"А этот - мой"

«Так, значит, вы теперь капитан? Поздравляю», — слова, такие искренние и такие нелогичные в их положении взаимных и давних врагов. Де Жюссак крепко пожал мозолистую ладонь Д’артаньяна, чувствуя ее уверенный захват и видя радостный блеск в честном и прямом взгляде соперника. Мушкетер поблагодарил его, широко улыбаясь. — Не хотите ли отпраздновать вместе с нами, господин Де Жюссак? Мы с друзьями собираемся в Гарцующем пони в четыре и были бы… я был бы рад увидеть вас с нами. Де Жюссак покачал головой, усмехнувшись: — Какая честь, но боюсь, что это бы выглядело неправильно, — и предупреждая расстроенное выражение лица старого врага, добавил, — но я с удовольствием встречусь с вами лично, скажем на нейтральной территории часов в восемь. Как думаете, вы сможете уговорить ваших друзей отпустить вас одного так поздно, да еще и с гвардейцем кардинала? Де Жюссак с радостью ехидно подметил, что ему удалось задеть Д’артаньяна этими словами, но к его чести он оправдал свое новое звание тем, что рука, уже потянувшаяся к эфесу, все же опустилась. — Конечно, господин Де Жюссак, не сомневайтесь. Мои друзья — добрейшие люди. К тому же, я себя в обиду не дам. Он снова нацепил веселую улыбку, напомнив Де Жюссаку того восемнадцатилетнего юношу из Менга, и, задорно подмигнув, побежал вниз по лестнице, распугивая скучающих гвардейцев в красной форме. Де Жюссак проводил его взглядом. Хоть годы и наложили свой отпечаток на них обоих: Д’артаньян из нелепого юноши стал настоящим мужчиной и смелым воином, а Де Жюссак с годами стал немного спокойнее относиться к его неугомонному характеру, воспринимая философски их постоянные стычки, но одно все же было неизменно — их ставшая за все годы более личной вражда. Оглядываясь назад, Де Жюссак теперь прекрасно понимал, что, хоть он и не замечал этого, но то, что он выжил в той стычке у монастыря Дешо, было действительно подарком судьбы. И проклятием вечно сталкиваться с этим неугомонным выскочкой из деревенской глубинки. Де Жюссак усмехнулся, пригладив усы, и неспешно направился к своему посту. *** Весь день Де Жюссак провел на службе, перекидываясь редкими фразами с подчиненными, но все не мог выкинуть из головы эту снова якобы случайную назначенную встречу с Д’артаньяном. Это было чисто формальным свиданием и ни к чему их на самом деле не обязывало, однако чем ближе было время встречи, тем сильнее он переживал. Де Жюссак уже начал думать, что Д’артаньян забыл про него, или же — о чем думать совсем не хотелось — просто не захотел приходить, посчитав, что с гвардейцем можно всерьез не договариваться, все же он не кардинал и даже не королева. Д’артаньян был известен своей пунктуальностью, так что Де Жюссак рассудил, что, либо он придет ровно в восемь, либо, в случае если он и правда не посчитал это для себя интересным, не придет совсем. Но лишь часы пробили восемь, дверь и правда приоткрылась, и капитан королевских мушкетеров вошел в зал. — О, здравствуйте, Де Жюссак. Я так и знал, что найду вас здесь. Де Жюссак не смог сдержать улыбки. — Я уж думал, вы не придете. Лицо Д’артаньяна надо было видеть, он рассеянно зашарил по стене взглядом, пока не наткнулся на часы, удостоверившись, что сейчас действительно столько, сколько он и ожидал. — Мы условились в восемь, — сказал он. Де Жюссак поджал губы, чтобы не засмеяться. Все же, Д’артаньян, на его взгляд, не сильно изменился и был все так же прост и принципиален, как и раньше. Это в нем и нравилось. — Конечно, — он примирительно улыбнулся. — Я рад вас видеть. В смысле, что вы не забыли о встрече. Д’артаньян, казалось, пропустил мимо ушей его неловкую фразу, которую можно было бы трактовать по-разному. Де Жюссак прикусил себе язык, надеясь, что не сказал чего-то неуместно эмоционального в их случае. Он проследил глазами за Д’артаньяном, молча прошедшим мимо. — Я понимаю, что вы только от друзей, но я сегодня еще не отдыхал и хотел бы с вами выпить, — честно признался Де Жюссак, в попытке расслабиться разминая плечи, когда они шли по вечерней улице мимо светящихся желтыми окнами кабаков с доносящимся из них шумным весельем отдыхающих, которые могли себе это позволить в такой час. Д’артаньян коротко обернулся к нему, но в его взгляде Де Жюссак успел прочитать его пока невысказанную мысль. — Боюсь, что шумный кабак это не лучшее место, чтобы отдохнуть, — ответил Д’артаньян, всем своим видом выражая то, что он только что испытал это на себе. — Но я недавно купил себе уютную квартиру, здесь недалеко. Если вы конечно не против зайти. У меня есть несколько бутылок отличного вина и я был бы рад, если бы вы его попробовали со мной. — Много же король теперь платит своим мушкетерам, что-то изменилось? — усмехнулся Де Жюссак, он