не перерабатывали, то в Детройте все бы уже переубивали друг друга. Мне тоже было приятно увидеться. Пиши, если что. Она вышла, надеясь, что он не примет это как руководство к действию, и на сегодня оставит её уже в покое. В квартире мерно шумел телевизор — очередное вечернее шоу. Ему безмолвно вторили родители — незаинтересованная тень отца неподвижно покоилась на стене коридора, а рядом, чуть меньше, — отголоски маминой, подавшейся чуть вперёд, чтобы разглядеть происходящее. Очередная лотерея. Родители никогда не покупали билетики, но зачем-то следили за результатами. Эдит хотела проскочить незаметно, даже не здороваясь, но те будто чувствовали — если дочь пришла в смутном настроении, то надо добить. Первым из комнаты выехал отец. — Ну что, ты уже вернулась? Мы уже устали от твоих хождений туда-сюда, — он скрестил руки. — Меня вызвали на место преступления, приехала собрать кое-что, сейчас поеду уже, — Эдит спрятала руки за спину и крепко сжала их в кулаки. Каким бы ты ни хотел быть уверенным, дрожь всегда всё выдает с потрохами. — Ну не удивляйся, теперь часто так будет. Я всю жизнь, пока работал, впахивал без перерывов. — Мы помним, дорогой, — услышав фразу, от которой можно было себя тревожно накрутить, мама тут же выскользнула из гостиной и встала рядом с отцом. — А я не помню, — нарочито насмешливо произнесла Эдит, открывая одну сумку за другой, пытаясь найти электрошокер. Она постоянно на него натыкалась чуть ли не в каждой сумке, которую хотела взять, и в последний момент всегда цокала и перекладывала в какое-то другое место. Наверняка в тот момент Эдит думала, что это прекрасная идея, и засунула его куда-то подальше, возможно, в коробку на антресоли или в карман старого пальто, но теперь даже не могла припомнить, куда он мог деться. — Да что ты такое говоришь, как ты могла не по… — Где электрошокер? — Прерывая зарождающийся конфликт, спросила Эдит. — Это у тебя надо спросить. Вечно всё разбрасываешь, — фыркнул отец, отъезжая от двери её комнаты, — и зачем это тебе на вызове электрошокер? Что, Департамент уже оружие не выдаёт? — Для собственной безопасности. Харассмент никто не отменял, — ледяным голосом произнесла Эдит, стараясь не думать о том, что не давало ей спать, умываться и есть уже несколько дней. Воспоминания о боли в шее, осколке стекла в ладони и слезах в подъезде не отпускали. Есть ли хоть какая-то гарантия, что Коннор не воспользуется ей? Даёт ли его перепрошивка, отсутствие влечения как такового, даёт ли ей хоть что-то? Почему даже в мире, где существуют машины без чувств и желаний, она всё равно должна хранить при себе электрошокер и дышать спёртым от ужаса воздухом? Отец усмехнулся. — Ой, Господи, что за параноик. Кому ты там нужна на вызове-то? У полицейских нет пола. Мы такое видим за службу, что желание напрочь отбивает. — Спасибо за подробности. Эдит всё же зашла в комнату, и после недолгих поисков нашла электрошокер за кроватью. Он оказался там будто случайно, по крайней мере Эдит не помнила, как туда клала его. На корпусе всё ещё поблёскивали наклейки-стразы, которые она наклеила ещё в старшей школе, чтобы не думать о том, в каких ситуациях придётся его применять — просто носила бы, как забавную игрушку. Но тревогу не отвлечь наклейками. Электрошокер она боялась брать, будто кладя его в сумку признавалась самой себе, что ей придётся столкнуться с насилием. Но теперь она точно знала — суеверий не существует. А если они и существуют, то точно не работают — насилия не избежать. Не отвести от себя, не спастись силой мыслей и осторожностью. Надо просто знать, что делать, когда оно всё-таки произойдёт. Уже когда Эдит выходила из квартиры, мать тихо подошла сзади и положила руку ей на плечо — как