Чёрная невеста

«Я начну жить, если переступлю через свой страх». Саске понимал, что отступить он уже не сможет. Да и не хочет. – Я всё время убегал, – тихо сказал омега, – но больше не хочу, нет. Он наклонил голову к плечу, принялся внимательно смотреть. Так, что невыносимо сильно, до натянутых нервов и напряжённых мышц, захотелось тотчас отвернуться, чтобы не смотреть – ответно, в эти страшные глаза. Но ведь Саске не хотел, едва начав свой отчаянный поход, сразу и безоговорочно, проиграть! Поэтому мысленно, балансируя между безумием и диким желанием устоять, он взмолился всем богам и бесам сразу – о, ками, о, бесноватые ̀они*! Дайте мне силу!! И это было невыносимо трудно, сродни тому выстраданному, невыносимому, отчаянному чувству, когда он так хотел стать птицей, чтобы взлететь на то самое дерево, на которое он когда-то повесил скворечник, найти деревянный домик, юркнуть внутрь, забиться на самое дно и спрятаться. Ото всех. А ещё лучше – взлететь высоко-высоко, в небо, в космос, в чёрную дыру, да куда угодно, но туда, где его не достанут ... Никто. И прежде всего ... Те, которые назывались его родными и близкими. Одни – после похорон, ограничились тем, что погладили «малыша Саске» по голове и, пробормотав сочувственные слова, ушли и больше никогда не возвращались в опустевший особняк. Аники? Он, именно он, которого звал отчаянно младший омега, редко когда приходил на крик. Отмахиваясь и отстранённо объявляя, что «у тебя слишком бурная фантазия». А дядя Мадара и ... – Трудно быть Учиха? – неожиданно спросил альфа. Задумался на секунду, и сам себя поправил: – А впрочем, ты же теперь и не наш. Ты, Саске-чан, так стремился избавиться от своего родового имени, что, в конечном итоге, имя это стало пылью под моими ногами. Забавно? – Я давно разучился смеяться. – Разве? А вот с этим альфой ... С которым ты путался ... Ты тоже не смеялся? – Не ... Говорите о нём, как о безродном! – сорвался Саске. Он всё понимал, всё чувствовал, ощущал, что его провоцируют, но ничего не мог поделать. С трудом сдерживая знакомую, практически неконтролируемую дрожь, омега постарался говорить как можно спокойнее. – Именно и только его семья дала мне долгожданное тепло домашнего очага. Не спрашивая, кто я и почему я такой, приняла меня со всеми моими недостатками. Никогда не упрекая ни в чём. Саске говорил, словно обретая с каждым словом уверенность, смело отмахиваясь ото всех тех несостыковок, раз за разом встававших на пути их с Наруто счастья. В конце концов, он многое что узнал на этом пути, многое понял. Иначе не пришёл бы сюда. Чтобы разобраться окончательно с самой главной проблемой своей почти пропащей и запутанной жизни. – Хммм ... – длинные чёрные волосы, отливающие синим пламенем (фамильная черта Учиха), ливнем упали на одно плечо. Альфа продолжал внимательно изучать омегу. Дотошно, не пропуская ни одной мелочи. Словно искал что-то, и находил. И это, то, что он видел, явно ему не нравилось, потому что чёрные изломы бровей гневно изгибались, смыкаясь над переносицей, всё сильнее и сильнее. И это было плохо. Потому что свидетельствовало только об одном – он невероятно раздражён. Практически в бешенстве. Впрочем, если говорить о «родственных связях», так было всегда. Из них из всех именно он вспыхивал, словно спичка, и раздражался, только несколько минут пообщавшись с омегой. Как будто на роду, роду Учиха, клеймом было выжжено. «Не будет покоя». – Я всегда твердил, что с тобой всегда будут проблемы. Кто меня