***
Крис плачет уже…она не знает, сколько она уже плачет, но ее глаза ужасно болят, а значит довольно долго, но она все еще не может остановиться. Подушка полностью пропитана слезами, и Крис так больно. Она не плакала так сильно, наверное, никогда в своей жизни. Даже когда ссорилась с родителями. Даже когда слова ее чересчур заботливой матери задевали за живое. Даже когда она ощущала сильную обиду, злость и подавленность. Никогда так не плакала. Ее будто бы пропустили через мясорубку. Будто бы сказали ей, что она смертельно больна и жить ей осталось всего неделю. И Крис не знает, куда себя деть. Она хочет лезть на стену, кричать от боли, но уверена, что это не поможет, поэтому просто продолжает задыхаться от своих нескончаемых слез. Джоана, действительно, стала важна для нее. Очень важна. Крис только сейчас осознает этот факт в полной мере. Она не хочет терять Джоану, но только что это сделала. Сделала совершенно неосознанно. Случайно. По собственной глупости. Идиотка! И как бы Крис хотелось вернуться назад во времени на час и промолчать. Или сказать что-то другое. Успокоить Джоану. Сказать ей, что все нормально, что не хочет прекращать общение, что она ничего не портит. Это Крис все портит своей глупостью. Вспоминает ее взгляд: такой злой, но вместе с тем отчаянный и грустный. Столько эмоций в одном только взгляде. В одних только карих глазах. И Крис не знает, как завтра будет смотреть в эти глаза. Ей страшно об этом думать. Страшно вновь увидеть там ненависть, злость, опустошенность. А еще Крис страшно думать о том, что Джоана может что-то с собой сделать, ведь она оставила ее там в этом парке беспомощную и совсем одну. Она ведь может, запросто, Крис читала об этом в статье про ПРЛ. А вдруг Джоана, захлебнувшись своими неконтролируемыми эмоциями, бросилась под машину, вдруг она спрыгнула с какой-нибудь крыши или перерезала себе вены в холодной ванной, или приняла слишком много, и сейчас она... Крис не может думать об этом больше, начиная плакать еще сильнее. Ей бы взять телефон, написать Джоане, убедиться, что с ней все в порядке, только вот она навряд ли ответит. Да и у Крис не так много смелости. Джоана права — Крис, и вправду, конченная соплячка, мразь, блондинистая сука, любопытная тварь, шлюха и так далее. И ее еще никто и никогда не оскорблял так много раз, буквально за несколько минут, перебирая все существующие ругательства. Крис кажется, что она сходит с ума, думая обо всем этом, ее голова начинает раскалываться, и она так и засыпает, уткнувшись лицом во влажную подушку.***
В салоне абсолютная тишина, и у Крис такое лицо, словно бы она беспробудно пила трое суток: мешки под глазами, которые не замажет даже самый качественный тональник, опухшие глаза с полопанными капиллярами, плюсом к этому шли головная боль и сонливость. Сото кажется, что она не спала вовсе. Хотя она едва ли услышала будильник и сейчас опаздывает, но не критично. Надеется, что Фабио будет в хорошем настроении, в отличие от нее, и не будет ругаться. Паркует свой Форд, выходит из салона, ставит его на сигнализацию и громко сглатывает. Ноги дрожат очень сильно. — Какого черта, Крис! — Видимо, настроение у Фабио все же не очень. — Ты опоздала на пятнадцать минут! — Он резко замолкает, вглядываясь в лицо Пены. — Твою мать, что у тебя с лицом? — Я просто… — Ладно. Иди, время и так поджимает. — Фабио отмахивается рукой. — Джоана уже ждет тебя. Сегодня мы должны доснять это дерьмо. Сото не может сдвинуться с места после этих слов, наблюдая за тем, как Фабио уходит в привычной для него манере. Кристина не готова видеть ее сейчас. Ей слишком страшно. Она хочет убежать куда подальше и больше сюда не возвращаться, но медленно подходит к офисному кабинету, и ее рука дрожит чертовски сильно, когда она касается ручки. Джоана выглядит ничуть не лучше Крис: такие же опухшие, красные глаза, темные круги под ними. Она сидит на кожаном кресле, глядя в никуда, болтает