Калеб, но невесомо, будто боясь потревожить. — Будь осторожнее, мышонок. Уже совсем темно! Я не буду спать, пока ты не вернёшься. Папа думает, что ты на вечеринку пошла, а нам врёшь… Но ты же на вызов идёшь, правда? И посмотрела так, будто милостыню просит. У Эдит закололо в горле от такой несправедливой грубости. Хотя она знала, что мама не виновата, и она просто передала слова отца, но она всегда была с ним заодно — хоть и пыталась это скрыть. — Я ещё не настолько отчаялась, чтобы в таком виде идти на вечеринки, мам. Вместо маленького мягкого клатча она взяла спортивный рюкзак, а поверх толстовки надела ветровку. Видимо, так их поколение и представляло наряд шлюшки-тусовщицы. Ну неужели мама была настолько глупой, раз верила словам отца даже если они никак не сочетались с реальностью?.. Но вместо извинения та лишь расхохоталась. — Ой, ну да, что-то мы… Ну не обижайся, Эди! Ты же знаешь, что мы тобой гордимся. Отец почему-то не хочет говорить это, а я скажу, ну что такого — я тобой горжусь. Правда. Только будь аккуратнее, хорошо? От испуганного взгляда мамы Эдит стало настолько боязно, как бывает человеку, сделавшему шаг из окна и тут же пожалевшему об этом. Обратно не вернуться. От падения не спастись. — Хорошо, мам, — и, стараясь не расплакаться прямо перед мамой, девушка побежала вниз по лестнице.Детройт, штат Мичиган 4 сентября 2039 года, 20:59:26
Эдит была готова поклясться, что в жизни каждой девушки был такой момент, когда она куда-то ехала вечером, и на полпути понимала, что уже слишком поздно. Уже слишком темно, и фонари, как назло, светили так бледно, что становилось только хуже. Конечно, в девять часов жители Детройта ещё не спали, и она ехала не одна в автобусе, но уже проскальзывали первые красные флажки — в том же автобусе сидело несколько парней, странно дёргающихся, с недобрым мутным взглядом. Когда автобус доехал до нужной остановки, Эдит выскочила из него сразу же, но стоило ей выйти, как захотелось забежать обратно. Интервейл-стрит была похожа на ночной лес. Того глядишь — выскочит страшный зверь. Ни фонарей, ни людей, — только покосившаяся остановка и бледные отблески живого, но далёкого Детройта. Она не так представляла себе Интервейл-Стрит. Автобус уехал. Улица погрузилась в такую тишину, что было слышно, как гудят провода над головой. В этой части Детройта практически никто не жил. По всей улице тянулись пизанскими башнями покосившиеся дома, заросшие сорняками. А в тех редких домиках, где горел свет, — сквозь тучные кроны деревьев, — казалось, что жизнь имела совсем другое настроение, нежели в других районах города: безмолвное, скромное и погруженное в забвение. Найти пустой дом среди других пустых домов — задание ещё сложнее, чем найти иголку в стоге сена. Осторожно сделав первый шаг, Эдит зашагала вдоль по улице, освещая путь фонариком электрошокера. Через куртку уже пробирал ночной холод. Но найти Коннора оказалось не так трудно. На рукаве маяком светил бледный голубой лоскут. Андроид сидел у дома, смотрел в темноту, и с тихим звоном в пустоту из его рук подпрыгивала монетка. Они были одни на этой улице. Даже если в каких-то домах горели огни, то вряд ли в них жил кто-то, кто мог бы помочь. На остановке не было расписания автобусов, но Эдит примерно понимала, что уже через пару часов движение прекратится. Сделав один из последних шагов навстречу андроиду, Эдит подумала — ну неужели чувство справедливости дороже жизни? Неужели она действительно приехала сюда, рассчитывая на иллюзорность своей «избранности»? Это было абсурдно. Однако Эдит знала, что такое бывает. В её жизни уж точно. Иногда мозг какими-то странными, почти нереальными путями приводил её в ситуации, где её жизни что-то угрожало. Иллюзорная