слушал?! Альфа сделал пару шагов вперёд. Саске инстинктивно двинулся назад, осторожно отходя от него, стараясь как-то обойти, чтобы не соприкасаться, чтобы избежать любого контакта, но вместо этого споткнулся о какую-то коробку и едва не упал. А выпрямившись, обнаружил, что единственный выход перекрыт мощной, несмотря на возраст, фигурой альфы. Он с досадой прикусил губы. Ужас ... тот самый, с которым он, казалось, сроднился навсегда, снова поднял голову, проникая и въедаясь в плоть маленького Учиха. Который стремился избавиться от этого имени, навсегда, навечно, запятнанного. Но разве его не упрекали в этом? Что он опозорил имя Учиха? Что он вообще лучше бы не рождался? Что только из-за его неправильных поступков, вранья, и случилась та трагедия? Саске помотал головой, сильнее прикусывая губы, буквально в кровь раздирая их, чтобы прийти в себя. Нет. Он не позволит больше манипулировать собой. Ни за что. Никому. Где-то сбоку слабо звякнула цепь, напоминая об одной из этих «манипуляций». Избегая смотреть на того, кого назвали его именем, подавив невольную жалость ... к тому, кого, видимо, насильно втянули в эти грязные, «Учиховские», игры, Саске выпрямился. Ужас, захолонувший его сердце, едва он вступил на землю Учиха, в принципе, никуда и не делся. Но прямо сейчас рождались совершенно новые ощущения. Напоминая ему о цели, о том, что он задумал и для чего находится здесь. Несмотря ни на что. Он не будет больше бояться. Только не сейчас. Когда он всё решил. Он сделает то, что давным-давно надо было сделать, а не прятаться от проблем за спиной Наруто. Заодно причиняя боль и его семье. И он давно вырос. – Хватит. Голос едва предательски не дрогнул, поэтому Саске вздохнул, стараясь дышать полной грудью, и твёрдо повторил, повышая тон: – Хватит!! – Научился грубить старшим? – насмешливо переспросил монстр. Окинул фигуру омеги каким-то масляным, похотливым взглядом, нахмурился. – Ты! – альфа сделал обвиняющий жест, нацелив на омегу палец с золотым, массивным перстнем: – Сколько раз тебе говорили, чтобы ты смирился, не показывал гордыню, не пытался сопротивляться ?! Если бы ты тогда не осмелел и не подошёл к Микото-сан ... Ничего бы не было! Неужели до тебя это так и не дошло?!! Сколько раз тебя просили молчать, не раскрывать свой поганый рот??? Если бы ты ... и правда промолчал, просто промолчал и покорился неизбежному ... Всё могло быть иначе. Ты остался бы в семье ... – Нет!!! Сгорбившись, Саске зажал уши, не выдержав. Замотал головой: – Замолчизамолчизамолчи!!! Альфа снова окинул его недобрым взглядом ... Тем самым. Теперь Саске и не сомневался – тогда ... на Собрании Клана, он, пятилетний несмышлёныш, толком ничего и не понял. Ведь им так гордились родители! Упивались хвалебными словами, вежливо кланялись, улыбались, аккуратно принимая подарки, благодарили за них собравшихся. Ведь гости ... Дружно хвалили безупречные манеры малыша, но малыша Клана, одобрительно кивали, хором повторяя свои речи, и как явно в нём видны фамильные черты, и какая же он гордость для своих родителй, и как сразу видно, каким прекрасным омегой он станет, когда вырастет! Он стоял, купаясь в тёплых лучах любви родных, обласканный ими, словно окутанный их добротой, нежностью, поддержкой, невинно радуясь, что им так гордятся ... И тем, что он такой послушный, такой хороший мальчик, раз отец-альфа и мать-омега то и дело подчёркивают это! Стоял, окружённый одобрительным гулом сотен глоток, подбадриваемый возгласами, мол, как же, видимо, Фугаку-сама