ногами, и Сото громко сглатывает, закрывая за собой дверь. Проходит к столу, кладет на него чемоданчик с косметикой, раскладывает, краем глаза замечая, как Акоста наблюдает за всеми этими действиями. Бианчи выглядит такой печальной и подавленной, что Пене хочется подойти и успокоить ее, обнять, но она вновь громко сглатывает и неожиданно для себя слышит ее голос. — Ты опоздала. — совершенно обычным тоном говорит она, но Крис не слышит в нем теплоты, не слышит уже давно привычное «красотка» или «жабка». Да она даже просто своему имени была бы рада. — Прости. — виновато произносит Кристина, и Джоана совсем не выглядит такой, какой та ее ожидала увидеть. Она выглядит грустной, но не злой, не смотрит на Сото с отвращением и холодом, взгляд Акосты совершенно обычный только без игривого прищура и теплоты, даже цвет темнее чем обычно. И для Сото ужасно непривычно слышать тишину снова, потому что обычно они говорили о всякой ерунде. Всегда с их последней игры в молчанку, но не сегодня. И Пена не может перестать смотреть на ее выражение лица, она чувствует себя ужасно, заглядывая в ее впалые глаза, но не может перестать, потому что знает, что является причиной. И когда Бианчи уходит из офиса в другой, никак не может не смотреть ей вслед. Это невыносимо. Крис не думала, что это будет так, она ожидала чего угодно, но не абсолютного спокойствия. Это даже хуже чем гнев, отвращение и безразличие, и Кристина не понимает почему. Все происходит как обычно: дубль — перерыв и снова дубль, и снова перерыв, во время которого Сото, как обычно, подкрашивает ее лицо, убирая потекшую тушь. Будто бы вчера ничего и не было. Будто бы Джоана не кричала на Крис, будто бы не замахнулась на нее, не обругала всеми возможными словами, будто бы Пена не рыдала несколько часов подряд. Это странно, но иногда Кристина думала, что, может быть, так даже лучше, чем если бы Акоста смотрела на нее с презрением. И Сото пыталась убедить себя в этом весь день так усердно, что даже не заметила, как он подошел к концу. Пена выходит из кабинета, улавливая краем уха разговор Фабио и Джоаны. — …будут проблемы. — Какие проблемы? — вмешивается она, и Бианчи нервно грызет ноготь, резко переводя взгляд на Крис, а потом также резко на пол, но даже этого хватило для Сото, чтобы понять, что-то не так. — Никакие, Крис, иди домой, твоя работа окончена. — как-то натянуто и раздраженно произносит Фабио. Кристина все еще стоит, наблюдая за раздражённостью Фабио и за нервозностью Акосты. Оба молчат в тряпочку, Джоана опускает руку и нарушает тишину первой. — Все в порядке, Крис, иди. И Пена замечает в ее взгляде отвращение, но не к ней. К чему-то другому. И впервые за этот день Бианчи называет ее по имени. Сото переводит взгляд на Фабио, и тот как-то странно ухмыляется, самодовольно, даже так бы она сказала. Медленно разворачивается и уходит. Все это странно. Очень странно. Крис не дает это покоя, и она идет к машине, думая об этом, а потом резко вспоминает о том, что забыла пачку сигарет в этом чертовом офисе. Всего лишь пачка сигарет, но Пене так приспичило забрать ее. И она возвращается обратно. На улице уже смеркается, и в коридоре немного темновато, но Кристина идет, уперевшись правой рукой о стену. Никого. Совершенно. Эту часть офиса специально освободили для сьемок, и тут невероятно сильное эхо. Пустые офисные кабинеты в полумраке, словно бы Сото попала в фильм ужасов. Немного жутковато, но она видит свет впереди, и тишина нарушается странными звуками, похожими то ли на всхлипывания, то ли на хлюпанье. И Крис осознает, что это причмокивание, слишком поздно, когда выглядывает из-за угла, видя то, чего не хотела бы видеть никогда. Крис едва ли успевает схватить воздух губами, до жжения в грудной клетке пропихивая его в легкие. Она вообще едва ли могла хоть что-то делать, и ей хотелось только одного: поскорее выбежать из этого ужасного здания. И она выбежала, с шумом толкая дверь