Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 11:09:42
Влюбиться в кого-то на работе Эдит боялась ещё со времён Академии. Тогда же она поняла, что влюбляться в кого-то, кого ты видишь каждый день и от кого не получится просто так уйти, а уж тем более — заводить отношения — самая идиотская и мазохистская в мире затея. В Академии были её первые отношения. В школе — всё неудачные влюблённости, хотя тогда уже, подсознательно, она берегла себя от боли и не заглядывалась на тех, кто всегда был рядом. Так легко было фантазировать о самых красивых старшеклассниках, молодом преподавателе физики и поп-певцах — это была её безболезненная территория, слишком далёкая от реальной жизни. Остатки разума, не затуманенные влюблённостью, всегда помнили, что этим романам не бывать. Старшеклассник, в которого она была влюблена два года, в итоге оказался геем и переехал в другой штат. Преподаватель физики был женат и слишком увлечён физикой, отчего к Эдит, понимавшей задачи через раз, испытывал что-то среднее между презрением и жалостью. Но влюбиться в таких недоступных людей — значит, разрешить себе жить в фантазиях больше, чем в реальном мире. Все эти мысли, мечты и обсуждения с подружками идеально заполняли пустоту в сердце Эдит, которую она чувствовала чуть ли не с детства. Этой пустотой было ощущение, что, если Эдит ни в кого не будет влюблена, то ей придётся столкнуться с реальными проблемами. Со своими чувствами и мыслями о будущем. А боль от того, что какой-то там мальчик, не знающий даже её имени, флиртует с другой, была более понятной и будто ненастоящей. Эту боль можно было дозировать, а если надоедал один выдуманный роман, то Эдит легко могла переключиться на другой. К тому же невзаимная влюблённость была отличной отговоркой для всего на свете. Например, для постоянного ощущения собственной никчёмности и одиночества — всё это списалось бы на то, что нужный мальчик не хочет идти с Эдит на свидание. А потом случилась Академия. Первые отношения почему-то стали единственными. Его звали Алекс Финч, сами отношения длились полгода — официально — и ещё два года они с Эдит то сходились, то расходились. Она потеряла счёт времени и в какой-то момент устала думать о том, что между ними происходило. А между ними всё это время была лишь неотвратимость совместной учёбы, потому что, как только Академия закончилась, они будто по щелчку пальцев забыли друг о друге. Ну, Алекс точно забыл — он не писал, не ставил лайки на её фото в «Инстаграме» и, что самое обидное, вообще забросил свою страничку. О том, что он жив, Эдит могла узнать, лишь просмотрев все истории его друзей, чем она периодически занималась, а потом поспешно их блокировала, чтобы они не видели её в просмотревших. И что-то в этом тоже было от невозможных школьных романов, будто её ровесницы таким не занимались и вообще жили более адекватную жизнь, выходя из любых отношений легко и осознанно. Боль от реальных отношений с их затянутыми и глупыми драмами ударила куда сильнее, чем все предыдущие мечты. Иногда Эдит казалось, что это он во всём виноват — этот двухметровый, очаровательный мудак с веснушками на щеках и смеющимися глазами. Виноват его характер, похожий на Калеба, эта вежливость на грани с вечной преданностью. Виноваты полутона, которые не давали очнуться. И в том, что Эдит потом видела эту мерзкую черту во всех остальных парнях, тоже был виноват он. Он подсветил, что большинство парней воспринимают отношения и всё, что на них похоже, как шутку. Как место, где люди очень схожи с андроидами, потому что лишены эмоций и привязанности. И оказалось, что только девушкам рассказывают легенды о построении семьи, серьёзных намерениях и мыслях о будущем. Парни всё это время выстраивали параллельную философию, где никто никому ничего не должен. И те полгода, что они с Алексом были вместе, он ещё воспринимал вовлечённо, а потом — устал. Сбежал от перспективы чего-то серьёзного, как от маньяка. Будто в какой-то момент Эдит могла взять его в заложники и запретить вспоминать о том, что он когда-то был счастлив. Её это впечатлило. Настолько, что после этих отношений Эдит решила жить по той же схеме. Ничего серьёзного, тем более — влюблённости и романтизации. К чёрту это всё, эти правила, которые только отдаляют женщин от счастья и понимания, как вести себя с парнями. Она решила играть по их правилам, и это оказалось невыносимо — на самом деле, когда Эдит отвергала ответственность, где-то закрывалась дверь в счастье и спокойствие. Но она решила, что по-другому ничего не работает. Пусть парни считали её легкодоступной — сами они были не лучше, и разводить их на секс благодаря этому становилось даже легче. Эдит улыбалась от этой мысли, думая, что здесь и заключается доказательство её превосходства. Но душу втайне грызла зависть к девушкам, не мыслившим столь жестокими категориями. И вдобавок ещё счастливым в роли, которая для Эдит обернулась позором. Ей уже почти комфортно стало от мысли, что она никого никогда не полюбит взаимно. Никто не увидит её, Эдит, достоинств и сильных сторон, но и слабости тоже останутся при ней. Она посвятит себя работе так же отчаянно, как когда-то посвятила учёбе и в итоге стала одной из лучших студенток Академии. Найти любовь — это привилегия, а не обязанность каждого человека, думала тогда Эдит. А потом заметила, как красиво выглядела спина Коннора, пока шла сзади к дому Джонсонов, и улыбнулась. Это было невыносимо. Это означало, что весь её прогресс в отрицании влюблённости больше не имел никакого смысла. Вчерашняя встреча периодически вспыхивала какими-то отрывочными кадрами, будто это действительно был сон. Или представлениями Эдит об истории, которую она где-то подслушала. Она вспоминала, как непривычно чужие руки касались её шрамов, пока ехала в автобусе — и тут же по плечам бежала холодная морось. Вспоминала поцелуи, пока ехала в лифте Департамента. И сейчас, пока Коннор твёрдо шагал к дому Джонсонов, Эдит понимала, что должна была думать о задании, о том, что за дверью может быть всё, что угодно, и, может, она опять получит какое-то ранение, но она смотрела на прямую спину перед собой, и жар сам приливал к щекам. Унизительное чувство слабости, которого она так долго избегала. Но знала, что рано или поздно оно её догонит — и теперь оно ощущалось, одновременно и стыдом, и счастьем, будто дальтонику впервые дали посмотреть на мир во всех красках. Эдит не могла не думать о том, что она уже давно подозревала о красоте Коннора. Как минимум потому, что один раз уже видела его образ во время секса с другим. Что это, если не подсознательное желание? Но было ли что-то помимо этого? Раньше она думала, что ей просто интересно наблюдать за мимикой, похожей на человеческую, но при этом немного отличной. Как иногда он делал что-то естественное и простое, например, проводил по волосам ладонью, убирая их с лица. Или задумчиво следил за Эдит, пытаясь понять, как же ужиться и работать с этой безумной девушкой, в которой одновременно умещались все человеческие недостатки. Неужели всё было так просто? Неужели цена её симпатии — пара комплиментов и внимательные взгляды? Что же было в Конноре такого, что не удалось найти ни в одном парне? Почему от них — бежала, а к роботу прониклась? А главное — что он нашёл в ней?.. — Эдит, всё в порядке? — Коннор остановился и обернулся, видимо, заметив, что она вела себя необычайно тихо и послушно. Та сморгнула пелену задумчивости — и опять воспоминания о том, какие его губы на вкус — и подняла голову. — Да, вполне. А что? Он наклонился и небрежным жестом убрал прядь волос за ухо с той стороны, где потихоньку затягивалась рана на виске. — Скорее всего, там андроид, и по моим расчётам, он один. Вероятность успешного задержания около семидесяти пяти процентов. В случае, если это модель НК400, он не сможет дать отпор. Если его задержишь ты, то твоя репутация в