и Микото-сан постарались, произведя на свет подобное чудо! И словно возносясь ввысь, согретый добрыми, восхищёнными, искренними взглядами соклановцев ... Не тех. Только те взгляды были другие. Совсем другие! Омега сжал кулаки. Что взять с наивного ребёнка?! Вообще с ребёнка?!! На замеревшего Саске пахн̀уло могильным – иначе не назвать – холодом. Перед глазами замелькали, расплываясь, растворяясь в пространстве, призрачные фигуры. Зазвучали такие знакомые голоса ... « ... – Нии-сан ... Словно, по злой иронии судьбы, история повторялась. – В чём дело, Саске-чан? Итачи, перекинув небрежно через руку, плащ, полуобернулся, снимая стильные очки. – Говори быстрее, у меня через пятнадцать минут очень важное совещание. После смерти Фугаку Итачи унаследовал его акции в «Учиха групп», и, будучи акционером и не менее важным лицом, наряду с ещё двумя совладельцами, всегда был занят. Всегда. Саске это знал. И Саске-из-прошлого, и Саске-из-настоящего. Обрывки завертелись ещё сильнее, возрождая прит̀уплённую временем боль. Почему он тогда так осмелел? Снова шагая в тот же капкан собственных неправильных поступков ... уже зная и раскаиваясь, неся страшный груз вины ... он всё-таки осмелился, надеясь, сам не зная, на что? Теперь он знал, что это было бесполезно. Может, поэтому он сорвался? Потом ... – Мне надо тебе сказать, сказать ... Сглотнув, пугаясь своей смелости, он с надеждой посмотрел на старшего брата. Может, аники сам всё поймёт? Сам догадается, разберётся, снимет часть груза с его хрупких плеч? И уже не будет так страшно и одиноко? Ведь это же ...его друг и защитник, тот, кто когда-то радовался его первым успехам ... его старший брат! Заикаясь, путаясь, он принялся сбивчиво говорить: – Дядя ... Дядя Мадара ... Оон ... меня ... трогает ...Здесь ... Звук хлёсткой пощёчины Саске помнил до сих пор. Как и вспышку боли, как от ожога. И чувство стыда терзало его до сих пор. Как будто он сделал что-то нехорошее, постыдное. Неправильное. –Мне, после похорон, показали плоды твоих трудов. Помнится, я очень просил дядю не давать делу ход. Мы все тогда были под эмоциями, но я упросил пощадить тебя. Лгун! Маленький, мерзкий лгун! Что пришло в твою недалёкую голову, какие грязные мысли сумели овладеть тобой?! Где мои бедные родители упустили тебя ... что ты осмелился стащить ту мерзкую книгу? Тем более, не положенную для твоих лет??? И как у тебя хватило наглости свои постыдные фантазии свалить на того, кто не дал нам разориться после всего, что ты натворил по глупости?!!! Прочь с моих глаз!!!» Реакция старшего брата ... Она всегда была такая ... неоднозначная. Саске подсознательно это чувствовал. И, если теперь он понял, как на него смотрели старшие дяди, про своего брата он не понимал ровным счётом ни-че-го. До сих пор. Потому что так и осталась обида ... Что Учиха Итачи никогда не вставал на его защиту. На его сторону. По настоящему. Всё это были только пустые слова. Мы с тобой особенные братья, Саске. Я – альфа, ты – омега. О да ... Как ни странно, именно мысли о старшем придали сил. Ведь он решил пойти в одиночку сюда! Чтобы рассчитаться со своим прошлым! Чтобы защитить своих близких, пусть не кровных, но тех, кто стал ему ближе их всех ... оставшихся после смерти родителей, ближе их всех, вместе взятых! Саске перевёл дыхание. Ну что ж. Если он всё же здесь, но совершил ошибку, загнав себя в ловушку, пойдя на странные звуки ... Он всё равно не позволит себе раскиснуть. Саске насторожённо посмотрел на