ключи к Изнанке

Он не помнит, как очутился здесь. Вообще-то, он и имени своего не помнит. Человек в черном разглядывает свою левую ладонь. На ней кожаная чёрная перчатка. На правой — нет. Забавно. Он бредёт по пыльной дороге. Солнце нещадно палит, и человек щурится. Он придерживается обочины, но машины по разбитому шоссе проезжают так редко, что он, пожалуй, мог бы пройтись прямо посреди трассы. Кроме этой дороги здесь ничего и нет, сплошь высокая трава вокруг. Стоит подуть ветру — и по полю засеребрятся волны ковыля. Ни указателей, ни каких-либо других намёков на присутствие людей. Даже деревьев не видно. От солнца не сбежать и не укрыться, и мужчину, который одет сплошь в чёрное, это удручает. Возможно, он мог бы спрятаться в траве. Растительность и без того достаёт ему по грудь, а если присесть — укроет с головой. Но от чего он спрячется? От дотошного солнца, которое всё равно дотянется до него своими лучами? От ветра, что свободно гуляет среди травы, когда ему вздумается? От людей, которых здесь нет? В любом случае, он — не из тех, кто прячется. Он упрямо шагает вперёд, нахмурившись и спрятав руки в карманы. Вспоминает про перчатку. Думает, снять ли её, потому что кто, чёрт возьми, ходит с перчаткой на одной руке? Снимает. Рассматривает руку. Аккуратно натягивает перчатку обратно. Всё это — не останавливаясь. Он что-то ищет. Он сам не знает (или не помнит), что, но он должен до этого добраться. Он ломает голову над какой-то загадкой и уже почти нашёл ключ, осталось лишь протянуть руку. Но что за загадка? И как выглядит ключ к ней? На горизонте замаячило какое-то здание. Мужчина ускоряет шаг. Вблизи выясняется, что это — закусочная. Он заходит внутрь, и его встречает приятная, желанная прохлада. Человек облегченно вздыхает. Он садится за столик у входа и настороженно осматривается. Людей почти нет, только какая-то небольшая компания сидит у окна. К нему подходит женщина, хозяйка забегаловки, и спрашивает, что он будет заказывать. Он не уверен, есть ли у него деньги, но начинать рыться в карманах на глазах у собеседницы как-то неудобно. Вместо этого он спрашивает, где он. — Ещё один, — печально покачала головой она. — Вечно эти прыгуны всё забывают. Мужчина не понимает, что она имеет в виду, но решает не подавать виду. Ему приносят кофе «за счёт заведения» и он пьёт его, погруженный в свои мысли. В дверях появляется юноша. Человек дёргается, будто подрывается подойти к нему, но останавливается в последний момент. Он не помнит, кто это, но ему кажется, что парень ему смутно знаком, что где-то он его видел. Тот перехватывает взгляд мужчины в чёрном и, удивлённо вскинув брови, направляется к нему.

***

— Ты в порядке? — участливо спрашивает Янус, похлопав Ральфа по плечу. — Я тебя зову-зову, а ты всё молчишь. — Да, — отвечает мужчина. Голос почему-то хриплый и какой-то чужой. — Я просто задумался. Вот только почему-то он совершенно забыл, о чём. — Ладно, — с сомнением говорит паук, но уходит. Ральф провожает его взглядом.