и правда искренне удивился. Хотя, с повышением у Д’артаньяна и правда могли оказаться лишние деньги, да и ему давно было пора съехать в собственную квартиру из снимаемых им, видимо, по старой привычке, чердаков. — Да, вы правы, король никогда не отличался щедростью, — весело посмеялся ему в ответ Д’артаньян, от чего Де Жюссак готов был сам заразиться весельем, на миг забыв, что идет рядом с врагом. Он совсем не был против зайти, хотя бы просто осмотреть новое жилище старого соперника, кто знает, когда ему еще и для чего может понадобиться эта информация. Д’артаньян понял его согласие и без слов. Они прошли еще немного, после чего мушкетер остановился у дверей, очевидно, его нового места жительства, пропуская гостя вперед. Квартира и правда оказалась уютной, Де Жюссак осмотрелся, отмечая, что, либо Д’артаньян все же не смог позволить себе что-то более просторное, либо просто не стремился приводить сюда кого-нибудь. Де Жюссак был в какой-то мере польщен, что стал исключением. Он сел за стол посреди комнаты, скинув с себя обмундирование, оружие, и повесив шляпу на спинку стула. Д’артаньян где-то скрылся, видимо, пошел за вином. Де Жюссак закинул ногу на ногу, поподробнее осматривая жилище. Оно и правда отличалось скромностью, скорее всего, король даже выделил своему лучшему слуге жалование именно на покупку квартиры. Было заметно, что помещение рассчитывалось на то, что военный, купивший его, не будет часто здесь появляться, а потому и не было слишком большим, зато вмещало в себе достаточно предметов быта для недолгого отдыха. Кухня и прихожая ничем не разграничивались, рядом со столом тут же стоял небольшой шкаф, пока что пустой, видимо, Д’артаньян еще не успел перевезти все свои вещи. За ширмой в углу скорее всего находилась одноместная кровать. Де Жюссак подумал, что наверное Д’артаньяну здесь очень одиноко, вряд ли он мог себе позволить привести сюда всех своих троих друзей. Мушкетер вскоре вернулся, неся в руках две бутылки, темного стекла. Он поставил их на стол и сел на стул напротив. Он тоже где-то уже успел скинуть верхнюю одежду и оружие, и Де Жюссак отчасти даже поразился такому доверию и беспечности со стороны человека, с которым они вели вражду уже так давно, что каждый уже устал считать количество раз, когда они пытались убить друг друга. — Может быть, нам стоит начать все с начала? — спросил Д’артаньян, разлив вино по стаканам, — извините, у меня не так еще много посуды здесь. — Добавил он смущенно, пододвигая напиток гвардейцу. Де Жюссак почувствовал, как сердце забилось чаще в ответ на эти слова. — Боюсь, что нам уже слишком поздно такое предлагать, вы не считаете? — попытался отшутиться он и, надеясь скрыть внезапно охрипший голос в перехватившем горле, отпил из стакана. — Никогда не поздно, — ответил серьезно Д’артаньян странным, тихим голосом. Он смотрел на Де Жюссака и тот, встретившись с его блестящим в вечернем сумраке взглядом, потерялся, не зная, что ответить. Д’артаньян молча продолжал пить и правда оказавшееся неплохим вино. — А мне кажется, это неплохая идея, я столько прожил, и, если честно, многим не горжусь. Я столько бы хотел изменить, если бы смог, — вдруг сказал Д’артаньян, облокотившись на стол, и Де Жюссак поднял на него взгляд, когда их пальцы будто бы случайно соприкоснулись на столе. Д’артаньян не убрал руки, и Де Жюссак замерев, чувствовал подушечками пальцев тепло чужой ладони. Он сегодня уже пожимал эту руку, но сейчас это ощущалось немного иначе. Тогда это прикосновение не заставляло кровь прилить к щекам, и мурашки не бежали вверх по плечу, и не спускались к животу. Д’артаньян слегка сжал его руку, незаметно накрыв ладонь целиком. Де Жюссак, чувствуя как кровь бьется в ушах, подался ему навстречу, словно через само это несмелое прикосновение окончательно поняв взаимность своих давно сформировавшихся чувств на фоне постоянных столкновений и изучений друг друга все лучше. Губы Д’артаньяна, все еще со сладким привкусом вина, мягко коснулись его, выбивая воздух с выдохом. Де Жюссак почувствовал, как его руки, которыми он опирался на стол, дрожат, ощущая внезапную слабость вместе с заполошным ритмом в груди. Кажется, звук, который он услышал на фоне собственного сердцебиения, издал падающий стул, который Д’артаньян неосторожно задел, когда вставал, через секунду оказываясь рядом. Де Жюссак и сам чувствовал, что ему просто необходимо прижаться в ответ к этой груди, даже если бы Д’артаньян и не обнимал его так крепко, словно они и правда все это время не были врагами с самой первой встречи. Кровать, мягкая, хоть и узкая, прогнулась под их весом, когда Де Жюссак, опершись спиной о стену рядом с ней и разглядывая Д’артаньяна из-под полуприкрытых век, утянул