альфу. Стараясь не отвлекаться на того, другого. Несчастный, едва альфа переступил порог, упал навзничь и сжался в маленький, испуганный комочек. Что-то бормоча и крупно вздрагивая. Видимо, окончательно лишившись рассудка. Учитывая, что среди его бормотаний было слышно, как он называет себя «Саске» и умоляет «Хозяина» не сердиться. – Ааа, – альфа проследил за коротким взглядом омеги: – Заметил мой небольшой эксперимент? Знаешь, хочу похвастаться. Я, наконец, достиг вершины своего искусства ... Как сказал бы покойный Тсуккури, это, прямо говоря, взрыв! Гениальное решение! У меня так долго ничего не получалось ... С тобой ... Что я подумал, а почему бы не попробовать на прочих образцах? Но, видишь ли, пусть я сам не могу родить себе идеал, я же альфа, в конце концов! А на других не встаёт ... я ведь мог действовать и иным путём, почему нет? Если упорно трудиться, пробовать, снова и снова, перебирая одного за другим ... Эффект может быть невероятен, настолько потрясающ, потому что стоит всех затраченных усилий, не так ли? И я так и делал. Трудился, не покладая рук, выбирая тех, кто мог бы приблизиться к моему идеалу омеги, что достойна меня ... И наконец нашёл вот этого. Вышколил и превратил в тебя, мой дорогой, обожаемый Саске!! Так что ... – Ублюдок! – Саске почувствовал, что начинает задыхаться от безысходности. Абсурд происходящего был столь велик, что ему на самом деле показалось, что он всё ещё там, на Сонной аллее. В этом грёбанном «Реабилитационном отделении», в крыле для социально нестабильных пациентов. Так и сидит ... попросту в дурдоме! И не было ничего, вообще и в частности, ни встречи с Наруто, ни знакомства с его мамой, ни даже брата не было ... ни ссоры, ни расставания, ни беременностей ... не было ничего! Вообще ничего!!! Это всё – плод его больного, давным-давно свихнувшегося мозга. Никто не имеет к нему отношение. Ни этот изуродованный омега, ни ... Мадара, ни даже его нии-сан ... Никто из них! Всё происходило и происходит только с ним одним. Это он сошёл с ума. Крупная дрожь начала сотрясать тело омеги, ещё когда Мадара схватил цепь и подтащил «Саске» к себе вплотную, а когда альфа высунул язык и лизнул омегу, проходясь по едва затянувшимся шрамам, слизывая выступивший гной и не реагируя на кровь ... Саске замутило. Так, что пришлось опереться о стену, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте. Проклятье, ещё и это. Он чертыхнулся, с раздражением проводя по одной из прядей волос, снимая зловонные капли. Хохот альфы взорвался в мозгу. – Что? – издевательски вперил в него палец Мадара: – Какие мы чувствительные! А когда присоединился к нашему маленькому празднику, ты ... – Ублюдок!! – заорал Саске, снова перебивая Мадару. Грубые, пропахшие вином и куревом, руки. Толкающие ничего не понимающего омегу на середину своеобразного круга. Вжиканье молний ... И крупные, подрагивающие члены, так и сочащиеся от нетерпения выделившейся смазкой ... – Я этого не хотел!!! – Но сделал. Маленькая сволочь! Несмотря на то, что это отнюдь не помогло, продолжая сжимать уши ходящими ходуном руками, Саске повторил: – Замолчи!!! И замолкая в ужасе сам, когда – наяву – мерзко вжикнула молния, каждое звено которой было пафосно украшено моном Учиха. Давая во всех деталях и подробностях рассмотреть по-прежнему огромное, «альфячье», достоинство. Не вялое, как можно было бы деликатно обозначить, если его владелец «в летах». А вполне себе твёрдое, внушительное. И украшенное значительным, уродливым, «рваным» шрамом, явно