Sunset lover

Звук катящихся колёсиков красного лакированного чемодана сливался с пением птиц, наблюдавших за парнем в голубом худи, поднимающимся вверх по идеально ровному асфальту с чистейшей белой разметкой. В воздухе кружились нежные розовые лепестки, опадая на асфальт и людей; один такой юркий попал юноше прямо на нос, и он вздрогнул от неожиданности и смахнул его пальцем с чёрной маски. Вдоль усыпанной лепестками дороги — шелестящая сакура и высокие фонари с круглыми шляпами, уже освещавшие улицу, потому что на город потихоньку опускался вечер. Где-то позади слышались голоса таких же заселяющихся; мимо прогуливались успевшие расположиться в своих комнатах или уже приобретшие статус студентов девушки и парни.       Чимин сжимал пластиковую ручку своего чемодана, крутя головой и рассматривая местность. Территория кампуса была огромной и ухоженной, дорога ограждена от природных участков каменными выкладками, здания завораживали своими масштабами, клумбы — цветами, а люди — многочисленностью и разнообразием. Каких только Чимин не успел уже увидеть иностранцев, едва родители подвезли его к воротам кампуса! Он практически никогда не общался с туристами — только кое-как объяснял им дорогу на своём ломанном английском, и то, если выбора больше не оставалось и бежать было некуда.       Но теперь Чимин начинал новую, взрослую жизнь — вдали от родительского очага, от своей привычной комнаты с кучей плакатов и коллекцией фигурок вселенной «Никелодеона», о которой он никогда и никому на свете не скажет. Он впервые уезжал от семьи так надолго и так далеко — из родного Пусана в пугающий мегаполис Сеул, такой огромный, что мурашки по коже бегут от одной лишь запутанной схемы метро. Здесь даже не было знакомых Чимина — все его друзья после школы разъехались кто куда, и ни один из них не поступил в сеульский университет, бросив парня на произвол судьбы и вынужденное взаимодействие с незнакомым обществом.       Он очень нервничал, и весь его страх отчётливо был отражён в его испуганно расширенных глазах. Чимин был достаточно мягким и простодушным, без глупости, но робким, и потому боялся не ужиться со столичными жителями. Пусан, конечно, не маленький городок, но Пака всё равно пугали сеульцы как-то по-особенному — они живут в таком безумном потоке людей и информации, преодолевают столько километров каждый день, чтобы добраться от точки до точки. Должно быть, они очень сильные, раз могут справляться со всеми трудностями такого огромного города. Однако Чимин испытывал сомнение, когда раздумывал, может ли причислить себя к таковым.       Парень дошёл до развилки и остановился, почёсывая зудящую переносицу от неприятно натиравшей маски. Меж расходящихся дорог возвышалось бежевое здание одного из корпусов общежития; часть его первого этажа была занята небольшим круглосуточным магазинчиком, коих по всей Корее было бесчисленное количество. Чимин заприметил его, чтобы потом, если приспичит, сходить туда за сладким молоком или рамёном, и достал из кармана джинсов телефон, чтобы уточнить, в какую сторону дальше идти.       С горем пополам Чимин добрался до нужного корпуса — тот оказался на самом верху холма, на котором были разбросаны части кампуса. Серый, панельный, стоящий на круглых колоннах, он показался Чимину каким-то безликим, таким же, как несколько других абсолютно идентичных, построенных параллельно друг другу зданий. Чимин оглядел территорию, заполненную беззаботно прогуливающимися студентами, и торопливо пошагал в корпус, желая скорее занять свою комнату и принять душ, а потом — распластаться на постели, потому как переезд был долгим, а поднятие в гору — с непривычки мучительным.       Чуть поодаль от стеклянных дверей центрального входа располагалась велопарковка, забитая велосипедами, мопедами и самокатами до отказа; внутри широкого светлого холла было прохладно и достаточно пусто; Пак получил у сидящего за стойкой старичка ключ-карту и неуверенно пошёл в указанную ему сторону, чтобы подняться до нужного этажа на лифте. В коридоре стояли диванчики и автоматы с едой; в лифте приятно играла незамысловатая музыка, расслабляя напряжённого и взволнованного Чимина перед тем, как он встретится со своим соседом — то, что тот у него был, ему сказал вахтёр. Не то чтобы Чимин считал, что судьба будет к нему благосклонной и лишит соседа, но события для него развивались слишком быстро — он не был уверен, что уже готов знакомиться.       Его комната находилась на шестом этаже. Чимин вышел из лифта, оглядывая каждую дверь в длинном пустом коридоре на наличие необходимого номера. Наконец, найдя его, он остановился и сделал глубокий вдох. Ключ-карта пикнула, Чимин взялся влажными от волнения пальцами за холодную ручку и открыл дверь из тёмного металла.       Комната была крохотной. В ней — две небольшие кровати, два письменных стола и два стула; в прихожей — высокий шкаф, до самого потолка, с кучей отделений. Но Чимин мог с лёгкостью справиться с теснотой; то, что привлекло его внимание в первые же секунды, едва он очутился внутри — это вещи его соседа.       Самого соседа Чимин не обнаружил, но его вещи были, во-первых, практически везде, а во-вторых, все они были чёрными. Чёрные джинсы и чёрная толстовка валялись на заправленной чёрным постельным бельём кровати; несколько чёрных пар обуви стояли на полке в прихожей, на крючке — кожаная косуха. Чёрные тетради ровной стопкой лежали на столе соседа, и вместе с ними там стоял ноутбук; из подключённых к нему небольших колонок с цветной подсветкой играло что-то вроде метала, может, тяжёлого рока — Чимин не был силён в жанрах музыки.       С отчётливо ощутимым предвкушением провала в построении общения со своим соседом, Чимин снял свои ботинки, поставил их на полку и прошёл вглубь комнаты, ставя чемодан у кровати и садясь на неё. Он был просто в восторге от степени своего везения — первый сосед в его жизни предположительно был неформалом. Чимин ещё не имел опыта взаимодействия с неформалами и не был уверен, что сможет справиться и заинтересовать соседа как потенциальный друг.       В любом случае, парень должен был скоро вернуться — не мог же он уйти надолго, не выключив компьютер, — поэтому Чимин решил, что нужно обустроиться, пока есть возможность сделать это наедине с собой.       Он торопливо скинул рюкзак с плеч и расстегнул чемодан. Полки в шкафу оказались практически все занятыми, и Чимин должен был постараться, чтобы умостить свои вещи по оставшимся нескольким где-то под потолком, и для этого ему пришлось взять стул, потому как сам парень был слишком невысоким для этого; он поставил свою зелёную зубную щётку в малюсенькой ванной комнате рядом с чёрной щёткой соседа и свою сладкую зубную пасту (возможно, она была детской, но не будем об этом) рядом с чужой угольной пастой. Полотенца соседа оказались тоже чёрными, и Чимин, сталкиваясь всё с новыми и новыми чёрными пятнами в светлых стенах, чувствовал, как потихоньку его встревоженное сердце опускалось всё ниже и ниже к пяткам.       Чимин опустил маску на подбородок и глянул на себя в зеркало, поправляя взъерошенные светлые волосы. Выглядел он немного уставшим, а глаза всё ещё красноречиво выдавали его волнение с потрохами; ненавистные пухлые щёки с созвездиями небольшого акне налились румянцем, делая его похожим на совсем ещё ребёнка, а хрупкое, худое тело ни коим образом это не опровергало. Чимин поджал покусанные губы и поплёлся в комнату, и в этот момент замер: в его комнате откуда-то взялся человек.       В чёрных шортах, чёрной гигантской футболке и чёрной панамке. Даже домашние шлёпки стоявшего у письменного стола парня были чёрными. Чимин сглотнул. Он совершенно точно не слышал, чтобы кто-то заходил в комнату…       Сосед — так решил Чимин по тому, как по-хозяйски незнакомец шарит в ноутбуке, переключая музыку, — на мгновенье повернул голову, замечая Чимина в проходе, и хмыкнул:       — Уже обустроился?       — А-ага, — тихо ответил Чимин, натягивая маску обратно.       Нет, он не был болен. В ней никто не видел его лица, и так ему просто было комфортнее.       