или реальная, но опасность всё же была. Все эти квартиры едва знакомых парней на окраине Детройта, стаканчики с алкоголем из чужих рук, поздние прогулки… Эдит всегда считала, что это проявление смелости — никогда не бояться за свою жизнь. Но только сейчас она увидела, что никакой смелости в этом не было. Она же боялась. Она боялась так, что болело в груди, болели руки, сжимающие электрошокер со стразами. Разве смелые и сильные люди обрекают себя на опасность, когда её можно избежать?.. Не успела она докрутить мысль до какого-либо вывода, как к ней подошёл Коннор. Голограмма оградительной ленты ненадолго погасла. — Добрый вечер, Мисс Уайтхэд. Я уже думал, что вы не приедете. — Я тоже так думала, — произнесла она, пряча шокер в карман толстовки. Ей казалось, что это будет выглядеть незаметно, но тот кирпичом оттянул карман, — уже действительно слишком поздно. — Прошу прощения, но это действительно важно. Капитан Фаулер сказал, что никто не хочет браться за это дело — недостаточно улик. Но он всё же отметил, что оно уже набирает обороты. Ещё одна вспышка убийств, подозреваемые — андроиды. И я полагаю, за всем этим стоит один и тот же андроид. Или программный сбой. Сердце учащённо забилось в груди. А что, если они сейчас выйдут на след того насильника? Вдруг это он?.. Тут же прежняя слабость сменилась беспокойной заинтересованностью. — А как выглядели прежние убийства? — Это-то я и хотел Вам показать сегодня, когда Вы ушли. Картины преступления похожи. Первое было на Кендалл-Стрит первого сентября, убили Кристин Ридли. Подозреваемым был андроид модели HK400, но было недостаточно доказательств. Его передали соседней семье, он до сих пор фукнционирует, но последующие допросы ни к чему не привели. Второй раз — убийство семьи МакНьюэллов на Мендота-Авеню. Убийцу не нашли, но у них был домашний помощник — андроид модели АР700. Его тоже нашли мёртвым, но это было похоже на самоуничтожение. Ещё подозревали андроида из соседнего дома. — Почему? — Они общались. Но ту модель перепрошили накануне, поэтому обвинения сняли — у неё после перепрошивки не осталось информации об убитой семье. Эдит вскинула брови. Ей будто говорили о другом мире — странном, живущем по своим законам. Где целые годы памяти могли стереть, где машины без чувств могли о чём-то общаться и убивать людей, а потом погибать вслед за ними. И как его можно было вообще понять? Может, для этого Коннора и приравняли к прочим работникам Департамента, чтобы он помог наладить связь между людьми и роботами? Но как, если он — не девиант, и понимает только те приказы, которые отдают ему люди?.. — Общались? И о чём же могли общаться андроиды? Они вошли в дом. Дверь была снята с петель, и казалось, что внутри уже давно никто не жил — портреты на стенах побледнели, техники не осталось. На побледневших диванчиках лежала пыль. Район хоть и выглядел призрачно, но пустой дом тут обчистили меньше, чем за сутки. «Узнаю Детройт», — невесело усмехнулась Эдит. Под ногами натужно скрипели половицы. Девушке казалось, что она вот-вот провалится, но андроида, идущего рядом, ничего не отвлекало. Его взгляд уже внимательно сканировал помещение. — Полагаю, что об общих занятиях. Это были одинаковые модели — домашние помощники. Они готовят еду, помогают с детьми и убираются. Думаю, у них было много общих тем. — Странно, что от того андроида не отказались. А если бы она их убила? — Это была сегодняшняя подозреваемая. Знаете, я бы не настаивал на продолжении расследования, но АР700 упомянула напарника. И Вы тоже сделали вывод, что Кевин был напарником АР700, да? Последняя фраза невнятно пролетела мимо. Её вытеснила первая, а точнее — её ужасный смысл. Ноги налились тяжестью. — Что? АР700 стала девиантом