Департаменте возрастёт. — Ну, про Александру Голайтли я так же думала… — Усмехнулась Эдит, чувствуя, как стеснение сковывает её тело. — Ты шла сюда одна, не рассчитывая, что я буду рядом. Ты можешь это сделать, Эдит. Тебя же задевает быть в тени напарника, не так ли? Так выходи из неё. Эдит закусила губу. Она хорошо помнила все свои провалы. И допрос, где андроид самоуничтожился на её глазах, и дом Александры Голайтли, и чуть не запачканный кровью из носа чужой дом, а потом — избитого бездомного. Работа в полиции началась с позора. И больше всего Эдит хотелось избавиться от ощущения, что она так и осталась лузершей, попавшей по счастливой случайности к профессионалам. Но в мыслях всё было проще — она видела, с какой лёгкостью и усмешкой коллеги выполняли работу, как в них оставалась индивидуальность и жажда жизни, будто они не преступников задерживали, а на пляже отдыхали. Эдит так не могла. Её привычка всё анализировать, рефлексировать и погружаться в ситуацию, одновременно желая отстраниться от неё, всё портила. Но не думать было невозможно… — Иди. Я рядом, страхую тебя, — Коннор коснулся плеча напарницы и отошёл. Эдит сглотнула. Эти осторожные, будто случайные, жесты вообще не облегчали задачу. Но с другой стороны — можно подумать, в Департаменте никто больше не был влюблён. А как же Мелисса и Коул? Ладно, не самый яркий пример… А как же Кэйтлин и её любовь к Гэвину? Хотя, может, её чувства лежали не так далеко от чувств Эдит к Гарри Стайлсу в старшей школе по уровню реалистичности?.. В любом случае, Эдит не единственная испытывала чувства на своей работе. И это была не отговорка. Поэтому, тяжело вздохнув, девушка прикрыла глаза, а когда их открыла, то уже не думала о Конноре за спиной, его лице и касаниях. Она была на работе. На первый стук никто не вышел, но Эдит этого и не ждала. На второй, более настойчивый — тоже. Тишина. — Полиция Детройта, откройте, — произнесла Эдит, постучавшись ещё раз. В груди разгорался гнев и обида. Почему? Почему именно сейчас она опять сталкивалась с идиотской ситуацией, да ещё и под взглядом Коннора?! «…признаюсь, не учёл, что забор у Джонсонов настолько низкий. Задний двор можно осмотреть и без проникновения на частную территорию». — Оставайся здесь. Эдит произнесла это, не глядя на Коннора, и быстрым шагом пошла к заднему двору. Логика, доносящая доводы без слов, подсказала, что андроид может попытаться уйти. А это точно был андроид. Именно он и обнаружился на заднем дворе. Они пересеклись взглядами — угловатый, будто подросток, парень в растянутой кофте и джинсах. Его глаза расширились, и он шатко попятился к двери в дом. — Стой! — Крикнула Эдит, вцепившись в забор, — Стой, иначе мой напарник будет стрелять! Андроид замотал головой, застыв на месте, ища пути отступления. И теперь настала очередь Эдит удивляться. «Что за хрень? Это, что… Человек?» На загорелых висках с пушком светлых волос не было датчика. Неужели Коннор ошибся? Тогда кто это?.. Секунда её исступления стоила дорого и прошла слишком быстро. К дому подъехала машина, и, не доехав до парковки, притормозила. Громкий хлопок дверью и истеричный, высокий голос разрушили короткую тишину: — Что здесь происходит? Опять вы?! «Блять-блять-блять!» Эдит не оборачивалась на крик. Она всматривалась в незнакомца, в его нервные движения, в то, как в его худом теле боролись желание убежать домой и страх перед словами Эдит. Он смотрел на неё невыносимо — будто она была чудовищем, пытавшим его на расстоянии. Он безмолвно умолял о чём-то. О пощаде? О праве на побег? Из-за чего можно было смотреть так затравлено и безысходно? Бернадетт Джонсон подбежала к Эдит, и та отдёрнулась, выставив перед собой руку. — Мисс Джонсон, если Вы подойдёте ко мне ближе, то я буду вправе применить оружие. Оставайтесь на месте. Хотя эта фраза и звучала странно, учитывая, что кобура Эдит пустовала, Бернадетт она остановила. На её миловидном лице уже вспыхнули красные пятна, в глазах бушевал гнев. Она хватала ртом воздух, не в силах подобрать слова, но в итоге всё же выпалила: — Что вы тут делаете? Сколько можно нас терроризировать?! Она метнула взгляд в сторону парня на своём заднем дворе, и Эдит ожидала, что от жалкого зрелища с его участием её взгляд смягчится, но, казалось, его вид только больше разжигал её ярость. Что же случилось с той Бернадетт, что защищала андроидов нежным голосом? Только похожая одежда — бархатные штаны клёш и лёгкая блузка — напоминала, что эта фурия и та тихая, миловидная девушка — один и тот же человек. — Мы не хотим причинять вам вреда, — Эдит продолжала держать руку вытянутой, — мы лишь пришли, чтобы выяснить несколько… Деталей, касательно дела Кристины Ридли. И увидели этого молодого человека, пока Вас не было дома. Что Вас так тревожит, Мисс Джонсон? Раньше Эдит боялась только мужского гнева. Он был не просто опасен, а смертоносен — Эдит многое знала о случаях, когда мужчины убивали своих девушек, жён, дочерей по самым разным причинам. Мужчины в гневе были не людьми, а хищниками. Но к ежедневной агрессии с их стороны Эдит уже привыкла — её закалила и Академия, и отец, и Департамент. После общения со «Святой троицей» в лицах Джеффри Фаулера, Гэвина Рида и Аарона Уайтхэда её было сложно удивить, но после случая с Александрой Голайтли она стала бояться и женщин. Хотя понимала, что всегда могла бы дать отпор, но было что-то ужасное в мысли о том, чтобы ударить девушку, даже ради самообороны. Эдит привыкла их защищать. Привыкла всю жизнь защищать мать от отца и незнакомок от приставаний на вечеринках. Женская агрессия ощущалась как смешение двух совершенно разных миров. И перед Бернадетт, сжимающей кулаки, она была безоружна. В глубине души её всё ещё было жалко. Эдит даже хотелось добавить, что это всё — не специально. Они не хотели, просто так получилось… — Что бы Вам ни говорили до этого и о чём бы Вы ни договаривались, расскажите нам правду. Так будет лучше для всех. — Я не буду говорить без своего адвоката, — процедила Бернадетт. — Мы не на допросе, Мисс Джонсон. Пока что. Просто ответьте на один вопрос — кто этот молодой человек? В какой-то момент Эдит показалось, что они остались наедине — незнакомец так ничего и не сказал, Коннор не мешал выполнять Эдит свою работу. И, несмотря на неожиданное чувство страха, Эдит продолжала смотреть в глаза Бернадетт, держа её на расстоянии. В этом жесте было нечто магическое — он действительно создавал дистанцию, которую ни одна из них не могла нарушить. Бернадетт посмотрела на задний двор, потом в сторону машины. Бежать было бесполезно. Она медленно разжала кулаки, её нижняя челюсть задрожала. В эту секунду они стали очень похожи с тем незнакомцем — та же безысходность в глазах, нервная дрожь пронзила всё тело. Ноги подкосились, и она вцепилась рукой в забор. — Пожалуйста, не надо… Не трогайте его, умоляю вас! Как… Как Вы можете работать с напарником-андроидом и при этом так жестоко обращаться с другими андроидами? Зачем Вам это?! Эти слова кольнули Эдит прямо в сердце. Прозрачные голубые глаза Бернадетт увидели её насквозь. Это была точная женская интуиция, способная понимать других девушек без слов и знающая, какие болевые точки у них существуют. Лицемерие Эдит, видимо, оказалось настолько огромно, что даже незнакомка могла почувствовать его. И тыкнуть Эдит в него прямо носом. «Но это же бред. Как можно сравнивать преступника и Коннора? Стоп, так это всё-таки андроид? А как?..» — Мисс Бернадетт, — ледяным голосом произнесла Эдит, — так это андроид? — Пожалуйста… — Послушайте, мы здесь не для того, чтобы уличить Вас в чём-то. Я понимаю Ваши эмоции и тревогу, понимаю, как Вы волнуетесь. Если Вам так проще — мы можем поговорить в Департаменте. Там будут камеры и возможность вызвать Вашего адвоката, но для этого нам придётся побеседовать и с этим андроидом, и с Вашим мужем. Если Вы пойдёте нам навстречу, то всем от этого