Парень оторвался от ноутбука и, шаркая шлёпками по коричневому линолеуму, подошёл к Чимину, изучающе оглядывая его фигуру. Сам сосед едва ли был выше Чимина — потому высокие полки и не занимал; из-под чёрной панамы виднелась такая же чёрная чёлка, скрывающая лоб; кожа его была бледной, разрез глаз даже во время полного спокойствием выражения лица придавал парню какой-то напряжённый, сосредоточенный вид. Вопреки представлениям Чимина у него не было ни пирсингов, ни татуировок на худых руках и ногах. Возможно, подумал Пак, тот просто любил чёрный цвет и тяжёлую музыку.       — Меня зовут Мин Юнги, — представился сосед и протянул Чимину руку. — Я на четвёртом курсе.       — Я П-пак Чимин, — парень неловко пожал холодную ладонь с длинными тонкими пальцами. — П-первый к-к-курс.       — Можешь звать меня хён, — ухмыльнулся сосед и вернулся к компьютеру. — Меня не предупредили, что будет сосед, поэтому я даже места тебе в шкафу не освободил.       — Н-ничего, — отмахнулся Чимин. — Я занял верхние п-полки.       — Со стула только не навернись, когда полезешь туда.       Пак как-то нервно усмехнулся, усаживаясь на кровать.       Итак, кроме всего прочего, дело было в том, что Чимин заикался.       Много, часто, постоянно заикался.       Что бы он ни делал, что бы он ни говорил, в какой бы ситуации он ни был — язык не слушался, слоги беспрестанно повторялись или вообще не поддавались произношению, и это ужасно, ужасно смущало. Но по-другому Чимин не умел.       Так было, кажется, всегда. Заикание может быть с рождения, но чаще оно всё-таки служит побочным эффектом сильного эмоционального сотрясения. В основном — у мальчиков в раннем возрасте. У Чимина было одно такое, но он практически ничего о нём не помнил — только рассказ мамы о том, как однажды огромная соседская собака попыталась цапнуть шкодливого малыша за маленькую попку, совсем не сильно, только чтобы тот перестал дёргать её за хвост, пока никто не видел.       С тех пор прошло уже почти пятнадцать лет. Взрослый Чимин, по натуре своей очень робкий и пугливый, немного асоциальный, совсем не был похож на того маленького пухленького пирожочка, а случившееся и вправду заставило его перестать быть шкодливым. Навсегда.       Разумеется, заикание стало одной из основных причин, почему он боялся заводить новые знакомства — гораздо проще общаться с теми, кто к этому уже привык и не замечал. Но Юнги, должно быть, скинул явные дефекты его речи на волнение, и Пак не был уверен в том, что думает по этому поводу.       — Я не с-с-слышал, как ты в-вернулся…       — Я был на балконе, — пожал плечами парень.       — Здесь есть ба-балкон? — удивился Чимин. Он, если честно, вообще до части с окном в комнате ещё не дошёл.       — Да, небольшой. Я там курю. В комнате нельзя — противопожарные датчики сработают.       — Я думал в ка-кампусе вообще к-курить нельзя… — пробормотал Пак.       — Знаешь, курить вообще не желательно, но что-то это никого не останавливает.       Хён развернулся к Чимину и опёрся задницей на столешницу, складывая руки на груди. Неужели заметил?..       — Ты не куришь? — Чимин в ответ покачал головой. — Ну, будешь ходить со мной всё равно.       — К-куда? — опешил парень.       — На балкон, — закатил глаза Юнги. — Терпеть не могу курить один. Мой прежний сосед постоянно курил со мной. Ты тогда просто… стой рядом. Дыши воздухом. Смотри на закат.       Юнги либо был слишком воспитанным, либо слишком спокойным, чтобы заакцентировать своё внимание на чиминовой особенности. Ну, или, может, ему было просто плевать — Пак пока не до конца понял.       — Отсюда хо-хорооший вид? — поинтересовался Чимин.       Он не собирался спорить с хёном — тот, будучи столь худощавым на вид, всё ещё казался Чимину немного устрашающим, так что он собирался просто смириться с установленными правилами.       — Неплохой. Напротив стоит корпус, но взглянешь правее — город как на ладони. Хреново сюда топать по горке каждый день, но вид из окна определённо того стоит.       Чимин глянул на окно, скрытое за голубоватыми тюлевыми занавесками. Над городом как раз горел розовый закат, и окрашенное им небо виднелось за стоящим напротив зданием и уже даже так казалось завораживающим. Пак поджал губы, решив, что хочет всё-таки оценить пейзаж самостоятельно, и встал с постели, аккуратно приближаясь к выходу на балкон.       Тот был незастеклённым и небольшим, и на нём чудом умещались два человека вместе со складным стулом, на который плюхнулся тут же старший, последовав за светловолосым. Пока Чимин смотрел по сторонам, Юнги щёлкнул зажигалкой, и весенний воздух наполнился запахом жжёного табака. Здания корпуса имели в себе семь этажей, между чиминовым и соседним было около тридцати метров. Чимин, если бы присмотрелся, разглядел бы что-нибудь в чужих окнах, но это не было в его планах; он с затаённым дыханием разглядывал розовые деревья, растущие по всему склону холма, и домики города, кажущиеся совсем крохотными и игрушечными.       Фиолетовые, рыжие, красные краски закатного неба тонули за горизонтом. Чимину нравились закаты, как природное явление — как и восходы, и цветения сакуры, и пляшущие перья костров. Этот был правда красивым, и Чимин любовался, пока Юнги курил, однако глубоко в душе он всё-таки не был до конца уверен в том, что старший прав — стоил ли потраченных сил и времени на подъём этот вид.       Юнги уже тушил сигарету, собираясь возвращаться в комнату, когда Чимин наткнулся взглядом на фигуру на балконе в доме напротив. Чимин, как вы поняли, не собирался влезать ни в чьё личное пространство, но тот парень привлёк его внимание, и Пак помедлил, прежде чем нырнуть в дом вместе со старшим. Шатен в сером худи немного копошился на балконе, а после этого вдруг стал лезть через парапет.       Чимин от испуга чуть не задохнулся; он ринулся к бортику, круглыми глазами и с приоткрытым ртом глядя, как парень переваливается всё больше наружу, и он был буквально в секундах от свободного падения. Пак никогда не видел попыток самоубийства, и создавшаяся перед ним картина парализовала его тело. Он снял маску и попытался подать голос — оповестить Юнги или этого сумасбродного человека о том, что Чимин видит, но получалось только:       — Х-х-х… — и дальше звуки не поддавались.       Выпустив парапет из дрожащих пальцев, Чимин чертыхнулся и кинулся в комнату. Юнги развалился на кровати с телефоном, и вид залетевшего и отчего-то уже запыхавшегося Чимина не заставил его оторваться от увлечённого погружения в мобильник. Пак, скользя носками, подбежал к нему и стал махать руками, пытаясь донести мысль без использования языка, но Мин лишь выгнул бровь и посмотрел на Чимина как на умалишённого.       — Т-там… п-п-парень… он… п-п… пры…       — Чего?       — П-п-по… с-с-с…       Чимин прежде ни разу не ненавидел своё заикание так сильно — от его невозможности связать буквы в слова, а слова в речь мог погибнуть человек. Пак схватил старшего за руку и со всех сил стащил его с постели, волоча за собой на балкон под его активное негодование. Оказавшись на балконе, Чимин ткнул пальцем на всё ещё опасно переваленного через парапет парня.       — Он! П-п-п…прыгает…       Юнги пригляделся, сощурившись.       — А-а-а… этот что ли?       Пак, всё ещё трясясь от ужаса и сверля глазами шатена в сером худи, непонимающе глянул на Юнги.       — Э… а?       — Он не прыгает, — Юнги усмехнулся, качая головой. — Он закат фоткает.       Чимин немо открыл рот пару раз, как рыбка, оказавшись в ступоре.       — Зак-к-кат? — шепнул он.       Будто в подтверждение слов старшего шатен залез обратно на балкон, и в эту секунду Чимин наконец заметил в его руках небольшой чёрный предмет. Парень посмотрел на него и, в последний раз глянув на небо, скрылся в доме.       — Каждый день фоткает, — кивал Юнги. — Я в первый раз тоже обосрался, но потом привык.       Старший похлопал Чимина по плечу и вернулся в комнату, а тот ещё некоторое время глупо пялился на зашторенное окно дома напротив, находясь в полнейшем недоумении — зачем подвергать себя такой опасности ради фотографий обычного заката?..