не как результатом неосторожности в молодые годы. Это был след от клыков. Омежьих. – Полюбуйся на свои труды, – оскалился Мадара, буквально рыча: – Я считал, что за прошедшее время нам удалось вполне успешно выбить из тебя глупые представления о себе, как о маленьком божке Клана, ахах, омега же! Но ты, мелкий гадёныш, с виду робкий, запуганный, всё только рыдающий и зовущий по ночам мамочку ... внутри так и остался необузданным дичком. Как ты посмел! Когда тебе приказали постараться и угодить ... И даже, помню, кто-то ударил тебя по губам, объясняя, чтобы ты даже подумать не смел, чтобы пустить в ход зубы ... А ты ... ты изобразил покорность и посмел меня укусить!!! « – Мне плохо ... Пустите ... Ему правда было плохо. Он тогда простудился, долго просидев на холодном воздухе, не желая возвращаться туда, где давным-давно стих смех и ушла любовь, не желая снова подвергаться приставаниям и непонятным прикосновениям ... Кашляя, он лежал в кровати, закрыв глаза и мечтая наивно, по-детски, умереть и воссоединиться с любимой мамой-омегой ... Разве он мог знать, что его мечты вот так ... Исполнятся! По своему ... Небеса или ад ... всегда исполняют твои просьбы ... Вот таким странным способом ... С него сдёрнули одеяло и притащили в кабинет, где уже сидели и расслаблялись несколько взрослых альф. Слышался смех и какие-то странные шутки, звенели бокалы, ощущался какой-то приторный запах и было сильно накурено. Он плохо соображал, что от него хотят, но когда альфы встали полукругом, снимая штаны и с усмешкой красуясь своими «вставшими», подрагивающими от нетерпения, «причиндалами», даже такой неопытный, понял всё ... – Не ... надо ... Наверное, когда его схватили за шкирку, и в горло стал пропихиваться член, а тот, кто схватил его за волосы, стал командовать, чтобы «сучье отродье» перестал выёбываться и сосал лучше, он не выдержал и тяпнул со всей силы. – Вы меня мучили всю ночь ...» – Вы меня мучили всю ночь ... Саске-из-настоящего так и не отнял от ушей руки. Не обращая внимания, как из глаз снова принялась сочиться кровь. А какая разница, если этой кровью было пропитано всё в этом страшном, дурном, месте?!! Поняв, что соскальзывает в безумие, вслед за тем, кто его породил, он с усилием заставил себя успокоиться. Что было, то было, верно? Разве он может что-то изменить, разве обратиться к себе прошлому, и велеть молчать? Чт̀о бы это изменило? Но сейчас ... Сам не понимая, что делает, он отнял от уха правую руку. Снова нащупал клинок. Не замечая, что этот жест тотчас привлёк чьё-то внимание. Мадара нахмурился, сузил злые глаза. – Ты всё время тянешь туда руку. Что там у тебя? И удивлённо вскидывая вверх безупречно-идеальную бровь, получив ответ на свой вопрос. – Воот как. Так и знал, что ты всё-таки мой самый неудачный эксперимент на ниве домашнего воспитания. Всегда противился мне, всегда поступал по-своему. И что ты этим хочешь добиться, а? Мадара внимательно оглядел вытянувшегося в струнку омегу, особо задержавшись на оружии. Кивнул в сторону пленника. – А может, это и к лучшему? Сделаем ротацию. Саске на Саске. Ведь кто ты? Шутка природы. Её ошибка. Лучше бы ты не рождался вовсе! Всем было бы лучше ... не было бы проблем, и ... и, может быть ... Мой брат был бы ... – Сдохни, как и он!!! Саске прыгнул вперёд. Он к этому шёл! Неважно, что услышал, неважно, что перед ним взрослый альфа-самец, один из сильнейших Лидеров Клана Учиха, про которого ему когда-то говорили с уважением и гордостью ... Всё это уже было неважно. Сейчас это был враг. Беспощадный, жестокий враг, и его надо победить во что бы то ни стало! Ценой жизни, ценой смерти! Чувствуя, как мгновенно перехватили руку, стискивая её, словно в капкан, он сжал нож как можно сильнее, не давая выбить, и извернулся, целясь в горло. Чувствуя, как захрустела выламываемая рука. И с упрямством обречённого на смерть не выпуская тинто из сломанных, искорёженных пальцев. Он продолжал сражаться. В эту минуту он снова и снова убивал то самое лицо. Слыша его визг, так напомнивший ему визг приведённой на убой свиньи ... И ни на минуту не усомнившийся в этом. Да, свинья. Они все, пустившие его по кругу, были свиньи. « ... Первым был Мадара. Несмотря на увечье, он заявил, что «настоящему альфе всё похер», и насиловал его до потери сознания. Наказывал. Приводил в чувство и снова насиловал, пока не подустал. Да и член всё же побаливал, как ни хорохорься. Потом был Изуна, его брат-близнец. Что, ухмыляясь, объявил, что ему необходимо побить рекорд аники, то, что он появился из утробы папы-омеги на пять секунд позже, не делает его слабаком. И он выполнил своё обещание. Когда Саске с помощью воды и пинков привели в чувство, он сначала вошёл в него с помощью какого-то инструмента, а потом, когда омежье лоно стало достаточно разорвано, пьяно хихикая, присоединил к своему члену ещё парочку искуственных и под глумливые смешки принялся терзать «наказываемого», великодушно объясняя, что это лучше, чем порка. Саске три раза терял сознание от зверской пытки. А потом были все остальные». – Твоё место в Доме Любви! – рычал Мадара, пытаясь выбить нож: – А ещё лучше ... На свалке! Тебе, убившему моего отото! Омеги всегда слабее альфы. Омеги всегда должны быть позади альфы. Омеги не должны скалиться на альфу. Омеги ... Не должны ... не должны ... Ничего никому не должны! Мадаре удалось заломить руку так, что она повисла, как плеть, угрожающе блестя обломками перебитых, искорёженных костей. Рассвирепев, дядя всю свою ярость обрушил на голову того, кто его разочаровал. Словно стараясь сделать правдой свои слова, повторяя их снова и снова, на разные лады: – Ты – ошибка Учиха! Тебя не должно было быть! Микото после Итачи не хотела рожать, она должна была сделать аборт, но по глупости передумала! От сильной боли Саске трясло, а кровь, от запаха которой кружилась голова, была словно повсюду, заливая поломанную, изуродованную руку, лицо, тело. Душу. Сердце. Но ему уже было всё равно. Он давным-давно переступил ту самую черту, когда нас, живых, что-то останавливает от безумных, страшных поступков. Ещё тогда, когда спустя год после «развлечений», перед его днём рождения, его снова захотели пустить по кругу. Он помнил, как масляно заблестели глаза Изуны, когда Мадара, переговорив с кем-то по телефону и сообщив, что «гости в нетерпении ждут повторения сладенького и скоро прибудут», пообещал, что в этот раз первым будет «братик». Саске сам не понимал до сих пор, как у него хватило силы оттолкнуть радостно захихикавшего Изуну и рвануть прочь. ... Чтобы очнуться на том пустыре, раз за разом опускавшим палку на дёргающееся тело Изуны. Пока тот, наконец, не заткнулся. А его скрутили и отволокли сначала обратно в особняк Учиха, а потом ... в психушку. На секунду встретившись взглядом с такими же безумными чёрными глазами, Саске понял, что Мадара словно считывает его мысли. Успокоившись, поняв, что шаг за шагом выигрывает, он прошипел сквозь зубы: – Я выполню своё обещание, Саске. Заберу