будет лучше. Это безопаснее и для Вас, и для Вашей семьи. Сейчас, пока мы разговариваем на улице, может произойти всё, что угодно. Закон на Вашей стороне, мэм. В первую очередь мы заинтересованы в том, чтобы раскрыть убийство и обеспечить безопасность остальным гражданам. Если Вы уверены в своей правде — Вам нечего бояться. Бернадетт опустила голову. Эдит честно пыталась подбирать самые корректные и мягкие слова, но всё равно чувствовала себя отвратительно. Девушка напротив тихо всхлипнула и опять бросила взгляд на парня на заднем дворе. В этот раз Эдит не увидела, что было в этом взгляде, но чувствовала, что злость сменилась на отчаяние. Они оказались в ловушке. И Эдит следовало бы радоваться, но слова об андроидах всё ещё не отпускали её. Совсем скоро и она окажется в такой же ситуации. Если этот парень — но это же человек, где его датчик?! — и вправду андроид, а Бернадетт к нему так привязана, то Эдит понимает её чувства. Она понимает их так, как не понял бы никто другой. Вдруг этот парень в растянутой одежде и есть тот преступник, Кэвин, которого они искали? Или это Сэм? Может, это вообще одно и то же лицо?.. — Сэм, ты её слышал? Набери, пожалуйста, Джона. Ему надо приехать, нас вызывают в полицию.Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 13:51:00
Даже если бы Гэвина Рида не перевели в другой отдел, в этот день у него должен был быть выходной. Эдит знала, что не встретила бы его ни при каких обстоятельствах, но когда она шла на допрос Джона Джонсона — даже по имени становилось понятно, что этот человек не мог быть нормальным — ей очень хотелось, чтобы Рид видел этот момент. И хотя технически это был опрос по поводу дела Кристин Ридли, она знала, что сейчас они узнают что-то большее именно о Джонсонах и их андроиде. Хотя память помнила, как «удачно» прошёл допрос АР700 и уже не доверяла способностям Эдит. Зато доверял Коннор. А мнение аналитической машины ей было уже важнее собственной тревоги. Допрашивать Джона Эдит выбрала сама, по нескольким причинам. Во-первых, она чувствовала странную, зудящую злость к этому мужчине с тех пор, как они с Коннором посетили дом Джонсонов в первый раз. Он был слишком самоуверенным, слишком дёрганным и при этом ставил себя выше полицейских, относясь к их работе как к жужжанию мухи. Возможно, эта реакция так сильно разозлила Эдит, потому что девушка чувствовала в ней отражение своего страха быть неполноценным работником. Будто она просто пришла к папе на работу, а в итоге просидела там слишком долго, и её приняли за детектива. Во-вторых, его внешность слишком хорошо соответствовала его характеру, и Эдит будто издевалась над собой, когда рассматривала его слишком долго: низкая сгорбленная фигура, хаотичные движения, яркая одежда, оттенявшая зеленоватую кожу. Пока он распалялся в полицейской машине о неправомерности всего происходящего, периодически срываясь на визг, Эдит успела рассмотреть все его черты лица: и прыщи вдоль линии челюсти, и щетину, и даже несколько тёмных волосков между бровями. Будто настраивая себя, что она должна его ненавидеть. По коридору к комнатам допросов они шли в сопровождении охранника — того самого друга Коула, который присутствовал и при первом опросе. Пока всё было до пугающего символично. «Ну, надеюсь, хотя бы ты не убьёшься об стол, пока мы будем с тобой разговаривать». — Вы должны допрашивать мою жену, а не меня. Что это за тактика такая? Разве мужчин не должны допрашивать мужчины? — С чего Вы так решили? — Так правильно, вот и всё. — Интересная логика. Мы же не на допросе, мистер Джонсон, да даже если бы и были — Вы думаете, я должна буду вытягивать из Вас показания? Или мужчине Вы бы сказали правду, а со мной собираетесь увиливать? Не закапывайте себя. У меня, к слову, тоже нет интереса разговаривать с Вами дольше положенного, выпытывая информацию. Давайте же пойдём друг другу навстречу? Эдит так и хотелось добавить: «И не будем нести хуйню». То ли усталость так сказывалась на Эдит, — почти что бессонная ночь всё же дала о себе знать под середину дня — то ли близость к нервному истощению, но на Джонсона она уже не могла смотреть без желания расхохотаться. Они были почти одного роста, а сейчас, когда Эдит носила каблуки, Джонсон оказался даже немного ниже, и девушка всегда слишком откровенно удивлялась, когда видела настолько низких мужчин. Но верх бытовой комедии оказался достигнут, когда выяснилось, что никакого адвоката — о котором и Бернадетт, и Джон упомянули раз десять за всю дорогу — у них не было. Когда Коннор предложил бесплатного адвоката от Департамента, видимо, догадываясь о стеснённых финансовых возможностях Джонсонов, те всё равно отказались. Джон бросил, что этот адвокат в любом случае будет на стороне полиции, и Эдит уже не смогла сдержаться от смешка, даже серьёзный взгляд Коннора не повлиял на неё. Они зашли в тот же кабинет, где мог бы быть призрак самоубившейся горничной. Девушка помнила, как на неё брызнула синяя кровь, и как вязко эта кровь стекала по пальцам, будто это Эдит и убила того андроида. Прошло больше месяца, а по ощущениям — так вообще несколько лет, но когда Эдит зашла в комнату, ей показалось, что запах горелой пластмассы так и не выветрился. Она глубоко вздохнула и села за стол. Джон нехотя сел напротив. — Ещё раз здравствуйте, Мистер Джонсон. Я напоминаю Вам, что мы здесь исключительно по делу Кристин Ридли, главным образом, потому что Вам передали андроида, подозреваемого в деле об её убийстве. Правильно ли я понимаю, что андроид НК400 до сих пор находится у Вас? Джон молчал, глядя исподлобья, как обидевшийся подросток. На стене мерно тикали часы, и спустя несколько секунд Эдит повторила вопрос. — Он до сих пор находится у Вас, Мистер Джонсон? Вы можете ответить односложно — «да» или «нет». Тишина в ответ. Эдит захотелось закатить глаза, но она сдержалась. — А Вы решили пойти по длинной дороге, да? Хорошо, я дам Вам время подумать. Хотя это странно, не находите — думать, когда всё, что от Вас требуется, это сказать правду. Когда представляетесь, тоже задумываетесь? — Вы издеваетесь надо мной? Это из-за Вас, детектив Уайтхэд, я в этой ситуации. У меня стресс. — Из-за меня? Мистер Джонсон, не я Вас просила забрать андроида, подозреваемого в убийстве. У всего есть последствия. Если Вы забираете ребёнка из детского дома, то потом странно было бы удивляться, что к Вам приходят органы опеки, не правда ли? Аналогия ясна? Это последствия Ваших действий. Их ещё называют «ответственность». — Хватит общаться со мной так, будто я идиот. — Вы можете сократить время нашей беседы. Ответьте — тот молодой человек, которого мы сегодня с Вашей женой видели на заднем дворе, и есть Сэм? Андроид, которого Вы решили… Спасти, правильно я понимаю? И который, как вы говорили ранее, погиб? И Джон, и Бернадетт, как по команде, замолкали, когда дело касалось Сэма. Вот и сейчас мужчина резко поджал губы, как только услышал знакомое имя. «Они уже давно знали, что это может произойти. Они что, реально в сговоре?» — На самом деле, этот вопрос чисто риторический. Ваша жена уже произносила его имя при мне. Но, может, это совпадение? Мистер Джонсон, чем больше Вы упрямитесь, тем больше себя подставляете. И Вашу жену тоже. — Я не понимаю, зачем Вам это, — сухо произнёс он, опустив взгляд на сцепленные в замок пальцы, — конечно, это Ваша работа, но Вы не понимаете… Вы всё видите со стороны детектива, которому нужно раскрыть для галочки это дело. А мы это видим со стороны человечности, со стороны людей, которые подобрали искалеченного человека, заблудившегося… — Андроида, мистер Джонсон. Вы подобрали андроида. Он сжал зубы и глубоко вздохнул. — Что и требовалось доказать. — Мистер Джонсон, — Эдит подалась вперёд, заглядывая в отрешённые глаза мужчины, — я понимаю, что это очень красивая сказка. Очень приятная правда для вашей скучной, повседневной жизни, где можно