***

На следующий день вечером Чимин снова составлял компанию Юнги, на этот раз — просто был поставлен перед фактом, что через пять минут они идут курить. Старший, облачённый в чёрные узкие джинсы и чёрный лонгслив, рассказывал о том, как в университете проходит сессия, потому что Чимин был так сильно перепуган первым же днём обучения в высшем учебном заведении, что, весь пропитанный паникой как губка водой, ворвался в комнату и сразу же плюхнулся на кровать, со стеклянными глазами уставившись в белый потолок и бормоча:       — Мне к-к-конец! Это ужас!       И ещё кучу чего-то невнятного, из-за чего Юнги пришлось стянуть младшего с постели и заставить его прийти в себя небольшой встряской. После этого они и пошли на балкон.       — …поэтому лучше вести конспекты от руки. Кстати, который сейчас час?       Чимин, погруженный глубоко в свои размышления о том, как пережить ближайшие четыре года, дрогнул и достал мобильник из джинсов.       — Без п-пяти семь.       — Гляди.       Пак, до этого прижимавшийся спиной к парапету, повернулся, чтобы проследить за указанием Юнги. Дверь на уже знакомом балконе вдруг открылась, и из неё показалась голова с взъерошенными каштановыми волосами, и затем — сам парень полностью, в широкой красной фланелевой рубашке. Он будто прыжком достиг парапета и в точности, как в прошлый вечер, перевалился через него, вытягивая руки с фотоаппаратом в сторону заката.       — К-как можно т-так рис-сковать?.. — пробубнил Чимин. — К-к-расиво, к-к-онечно, но…       Он умолк, с замиранием сердца наблюдая за любителем закатов; Юнги сделал глубокую затяжку и хмыкнул:       — Ну, может, у него радостей в жизни больше нет.       Чимин сглотнул. Разве может быть такое на самом деле? Чтобы у человека кроме фотографий закатов радостей не было в жизни? Чимин нахмурился, всё ещё продолжая смотреть на незнакомца. Расстояние было достаточно большим для того, чтобы Пак мог хорошенько рассмотреть его, но Чимин всё равно пытался. Он думал, что, едва сможет взглянуть ему в глаза, поймёт причину, но он всё никак не мог.       Они вернулись в комнату, и Юнги предупредил его, что скоро уйдёт на прогулку с другом. Чимин кивнул, немного отстранённо, потому что всё ещё грузился из-за сказанной Юнги фразы. На самом деле, Чимин не был из тех, кто по правде грустит, когда другим грустно — то есть, незнакомые люди были слишком далёкими от его внутреннего мира, чтобы он сокрушался из-за них. Чимин вообще не знал того парня и видел его второй раз, но отчего-то слова Юнги засели глубоко внутри него и не давали покоя.       Вскоре в дверь постучались, и Юнги, уже переодевшийся в чёрную рубашку, с какой-то сдерживаемой улыбкой открыл её, впуская гостя внутрь. Чимин, сидя на кровати с учебником английского и не понимая в нём ничего от слова совсем, заинтересованно поднял взгляд, рассчитывая увидеть немного иную версию Юнги — Пак всё ещё сомневался насчёт того, был ли старший неформалом, — но из коридорчика показался некто совсем другой, кого Чимин мог бы сравнить с главной героиней «Блондинки в законе», той старой американской комедии.       Облачённый полностью в розовое — брюки и футболку-поло — блондин хихикал над принявшимся в спешке собирать вещи в рюкзак Юнги. Они всего на мгновенье оказались рядом друг с другом, и Чимин уже заметил огромную разницу в их росте — блондин примерно на голову был выше, а ширина его плеч вместила бы в себя плечи Юнги и Чимина вместе взятые.       — П-приветики, — посмеиваясь звуками натирания зеркала, сказал любитель розового, когда заметил Чимина. — Т-ты новый с-сосед Юнги?       Пак, будучи в недоумении от создавшейся картины абсолютно противоположно друг другу выглядящих друзей, совсем впал в ступор. Он неуверенно кивнул, приоткрыв рот, привычно скрытый маской.       — Я К-ким Сокджин, четвёртый к-курс, — улыбался тот.       — П-пак Чимин, — кивнул младший и быстро вскочил с постели, чтобы пожать руку Сокджину.       — Зови меня хён, — подмигнул Ким. — Мы б-будем часто видеться.       Юнги с недовольным бормотанием быстро переобулся и попрощался с Чимином, выпинывая Сокджина в коридор и оставляя Пака наедине с полнейшей растерянностью. Что за парочка такая? Один весь в чёрном, второй весь в розовом — Чимин заметил даже розовые «конверсы» на его ногах. Чимин мог ожидать чего угодно — он мысленно приготовился увидеть на знакомом Мина кресты и черепа, но это… было слишком.       Зато теперь ему стало понятно, почему Юнги ни разу не сказал ничего по поводу чиминовых заиканий — его друг страдал таким же недугом, однако, в отличие от Чимина, оставался довольно уверенным и не выглядел так, будто это его беспокоит. Пак, конечно, не болтал с ним на протяжении нескольких часов, но по первому впечатлению мальчишка явно уступал старшему в принятии себя.

***

Постепенно это вошло в привычку — Чимин ходил на балкон с Юнги покурить, и его вещи пропахли дымом так, будто парень курил вместе с ним, хотя Пак ни разу за свои девятнадцать лет даже не пробовал. Мин не был самым разговорчивым, но порой на Чимина обрушались целые плеяды о каких-то интересных Юнги вещах, вроде игр и компьютерного клуба, в котором он подрабатывал администратором на полставки. Там они познакомились с Джином — заядлым задротом, и так его назвал сам Юнги, потому что тот торчал там каждый день по несколько часов, зависая в «Лиге легенд».       Чимин играл не так часто и много — ему больше нравилось смотреть фильмы, а особенно — мультфильмы. Так сильно, что он по правде собрал целую коллекцию фигурок — ту самую, о которой он никому никогда не скажет. Поэтому он обычно только слушал Юнги. К тому же, Чимин безумно стеснялся своего заикания и старался говорить как можно реже.       Зато маску перед соседом он всё-таки начал снимать — в конце концов, Юнги уже видел его лицо в самый первый день и особо никак не отозвался по этому поводу. Он ни разу Чимина не спрашивал о причине, но, Пак думал, причина и так ясна. Однако как же приятно стало проводить вечера дома без усложнявшей дыхание вещицы!       В привычку вошли и приходы Сокджина в гости. Правда, первое время Юнги, по всей видимости, жутко смущался его — он как-то торопливо вечно выталкивал лучезарно светящегося парня из комнаты, и они уходили на вечерние прогулки по Сеулу на несколько часов. Но те минуты, что старший стоял в коридорчике, ожидая друга, он болтал с Чимином — после того, как ненароком Пак продемонстрировал себя без маски и ему, выйдя из душа, блондин усмехнулся: «Я тебя даже не узнал сначала. Подумал, что Юнги-бесстыдник сюда любовника притащил». А потом сказал, что они с ним братья по пухлым губам. Только вот у Сокджина губы были красивые, ровные, идеальные, мягкие на один только взгляд; а у Чимина они были покусанные на нервной почве, и цвет не был таким потрясающе равномерным, да и форма оставляла желать лучшего…       Всё время одиночества в комнате Чимин пытался адаптироваться и к университетской нагрузке, к треклятому английскому, к ужасно запутанному международному праву и прочим страшным вещам.       Было ещё кое-что, что вошло в рутину Чимина, и он даже не понял, как именно это произошло — каждый день, ходил ли Юнги курить или же Пак был дома один, он выходил на балкон во время заката и смотрел на то, как парень из дома напротив делает одинаковые снимки. Каждый. Божий. День. Когда Мин говорил об этом, Чимин подумал, это странно и не может быть правдой, но ежедневно этот парень доказывал это снова и снова.       Как-то неосознанно, но Чимин стал пытаться найти его в кампусе во время учёбы — в столовой, в студенческом парке, на парах, в университетских коридорах, даже в туалетах. Незнакомец жил в общежитии, значит, он должен был учиться в этом вузе вместе со всеми, но сколько бы Чимин ни пытался, он не видел никого похожего — хоть у него и не было возможности детально рассмотреть его лицо, он всё равно примерно себе представлял его портрет.       Поэтому, всё, что оставалось Чимину — продолжать наблюдать. Весна становилась теплее и приветливее, и Пак сменил привычную мягкую кровать для зубрёжки на жёсткий стул на балконе, где в одно и то же время отрывался от текста и поднимал голову, следя за переваливающимся через парапет шатеном. Окна его комнаты всегда были зашторенными, и ничего, кроме нескольких фотографий, на своём балконе он больше не делал. Никого загадочнее Чимин ещё не встречал.       Так незаметно март сменился апрелем, а тот — маем. Чимин взял в аренду велосипед, рассчитывая немного сбавить нагрузки во время подъёма до общежития, совсем позабыв про то, что ехать в гору ещё сложнее, чем идти. Но он всё же использовал его для того, чтобы узнать город лучше — понемногу, с заранее проложенными маршрутами, чтобы не потеряться, но он начинал привыкать жить в Сеуле.       Одним майским вечером, примерно за час до заката, Чимин возвращался с очередной велопрогулки. Он был измотан и голоден, но готовить ему ничего не хотелось, так что он остановился по дороге до корпуса у того самого магазинчика, который заприметил ещё в день заселения. Чимин ходил туда иногда — покупал каких-нибудь сладостей, не очень часто, потому что всё-таки был студентом и предпочитал экономить деньги. Там не был такой уж большой ассортимент продуктов, но рамён и кимпаб точно были — за ними-то Чимин туда и пошёл.       Натянув чёрную маску на пол-лица, он рассматривал цветные упаковки с лапшой на полках; глаза разбегались от количества выбора. С соевой пастой, с овощами, с курицей, креветками… рис, лапша — гречневая или яичная. Чимин сглотнул, а живот неприятно заурчал от голода. Он мысленно чертыхнулся и всё же остановился на обычной острой лапше, будучи точно уверенным в её вкусовых качествах, и прошёл к холодильнику с кимпабами, но остановился между стеллажами, потому что у холодильника уже кое-кто был.       Было несколько вещей, в которых любитель закатов показывался миру — красная фланелевая рубашка, серая худи и чёрная футболка со «Стартреком» на груди. Чимин отлично это запомнил за два месяца — видимо, это была домашняя одежда шатена.       Высокий парень с тёмно-каштановыми волосами, примерно до середины ушей длиной, в красной фланелевой рубашке стоял прямо в ту минуту у чиминовых кимпабов, сосредоточенно выбирая. Чимин в паре метров сбоку от него сжимал хрустящую упаковку рамёна повлажневшими пальцами. Он точно, на всю тысячу процентов был уверен, что это был тот самый любитель закатов.       Теперь он мог видеть его лицо — хоть и в профиль, но гораздо ближе, чем все прошедшие два месяца. У этого парня были большие спокойные глаза, крупный нос, не очень пухлые розоватые губы, довольно острая линия челюсти. Чимин не мог пялиться долго — воспитание и страх не позволили бы ему, — так что он решил просто спрятаться где-нибудь и переждать, пока парень уйдёт, но тот всё никак не уходил, а Чимин так хотел есть, что, в конце концов, решил обойтись без кимпаба.       Он быстро метнулся к кассе, обойдя стеллажи с обратной стороны. Холодильник находился близко к кассе, и пока Чимину пробивали его холодный кофе и лапшу, он мог видеть парня с другого боку. Светловолосый, горя щеками, бросил на него один мимолётный взгляд — не удержался, — и его сердце пропустило удар — рядом с парнем, прислонённый к полкам, стоял костыль.       Впервые за всё это время подъём в гору практически не ощущался. Чимин летел по дороге на велосипеде как ужаленный, сам не до конца понимая, с чего так всполошился. Наверное, с того, что всё вдруг начало обретать смысл — размытый, но уже какой-то.       В общежитии Чимин с беспокойством на душе быстро сварил себе рамён и утащил его в комнату, сразу же садясь на стул на балкон. Он был в смятении — он осознавал, что это точно был тот самый парень, но он всё равно не хотел верить.       Движение на балконе в доме напротив стало заметным где-то минут через сорок — Чимин успел расправиться со своим ужином и начать читать очередной учебник. Красная фланелевая рубашка быстро привлекла внимание на серой стене здания — Чимин чуть не выронил книгу, выпрямившись на стуле и уставившись на парня, делающего по обычаю фото.       Пак чувствовал себя идиотом. Всё это время он без зазрения совести наблюдал за этим любителем закатов как за чем-то диковинным — может, очередные странные замашки жителя Сеула, или у него просто не все дома — откуда Чимину, в конце концов, было знать? Но тут в светловолосой голове начали наконец созревать догадки — вдруг этот парень всё это время был на домашнем обучении? Если у него травма была связана с ногой, скорее всего, в этом и было дело. Чимин не видел его нигде, кроме дурацкого балкона, по той же самой причине — должно быть, ему ужасно тяжело было спускаться даже в магазин по этому склону.       Тем вечером Чимин ещё долго не уходил в комнату — всё сидел, пытался собрать мозги в кучу и заставить себя подготовиться к следующему учебному дню, но глаза как-то машинально отрывались от заунывных текстов и поднимались на шторы той самой комнаты, за которыми тускло горела одна единственная лампочка настольного светильника.