его туда, не глядя откинув штору. Он тихо застонал и притянул голову Д’артаньяна ближе, пропуская его волосы через пальцы, пока тот медленно целовал его грудь, вызывая дрожь в теле каждый раз, как задевал языком чувствительные места. Отодвинув полы рубашки, Д’артаньян обвил его торс руками, прижимаясь теплой щекой к коже и поднял взгляд, встречаясь глазами. — Как же у вас бьется сердце, Де Жюссак, — сказал он хрипло. Де Жюссак закрыл глаза, сглатывая. Как давно он мечтал об этом моменте, со стыдом каждый раз представляя, но даже и не надеясь. — Оно бьется за вас, Д’артаньян, — тихо проговорил он и наклонился ближе, чтобы вновь встретиться с ним взглядом, — всегда билось и будет, только за вас. Он переплел пальцы с ладонью Д’артаньяна, положившего руку ему на грудь. — Мне жаль, что судьба сделала нас врагами, — прошептал Д’артаньян. Де Жюссак улыбнулся его словам. За все те годы, что они знали друг друга, он не один раз задумывался об обстоятельствах их знакомства. Д’артаньян, такой добрый и честный, никогда не стал бы служить с ним одной стороне. К тому же, их общение на равных так и не сложилось бы, если бы Д’артаньян поступил на службу в гвардию кардинала, ведь скорее всего, Де Жюссак стал бы его командиром. А видеть каждый день, как важный для тебя человек общается со всеми, кроме тебя, не имея даже возможности драться с ним, хоть плечом к плечу на одном поле битвы… нет, Де Жюссак был скорее рад скрестить с ним шпагу при каждой встрече, лишь бы видеть блеск азарта от битвы в этих глазах, и хоть на время чувствовать единство с человеком, чья жизнь зависела от действий противника в той же степени, что и его собственная. Но, конечно, не будь этих условий, из-за которых они стали противниками, Де Жюссак был бы рад общаться с Д’артаньяном как с другом все эти более двадцати лет знакомства. Жаль, что уже слишком поздно что-либо решать. — Эти шрамы, — проговорил гасконец, обводя пальцами белые отметины на его груди и животе, вызывая у Де Жюссака желание податься навстречу этим рукам, — если бы я мог, я не задумываясь забрал бы их назад. «Эти шрамы — все, что есть у меня», — подумал Де Жюссак. Он обхватил ладонями лицо Д’артаньяна, продолжавшего медленно мучать его тело нежными прикосновениями, и притянув к себе, соединил их губы в еще одном поцелуе. Он чувствовал грудью удары сердца Д’артаньяна, и все его шрамы, все доказательства их встреч, болели, словно были получены вчера. — Я люблю вас, — чувствуя, как с этими словами сердце пропустило удар, прошептал он, прерывая поцелуй и вновь возвращая его, — и с первой нашей встречи я благодарен судьбе за то, что не безразличен такому человеку, как вы, Д’артаньян. Ответом ему были ладони, сжавшиеся на его коленях. Д’артаньян, привыкший доказывать все делом, подался навстречу, хватая его губы своими и срывая с них тихий стон. Плоть слаба — вспомнил Де Жюссак слова, слышавший ни раз от священников, когда ладонь Д’артаньяна проникла под ткань его штанов и обхватила ствол. Сейчас он понимал значение этой фразы как нельзя четче. Он никогда не считал себя чересчур набожным, хотя после всего, что делал на службе, он задолжал Богу очень много в обмен на прощение. Ни раз он убивал, по долгу службы или из личной выгоды, он был грешником и уже не боялся Ада. Может быть поэтому сейчас Де Жюссак не чувствовал на себе бремя греха, особенно, когда Д’артаньян опустился на колено и накрыл губами его ствол. Жар в груди был определенно посланной частичкой адского пламени, но он был готов сгореть в нем хоть прямо сейчас, лишь бы это продолжалось. Он схватился руками за покрывало, не в силах противостоять возбуждению души и тела, которое он не ощущал уже слишком давно, чтобы попытаться сдерживаться. Теплый язык Д’артаньяна и его руки, сжимавшие бедра были сейчас единственным, что он видел в этом мире, и потому, когда все закончилось, он несколько секунд не мог прийти в себя, чувствуя, что все эмоции, которые он был вынужден скрывать все эти годы, вот-вот вырвутся из него, пробив грудную клетку, словно узник, бегущий из тюрьмы. Впервые в жизни он сегодня благодарил судьбу искреннее, чувствуя, как его обнимает Д’артаньян, кое-как уместившийся рядом с ним на узенькой кровати. Возможно, двадцать лет назад, в их первую встречу, слова, сказанные Д’артаньяном, были не просто так. Они крепко связали их души и определили их судьбы, не давая впоследствии погибнуть, ни ему, ни Д’артаньяну, хоть каждый из них, по долгу службы или по собственной неосторожности, оказывались на волоске от смерти. Де Жюссак усмехнулся, вспоминая тот день. «А этот — мой», — пробормотал он тихо, чтобы не разбудить спящего мушкетера, храпящего позади. И точнее описать их отношения было бы невозможно.