представить себя героями, спасшего жертву с серой моралью, оступившегося по незнанию. Я реально это всё понимаю, уж поверьте, мне ли не знать, как хочется быть крутым главным героем, работая детективом. Но на самом деле, ошибаюсь здесь не я, а Вы. Вы, позволившие машине затуманить ваш разум, внушившей, что она — жертва. Машина не может быть жертвой. Андроиды — те же тостеры, плиты и чайники, их задача — работать. И только потому что они похожи на людей, Вы решили их пожалеть. Что за этим стоит? Сексуальный интерес? Попытка отвлечься от брака, который Вам противен? — Перестаньте. — Это полиаморная история? Мистер Джонсон, Вы занимались с Сэмом сексом? Или Ваша жена? Например, у Вас на глазах? — Прекратите! — Мистер Джонсон вскрикнул, отпрянув от Эдит. Она сжала ладони. Что-то жгучее, давящее азартом изнутри, зародилось в её сердце в этот момент. Ей хотелось отомстить. Неважно, кому — себе, Гэвину, остальным сотрудникам, решившим, — по крайней мере, Эдит была в этом уверена — что она глупая малолетка, предавшая своего напарника. Она хотела, чтобы этот допрос прошёл по-другому. Не было ещё ни дня, а может, и часа, чтобы её мозг не возвращался к первому допросу, будто там было что-то, что сломало её. Те события возвращались к ней во снах, кадрами возникали днём прямо перед глазами. Она помнила, как её уверенность точно так же азартно и кипуче наполнила грудь, а потом, как пена, быстро осела. И именно перед глазами тех, кто и так смотрел на неё свысока. И Эдит знала, что все ошибаются, что даже у профессионалов случались ошибки, а ей лишь не повезло столкнуться с этим так рано, но её не устраивали успокоения. Ей нужен был результат. Каждый день она прокручивала тот допрос, крутя его, как кубик рубика, пытаясь понять, где же совершила ошибку. С каждым днём воспоминания становились всё мутнее, напоминали полузабытый сон, но Эдит не сдавалась, и в какой-то момент решила, что её главным проколом была мягкость. В голове вертелась мысль, что если зайти с необычной стратегией — жалеть преступника для Гэвина или Коннора было дикостью — то сможет обмануть систему, подобраться к чувствам обвиняемой, но в этом Эдит ошиблась. Если они уже оказались в комнате допросов, то значит, была причина. Было что-то, что не сгладила любовь их близких и мирная жизнь, что-то, пробившееся через них. И это что-то там появилось именно потому, что не было никого, кто мог бы обнаружить это раньше и вырвать сорняк. И Джон был не просто человеком, а шансом исправить ту ошибку. Ради чего и надо было довести его. — Вы можете прекратить это, — Эдит продолжила напирать, — подумайте о Вашей жене. О Сэме. Их сейчас опрашивает мой напарник, андроид, и, поверьте, это не Ваш милый парень, а машина, созданная для допросов. Ему чужда наша мораль. У него есть только одна цель — добраться до правды. Он закусил губу, взгляд забегал по пустой комнате. — Сдавайтесь, мистер Джонсон. У вас есть только одна опция — рассказать мне правду. Почему Вы сказали, что Сэм мёртв? И… Где его датчик? На секунду сердце Эдит испуганно сжалось, потому что она подумала — а что, если всё это время она копала не туда, а этот Сэм был не андроидом, а человеком? Обычным человеком, тёзкой того андроида, который ожидаемо испугался от вида полицейских?.. «Уже нельзя отступать, Эдит». Эти слова в её голове прозвучали голосом Коннора. — Если бы изначально не врали, то не сидели бы здесь, — холодно произнесла Эдит, — сейчас, если что-то вскроется, то Вы и Ваша жена будут считаться соучастниками, покрывающими преступника. Что Вы пытаетесь скрыть? Вы уже прижаты, всё, бежать некуда. Ну же, говорите. Или Вам нравится мысль, что Вашу жену там пытают? — Что?! — Долгий, изнурительный допрос от андроида можно сравнить с пыткой. На фоне Коннора я ангел, честно, — она мрачно улыбнулась, — и Вы сейчас своим молчанием и увиливанием продлеваете страдания Вашей жены. Вы же знаете, что у неё не самая крепкая психика. И если у неё уже случился нервный срыв, то и часть Вашей вины там есть. На моём первом допросе андроид разбила себе голову из-за психологического давления. Как Вы думаете, человек на такое способен? Ваша жена способна на такое? — Хватит! Боже, Вы так говорите, будто он убийца! Нет, нет! Это был несчастный случай, но вы, вы все, кто не знает его, решите, что всё было подстроено! Но он не убийца! Пожалуйста… Детектив Уайтхэд, услышьте меня, хорошо? Пожалуйста, отключите эту вашу детективную часть и вслушайтесь, поставьте себя на его место, на наше место, поймите, там была трагедия, я понимаю, честно, что он… Он не должен был это делать, но он не мог… Он не мог иначе! Пожалуйста, помогите ему! Эдит показалось, будто где-то в другой комнате дёрнули рубильник, и Джон, как по команде, полностью изменился. Это объединяло его с Бернадетт, делало похожим на неё, будто это были не просто муж и жена, а родственники. Но что-то жуткое было в этом резком изменении: Джонсон обмяк, из узких глаз покатились слёзы, его затрясло. Эдит почувствовала, как тревога невидимыми волнами распространилась от его трясущихся рук к её разуму, вовлекая в это состояние. Он попытался вздохнуть, икающий звук вырвался из его груди, и она резко схватила его за руку. — Мистер Джонсон, я здесь, — она снова заглянула ему в глаза, — дышите, да, вот так, вдох и выдох, дышите. Я Вас слушаю. Он зажмурился, как ребёнок, и медленно выдохнул через нос. Эдит убрала руку, неприятный холод его кожи передался и ей. — Сэм был влюблён. Да, это девиация, и он сам это понимал, но чёрт возьми… Даже люди не могут это контролировать! Они сошлись. Его била хозяйка, издевалась над ним, но почему-то на её преступления все закрывали глаза, просто все! И полиции было насрать ровно до того момента, пока с ней самой что-то не случилось! Поймите, детектив Уайтхэд, она была монстром. А они… Они просто хотели сбежать. Это преступление? Я считаю, это было их спасением. Его девушку тоже били. Я видел эти раны, это… Это ужасно, меня тогда тошнило от ужаса. Это всё происходит прямо перед нашими глазами, и перед вашими, но правосудие только номинально пытается защитить андроидов. Это новое рабство, и, видимо, кому-то выгодно, чтобы эта эксплуатация была… — Мистер Джонсон, не отходите от темы. — Чёрт… В общем, они хотели сбежать. У них был план, никакого насилия, он не… Он не планировал. Но потом выяснилось, буквально накануне, что друг этой девушки напал на неё. Приревновал, представляете? «Только любовного треугольника в этой истории не хватало». — Что за друг? Это был человек? — Андроид. Он попытался её изнасиловать, и если бы не Сэм… Джон притих, сжав зубы. Его взгляд опять упёрся в напряжённые, костлявые пальцы. — То что? — Там несчастный случай был… Он не рассчитал… Он притих, и его нижняя челюсть опять задёргалась, готовая к плачу. Эдит странно себя чувствовала, глядя на посеревшего Джона Джонсона — с одной стороны, ей было его даже жаль, но пожалеть его сейчас означало бы проиграть. Он бы купился на эту заботу, подумав, что рассказал достаточно, но она только-только приближалась к той части расследования, которая началась ещё месяц назад. Она не могла сейчас остановиться. — Не рассчитал что? — Это была самооборона. Он не рассчитал силу. — Поняла Вас. И что потом? В этот момент, как Вы думаете, Мисс Ридли ещё была жива? Он нехотя кивнул. — Была. Она узнала об этом, была вне себя от ярости. Она напала на него, и, понимаете… Это такое нелепое совпадение, я понимаю, в это невозможно поверить… — И он тоже превысил самооборону? Эдит невольно приподняла одну бровь. Это действительно звучало как бред, но, судя по реакции Джона, он в это искренне верил. Хоть и понимал, как всё выглядело со стороны. — Это то, что он Вам рассказал, да? Джон ещё раз кивнул, всхлипнув, как ребёнок. Эдит не знала, что мужчины могли так плакать — взахлёб, задыхаясь и сокрушаясь, при этом причиной слёз была всего лишь история