***

Через пару дней на город обрушился беспросветный ливень, небо всё затянуло свинцовыми тучами, гремел гром и посверкивали молнии. Чимин такую погоду любил — по крайней мере, сидя с пледом и упаковкой молочного коктейля в руках на балконе, где приятно пахло влажным асфальтом и свежестью. Пак смотрел на ноутбуке «Гравити Фолз» — пересматривал уже в который раз, — и грыз пластиковую трубочку коктейля, содрогаясь всякий раз, когда раздавались раскаты.       Тогда дверь в комнату пикнула вставленной ключ-картой, и через мгновение внутри оказались Юнги и Сокджин — мокрые до нитки, брюнет — до ужаса раздражённый и уставший, а блондин — весело улыбающийся, несмотря на стучащие от холода зубы. Чимин поставил мультфильм на паузу и заглянул в дверной проём, немного растерянно наблюдая, как они из коридорчика вваливаются в комнату, оставляя за собой дорожки воды.       — П-п… — буркнул Пак, поджимая ноги под пледом.       — Чёрт бы тебя побрал, Ким Сокджин, — бурчал Юнги, швыряя рюкзак на кровать и тут же стягивая с себя влажный лонгслив. — Я ведь предупреждал…       — Д-да ладно тебе, ве-весело же б-было, — посмеивался тот, скидывая с себя розовую рубашку и оставаясь по пояс тоже голым.       Чимин, очевидно не замеченный старшими, весь покрылся румянцем и ещё больше укутался в плед. Парни пререкались, выжимая свою одежду прямо на пол, и потом Сокджин, как будто находился у себя дома, достал из нижнего ящика шкафа в коридоре половую тряпку и кинул в лужу, притаптывая ногой и попутно расстёгивая ремень на брюках.       Пак пропустил удар собственного сердца. Он мог ошибаться, но он ведь мог и не ошибаться в своих догадках — в любом случае, нужно было дать им знать, что он тоже был там. Парень торопливо снял ноутбук с колен и поставил его на пол, выпрямляя затёкшие конечности. Вдруг снова по небу молотком ударил гром, и светящиеся трещины в сером курчавом полотне сверкнули, так внезапно и как будто бы близко, что Чимин, уже вставая со стула, плюхнулся обратно, зажмурившись и вжавшись в спинку.       Очнувшись от испуга, он с осторожностью заглянул во всё ещё открытую настежь дверь в комнату и тут же вжался обратно в стул. Он не ошибался. То, что видели его глаза — по правде, совсем ещё девственные, не видевшие ничего такого в живую прежде, — было именно тем, о чём он подумал, едва длинные пальцы блондина ухватились за пряжку ремня. Противоположности притягиваются — доказательство этой аксиомы прямо в ту самую секунду было в горячем, отнюдь не дружеском поцелуе.       Чимин не хотел больше двигаться. Он правда ни разу за свои девятнадцать лет ещё не становился свидетелем чьего-то секса — ни визуально, ни на слух. Он торопливо выудил из кармана толстовки наушники и заткнул ими уши, отказываясь от идеи продолжать смотреть мультики и включая максимально громкую музыку.       Вечер наступал незаметно — поглощённое в ненастную погоду небо не розовело с уходом солнца, а улицы Сеула были погружены в темноту ещё с самого утра. Чимин, подрагивая от прохлады и сжимая плед пальцами, установил для себя одну точку, которая казалась ему самой безопасной для взора — чужой пустой балкон. Вот-вот должно было подойти время, когда любитель закатов выходил делать фотографии, но в тот день Чимин даже и не ожидал его увидеть, и потому просто смотрел на темноту за шторами, осматривал серый парапет, серые стены, серые от отражения туч окна.       Что чувствовал любитель закатов в тот самый момент? Чимин поймал себя на мысли, что хотел бы узнать. В ту конкретную секунду это казалось ему действительно интересным. Возможно, в какой-то степени даже важным. Был ли этот парень одинок? Был ли Чимин одинок? Были ли их одиночества одинаковыми, или же одиночество любителя закатов было несколько… сложнее? Глубже? Страшнее?       Тем вечером шатен на балконе так и не объявился. Время шло, улица темнела, дождь успокаивался, а Чимин потихоньку проваливался в сон, пока вовсе не задремал, свернувшись на стуле в комочек.       Разбудили его потряхиванием за плечо — он напуганно подскочил на стуле и вперился круглыми глазами в такие же круглые глаза, наполовину спрятанные под влажной высветленной чёлкой. Пухлые вишнёвые губы Сокджина двигались, но за музыкой Чимин ничего не слышал, и он хлопал ресницами, ничего не соображая, и только через несколько секунд до него дошло убрать наушники.       — Ч-чимин, т-ты здесь да-давно? — встревоженно спрашивал старший.       — Я с-с-смотрел с-сериал, — сглотнув, тихо ответил Пак. — И ус-снул.       Его щёки воспылали от воспоминаний поцелуя двух хёнов, и он решил, что смолчать о том, что он видел, было бы лучшим вариантом.       — Ты в-весь д-дрожишь, — заметил Сокджин. — Ещё и п-п-плед мокрый, в-видимо, кап-п-пли сюда по-попадали. По-по-пошли внутрь.       Старший приобнял Чимина, помогая ему встать на непослушные от неудобной позы ноги, и завёл его в комнату, усаживая на кровати и садясь рядом. На нём были растянутая чёрная футболка и шорты — очевидно, из гардероба Юнги; Пак, сдерживая своё рвущееся на свободу смущение, понурил взгляд, пряча кисти рук под рукавами толстовки.       — Г-грейся. Я п-позвоню Юнги, чтобы он п-принёс тебе чего-ниб-будь горячего.       Пак еле заметно кивнул, и старший метнулся к телефону.       Позже они уже втроём ели купленную Юнги острую курицу со сладкой редькой вприкуску, и Мин смеялся над неуклюжим Чимином, умудрившимся в такую непогоду заснуть на незастеклённом балконе — у того под конец вечера уже и сопли ручьём текли, обещая парню изумительно-отвратительную простуду на ближайшие дни.       Джин и Юнги болтали практически без умолку, выглядя такими уютными, что Чимин пару раз останавливал расцветающую на его лице глупую улыбку. Он пытался разглядеть в них хоть намёк на то, что они скрывали в стенах общежития — хотя, может, и не скрывали, потому как Чимин не был уверен в том, как обстоят дела с отношением к гомосексуальным парам в столице. В любом случае, если между этими двумя что-то и было, то оно было тёплым — такую характеристику Чимин дал бы их связи. Возможно, они были вместе уже целую вечность и не нуждались в постоянных поцелуях и держаниях за руку.       Сам Чимин со своей скромностью и крайней степенью неуверенности в себе ни разу ни с кем не встречался. Он знал, что его привлекают парни, и пару раз он даже испытывал симпатию, но признавался лишь один раз, и сразу потом пожалел. Волнение играло с ним злую шутку, делая из и так заикающегося мальчишки совсем не способного выдавить из себя что-то помимо отрывистых звуков бедолагу.       Поэтому, видя Юнги и Сокджина такими раскрепощёнными, слыша, как Джин совсем не стеснялся говорить с запинками, а Юнги либо заканчивал слова за него, либо терпеливо дожидался окончания фразы, Чимин думал о том, что хотел бы однажды почувствовать то же самое. Они оставались для парня храбрыми вне зависимости от того, афишировали свои отношения или нет. Просто, будучи вместе, будучи такими весёлыми и открытыми, такими нормальными, они заставляли его поверить, что любой заслуживает счастья — возможно, даже такой, как Чимин.