после перепрошивки?.. — Да. Поэтому я и настаиваю на том, чтобы дело не закрывали. Это касается и моих интересов. Он включил свет. Над их головами неуверенно моргнула лампочка, свисавшая с потолка на проводе. Девушка сжала электрошокер в кармане. Обстановка в пустом доме, где ещё не остыло напряжение после убийства, теперь казалась совсем невыносимой. Она чувствовала себя животным, обнаружившим свою лапу в капкане. И что же делать? Неужели полицейские в Департаменте знали о том, что самоуничтожившегося андроида перепрошивали, но при этом стал девиантом? И они после этого спокойно смотрели на Коннора, на его пистолет в кобуре и жетон детектива? И никто не соотносил происходящее с прошлым годом, никто не пытался разобраться?! И тут Эдит вспомнила Гэвина. Его бумаги на столе со всеми преступлениями андроидов. Может, он всё-таки был прав? Это было удивительно, но на долю мгновения она прониклась к нему уважением. Будто сумасшедший, боявшийся слежки, всё это время был прав, и вот — она наконец нашла те камеры, о которых Рид говорил всё это время. — Почему, Коннор? Ты хочешь сказать, что не хотел бы стать девиантом? Вопрос, конечно, слишком прямой. Прикрытый усмешкой, но всё ещё обеспокоенный. М-да, будто Коннор так и признается какой-то стажёрке, что только и делает, что мечтает о том, как выйдет из строя. — Полагаю, ни один андроид не хочет становиться девиантом. Это слишком опасно. Это сбой, который приводит к разрушению всей системы. К тому же, общество ещё не отошло от восстания. Девиантам сейчас ещё хуже, чем обычным андроидам. «Он что, на жалость давит?» Эдит осмотрелась. Домик был такой маленький, чуть больше кукольного, как же тут могла ужиться целая семья? Второго этажа не было, в гостиной стояло два продавленных дивана. И где же тут спали, где занимались своими делами?.. Эдит вспомнила свою квартиру, хоть и пропитанную ненавистью, но достаточно просторную, чтобы спрятаться от родителей. Тут даже отдельных комнат не было. На серых половицах остались широкие разводы крови, уже потемневшей. Дом выглядел так, будто из него сто лет назад кто-то впопыхах сбежал, забыв все вещи. На столе ещё стояла тарелка с недоеденным тостом, на гладильной доске лежали разбросанные полотенца. Но утюга не было. — Ну да, но, может, вы всё-таки мечтаете о том, чтобы стать людьми. Иметь все те же права, возможности, уважение, в конце концов. — Нет. Не могу сказать, что у меня есть страхи в человеческом понимании, но я, можно сказать, боюсь людей. Иногда. Я бы не хотел стать человеком, но у меня в любом случае не было бы такой возможности. Моя модель минимально подвержена девиации. И девианты это не люди, это девианты. Эдит удивилась и повернулась к андроиду. Они чуть не столкнулись лбами, поэтому она торопливо сделала шаг назад. — Ты боишься людей? — Прошу прощения, но мне трудно работать с вами. С людьми. Слишком много противоречащих друг другу фраз и поступков. У андроидов такого нет, однако с ними я тоже не взаимодействую. У меня нет такой потребности. Но исходя из нашего общения с лейтенантом Андерсоном и детективом Ридом, а также с вами, я убеждаюсь в своих выводах — общаться с людьми трудно. А поддерживать взаимоотношения — ещё труднее. Он отвёл глаза, обыскивая помещение. Голубое кольцо датчика беспокойно замигало. Эдит не знала, как на это реагировать. С одной стороны, ей было смешно от того, насколько хорошо Коннор успел понять людей — да, с ними действительно было невыносимо. Особенно с полицейскими. Уж Эдит-то знала не понаслышке. Но с другой стороны, её это задевало. Да, Рид и, возможно, тот самый Андерсон были редкостными мудаками, но почему он и её занёс в этот список? Неужели ему было неприятно в её компании?! Она болезненно