андроида. Да, трагичная, но неужели настолько?.. — Мистер Джонсон, это, действительно, очень трогательная история. А почему Вы так сильно ему доверились? У Вас не было оснований не доверять ему? — В первую очередь им прониклась Бернадетт. Я, честно, не верил в такие совпадения, но у моей жены очень сильная интуиция. Она тоже своего рода детектив, она людей насквозь видит. И если поверила она — значит, у меня нет поводов сомневаться. Эдит кивнула. — А почему Вы сказали о том, что он умер? И, всё-таки, что с его датчиком? — Мы знали, что рано или поздно за ним придут. И он это чувствовал. Он сам что-то сделал с датчиком, мы… Мы не смогли бы. Честно. Он просто знал, что так его не смогут найти. — Смогут, — вздохнула Эдит, — как видите, смогут. То есть, Вы его покрывали? Джон опустил голову и произнёс тяжело и медленно: — Да. — Мне жаль, Мистер Джонсон, но, боюсь, это всё было зря. Убийство андроида, о котором Вы говорили, было совершено после смерти Кристин Ридли. И теперь у нас есть основания полагать, что Ваш андроид виновен не только в её гибели, но и в гибели того андроида. «Умная машина, выставил всё, как самоуничтожение». Эдит сглотнула сухость во рту и, поднявшись на ватных ногах, пошла к выходу. — Спасибо, мистер Джонсон, — бросила она через плечо, — я, честно, ценю Вашу честность. И понимаю, как это было тяжело для Вас. Она подошла к охраннику, стоявшему у двери в комнату допросов, и произнесла: — Его в камеру. Из каморки, отделённой от комнаты допросов, вышел детектив, чью фамилию — явно не американского происхождения — Эдит всё никак не могла запомнить. — Похвально, Мисс Уайтхэд, — усмехнулся он скрипучим, почти что старческим голосом, — я бы даже и не подумал, что Вы на такое способны. — Благодарю, — избегая личного обращения, кивнула Эдит, — Вы всё это время наблюдали за нами? — Естественно. Признаюсь, местами Вы перегибали палку, но… В конечном итоге, я считаю, Вы добрались до цели. «Где Коннор?» Слова этого мужчины — чёрт, что же за фамилия? Бакши? Баджва? — ощущались тепло и искренне, и Эдит было лишь немного жаль, что его авторитет для неё был скорее чем-то номинальным и фоновым. Это был не Гэвин, не Коннор и не Фаулер, хотя, определённо, кто-то на их уровне. И девушке хотелось бы вкусить победу, осознать, что благодаря ей их расследование наконец сдвинулось, а независимый специалист подтвердил это, но… Но что-то не давало. Внутри нарастал холод, странное ощущение, будто это не то, чего она хотела. Или, точнее, это было именно оно, но ощущалось почему-то иначе. «Может, это просто волнение? Надо прийти в себя? Или мы просто вдвоём сейчас ошибаемся?!» Когда Джона вывел охранник, Эдит не смотрела в его сторону, хотя невидимая сила так и тянула. Но Эдит боялась увидеть, что теперь происходило с Джоном, будто она предала его. Но разве он не понимал, кто сидел перед ним? Разве не понимал, что, по факту, его судьба и так была предрешена? А может, вся боль ситуации скрывалась в факте того, что и он, и Бернадетт всё давно понимали? Но признаться, что ты доверился преступнику и покрыл его, приютив у себя, было хуже заключения. Люди не любили чувствовать себя тупыми. Эдит знала, что иногда избегание этого чувства вело к непоправимым последствиям. Когда Джона — на удивление, тот уже не молчал и не плакал — увели, за спиной Эдит хлопнула дверь. Вышел Коннор, и она едва сдержалась от лёгкой улыбки. Тело, к сожалению, быстро запомнило, как спокойно оно себя могло почувствовать рядом с Коннором, и ей захотелось пойти навстречу. Похвастаться, а потом — пожаловаться на ужасное чувство вины и чего-то неправильного, чему сама не находила названия. Эдит впервые захотелось описать ситуацию и выслушать его мнение, как аналитический ум бы разложил все её слова и ответы Джонсона в папочки «Правильно» и «Неправильно». Когда Коннор приблизился, она заметила, что его серьёзное выражение лица никак не изменилось. Во взгляде не промелькнуло тепло, которое Эдит уже, казалось, переполняло вместе с тем болезненным ощущением неправильности произошедшего. — Мне поступил сигнал, что Вы уже допросили Мистера Джонсона, Мисс Уайтхэд. Каковы результаты? Она узнала этот голос. Ледяной, металлический голос машины, который в какой-то момент стал голосом разума в их паре. Особенно часто Эдит его слышала на Интервейл-Стрит. — Всё в порядке, Коннор, — ответил всё тот же добрый мужской голос за спиной, и Эдит почувствовала, как шершавые руки легли на её плечи, — запись с камер в твоём распоряжении, он раскололся. А мисс Уайтхэд у нас делает успехи! Эдит резко дёрнула плечами и отстранилась. Эти прикосновения, приправленные комплиментами, ощущались как ожоги. Ей захотелось растереть места, где лежали чужие ладони, и срочно отвлечь внимание тела на что-то другое. Коннор скользнул взглядом по рукам детектива и кивнул. — Похвально. А Миссис Джонсон не отличается разговорчивостью. На неё ничего не действует, она просто молчит. — А Сэм? Эдит сделала шаг от детектива за спиной, достаточно маленький, чтобы это не выглядело как попытка прильнуть к андроиду. Теперь она чувствовала странную, липкую ауру улыбающегося мужчины, который не знал, куда деть руки — видимо, он думал, что они спокойно пристроятся на её плечах, а теперь растерянно пытался найти им новое место. — Он в камере. У него сейчас нестабильное состояние, я боюсь, что при таком уровне стресса у меня вряд ли получится что-то узнать. Нужно какое-то время, чтобы он пришёл в себя, иначе высок риск самоуничтожения. — Понимаю, я тоже сейчас близка к этому, — нервно улыбнулась Эдит и обхватила рукой запястье. Взгляд Коннора зацепился за острую хватку, заметил ту нервозность и силу, с которой Эдит вцепилась в свою же руку. Он обогнул девушку и произнёс: — Мистер Бакши, пройдёмте со мной. Мне нужен Ваш взгляд со стороны, детектив Уотсон уже хотел пойти за Вами. А Вам, Мисс Уайтхэд, рекомендую отдохнуть, — он взглянул на неё с неизменно серьёзным взглядом, — Вы уже достаточно поработали. И, как я понимаю, скоро уже будет обеденный перерыв.Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 15:10:09
Этого Эдит и боялась больше, чем любого допроса, самоуничтожения на её глазах и слёз Джонсона. Чёртового обеденного перерыва. С самого начала работы это словосочетание неизменно ассоциировалось с одной и той же компанией: Кэйтлин, Мелисса и Коул. И когда Эдит думала о них и пыталась представить, как в конечном счёте впишется в их дружбу, девушке становилось не по себе. На их фоне Эдит чувствовала себя ребёнком. То ли годы работы в Департаменте, то ли изначальные характеры, но что-то создало вокруг этой троицы странную ауру, будто они уже давно всё поняли, а Эдит лишь ползала вокруг их ног и пыталась сделать вид, что тоже чего-то стоит. Она помнила, как резко они говорили об андроидах и как понимающе встали на сторону Гэвина. И неприязнь Мелиссы, которая чуть ли не трещала от злости при её виде, тоже помнила. Даже дружелюбие Кэйтлин, которое, наверняка, вчера с треском порвалось после ситуации с Ридом, не спасало ситуацию. Эдит сидела за своим столом, потупив взгляд на экран компьютера. Идти в кафетерий или нет? Тело изнывало по еде. Непоколебимо вопило «да-да-да», в животе урчало, она чувствовала, как беспомощно слабело её тело. В последние время рацион Эдит можно было описать лишь словом «жалкий», потому что она питалась только батончиками и лапшой, и только на работе она могла поесть нормально. Всё же было так логично и просто, но вот мозг сопротивлялся. Он-то знал, что в Департаменте даже обед — не просто приём пищи, а свод негласных условностей. Кто с кем сидит, кто что берёт, кого и как громко обсуждает. Когда Эдит впервые зашла в кафетерий, она даже не думала, что гул вокруг был не просто шумом, а результатом тех самых неназванных правил, которые, тем не менее, все работники уже знали. В этих правилах сидеть одной обозначало что-то