***

Второй раз Чимин столкнулся с любителем закатов снова в магазине. Это произошло спустя неделю непогоды — дождь лил без продыху на протяжении нескольких дней, и всё то время Чимин ни разу шатена не видел, потому, обнаружив его у холодильника с кимпабами, почувствовал какое-то облегчение. Он всё ещё боялся попасться ему на глаза, — причина этого страха была загадкой даже для него самого, — однако осознание того, что с парнем всё в порядке — по крайней мере, в какой-то степени — расплылось нежным сгущённым молоком по его конечностям, заставляя неосознанно напрягшиеся мышцы расслабиться.       Светловолосый был не так голоден, как в прошлый раз, поэтому решил дождаться, пока шатен определится с выбором и уйдёт на кассу. Привычно поправив чёрную маску, Чимин шмыгнул в отдел шоколадок, находящийся прямо за широкой спиной шатена в сером худи, и принялся с особым любопытством разглядывать сладости — он и вправду хотел купить что-нибудь вкусное, потому что в тот вечер Сокджин должен был прийти в гости к Юнги, а значит, отчасти, и к Чимину, и он хотел угостить их чем-нибудь — своим наивным подростковым сердцем он верил, что чёрно-розовый дуэт — его друзья, несмотря на то, что они могли и не считать самого Чимина таковым.       Он скользил взглядом с полки на полку, от шоколадки к шоколадке, выбирая самую вкусную, но не очень дорогую, и в то же время мельком поглядывал на чужую спину. Любитель закатов казался достаточно крупным по телосложению, хотя Пак не брался судить, ведь на том постоянно были огромные вещи, полностью скрывающие природные очертания тела. Тёмные волосы немного вились из-за влаги; Чимин заметил, что они немного отросли с их первой «встречи» в магазине.       Стеллаж мешал Чимину увидеть, был ли с парнем его костыль, поэтому Пак, горя любопытством, медленно, но верно приближался к нему, делая вид, что заинтересован в диетическом печенье, стоящем на другом конце полок, совсем близко к фигуре шатена. Аккуратные крохотные шажки и ускоряющееся сердцебиение, поднимающееся всё выше к горлу из-за волнения; Чимин сжал пальцы в маленькие кулачки, прижав руки к груди и пытаясь дышать как можно тише, чтобы не обратить на себя внимание парня. Он чуть наклонился, пытаясь заглянуть за полки, и в одно мгновение парень развернулся, и Чимин, не удержав всё-таки сердце в груди, точно слышал, как оно упало на пол и закатилось за стеллаж.       Его круглые от шока глаза мельком пробежались по держащим в пальцах два кимпаба рукам, поднялись по серой толстовке до самого ворота, а затем — смуглого лица, с такими же круглыми глазами, в точности, как у самого Чимина. Вьющаяся чёлка расходилась по сторонам, лицо немного блестело от испарины, а губы были вытянуты в беззвучном «о», от которого губы Чимина как-то машинально сами вытянулись.       — Э… извини, ты не мог бы мне помочь?       Чимин ступорно моргнул, и ещё раз, пытаясь осознать происходящее. Он впервые видел его настолько близко — такие милые розовые губы, такие красивые карие глаза, таящие в себе что-то совсем тёплое, что-то будто бы ребяческое, невинное; несколько родинок, рассыпанных по его лицу, и маленький шрам на скуле — Чимин видел всё это, и он никогда бы не подумал прежде, что так сильно в этом нуждался. Что вид этого парня и его голос, мягкий, завораживающий, как все те многочисленные закаты, которые он с такой страстью фотографировал, вызовут у Чимина табун мурашек и заставят мозг закоротить.       — Что-то не так? — непонимающе склонил в бок голову парень. — У меня что-то на лице?       — Н-н… — Чимин сглотнул, поджимая пальцы. Ему хотелось сбежать и спрятаться от переживаемых им ощущений, но ноги словно на суперклей были пригвождены к полу. — Что… к-к-как помочь?       — О, э… — шатен глянул на кимпабы в руках и протянул их Чимину. — Я ни черта не вижу без линз, а мне нужно, чтобы там не было майонеза.       — М-майонеза? — глупо повторил Чимин, дрожащими пальцами прикасаясь к двум треугольникам, обёрнутым в тёмно-зелёный ким* и запечатанным в полиэтиленовые упаковки. Они были уже довольно тёплыми из-за того, как долго шатен, как Чимин догадывался, пытался разглядеть состав. — Эм… Они об-ба с майонезом…       — Вот же ж чёрт, — шатен уткнул руки в бока и покачал головой. — Мне его нельзя.       — Я… м-могу п-п-… — Чимин поджал губы, опуская взгляд, и, не договаривая фразу, пылая от смущения примерно на тысячу процентов, приблизился к любителю закатов и стал сам выискивать необходимый кимпаб.       Его пальцы плохо слушались, и он был в шаге от того, чтобы выронить еду на пол, но он сдерживался — такие усилия по контролю тела он предпринимал только на контрольных и экзаменах. Он чувствовал взгляд на себе, он был в до жути пугающей его близости к чужому телу — телу, которое в течение нескольких месяцев видел только на расстоянии их балконов. Теперь Чимин мог уловить мятный аромат чужого шампуня собственным носом, и это не позволяло ему и полноценного вдоха сделать.       — В-вот эт-тот, — пробормотал он, выудив откуда-то из глубины полки холодильника подходящий кимпаб. — С с-с-совевым с-со-соусом.       Пак повернулся лицом к шатену и протянул ему еду, кусая нижнюю пухлую губу и с опаской поднимая глаза.       — Ого, спасибо тебе! — засветился тот, принимая кимпаб. — Я бы тут ещё полвека простоял, если бы не ты!       Лицо Чимина окончательно приобрело пурпурный оттенок. Он кротко кивнул, чуть поклонился и понёсся к кассе, схватив по дороге упаковку первого попавшегося печенья — диетического, абсолютно безвкусного, такого, что Пак даже не стал потом предлагать его Юнги и Сокджину, спрятав в своём чемодане и пообещав самому себе съесть его в одиночестве в качестве наказания за абсолютно дурацкое поведение.       В тот вечер Чимин был на балконе с Юнги, хотя Сокджин и торчал у них в комнате, валяясь на кровати Мина с портативным «Плейстейшн» в руках. Когда Мин сунул сигарету в зубы и махнул чёлкой, зазывая младшего, тот нахмурился и глянул на Сокджина, а тот только усмехнулся: «терпеть не могу вонь сигарет». Чимин в который раз удивился, насколько же сильно эти двое были антонимичными друг другу, но с Юнги всё же пошёл — в конце концов, это стало неотъемлемой частью его жизни, и он рад был лишний раз составить другу компанию, даже если они стояли на балконе молча. Он не чувствовал это молчание как что-то неуютное — оно ощущалось таким же привычным, как и сами походы на балкон.       Юнги поджёг сигарету, оседая на стуле, а Чимин прильнул к парапету, рассматривая очистившееся от ватных тяжёлых туч небо и впервые за неделю расцветший во всей своей разноцветной красе закат. Розовые деревья по склону давно стали зелёными; внизу, между корпусами, на пледах расселись студенты, устроившие себе пикник или занимающиеся домашним заданием на природе.       Чимин, хоть и был ужасно зол из-за того, как глупо вёл себя в магазине, всё же чувствовал необыкновенный душевный подъём. Он был жутко смущён — близостью, первым диалогом, своим заиканием, — но прекрасно осознавал, что хотел бы столкнуться с шатеном ещё хотя бы разок. Может, ему удалось бы однажды совладать со своими дурацкими заморочками и ступором, и тогда он сумел бы исправить наверняка ужасное первое впечатление о нём, создавшееся у любителя закатов.       Чимин поставил локоть на бортик парапета и уткнулся подбородком в ладонь, глядя на красно-розовое солнце, потихоньку исчезающее где-то за городским пейзажем. Лёгкий майский ветер зарывался в его светлые прядки, сбрасывая чёлку на лицо и нежно лаская кожу; Чимин прикрыл глаза, мельком улыбаясь, вспоминая лицо шатена — такое невероятно красивое вблизи. Чимин вряд ли мог припомнить, когда видел кого-то более очаровательного, чем этот парень. Чего стоил один только взгляд обрамлённых пушистыми ресницами глубоких карих глаз — Чимину так сильно хотелось посмотреть в них снова! Он прикусил губу и, словно стесняясь своих ощущений перед солнцем, опустил голову.       Беда была в том, что, как бы он ни был поражён этим любителем закатов, он бы никогда не смог заговорить с ним первым. Комплексы Чимина надёжно держали его в своих крепких уздах, не позволяя парню разумно оценить свои возможности — он был абсолютно уверен, что слишком плох для любых попыток заводить отношения. Он не считал себя привлекательным, он терпеть не мог свои пухлые щёки, своё акне и шрамы от него, так ещё и разговаривать нормально не умел. Кому вот он такой нужен?       Всё немного изменилось, когда Чимин познакомился с Юнги и Сокджином — их пример стал для Чимина вдохновением, спичкой для потухших в нём надежд понравиться хоть кому-нибудь на целой планете. Они с Джином никогда не обсуждали это наедине, хоть Пак и правда нуждался в этом — он не хотел доставлять старшему неудобства своими странными вопросами, вроде «как быть таким же уверенным в себе, как ты, хён?», хотя бы потому, что Чимину действительно понадобилось бы достаточное количество времени для того, чтобы этот вопрос задать, к тому же, он бы очень сильно не хотел говорить об этом в присутствии Юнги, а выпроводить его из собственной же комнаты казалось невыполнимой миссией.