перед собой, ударяя своими ладонями по холодному пластику. Прохладный воздух тут же бьет в грудь, и Сото дышит так часто, что у нее кружится голова. Вокруг все словно бы в тумане, и Пена ничего не понимает, она понимает только то, что ее словно бы выворачивает наизнанку, что ноги ее дрожат и подкашиваются, а кости словно бы дробит изнутри. Чувство мерзости накатывает с новой силой, подступая из желудка к горлу, и Крис рвет прямо себе под ноги. Она хватает ртом воздух, и ее рвет снова. Сото жмурится, упираясь трясущимися руками в свои колени, и она начинает плакать так громко и заливисто, что это граничит с безумной паникой. Кристина вздыхает, мотает головой, буквально захлебываясь собственными соплями, слезами и рвотой, ей не хватает воздуха, как бы часто она ни дышала, а перед глазами начинают мелькать картинки, одна за другой сменяя друг друга, но ее мозг цепляется лишь за одну единственную так прочно, что Крис опять чувствует это мерзкое ощущение в своем животе: Фабио, стоящий с запрокинутой головой, и Джоана, покорно стоящая перед ним на коленях под эти мерзкие звуки, и Сото снова рвет. Рвет прямо на асфальт. Рвет без остановки. И Кристина даже удивлена, что ее желудок способен на такое, потому что единственное, что Пена ела сегодня — это кофе с какой-то булочкой. Крис продолжает задыхаться, сжимая колени, но ее мысли сосредоточены лишь на одном, и она уже понимает, насколько ужасно выглядит ее лицо. Конечно, Пена знала, что продюсеры спят со своими порноактрисами, и очевидно, Фабио не был исключением, и раньше бы Кристине было все равно, ровно до тех пор, пока он не посмел сделать это с Джоаной. Как он мог?! Теперь Крис точно знала, кого ненавидит больше всех в жизни. Она видела много всякого дерьма, но увидеть, как Бианчи стоит перед ним на коленях и отсасывает его наверняка крошечный член, было выше ее сил. Как он мог так унизить ее!? Как!? И если бы Пене не нужна была работа, она бы расцарапала его лицо на месте, выцарапала бы его глаза своими длинными белыми ногтями, наблюдая за тем, как глазная жидкость смешивалась бы с кровью и стекала вниз по подбородку. Она бы сделала это, даже если терпеть не может вид крови! Сделала бы! Но она просто напугалась и убежала так быстро, что даже не помнит этого. И Кристина злилась. Злилась на Фабио, который себе позволил унизить Акосту, злилась на себя, которая не смогла ничего сделать, хотя обещала себе, казалось, она злилась на целую вселенную. И хоть Сото и не верила в судьбу, но сейчас впервые в своей жизни она обратилась к ней с вопросом. Но вот только не к своей судьбе, а к судьбе Джоаны, которая унижается каждый раз, приходя на эту блядскую работу. — За что ты так жестока с ней!? Крис выкрикнула это в затянутое тяжелыми тучами мадридское небо, но ответа не последовало. А что она ожидала, что тучи перед ней раздвинутся, и оттуда выглянет кто-нибудь и разложит все по полочкам? Что она ожидала?! И Крис, правда, хотела бы знать почему. А вернее, что Бианчи сделала, чтобы заслужить такое? Может быть, она послала самого Господа Бога? Хотя навряд ли он существует. Если бы он, действительно, был, он бы не позволил такому случиться, он бы не дал всему этому дерьму свалиться на хрупкие плечи беспомощной и слабой девушки. Он бы не позволил такому случиться в мире, который он сам же и создал! Не позволил бы! Кристина продолжала рыдать, чувствуя новый приступ тошноты, но она глубоко вздохнула, подавляя его, ощущая, как все ее тело распадается на куски от боли. От душевной боли. Словно бы это она там стояла, словно бы это она делала эту ужасную и мерзкую вещь, словно бы ее так безжалостно унижали. Сото не знала, да и не хотела знать, как долго она прорыдала, находясь на границе между нервным срывом и паникой, сбивчиво дыша и растирая косметику по лицу вместе со слезами и всем остальным. Она не знала, как долго в ее голове не было ничего, кроме противного писка и собственного сердцебиения. Прямо