***

«Р Первый» — слышит он в перешептываниях учащихся за спиной. «Р1» — иногда бросается ему в глаза с испещренных надписями стен Дома. На них невозможно что-то найти специально, но иногда то, что тебе нужно, само тебя находит. И его находят буква и цифра, которыми его внезапно нарекли дети. Мужчина морщится. Казалось бы, может ли что-то быть ещё хуже его дурацкой клички? Может. Дурацкое, непонятное сокращение. Первый что? Я первым сделал что? Но ответа на этот вопрос стены не дают, как бы Ральф, Р Первый, не вглядывался. — Первый прыгун среди взрослых, — в шепоте слышится и восхищение, и уважение, и даже, кажется, отголоски страха. Воспитатель поворачивается в сторону голоса, но ученики, заметив, что он обратил на них внимание, улепётывают со всех ног. Но он всё равно ничего не понял. Что они вообще подразумевали под словом «прыгун»? Ральф, что, похож на циркового акробата? Он снова переводит взгляд на надписи в коридоре. «А прыгунов и ходоков не существует!» — заявляет стена. Искра догадки вспыхивает в голове и разгорается в пламя осознания. Прыгуны, ходоки — это часть Дома. Их Дома, где боятся Наружности и замазывают чёрным окна, из которых её видно, где всем придумывают клички и говорят на своём, непонятном для «наружных», языке. Дом — это загадка, которую Чёрный Ральф так сильно хочет разгадать, и, кажется, прыгуны и ходоки — ещё один ключик. Ключей у него много, и он знает, что все ведут к одной двери. Но эту дверь не так-то легко открыть. Просто ключей недостаточно, их надо повернуть особенными движениями, в определённом порядке. И Р Первый пока не знает этих движений, не уловил порядка.

***

Ноги тонут в траве. Над головой сгущаются ветки деревьев. В Лесу темно, а человек, бредущий через заросли в попытках найти тропу, весь в чёрном, под стать надвигающейся ночи. Он — посторонний, поэтому ведёт себя вежливо, как в гостях. Аккуратно отодвигает мешающие ветки, старается не шуметь больше необходимого. Он не торопится. Он откуда-то знает, что нетерпеливых Лес не любит. Но Лес — насмешник. На вежливость он отвечает зарослями поющей голубой травы, что опутывает ноги мужчины и тянет назад. Лес отвечает и неприятной, влажной прохладой, от которой человек зябко ёжится. Отвечает тьмой, в которой не видно, куда идёшь, и в которой ветви возникают из ниоткуда и обидно хлещут тело. Это — его приветствие. Человек молчит, лишь идёт вперёд. Где-то запел дрозд. И он выходит на тропу. Тропа старая. С одной стороны — колючие кусты и дремучая чащоба. Оттуда он только что вылез. С другой — вязкая топь, откуда в любой момент кто-то может выскочить. Он чувствует уже непривычную лёгкость в ногах и ему кажется, будто даже дышать стало легче и будто воздух уже не такой уж и прохладный, а даже родной. Он вернулся Домой.

***

С возвращения Ральфа после его побега в Наружность отпуска прошло всего ничего — сутки. Он заявился на урок у Четвёртой группы. Не то чтобы сидение на уроках было распространённой практикой у воспитателей — своих дел хватает. Но Р Первому хотелось понаблюдать за ними со стороны, посмотреть, что изменилось (если что-то изменилось), в общем — наверстать пропущенное. Правда он слишком погружается в свои мысли и не слышит хода урока, не смотрит на воспитанников. Выныривает он лишь в конце урока. Когда он встаёт, он замечает, что Шакал Табаки странно на него смотрит и хмурится. Ральф не придаёт этому значения — мало ли.

***

— Я могу перенервничать, испугаться чего-нибудь, испытать сильное потрясение. В таких случаях иногда прыгается. С вами не случалось? — Я не… — начинает он. — Наверняка случалось. Просто вы ничего не помните. Это забывается очень быстро. И Ральф вспоминает. Это не похоже на мгновенное просветление и полное восстановление памяти, нет. Это медленное, мучительное осознание. Первый прыгун среди взрослых. Так вот что они тогда имели в виду. К тому времени, когда Ральф узнал, что это слово значит, он успел забыть об услышанной им когда-то фразе. И зря. Всё это время, прямо перед ним… И ведь он наверняка видел, он не просто находил ключ, он открывал им заветную дверь и…забыл об этом. Сфинкс предупреждает, что Ральфу сейчас захочется его прервать. А Ральфу правда хочется. Но он не может. С ним так открыто говорят об этом первый раз за пятнадцать лет, а он просто возьмёт и уйдёт? Ни за что. Он устало запускает пальцы в волосы и взъерошивает их. Пытается вспомнить хотя бы что-то об Изнанке и, кажется, улавливает далёкие образы и отголоски ощущений, но никак не может сформировать их в целую картину. Как после длинного сна, который совершенно не помнишь после пробуждения, но отчаянно пытаешься. Как в моменты, когда замираешь посреди комнаты и думаешь «А что я собирался делать?» И ты пытаешься прорвать эту зияющую пустоту беспамятства, увидеть, что скрывается за ней, но в самый последний момент, когда кажется, что ты поймал мысль, она ускользает. У Ральфа болит голова. Но он хочет, чтобы Сфинкс продолжил. И Сфинкс говорит.