***

Однако одним вечером эта миссия вдруг стала выполнимой — Сокджин пришёл к ним в комнату раньше обговорённого с Юнги времени, и тот ещё не вернулся с пар, а Чимин был дома — зубрил очередной набор английских слов, совершенно безуспешно. Сокджин с радостью вручил Чимину мороженое, как будто приехал побаловать младшего брата, и Пак, растроганный такой заботой, всё же решил рискнуть, прося блондина сесть с ним и кое в чём помочь.       — Ч-чимин-и, что т-такое? — заботливо улыбался старший.       — Хён, — шепнул Пак, от волнения бегая взглядом по всему полу в комнате. — М-мне н-нужно к-кое-что спросить у тебя.       — К-конечно, спрашивай.       Пак принялся теребить свои пальцы.       — Я… д-думаю, мне п-п-понравился кое-кто, — покрываясь красным, пробормотал Чимин. — Но… я жутко с-смущаюсь.       — О, т-так ты об этом? — усмехнулся Сокджин. — П-понимаю, — он откинулся назад, прижимаясь лопатками к стене; Чимин прикусил губу, глядя на его расслабленный вид. — Раньше я т-тоже очень н-н-нервничал по э-тому поводу. Но, — Джин снова улыбнулся и посмотрел на Чимина, и тот вскинул брови. — П-потом я встретил Юнги. Он н-никогда не обращал на это в-внимания, словно я г-говорил т-так же, как и он. К-когда я спросил, п-почему, он ответил, что это т-то же самое, что иметь родинки — т-твоя неотъем-млемая часть, к-которая придаёт тебе индивидуальность, и что я не д-должен вообще н-нервничать.       Сокджин поднял руку и взъерошил младшему волосы.       — Т-ты такой один, Чимин-и, — сказал он ласково. — П-позволь себе п-принять са-мого себя, тогда т-тебе же с-станет легче, в-вот увидишь.       Хоть Сокджин ни коим образом не акцентировал внимание на проблеме с внешностью, слова его надёжно засели в голове Чимина, но он пока что не знал, как ему ими пользоваться — нужен ли ему был кто-то ещё, чтобы смочь избавиться от комплексов? Или он был способен сделать это самостоятельно?..       Девятнадцать лет Чимин жил, искренне проклиная свои изъяны и заикание, не находя в себе силы побороть страхи и всё-таки попытаться сделать первые шаги для того, чтобы завести отношения.       Он ходил к логопеду, он смотрел кучу мотивационных фильмов, он часто посещал психолога, и он читал книги, но всё было без толку. Понимая, что его недуги не такие серьёзные, как, например, немота и инвалидность, Чимин всё равно не мог смириться с этой всемирной несправедливостью.       Сидя в тот же день вечером на балконе, поднимая взгляд на открывающуюся дверь балкона в доме напротив, Чимин вдруг подумал — ведь в помощи других людей нет ничего зазорного, правда? Что, если этот парень совсем не такой, с какими Чимину доводилось иметь дело в школе? Вдруг он такой же, как Юнги в этом плане? Ведь он проигнорировал чиминово заикание в магазине — хотя, кто знает, может, он просто очень вежливый.       В общем, в голове у Чимина царил кавардак, и среди кучи всяких размышлений на тему и без, Чимин очень чётко понял для себя кое-что — ему очень нужно было что-то делать с собой, потому что, глядя на задравшего для фотографии руки шатена, Пак, будучи на редкость честным с самим собой, осознал, что стал любителем любителя закатов.

***

Магазинчик стал чем-то, о чём ещё говорят: «место встречи изменить нельзя». В третий раз Пак обнаружил шатена у тех же кимпабов где-то ещё через неделю. Май подходил к концу, чиминовы силы для учёбы тоже, и в тот день он даже не стал пытаться взобраться на холм на велосипеде, ещё с утра оставив его на парковке у общежития. Он, весь измученный парами, приведением вплыл в магазин, рассчитывая обзавестись сладким молоком и какими-нибудь снеками, потому что времени на полноценный ужин у него не было, и чуть не выронил всю свою вредную вкуснятину, заметив знакомую фигуру.       Тот щурился, просматривая съестные треугольники — Чимин подумал, наверное, опять был без линз. Он немного помедлил, со смятением в сердце застопорившись среди стеллажей по дороге на кассу, и, собрав всю свою силу воли в кулак, робко приблизился к парню, пытаясь подобрать слова для приветствия. В прошлый раз они говорили на «ты», — то есть, любитель закатов говорил, — а Чимин не был уверен в том, сколько ему лет — вдруг он старше, и Пак покажет себя каким-нибудь выскочкой, пренебрежительно обратившись к нему?       — П-п-… — выдохнул он, так тихо, что шатен даже не заметил, и Пак захотел дать себе по голове, но руки были заняты. — П-привет…       Любитель закатов удивлённо поднял глаза и посмотрел на Чимина — пару мгновений он не говорил ничего, и Чимин понимал, что, скорее всего, он пытался вспомнить, откуда они были знакомы, но ведь они не были, к тому же узнать человека в маске на пол-лица довольно сложно, и осознание этого вогнало и так нервного Пака в краску, и ему вдруг очень сильно захотелось лопнуть мыльным пузырём.       — А, это ты? — подал голос шатен и приветливо улыбнулся. Чимин был на грани кашля из-за того, что подавился воздухом на вдохе от этой мягкой улыбки, но не позволил себе дать виду. — Так здорово, что ты снова здесь! Мне опять нужна помощь.       — Б-без м…майонеза?.. — уточнил Чимин.       — Да-да, — шатен виновато почесал затылок. — Я опять без линз.       Пак как-то неуклюже попытался взять упаковки чипсов и молока в одну руку, но у него ничего не вышло, и парень, видя это, взял кимпабы в одну кисть и забрал шелестящие пакеты у Чимина в другую. Чимин робко улыбнулся и кивнул в знак благодарности, беря треугольники в пальцы.       — В-вот, — Чимин протянул нужный кимпаб парню. — Он.       — Я так и думал, — усмехнулся тот. — Хотя, готов признать, собирался брать второй.       Чимин улыбнулся, поджимая губы, и положил второй на полку. Парень отдал ему его чипсы, и Чимин, не торопясь, проследил, как шатен сложил кимпаб в свою металлическую корзинку и, прихватив стоящий рядом костыль, медленно пошёл в сторону кассы. Пак последовал за ним.       Пока Чимин расплачивался, шатен складывал покупки в свою холщовую сумку, и потому из магазина они вышли тоже вместе. Чимин весь был как на иголках. Нужно ли было ему просто попрощаться и пойти домой? Но без велосипеда шёл бы он не быстро — парень бы видел его впереди себя, и это выглядело бы просто по-дурацки. Тогда пойти вместе? Но ведь это ужасно волнительно, и ему наверняка пришлось бы поддерживать диалог, а он и его заикание…       — Ты ведь где-то поблизости тоже живёшь, да? — вырвав Чимина из размышлений, спросил любитель закатов.       Пак запнулся, внезапно ощутив новый прилив паники — что, если всё это время он видел Чимина тоже?..       — Д-да, — кивнул он неуверенно. Врать не было смысла — собирая чушь, Чимин заикался ещё больше. — На с-с-самом верху х-холма.       — Ого! — изумился шатен. — Я тоже!       — С-с-серьёзно? — как можно искреннее спросил Чимин.       Они неспешно двинулись вверх по дороге — Пак старался соблюдать в шаге темп парня, и он казался ему непривычно медленным, однако Чимин не хотел показаться придурком, заставляя его идти быстрее.       — Да-да! — кивал как-то очень радостно тот. — Я, пока ногу не сломал, обожал бегать в этот магазин хоть по триста раз на дню, а теперь приходится сильно постараться, чтобы хоть разок сходить.       — Ты с-с-сломал ногу? К-как? — поинтересовался Чимин.       Парень остановился, чтобы поправить лямку сумки, и Пак, действуя раньше, чем думая, добавил:       — Х-хочешь, я п-понесу?..       Он быстро захлопнул рот, стеклянными глазами вперившись в лицо шатена, который от услышанного немного подвис — в конце концов, он не был барышней, и предложение Чимина могло ударить по его мужскому достоинству. Чимин снова был в секунде от того, чтобы дать себе по лбу.       — Э… — выдохнул шатен, моргнув. — Я не…       — Я н-н… не хотел т-тебя об-об-об-…       Чимин выдохнул и опустил голову, чувствуя себя последним идиотом на земле. Он ведь даже попросить прощения по-человечески не мог — ну что за немощность такая?       — Нет, ты не обидел, — ответил тот. — Просто мне ещё никогда не предлагали донести сумку, и это… — Чимин поднял глаза на лицо шатена, и тот кусал губы, глядя куда-то в сторону и подбирая слова. — Немного…       — С-странно, — кивнул разочарованно Чимин.       — Скорее необычно, — исправил его парень. — И я бы вряд ли согласился на это в любой другой день, но… сегодня я набрал очень уж много всего.       Чимин разомкнул губы; на лице любителя закатов засиял румянец, и он, пожав плечами, снял сумку и передал её Чимину. Тот с гигантским комом в горле и полными недоумения глазами принял её, действительно тяжёлую для того, чтобы нести кому-то вроде шатена в его положении. Чимин перестал ощущать любые намёки на биение сердца в грудной клетке, зато он уловил нотки мяты, исходящей от сумки, от парня напротив него, улыбающегося так робко, что у Пака почти подкосились колени.       — Меня кстати Чон Чонгук зовут, — сказал парень. — Я на втором курсе, на дистанционном обучении.       Чимин сжал лямки сумки крепче, набирая в грудь воздух.       — П-п-пак Чимин, п-п-п-…       — Первокурсник? — догадался Чонгук. — Получается, я твой хён?       Чимин быстро закивал, пунцовея.       — Чёрт, я никогда ещё не был хёном, — Чонгук расправил плечи, и вдруг — звонко засмеялся. — Ладно, пойдём, у меня ещё дела есть.       Пак поджал губы, понимая, какие именно у парня дела, и они двинулись дальше.       — Я катался на скейте, — сказал Чонгук. — Неудачно, как видишь. Вообще, с переломом ноги сидят обычно недели четыре, может, шесть, а я уже три с половиной месяца торчу в общаге.       — П-почему? — удивился Чимин. — Ос-с-…       — Да, осложнения, — кивнул тот. — Что-то пошло не так, хотя, у меня вечно что-то не так, так что я привык, — он усмехнулся. — Довольно скучно долго сидеть на заднице, и я даже хотел всё-таки закрыть больничный, но мне сказали, что от постоянных нагрузок может опять пойти загноение.       Чимин неосознанно поморщился.       — Согласен, — улыбнулся парень. Чимин вскинул брови, осознавая, что тот ожидал от него похожей реакции.       — А на к-кого т-ты учишься, хён? — поинтересовался Чимин.       Он всё думал над причиной чонгуковых фотосессий — может, он учился на фотографа, и за неимением других локаций делал какой-то фотопроект по изменениям закатов?..       — О, ты правда назвал меня так? — заискрился Чонгук. — Мне стоит привыкнуть к этому, — он облизнул губы и опустил взгляд на дорогу в ответ на чиминов немой вопрос. — Я учусь на кафедре английского. Буду преподавателем.       Чимин похлопал ресницами. Ответ Чонгука ни капли не приближал его к истине по поводу закатов, но он делал кое-что другое — навевал ему неприятные воспоминания о том, что совсем скоро его ожидал экзамен по этому самому английскому, которого он никак не мог заставить себе подчиниться. Чонгук, должно быть, был в нём просто мастером — раз собирался потом учить чужому языку и других людей.       — Я в-в английском п-полный…       — Да ладно! Шутишь? — Чимин покачал головой. — Не может быть. Он же довольно простой!       Осознанно или нет, но Чонгук заставил Пака чувствовать себя ещё ужасней по этому поводу — что Чимин так плох, что и простой язык выучить не может. Заметив, как светловолосый погрустнел, Чонгук прочистил горло и попытался вырулить из ситуации:       — Ну, то есть, мне так кажется. Если сравнивать с другими языками, русским, например, или арабским…       — Я п-понимаю, п-просто…       Чимин глубоко вздохнул и поднял голову, замечая, что за беседой они как-то незаметно дошли до корпусов. До момента, когда Чонгук уже должен был высунуться с балкона, оставалось совсем чуть-чуть, а это означало, что они должны были расстаться на такой идиотской ноте, которая Чимину бы потом спать не дала — он общался, он познакомился с парнем, за коим наблюдал на протяжении целых трёх месяцев, и теперь он так сильно рисковал, оставляя ситуацию просто ужасной, но он не знал, как именно может её исправить.       — Знаешь, — подал голос Чонгук, и Чимин повернулся к нему, останавливаясь у развилки меж корпусами — его и чонгуковым. — Я не должен был так говорить, на самом деле, — Чонгук потёр шею, кусая губу. — Я просто как-то привык к нему и мне, наверное, уже кажется, что проще него ничего нет, но это ведь не так, все мы разные.       Чимин, слушая его тихий голос с нотками чувства вины, весь покрылся мурашками и замер.       — Поэтому извини меня и… — Чонгук замялся, смотря Паку куда-то в грудь, и потом он поднял взгляд, натыкаясь на уставившиеся на него глаза Чимина. — Может, ты хочешь… чтобы я побыл твоим репетитором?