нехорошее. Неестественное. — Эй, милая, ты чего приуныла? Знакомый мелодичный голос прям над ухом, и тут же, вслед за ним, ощущение мягкой руки на плече. Эдит вздрогнула и обернулась. Конечно же, это была Кэйтлин. Эдит замялась, сжавшись ещё больше, будто готовясь к ссоре, но ни во взгляде, ни в привычной улыбке не было и намёка на враждебность. Все события будто прошли по касательной, не задев Кэйтлин, и она смотрела на Эдит с тем же умилением, что и во все дни до этого. — П-привет, — Эдит слабо улыбнулась, — да не то чтобы приуныла… Скорее устала. У меня только что был допрос. — И как всё прошло? — Вроде как успешно. Меня похвалил мистер… Чёрт, я постоянно забываю его фамилию. Кажется, он индиец. — Мистер Фаяз Бакши?! Это же живая легенда Департамента! Он ещё меня стажировал, а это было примерно в позапрошлом веке, — Кэйтлин звонко рассмеялась и приобняла Эдит, — Поздравляю, значит, всё действительно было отлично. Не хочешь пообедать вместе? Отметим эту мини-победу! Эдит в последний момент одёрнула себя, чтобы не приоткрыть рот от удивления. Может, она преувеличивала влюблённость Кэйтлин в Гэвина? Или была плохого мнения о её принципах? На мгновение внутри закололся стыд — и с чего вообще возникла мысль, что Кэйтлин из-за конфликта Гэвина и Эдит откажется от неё? Она же сама отпускала про него шутки, признавала невыносимый характер, да и вообще смотрела на Гэвина довольно трезво. Но, возможно, для Эдит вчерашний случай был не просто результатом давно зревшего противостояния, а чем-то большим. Будто она показала, что для неё нет авторитетов, что она не считается с коллегами, и в её жесте было что-то… Беспринципное, что ли. Или это тревожность уже выкрутила краски на максимум, а на самом деле никто уже ничего не помнил и никак эту ситуацию для себя не выделял?.. — Я-то хочу, но вот мне кажется, что твои друзья будут мне не особо рады. — Друзья? Это ты про Мелиссу и Коула, что ли? — Кэйтлин фыркнула, — Забей, сегодня эта парочка во власти ПМС у Мелиссы. Эдит прикусила щёку изнутри. ПМС? Серьёзно? Она ожидала услышать этот тупой стереотип от кого угодно, но не от Кэйтлин. Но с другой стороны, что бы там ни было, Эдит мысленно обрадовалась, что не увидится с этими двумя. — «Сегодня»? — Эдит усмехнулась и, встав, поспешила за Кэйтлин в сторону кафетерия. Та засмеялась. — Ну да, у Мелиссы характер тот ещё, но сегодня что-то прям совсем… Может, ретроградный Меркурий? Хотя ты говорила, что ты тоже овен, и всё в порядке… «О, нет, Кэйтлин, у меня всё точно не в порядке, и вряд ли это из-за ретроградного Меркурия, Девы в Близнецах, или что там ещё может произойти в астрологии…» — Кэйтлин, — Эдит посмотрела прямо на Кэйтлин, когда они зашли в лифт, — скажи честно: это из-за меня? — Что, прости? Из-за тебя?.. — Ну… Из-за вчерашнего. Из-за Фаулера, Гэвина, всей этой ситуации… Они не захотели обедать с тобой из-за того, что ты пригласишь меня? Эдит тяжело вздохнула и впилась ногтями в ладонь. Возможно, было слишком глупо и прямолинейно спрашивать такое, и в Департаменте все подобные ситуации разрешаются правильными взглядами, намёками и сплетнями, но Эдит не могла терпеть. Странное чувство вины, которое она никак не ожидала почувствовать, накатывало на неё тяжёлыми, ледяными волнами. Ей нужно было знать, что происходило на самом деле. — Боже, нет! Говорю же, это опять тараканы нашей любимой Мелиссы — и Коул, соответственно, в их числе. Неужели ты думаешь, что ты сделала что-то ужасное? — Нет, но… — Ну и забей. Клянусь, об этом уже все забыли. А Гэвин… Ну, даже не знаю, что сказать. Всё-таки по большей части это его вина. — Просто я понимаю, как это выглядело. Я ещё вчера была стажёркой, а сегодня уже, можно подумать, подставила своего наставника. Но это было не совсем так. Я не хотела. Эдит опустила голову. Она действительно не хотела. Это был какой-то больной способ доказать свою правоту, гнусный и не подходящий ей. Хотя, может, Эдит ошибалась и насчёт своих принципов — в конце концов, подсознательно она всё понимала. И наверняка могла поступить по-другому. »…Хоть Ваша ложь и кажется Вам убедительной, но поверьте, не так просто обмануть детективов, которые всю жизнь работают в Департаменте полиции. Зачем Вы подставляете Гэвина Рида? Дело в личной неприязни?» — Бывает, — только и пожала плечом Кэйтлин, — ну так что, уже придумала, что будешь есть? И Эдит облегчённо улыбнулась. Лёгкость Кэйтлин, будто бриз, окутала её свежестью и ощущением, что, на самом деле, всё не так плохо. В конце концов, рабочий процесс продолжался. Наверное, Департамент оказался слишком живучей системой, чтобы зацикливаться на сентиментальных чувствах. Эдит ещё предстоит к этому привыкнуть, но пока что это было слишком сложно, потому что даже к андроиду она привязалась, что уж говорить про людей.Детройт, штат Мичиган 8 октября 2039 года, 20:30:50
Рабочие чувства было легче перерабатывать и принимать после работы. В здании Департамента они искажались, будто в кривом зеркале — незначительные мелочи возрастали в несколько раз, а действительно важные вещи проходили мимо. И только дома — а точнее, в его временной имитации — Эдит сталкивалась со всеми ними в реальном обличии. Но с каждым днём события, требующие реакции Эдит, росли в геометрической прогрессии. А вот её силы, наоборот, гасли. Ещё в детстве она думала — что должно произойти с полицейским, чтобы он окончательно заморозил свои чувства? Это одна миссия или их совокупность? Сочетание с личной жизнью или её отсутствие? Внутренние бесы, которые просто ждут нужного часа, и, сталкиваясь с ежедневным насилием, наконец приобретают власть? Отца сломала инвалидность. Точнее, не сломала, а доломала уже существующий характер, и без того жестокий и требовательный. А что насчёт неё, Эдит? Они похожи с отцом или нет? Девушка сидела на кровати, ожидая, пока приготовится лапша в стаканчике, и задумчиво смотрела в окно. Они похожи или нет? Это единственное, что она хотела знать. Сегодняшний допрос и садистическое удовольствие, которое Эдит испытывала в процессе, показал что-то общее. Она додавила человека, довела до слёз, выпотрошила что-то личное для своих целей. Но выбора-то не было! Коллеги поздравляли её, и мозг понимал, что это победа, это буквально то, что от Эдит и требует её работа, но какое-то тупое чувство внутри, колючее и холодное, не давало раствориться в ощущении победы до конца. Отец Эдит смог бы так сделать? Наверняка смог. Такими же методами? — Даже если да, то что с того? — Раздражённо произнесла вслух Эдит. «А задание Фаулера? С ним что? Ладно допрос, тебе этот Джон, по факту, никем не приходится, но вот Коннор… Это какая-то грёбаная проверка. Может, Фаулер хитрее, чем кажется? Может, это не задание против Коннора, а против меня? Он ждёт, когда я сломаюсь. Блять, это невыносимо, я уже превращаюсь в параноика…» Эдит взглянула на часы. Обычно после работы она не следила за временем, это было в какой-то мере бессмысленно, потому что личная жизнь не делилась на часы и минуты, но сегодня было нечто особенное. Почти забытое чувство предвкушения, которое сопровождает любую влюблённость. Коннор должен был прийти через полчаса. Эдит закусила губу и посмотрела на дверь, будто он мог постучаться уже через минуту, появиться здесь просто из-за её мыслей. Но вместе с покалывающим пальцы чувством ожидания Эдит ощущала, как тяжелеют руки. Как начинали зудеть шрамы, будто муравьи пробежались под кожей. Она потёрла запястья рукой. Мало. Мало. Мало. Мысли о сегодняшнем дне не давали покоя. Единственная надежда была на то, что они встретятся с Коннором, и вновь получится отвлечься, но Эдит знала, что не убежит от этих мыслей — их было уже так много, что они припирали к стене в каждую свободную минуту. Знакомые демоны уже гудели в голове, она физически ощущала их присутствие. Надо было отвлечься. Меньше всего ей хотелось, чтобы тревога отвлекла её