***

Приглашение на последнюю Ночь Сказок стало неожиданностью, но неожиданностью приятной. Ральф и увязавшийся за ним Старик (воспитатель так и не понял, кто вообще мог пригласить сторожа, но, впрочем, против его присутствия никто не возражает) приходят последними. Комната переполнена, но для них всё же находится место. Ральф осматривается. Здесь вся Четвёртая и некоторые ребята из других групп, все вожаки (кроме Фазаньего), несколько девушек. Рядом с Македонским Р Первый замечает двух бритоголовых из палаток, которые появились рядом с Домом незадолго до Выпуска (и которые жутко выбесили и без того нервничающего Акулу). Выключают свет, и вокруг загораются свечи, одновременно, как одна. Будто это какой-то причудливый организм, проросший внутри стен и полов, выбившийся наружу сквозь трещины в самых необычных местах и дышащий огоньками в темноте. Тени, отбрасываемые на стены, превращаются в гротескных чудовищ, сливаются друг с другом и расходятся, пляшут в такт пламени свечей. Ральф не уверен, что он чувствует, но понимает, что больше он нигде не сможет испытать таких ощущений, как сегодня. Эта ночь — особенная. Сказка — ложь, да в ней намёк. Поэтому Ральф слушает внимательно. Поэтому допытывается до Стервятника, рассказывавшего о злой ведьме. Р Первый, кажется, эту ведьму прекрасно знает, но Стервятник никаких разъяснений давать не намерен. Допытывается Ральф и до Чёрного, у которого сказка уж чересчур намекает. Воспитатель даже вскакивает с места, чтобы вправить мозги парню. Усадить его пытаются аж несколько человек и у них, в конце концов, получается. А после Р Первый решает забить. И просто слушает. Слушает про лесного эльфа, про ангела, который возносится, объятый пламенем, про смерти, что сбегают в чужие миры, про старичка, не любящего дарить шестерёнки, про крысолова, уводящего куда-то маленьких детей. Иногда ему кажется, что он ловит проступающие в памяти сквозь приоткрытые двери образы. Возможно, если у него было бы больше времени, он бы тоже однажды рассказал Сказку. А может у него просто было слишком много времени.

***

Ральф крутит в руках конверт, полученный от Слепого и думает. Делает выбор. Как будто у него он на самом деле есть. «Вам решать.» Р Первый не глуп, он знает, что решение уже принято. Принято оно Домом, из которого воспитатель уже однажды пытался сбежать, но всё равно вернулся. Вернулся, чтобы остаться насовсем. «Откройте. Когда покончите со всеми другими делами.» А дела у него и правда есть. Есть пришедший в бешенство от того, что случилось с воспитанниками, Акула. Это — не то, что ожидал увидеть боявшийся выпускников директор, но не многим лучше. Есть те, кто не ушел на Изнанку, кого держат «до выяснения обстоятельств». Ральфа и самого допрашивают бесчисленное количество раз, и он терпеливо отвечает. Ничего полезного в его ответах, впрочем, нет. И есть дом. Р Первый ждёт. Ждёт финала спектакля, за которым следил пятнадцать лет. Три разные постановки, разные актёры, даже сюжеты менялись из выпуска к выпуску, но всё — чтобы прийти к этому. И стоя у руин Дома он знает, куда пойдёт дальше. Старый дом на Изнанке встречает его полутьмой, затхлым запахом, пылью и каким-то уютным, домашним чувством. Его здесь ждали. Трехпалый мужчина в чёрном улыбается.