***

Чимин не знал, как это произошло, но уже на следующий день он стоял у входа в корпус, находящийся напротив того, где он жил. На его лице — привычная маска; он дрожал сильнее осенних листьев, ловя воздух ртом сквозь ткань с такой жадностью, словно пришёл прямиком со стокилометрового забега. Его ладони потели от волнения, его сердце осталось где-то в его комнате — должно быть, выпало, когда он завязывал шнурки в коридоре.       Он не хотел быть навязчивым и понимал — Чонгук просто желал исправить свою вину перед ним и немного подзаработать, раз уж не мог пойти на нормальную работу. Они не обговаривали стоимость, но репетиторство всегда стоило денег, поэтому Чимин распотрошил свою копилку — теперь не для того, чтобы купить шоколад, а для оплаты занятий. Хотя, он должен был признать — в сумке у него лежала одна шоколадка, которую он рассчитывал подарить Чонгуку или съесть её вместе с ним, и до того, как он нажал в лифте на нужную кнопку, эта идея казалась достаточно неплохой, но, едва двери перед ним распахнулись и вытянулся знакомый коридор, Чимин решил, что не станет делать глупостей типа этой.       Он нашёл нужную комнату и робко постучал по металлу двери. Чонгук открыл ему достаточно быстро, и, обменявшись неловким приветствием, они оба нырнули в прихожую. Чонгук любезно предоставил Чимину мягкие жёлтые тапочки, а сам на одной правой ноге попрыгал до своего рабочего стола; в комнате пахло сладкой жвачкой, играла негромкая музыка — что-то на английском и под гитару, медленное и обволакивающее; окно стояло зашторенным посреди дня, и помещение освещалось комнатным электрическим светом. Обе кровати были застеленными, и на одной была целая куча игрушек, а вторая стояла совсем пустой — под нежно-голубым пледом не виднелось постельное бельё. Стены комнаты были обклеены многочисленными плакатами — от музыкантов до постеров фильмов и видеоигр; на рабочем столе, где располагался чонгуков компьютер, помимо учебников и тетрадей на полках стояли многочисленные коллекционные фигурки. Второй стол был уставлен цветными горшками с зелёными объёмными листьями растений и яркими бутонами цветов.       — У т-тебя д-довольно мило.       — Ты так думаешь? — заулыбался старший. — Я немного нервничал по этому поводу. Никогда не водил к себе кого-то в гости.       — Я л-люблю мультфильмы, — кивнул Чимин. — С-с-стыдно признаться.       — Такая же фигня, — ещё шире улыбнулся Чонгук. — Ты смотришь с корейской озвучкой?       Чимина вопрос завёл в тупик. Он нахмурился и дал положительный ответ.       — Тебе стоит перейти на субтитры, чтобы слушать английскую речь на постоянной основе, — объяснил Чонгук, повернув голову к обследовавшему комнату Чимину. — Любимое дело и учёба в одном флаконе.       Он стоял, чуть нагнувшись над клавиатурой, а Чимин подошёл как раз к самому столу, чтобы разглядеть лучше фигурки, и в одну секунду их взгляды столкнулись, и Чимин, буквально воспламеняясь от смущения, торопливо отступил ко второму столу, делая вид, что безумно заинтересован в растущих там цветах. У Чонгука — Чимин мог поклясться — в глазах были виды прекраснее всех этих десятков закатов, какие он фотографировал ежедневно; будто он впитал каждый пейзаж в своей жизни, и их слияние отражалось в кофейных радужках, таких блестящих и глубоких, завораживающих.       Чимин натянул на пальцы рукава голубой толстовки и прикусил язык, пытаясь перестать видеть перед глазами лишь чужие глаза, прошибающие на мурашки.       — Можем сесть на полу, — предложил Чонгук, не отрываясь от экрана. — Либо на кровати. Где тебе удобнее.       Чимин поджал губы. Заниматься репетиторством на постели казалось ему не очень продуктивным выбором, поэтому он опустился на корточки и уселся задницей на линолеум, упираясь спиной в кровать.       — Погоди, я же не постелил, — улыбнулся Чонгук, поворачиваясь к светловолосому; тот ступорно моргнул. — Пол же холодный.       Чимин заторможено поднялся на ноги, и Чонгук стянул с пустой кровати плед и расправил его по полу; Пак помог ему со своей стороны и выпрямился, терпеливо дожидаясь дальнейших указаний, пока Чонгук собирал в стопку учебники и тетради со стола. Заметив, что Чимин колеблется, старший мягко улыбнулся и кивнул.       — Садись теперь.       Чимин сел в позе лотоса и принялся теребить пальцы.       — Я сейчас надену очки, а ты — не смей смеяться, — добавил Чонгук.       Чимин вопросительно глядел на то, как старший взял с полки прямоугольные очки в чёрной оправе и расположил их на середине переносицы. Вопреки ожиданиям шатена, Чимину не было смешно — он буквально поперхнулся воздухом, рассматривая приобрётшее нотки серьёзности юное лицо. Очки Чонгуку подходили идеально, настолько, что Пак был почти готов всполошиться — почему это шатен вообще решил, что такое может заставить кого-то смеяться?       Чонгук сел перед ним, вытягивая больную ногу и касаясь икрой чиминова колена; тот нервно сжал пальцы.       — Для начала мне нужно понять, в чём конкретно у тебя проблемы, — поправляя пальцем очки на носу, сказал Чонгук. — Сегодня пробежимся по вашей программе, ты задашь мне вопросы, и завтра я уже подготовлю тебе дополнительные задания. Я буду объяснять грамматику, и мы вместе потом будем их прорешивать. Идёт?       Чимин кивнул.       Чонгук звучал совсем не так, как прошлым вечером по дороге из магазина. Теперь перед Чимином сидел настоящий будущий преподаватель — вежливый тон, в котором улавливались эти веяния строгости; с помощью них старший устанавливал на период занятий между ними с Чимином взаимоотношения «ученик-учитель», и Пак просто повиновался ему.       — Хорошо. Может, у тебя сейчас есть какие-то вопросы?       В мыслях у Чимина — ни намёка на английский. Вопросы там были на чистом корейском, и среди них было что-то вроде: «почему ты каждый день фотографируешь закат?», и ещё: «Чонгук, я состою из комплексов на пятьдесят тысяч процентов, но, несмотря на это, не хотел бы ты сходить со мной на свидание? Ну, или съездить… его можно провести и у тебя на балконе, на самом деле…»       Чимин отрицательно покачал головой.       — Отлично. Тогда давай начнём.       На протяжении всего занятия Чимин правда усердно трудился. По мере прохождения тем он задавал всё больше вопросов, понимая, как же много информации влетело в его ухо за семестр и тут же вылетело через другое. Он кусал губы, пытаясь вспомнить ту или иную грамматику, слова, и если у него это получалось, Чонгук поощрял его похвалой — совсем обычным «молодец», но отчего-то таким до одури приятным, что Чимин продолжал стараться. По итогу пробелов набралось всё равно достаточно, но Чонгук обещал ему успешно сданную сессию, и хоть Чимин и разговаривал с ним в третий раз в жизни, он ему отчего-то верил. Милые паутинки в его улыбающихся глазах не выглядели как что-то сопровождающее ложь.