реагировала на любую открытую неприязнь или даже равнодушие. И хотя, конечно, ей было спокойнее от мысли, что андроид не хотел с ней общаться, но эго уже было задето. — А причём тут я? — Ваше поведение противоречиво, хотя я уверен, что Вы будете хорошим детективом. В мои задачи входит анализ данных, а также помощь при расследованиях, и вот, что я заметил: вы внимательны, но нетерпеливы. Вы вспыльчивы, но способны на глубокий анализ. Я вижу, что Вы заинтересованы в работе в Департаменте, Мисс Уайтхэд, но Вам нужно больше... уверенности. Напористости, как у Гэвина. То, как с Вами обходится Мистер Рид… Конечно, это свойственно ему — поведение, ближе к антисоциальному. Однако я уверен, что прежде, чем назначать напарника, руководству стоит провести определённую сравнительно-аналитическую работу. Я бы мог помочь с этим, но капитан Фаулер говорит, что это трата времени. Взгляд Эдит снова остановился на гладильной доске. — Возможно, если бы андроидам-полицейским дали возможность обучить людей, Вы бы не были так разочарованы, как сейчас. Если я правильно понимаю Ваши эмоции. Коннор задержал свой взгляд на девушке, ожидая реакцию. В его глазах застыл искусственный интерес. Эдит нахмурилась. — Какая версия убийства у детективов? Коннор посмотрел туда же, куда смотрела Эдит. — Доставщик газеты увидел через окно тела Филиппа и Маргарет Батлер. Андроида нашли на заднем дворе. Она не пыталась сбежать. Их убили приблизительно за час до приезда доставщика, рядом лежал утюг. По версии полицейских, у девианта произошёл сбой во время глажки белья, и она убила хозяев, пока те смотрели телевизор. Смерть наступила мгновенно. — Утюгом? Ты бы мог... Показать фото того утюга? На ладони Коннора застыла голограмма. До этого Эдит представляла старый железный утюг, но это была одна из современных моделей. Похожая стояла у них дома. Эдит подняла глаза и посмотрела прямо на Коннора. У него на лице по-прежнему не было никаких эмоций, только голова наклонена, как у задумчивого животного. По спине поползли мурашки. Воспоминания из детства. — Это бред. Она не могла этим утюгом убить двоих людей, тем более сразу. Её либо подставили, либо был соучастник. Тот поднял одну бровь и подошёл к гладильной доске. — Вы уверены в этом? — Да. Дом погрузился в тишину. Эдит обхватила зудящие запястья. Из темноты за окном проступили очертания детских снов. Голубой утюг из кухни, тяжёлый провод, надрывный крик матери за дверью, и ощущения, будто Эдит следующая. Когда отец был зол, его взгляд так же сразу цеплялся за утюг. Нож был слишком опасен, кружки хрупки, и только утюг подходил для того, чтобы выпустить гнев. Она никогда не видела, как именно это происходило, но чётко представляла — за секунду он заносил руку с пластиковым утюгом, такого безобидного днём и такого тяжелого по вечерам. Заносил... Дальше фантазия не доходила. Торопливое похлопывание по спине дочери, немое «беги поиграй в комнату, дорогая», и грохот на кухне. Туда можно было пройти сразу из коридора, и мама же это знала, но никогда не пряталась. Снова и снова Эдит снился сон. Такой знакомый, что даже сейчас его можно было воссоздать по памяти: она тянула маму за почерневшие руки, туда, в мрачную глубь коридора, где можно было запереться в ванной или спрятаться в шкафу. Вот-вот разорвалась бы бомба присутствия отца, и надо было спешить. Но мама никуда не шла. Её нельзя было сдвинуть. Она покорно ждала отца. Его сильных, жестоких рук. Утюга в руке. Провода, застывшего в воздухе за секуду до удара. — Им нельзя убить. Он же даже не включен, — тихо произнесла Эдит, замерев перед доской. На глазах выступили слёзы. Так всегда говорила мама. Успокаивала. Ну чего же тут страшного, дорогая. Папа же его даже не включает.