как в тот раз, когда у Джоаны потекла кровь из носа, когда Джоана потеряла сознание, как вчера, и Крис не могла сделать и шагу, но только в десятки раз сильнее. Это было так сильно, что Пена не слышала вообще ничего, но она отчетливо услышала, как дверь сзади нее открылась. Сото резко обернулась, но для нее этот разворот продлился целую вечность. Она не знала, кого увидит в дверях, но знала одно: если это окажется Фабио, то Крис клянется своей жизнью, что размажет его мерзкое и самодовольное лицо, не жалея своих нежных и ухоженных рук, превратит его в кровавое месиво, даже если ее снова вырвет, даже если она побледнеет и потеряет сознание, она все равно сделает это! Кристина унизит его так же, как он унизил Джоану! Она была готова пойти на это, правда, но ее мысль прервалась, когда Сото закончила разворот и увидела Джоану, стоящую у широких пластиковых дверей, и всех прилагательных мира бы не хватило, чтобы описать, насколько та была сломлена, потеряна и разбита. Акоста резко выпрямилась, замечая Крис, губы ее растянулись в ухмылке, а глаза прищурились. Она пыталась. Пыталась сохранить остатки своей гордости, которую только что безжалостно растоптали у нее на глазах, пыталась казаться сильной, безразличной, каменной, но Пена знала, что Бианчи не такая. Она слабая, хрупкая, беспомощная, запутанная. Крис ее видела. Видела ее настоящую, тогда в своем доме, такую домашнюю и уютную, такую сонную и хрупкую, стоящую в дверном проеме и зевающую. Видела ее тогда в машине, когда она подпевала песне из какого-то фильма. Тогда на балконе у Вероники, когда она отдала Крис свою невероятно теплую джинсовку. И видела ее тогда на крыше с растертой шоколадной крошкой по подбородку. Сейчас была ненастоящая Джоана, настоящей она была тогда, в эти моменты, но сейчас это не она! Нет! — Разве ты уже не должна ехать домой, красотка? — Бианчи ухмыляется еще шире, но Пена видит эту боль в ее глазах. Такое невозможно скрыть. Это то, что ломает людей изнутри, разрушает в них веру во все самое лучшее, и Сото больно смотреть в ее глаза, больно осознавать, что она врет. Врет каждый день, делая вид, что все в порядке. Ничего, блять, не в порядке! — Крис? Взгляд ее вдруг меняется, и Джоана наклоняется чуть левее, замечая рвоту на асфальте. Ее глаза метаются между мерзкой лужей и зареванным лицом, и Кристина больше не может. Она подрывается с места, почти падая, но удерживает себя на ватных ногах, громко всхлипывает и хватается за худое, хрупкое тело напротив. Хватается, как за что-то жизненно необходимое, и плачет. Плачет без остановки. Плачет так сильно, что ее глаза вновь болят, а голос хрипнет. Вжимается в плечи Бианчи руками, утыкается лицом в ее шею и громко кричит, вздрагивает и кричит снова. Это уже не просто плач, а самая настоящая истерика. — За что тебе это?! Кристина кричит эти слова, чувствуя, как ее лицо обхватывают холодные пальцы с уже потрескавшимся синим лаком. Ее лицо ужасно, Пена это знает, но все равно позволяет Акосте взглянуть в глаза, и когда она встречает ее карие радужки, то словно бы рассыпается на куски. Столько боли не может быть в одном человеке! В одном взгляде! Это безумие! Столько боли не бывает! И Сото пытается убедить себя в этом, но то, что она видит перед собой, лишь противоречит ее убеждениям. Джоана разбита. Полностью сломлена. В ней нет ничего, кроме боли. Но тяжелее всего видеть не эту боль, а ее улыбку, до жути натянутую, но Крис понимает, что для Бианчи страшно потерять себя в своих чувствах, в своих эмоциях. Акоста не как Крис. Для нее показать слабость — значит, зарыть себя в могилу. Значит, лишить себя управления собственным рассудком. И Сото начинает плакать еще сильнее, потому что она хочет видеть ее слезы, хочет, чтобы ей доверяли, хочет, чтобы Джоана была Джоаной. Настоящей. Хочет забрать ее боль, потому что ее тяжело видеть, ее тяжело принимать. — Ты все видела, да? — Бианчи спрашивает это