от долгожданной встречи… «Я успею», — Эдит резко встала с кровати и пошла к ванной. Успеет. Эта мысль, простая и странно обнадёживающая, гудела в голове. Конечно, успеет. Она делала это уже не первый раз, и никто ничего не замечал. Её родители не замечали, как за каждым походом Эдит в ванную скрывалось что-то зловещее. Никому в голову не приходило рыться в упаковке тампонов, это извращённая логика, которая знакома лишь больным людям, к которым Эдит себя нехотя причисляла. Она никогда не думала, зачем резала себя. Точнее, она чувствовала, что это некое совпадение обстоятельств. Затянувшаяся привычка, глупая, как и все зависимости. И, возможно, это было следствием какой-то болезни, но Эдит было легче думать, что это лишь самый лёгкий путь избавления от боли. Были моменты, когда она резала себя в чужих ванных и обжигала кипятком. Она помнила, как в ванной Калеба нашла маникюрные ножницы и проткнула себе вену, но когда она вышла обратно в комнату, он ничего и не заметил. И Вики, у которой она обожгла себя кипятком будто случайно, Эдит неловко улыбнулась, объяснив, что перепутала краны, и Вики поверила, с сочувствием посмотрев на покрасневшие руки. И даже Коннор, у которого она тоже проводила этот своеобразный ритуал, так тогда ничего и не понял. Эдит могла обмануть любого. Иногда ей казалось, что даже если бы она повесилась, то смогла бы это обставить так, что никто бы и не подумал, что она умерла. Сначала взгляд упал на раковину. Было бы очень логично ошпарить себя кипятком, а потом сказать, что это случайность, и для достоверности уронить чайник. Но Эдит отбросила эту идею — в ней было что-то жалкое. Нет, она успеет замести следы. И она достала коробку тампонов из шкафчика в зеркале. Эдит закатала рукав толстовки и приложила лезвие к коже. На той уже практически не осталось свободного места, белые и красноватые шрамы окутывали обе руки, и каждый раз, находя зажившее место, Эдит со злым удовольствием надрезала его вновь. Ей казалось, что она уже не чувствовала боль так же, как раньше — в боли не было ничего отрезвляющего, ничего острого и страшного. Это была какая-то выученная реакция организма, привыкшего к страданию, заволакивающая мысли негустым туманом. Эдит чувствовала, как расплывался её взгляд, как сознание глубже погружалось в чувства сегодняшнего дня — но уже без тревоги, а более отрешённо. Она вспомнила, как Коннор предложил прийти к ней. Эдит уже выходила с работы, когда заметила Коннора у здания Департамента. Весь день они работали параллельно, и она видела его издалека, переживая, не выдаёт ли взглядом воспоминания о вчерашнем. Хотя намёк Кэйтлин на то, что всем всё равно на неё, немного успокоил, но в такие моменты Эдит думала, что всё было слишком очевидно, и даже тупица бы понял, что происходило между этими двоими. Коннор подошёл к ней и спросил отстранённо, без изменений на серьёзном лице: — Ты не против, если мы сегодня снова встретимся? Только голос был тише обычного. Эдит почувствовала, как легко покраснели щёки. Она кивнула, думая, какие бы слова подобрать, чтобы не выглядеть глупо или… Доступно? Да, именно так. Она не хотела выглядеть доступно. Хотя, наверное, это было лицемерно с её стороны. — Где тебе было бы удобно? Может, как и вчера?.. — Нет, — так же тихо ответила Эдит, делая вид, что что-то ищет в телефоне, хотя на самом деле просто листала туда-сюда приложения, — знаешь, можешь прийти ко мне. Хоть увидишь, как я живу. Она усмехнулась. Какая-то злая ирония была в этой всей ситуации — андроид увидит, что люди могут жить хуже, чем он. И да, возможно, это звучало бессмысленно, всё-таки выгораживая её легкомысленной дурой. Но кому уже какая разница? Коннор видел и не такое. — Отель «Чатаура», — напомнила Эдит. — Тогда в девять. — Хорошо. До встречи, — она махнула рукой и поспешила к остановке, убрав в карман дрожащие руки. — До встречи, Мисс Уайтхэд, — с лёгкой улыбкой в голосе произнёс Коннор. В автобусе сдерживать улыбку уже не было смысла. Она натянула шарф до носа и улыбалась, то поджимая губы, то расслабляя. Это была катастрофа. Она влюбилась. Блять. Как же очевидно, глупо и мгновенно, будто провалившись под лёд весной. И что теперь делать? Первой мыслью стало побриться, но это было слишком очевидно, будто она меняла реальность этим действием, признавая, что всё сведётся к сексу, а этого ей не хотелось. А с другой стороны, жизненный опыт подсказывал, что если она не побреется, то всё равно в какой-то момент происходящее может прийти к сексу, и её настроение будет испорчено от идиотских принципов себя из прошлого. А что надеть? Или тоже уже не имеет значения? Окей, она будет в пижаме. Это как-то просто и расслабленно, будто ничего такого. Было бы странно выглядеть слишком роскошно, учитывая место встречи и обстоятельства. А макияж? А что вообще Коннор хочет? Эдит прислонилась к стеклу. Эти приземлённые вопросы всегда сбивали с толку и немного остужали радость встречи. Интересно, а у девиантов стандарты красоты и требования к телу были такие же, как у людей? И почему она уже мысленно свела всё к сексу?.. От стука в дверь Эдит вздрогнула. Лезвие вошло слишком глубоко, она вскрикнула и выронила его на пол. Маленькие, круглые капли крови закапали на штаны и кафель. — Блять, — прошептала Эдит, схватившись за руку, — блять, блять, блять! — Эдит? — Голос Коннора звучал глухо и далеко, но сомнений не было: это он. «Какого чёрта ты пришёл раньше?! А если бы меня не было в номере? Боже, да лучше бы меня тут не было…» Чуть не поскользнувшись на каплях крови, затёкших в стыки плит, она быстро вытащила бинты из шкафчика и наскоро обмотала руку. Боль пульсировала совсем рядом с венами, Эдит просто повезло, что лезвие не дошло до них, но даже так кровь не останавливалась. Она задёрнула рукава и застегнула толстовку, чтобы прикрыть красные пятна на штанах, но некоторые всё равно были видны. Всё пошло не по плану. — Привет, — Эдит открыла дверь трясущимися руками и пропустила Коннора вперёд. Как и всегда после работы, он был в шапке, которую сразу же снял, и простой одежде. Эдит подумала, что в его раннем визите отчасти была и её вина — она предупредила администратора отеля, что к ней должны прийти, и поэтому его пустили так быстро. Если бы она ничего не говорила, то смогла бы выиграть какое-то время… — Добрый вечер, Эдит. Что-то случилось? Ты побледнела. И мне показалось, я слышал крик. Сначала Эдит хотелось кивнуть и отмахнуться, но было бессмысленно обманывать такого точного аналитика, как Коннор. Оставалось лишь надеяться, что он не пойдёт в ванную, которую Эдит поспешно захлопнула перед тем, как открыть ему дверь. — Поскользнулась и ударилась, ничего особенного, — отмахнулась девушка, подойдя к уже давно заварившейся лапше, — просто ссадина. Это скорее было от неожиданности. Она опустила взгляд. Что за хрень? Зачем она ему врала? Но, с другой стороны, в общении с Коннором, как и со всеми остальными в её окружении, тема порезов была тёмной зоной. Только её зоной, где она знала правила и условности. Она слышала, что людей, страдающих подобным, близкие ругали и чуть ли не гнобили за эту привычку, отнимали лезвия и начинали вести себя странно. Вчера Коннор угадал с нужной реакцией, но Эдит думала, что это оказалось своего рода удачей. С последствиями было работать легче. Говорить о шрамах как о чём-то, что уже случилось, понятно, но вот свежие порезы — это что-то неестественное и ужасное. Коннор не должен был это видеть. Как бы они ни сблизились, она сделала бы всё, чтобы он не увидел свежие раны. Это позор. — Ты что-то хотел обсудить? — Тихо спросила Эдит, помешивая разваренную лапшу. Выглядело так себе. Но и есть она уже не хотела. — Кажется, я испытываю то, что люди описывают как «скучать по кому-то», — голос Коннора стал немного неловким, и Эдит улыбнулась, — я думал о тебе весь день. Она почувствовала, как спина покрылась ледяными