с собой твою оболочку, а тебе подарю, так и быть, милосердную смерть. Только потому, что ты ... Он говорил что-то ещё, но Саске не слышал. Сознание, чудом державшееся на адреналине и чёрте-чем, стало уплывать. При всём желании омега не смог бы удержать лезвие. Он итак достаточно долго продержался против разгорячённого схваткой, немолодого, но всё ещё сильного, альфы. С тупым равнодушием Саске проследил, как клинок описывает ломаный полукруг, отлетая в сторону. Срикошетив о стену и, таким образом, упав почти рядом с дерущимися. Он тихонечко попытался пошевелить окровавленными остатками сильно пострадавшей конечности. Правая стала недееспособна? Зато вторая рука ещё действует! Пока альфа злорадно орал, брызжа слюной, чтобы Саске начал молиться и ползать у его ног, прося прощения, и доказывая, что достоин сдохнуть быстро и без мучений, он рванулся куда-то вперёд, отчаянно вырываясь от потерявшего ненадолго бдительность Мадары. Кувыркаясь и, эффектно проехав пару метров, хватаясь за нож. Учиха Мадара, самый страшный из кошмаров Учиха Саске, снова оказался до невозможности близко – на расстоянии лезвия, входящего в ... – Сука ... – прохрипел альфа, удерживая разрыв: – Доказал ... Ты ... моя ... – САСКЕЕЕЕ!!!! Адреналин, во власти которого был омега, который его поддерживал, разом оставил своего носителя. Словно действительно в один миг иссякли все силы. Оставив только оболочку, которой уже похуй на всё происходящее. Будто не с ним. Саске попятился от Мадары, пытающегося сдержать разрез, разжимая, наконец, «боевую» руку. Всё внутри омеги вмиг ожило, тотчас отзываясь вспыхнувшей болью, придирчиво, каждым синяком, каждой ссадиной и каждой раной. Он неуклюже взмахнул левой, начиная падать и одновременно пытаясь удержать равновесие, и почему-то не удивляясь, что Наруто подхватывает его оседающее на пол тело. Вокруг слышался какой-то шум. Топали тяжело ноги в «берцах», слышался приглушённый мат впополам с удивлёнными возгласами. Зазвенела цепь. Коротко закричал, заходясь в испуганном вопле, прикованный к двум огромным крюкам мученик, выкрикивая, что не надо его расчленять живьём и отдавать на органы, потому что «он больше не будет показывать, что ему плохо, и он с радостью ляжет под сотню Хозяев». Гул голосов. Какие-то слова ... Очнувшись, Саске принялся злобно вырываться, начав тоже кричать. Ему снова было четырнадцать лет. Его только что догнал Изуна и, преградив дорогу, раскинул в разные стороны руки, улыбаясь так, что стали видны резцы. – Ну что, Саске-чан? Зачем убегаешь? – Саске! Саске ... Зачем убегаешь?! – Может, прекратишь? – Ты ничего не кому не сказал ... Всё решил в одиночку ... Может, прекратишь? – Давай, пошли-ка обратно! Не будем задерживать достойных людей, да и мой нии-сан хочет поскорее тебя поиметь ... – Пойдём домой, пойдём обратно! Мне плевать на твоё самоволие, на то, что ты опять всё решил сам и наплевал на моё мнение! Я всё равно хочу тебя ... – Я сказал ... – Я сказал ... – Не вынуждай меня применить силу! – Пожалуйста, я не применю к тебе силу, но, Саске ... – Живо домой! – Вернёмся домой? Качаясь, Саске, на подгибающихся ногах, повернулся в сторону Наруто. – Мой дом здесь. Жизнь рано или поздно выведет вас туда, куда вы стремитесь. * Большие злобные клыкастые и рогатые человекоподобные демоны, живущие в Аду (Дзигоку). Очень сильны и трудноубиваемы, очень хитры и умны, могут превращаться в людей. Любят человеческое мясо. Иногда бывают добры к людям и служат их защитниками.