тихо, нежно, спокойно, словно бы ничего не произошло. Успокаивающе гладит щеки Кристины большими пальцами и улыбается, тепло, искренне-грустно, а у Пены сердце разрывается от ее голоса, руки трясутся и колени подгибаются. — Все хорошо. Акоста прижимает ее, словно бы срастаясь с ней в одно целое, гладит по блондинистым волосам, тихо шепчет, и Сото мотает головой, потому что это не ее сейчас должны успокаивать, не она должна пребывать в истерике. Это не она стояла там на коленях! Она должна была быть сильной, но не может. Кристина просто не хочет понимать, почему Джоана так спокойна? Не хочет принимать ответ, почему она улыбается? Не хочет принимать, почему она не позволяет скатиться ни одной слезинке? Как она может держать все в себе? Она не должна! Не должна! Не должна! Это больно видеть! И Крис совершает самый ужасный и самый глупый поступок в своей жизни. Она толкает Джоану так сильно, что та буквально падает на мокрый асфальт, болезненно шипя. Ее расширенные от удивления глаза сверлят испуганным взглядом, она теряется, не в силах что-либо сообразить, когда Сото седлает ее и резко сжимает воротник джинсовки Акосты в своих дрожащих руках. — Ты такая идиотка. — процеживает Сото и ослабляет хватку, вновь утыкаясь в длинную шею. Джоана лежит на мокром асфальте, перебирая светлые пряди волос, слыша удушающие всхлипы в районе ключиц, и не понимает, что это бежит по ее щекам: капли от холодной измороси или ее собственные слезы. «Странная ситуация...» - так думает Джоана.***
У Джоаны нет прав, но Крис просто не в состоянии сесть за руль, поэтому даже не возражает, когда за него садится Акоста. По крыше барабанит дождь, и Бианчи едет довольно аккуратно, изредка кидая взгляды на Сото, которая выглядит просто ужасно, и Джоана понимает, что она просто обязана сохранять самоконтроль и спокойствие сейчас. Она помнит, куда ехать. Помнит ее адрес наизусть и не отказывает, когда Кристина умоляет ее зайти в квартиру со слезами на глазах. Не отказывает, когда она умоляет ее остаться, дрожа всем телом так сильно, что Джоана забывает о собственной боли, злости и вообще обо всем на свете. Она не хочет видеть Крис такой разбитой, такой сломленной. Крис — солнышко, она должна светить. Поэтому Джоана не отказывает, когда Крис умоляет ее лечь рядом и не уходить. Кристина такая напуганная, беззащитная лежит, уткнувшись носом куда-то в область шеи, и им обеим, кажется, совершенно плевать, что вся джинсовка Джоаны мокрая и испачканная. Крис категорически не хочет выпускать Джоану из своих объятий, вцепившись в нее всем, чем только можно, продолжая рыдать, а Джоана продолжает перебирать ее волосы. И ей так до безумия нравятся ее длинные мягкие волосы. Джоана все хотела прикоснуться к ним хотя бы раз, и вот сейчас лежит, запуская в них свои прохладные пальцы. Она не знает, как может успокоить Крис, так что просто находится рядом, слушая ее шмыганье, которое постепенно сходит на нет. И Джоана не может не поддаться всего одной слабости, чуть касаясь светлой макушки губами, зарываясь в волосы носом. Они, и правда, пахнут как солнце, прямо как она и представляла. Солнечная девочка. Завтра суббота, и Джоана готова проваляться с Крис вот так хоть все выходные, если та, конечно, не будет против. И кажется, что нет, потому что Джоана слышит ее тихое сопение. Крис засыпает, и сейчас кажется таким маленьким, беззащитным комочком. Прямо как мурлыкающий котенок в ее руках. Джоана знала, что не достойна солнца, что не сможет подлететь к нему, но сейчас оно находилось прямо в ее руках, и Джоана даже не обжигалась. Она лишь смотрела, как Крис морщится во сне и кривит губы, и Джоана понимала, что уже ничего нельзя остановить. Все зашло слишком далеко для них обеих. Уже нет пути назад. И хотя Джоана обещала, что кроме Элоя ей больше никто не нужен, но, кажется, крупно ошиблась. Она засыпает с чувством того, что предает его, но обретает что-то очень важное. Она вновь обретает себя…