мурашками. — Я о тебе тоже, — она обернулась и заметила, что он стоял совсем рядом, наблюдая за её реакцией и движениями, — но я… Наверное, сегодня немного не в настроении, почему-то допрос прошёл отвратительно. — Отвратительно? Мне мистер Бакши сказал, что всё было отлично, разве нет? И, к тому же, ты добилась признания Джонсона. — Да, но я как будто поступила подло. Я не знаю, как это объяснить. Будто что-то было не так и могло сложиться по-другому. Он плакал. Причём так жалобно, это… Я не знаю. Всё мне не так, видимо. Первый допрос, который я завалила, мне до сих пор в кошмарах снится, я хотела какое-то возмездие, а когда оно произошло, то мне стало только хуже. — Я не знал, что ты так сильно переживаешь из-за работы, — Коннор сжимал и разжимал пальцы, не решаясь прикоснуться к Эдит, — до этого я считал, что твои переживания вызваны чем-то личным. — Да, и это тоже. В общем, человеческие чувства это больно, тупо и всегда невовремя. Будто у нас в природе зашито никогда не быть счастливыми, потому что счастье практически недостижимо, а вот грустное происходит каждый день. Эдит села на кровать, прижав колени к груди, и взяла стаканчик с лапшой. — Надо было попросить что-нибудь купить, раз уж ты с улицы, — улыбнулась Эдит, — это есть невозможно… — Я могу сходить. — Нет. Н-не… Не уходи, — она опустила глаза, будто сказала что-то стыдное, хотя логичнее было бы действительно отправить его за едой и смыть следы крови, но Эдит не хотела, чтобы Коннор уходил. Даже ненадолго. Раз он уже пришёл, ей хотелось, чтобы они были вместе. Будто что-то страшное, и с ним, и с ней, может произойти, пока они не видят друг друга. Коннор сел рядом, и Эдит осторожно накрыла его руку своей. — Хочешь попробовать? — Эдит протянула вилку со свисающей лапшой. — Чисто теоретически андроиды могут есть? Никогда не интересовалась, но мало ли? — Нет. Но даже если бы мог, не стал, извини, но это пахнет ужасно. И тебе не стоит есть то, чего ты не хочешь. Эдит быстро отставила стаканчик, будто ждала, когда кто-то со стороны разрешит ей не начинать этот грустный ужин. — Мне кажется, ты волнуешься. — Есть такое, — тихо усмехнулась Эдит, — ты же не просто так пришёл? — Я пришёл, чтобы провести с тобой время. Наверное, можно сказать, что просто так. Честно, я не думал, что мы будем делать, я просто хотел тебя увидеть и убедиться, что все хорошо. И мне стало не хватать времени в Департаменте, довольно сложно удовлетворить все потребности рабочими диалогами. — Ну вот, что я и имела в виду. «Потребности». Ты же имеешь в виду секс, да? Коннор растерялся. — Почему ты так подумала? Если ты хочешь, мы можем попробовать, но это не было моей целью. Это тоже что-то связанное с твоими переживаниями, да? Он всегда говорил осторожно и наблюдал за реакцией. Эдит не понимала, было ли это проявлением чувств или тем же избеганием резких реакций, что в начале их работы, но сейчас она чувствовала, что накручивала себя. Да, она никогда не верила в «простые встречи». Это всегда была подводка к сексу, и с её стороны тоже, но сейчас что-то противилось. Она не хотела, чтобы их отношения с Коннором — это же можно было назвать отношениями или пока не стоило? — пошли по этому пути. Он был слишком простым и ещё более обречённым, чем сама идея влюблённости в андроида. — Это не совсем переживания. Это просто то, как устроена жизнь — мужчины хотят видеться с женщинами только для того, чтобы их трахнуть. Ну, по крайней мере, со мной так часто происходило. Но, к слову о человеческих чувствах и их тупости, когда люди узнают, что женщина тоже может так жить, то мужчины уже не хотят с ними иметь ничего общего. Это замкнутый круг. Я тебе об этом не говорила, потому что это вроде как личное, но если мы… Ну, в общем, уже оказались в такой ситуации, то просто хочу сказать — если ты подумал, что я легкодоступная, то, возможно, ты прав. Но сейчас я этого не хочу. Коннор недоумённо посмотрел на Эдит. О, это уже слишком глубокий уровень человеческой психологии и тонкостей отношений, который андроидам было сложно понять. — Я так не думал. Я думал, что ты тоже ко мне привязана и захотела увидеться, а комфортнее всего это делать в знакомой обстановке, например, дома. И да, я подозревал, что у людей много нелогичных паттернов поведения, но это что-то новое. Звучит действительно тупо, ты права. Эдит хихикнула. — Как же хорошо, что ты не человек. — Неожиданно это слышать от Вас, Мисс Уайтхэд, — Коннор улыбнулся в ответ и придвинулся ближе, — почему-то рядом с тобой мне хочется иронизировать. Это считается плохим знаком у людей? Чем больше я узнаю о человеческих отношениях, тем больше я неуверен в том, как считывают моё поведение. — Ну, для меня это довольно мило, — сердце Эдит забилось быстрее от того, как Коннор погладил её по руке, — и похоже на флирт. Так что продолжай, это очаровательно. Эдит почувствовала, как расслаблялось её тело, но в этом чувстве присутствовало что-то непривычное — оно расслабляло не так же, как алкоголь или предвкушение чего-то большего. Оно будто открывалось навстречу простым жестам типа поглаживаний рук, навстречу улыбкам и безобидным шуткам. Это была смесь влюблённости и интереса к новому виду общения, такого Эдит ещё к мужчинам не чувствовала. Это чувство не было похоже на циничное понимание того, что будет впереди, а скорее на детское предвкушение встречи с любимым человеком. Ну, то есть андроидом. Хотя она не могла отрицать, что тревога из-за незнакомых чувств не покидала её, сгущаясь тенью. — Я удивлён, что ты так переживаешь из-за прошлого и тех паттернов поведения, которым следуешь при общении с другими людьми. Возможно, это естественно при людях, но, как ты уже отметила, тебе повезло, что я не человек. Если тебе самой захочется чего-то большего, ты можешь сказать об этом. Или показать, как вчера. Как ты можешь понять, я не эксперт в человеческих отношениях, мой опыт общения, отличного от рабочего, был только с Хэнком Андерсоном. Но они отличались от наших… Очевидно. Это звучало настолько уважительно и аккуратно, что Эдит почувствовала, как глупые слёзы навернулись на глаза. Почему? Она не знала. Но, наверное, так проявлялся страх и растерянность, которые она чувствовала рядом с тем, с кем боялась всё испортить. Пойти не той дорогой, смутить, напугать, оттолкнуть. Коннор был не прав — с людьми легче. Потому что от людей чувства можно было отгородить. Эдит уже научилась. Она прижалась щекой к груди Коннора и пододвинулась ближе. Она почувствовала себя беззащитной и странной, но знала, что он её не осудит. Так и получилось — он погладил её по спине, позволив прижаться сильнее. — Я хочу понять тебя. — Я тебя тоже, — тихо произнесла Эдит куда-то в ткань футболки, но Коннор услышал, — прости. Я сегодня просто устала. Я думала… Не знаю, я просто не знала, что мы будем делать, и как-то накрутила себя. К тому же работа. — Мы можем делать всё, что захочешь. Я могу посидеть рядом, могу подержать за руку или принести что-то получше, чем эта дешёвая лапша. Можем посмотреть тик-токи. — Ты знаешь про тик-токи? — Эдит улыбнулась. Почему-то от всех его слов ей становилось только больнее, такими безобидными и ласковыми они были. Они были про неё. Про то, что комфортно ей. — Я замечал, что ты их часто смотришь. Это действительно так интересно? — Это не то чтобы интересно, это скорее отвлекает. — Покажешь? Эдит нехотя оторвалась от Коннора и вытащила телефон из-под подушки. Рана до сих пор саднила и напоминала о себе, и девушка чувствовала, как сползает неуклюже завязанный бинт по руке. Когда она опять села рядом, то заметила, как Коннор взглядом сверлил её руку. Ту самую. С бинтом. — Эдит, — произнёс он посерьёзневшим голосом, таким же, как говорил обычно на работе, — ты же не падала, верно? Она замерла. Из-под рукава торчал окровавленный лоскуток, на который они сейчас оба смотрели. «Идиотка, ты опять всё испортила».