***

На следующий день Чимин снова был у Чонгука — сидел на пледе, пальцами сжимая подогнутые в позе лотоса ноги, с трепетом и волнением — правда, уже меньшим, — наблюдая за готовящимся к занятию Чонгуком. Прошлым вечером старший не взял с Чимина денег и даже шоколадку забраковал — Пак понял, что тот, скорее всего, сидел на диете или чём-то вроде того, потому как избегал майонез и сладкое. Возможно, это было одним из его способов поддерживать форму во время сидячего образа жизни. В любом случае, Чимин понял, и в этот раз притащил то самое диетическое печенье, рассчитывая хотя бы таким образом возместить Чонгуку потраченные на него время и силы.       В комнате всё так же пахло жвачкой, Чонгук слушал мягкую акустическую музыку, тёмно-синие шторы закрывали доступ солнцу в помещение. Костыль Чонгука стоял в прихожей — дома он перемещался исключительно с помощью прыжков.       Чимин рассматривал упакованный в чёрный носок гипс парня — кое-где изрисованный цветными фломастерами, по всей видимости, его друзьями; он выглядел довольно старым, будто совсем скоро нуждался в подмене или совсем снятии, но Чонгук изо всех сил избегал оказания давления на ногу, так что Чимин решил, скорее всего, она всё ещё здорово болела.       — Как дела? — невзначай поинтересовался Чонгук.       — Я п-п-попробовал по-посмотреть мультфильм с с-с-…       — Правда? — искренне обрадовался тот. — Какой?       — «Гравити Фолз».       — Обожаю его, — кивнул Чонгук. — Скажи же, английская озвучка лучше?       — Д-да, — улыбнулся Чимин. — С-с-совсем другая ат-ат-…       — Да-да!       Чимин умолк, едва Чонгук достал листы из принтера и уселся перед ним. Футболка со «Стартреком» оголяла острую ключицу парня, съехав горловиной; лицо было блестящим от испарины — июнь был в самом разгаре, до одури влажный и жаркий. Чонгук дотянулся до кровати, пальцами ловя пульт от кондиционера и настраивая комфортную температуру. Чимин чувствовал краску на своих щеках всякий раз, когда улыбчивый взгляд шоколадных глаз отрывался от бумажек и поднимался на него.       — Тебе не душно в этой штуке?       Чимин похлопал ресницами, машинально касаясь пальцами ткани на лице.       — В такую жару она довольно плохо влияет на поры, — объяснил Чонгук, едва заметно кивая. — Так что, если ты не болеешь, лучше тебе её снять.       Пак покрылся мурашками. Он ходил в маске каждый божий день вне дома на протяжении вот уже нескольких лет, просто потому что жутко себя стеснялся. Проблемы с акне появились в переходном возрасте, и он по началу действительно старался от них избавиться — ему по горло хватало заикания для того, чтобы чувствовать себя неуверенно, — но ничего не помогало, и, устав пробовать все возможные лекарства, он просто сдался и нашёл выход в маске. В Корее дела с воздухом обстояли довольно-таки не здорово, смог часто накрывал улицы и мешал дыханию. Так что Чимин убивал двух зайцев — скрывал нелюбимую внешность и заботился о ни в чём не провинившихся лёгких.       Чонгук, как бы Чимин ни противился, был прав. Однако пойти на такой важный шаг перед парнем, который несомненно ему нравился, и показать своё лицо целиком… Чимин не был уверен, что действительно был готов. Вдруг он станет ему противен? Чимин не хотел его отпускать, только не так скоро.       — В-всё в п-порядке, — соврал он, понуро опуская взгляд.       — Как знаешь, — пожал плечами старший. — Давай сегодня обсудим пару тем и посмотрим что-нибудь? — предложил тут же он.       Чимин разомкнул губы немного растерянно.       — Н-ну…       — В учебных целях, разумеется, — ухмыльнулся шатен. — Смотрим, потом — обсуждаем.       — У м-меня есть п-проблемы с этим, хён, — неуверенно ответил Чимин.       — Мы с тобой пытаемся их решить на занятиях, Чимин-а, — с укором сказал Чонгук. — Если ты не будешь пытаться разговаривать на английском…       — Я н-не п-п-ро…       Чимин вздохнул, опустив голову.       — Чимин, — позвал мягко Чонгук. Пак облизнул пересохшие губы и взглянул на него, вкладывая в свой взгляд максимум испытываемой по отношению к самому себе же усталости. — Послушай.       Смуглая крепкая рука потянулась к чиминову запястью и легонько сжала его; сам Чимин весь напрягся — такого контакта он никак не ожидал.       — Я думаю… думаю, это мило, — произнёс старший; Чимин наклонил голову вбок. — Твоё заикание милое, Чимин-а. Тебе не стоит беспокоиться из-за него. Я вот, например, вижу без очков хуже крота, но мне так лень заказать линзы с доставкой, а в очках ходить не хочу, потому что выгляжу как ботан.       Чимин моргнул пару раз, уставившись на лицо в паре десятков сантиметров от себя. Он мог бы назвать Чонгука безумно красивым — с его созвездиями родинок, с вьющимися длинными волосами, постричь которые ему, видимо, тоже было лень, со строгими очками, придающими ему невероятное очарование. Как он может так говорить о себе?       — Т-ты дурак, а н-не б-б-ботан, хён, — пробурчал Чимин.       — Как некрасиво, — зацокал Чонгук, но тут же улыбнулся. — У тебя такие глаза, и весь сам ты такой… cute, you know? И твоё заикание только добавляет тебе этого cuteness. Так что прекрати на себя наговаривать.       — S-s-stop it, — пискнул Пак, сгорая от чонгуковых слов.       — Seriously!       Чимину отчего-то сильно захотелось прыснуть, возможно, чтобы ситуация перестала быть такой будоражащей, и он прислонил ладошку к скрытому тканью рту, чтобы случайно не сделать этого. Чонгук, завидев такую реакцию, насупился и сказал:       — За твою вредность фильм выберу я.       И, совершенно ожидаемо, он поставил «Стартрек», после которого, увлечённые обсуждением старой и новой экранизаций, они, не сговариваясь, дошли до магазина, и на обратном пути Чимин тащил покупки Чонгука на себе, а тот рассказывал ему о том, как именно навернулся с доски и сломал ногу — делал фотографию заката во время того, как ехал с горки. Чимин не подал виду, но история эта казалась такой абсурдной, и в неё вряд ли можно было бы поверить, однако у Пака было почти целых четыре месяца доказательств любви этого парня к вечерним небесам.

***

Так проходили теперь дни Чимина — после пар он бежал к Чонгуку на занятия, покоряя ранее не поддающийся ему английский и имея в этом заметные успехи благодаря замечательному репетитору, а затем — шёл с ним в магазин, помогал дотащить покупки до дома и возвращался к себе, делая задания на балконе и наблюдая за хобби Чонгука снова и снова.       У них было всего две недели до экзамена, и Чимин не хотел терять ни минуты — в английском ли на самом деле была причина или, может, в уютной комнате Чонгука, где они на пару часов оставались наедине, решали упражнения, а потом — смотрели мультфильмы с субтитрами с безвкусным, но не таким уж и плохим печеньем в прикуску, обсуждали их на английском, и ещё какие угодно темы — достопримечательности в Сеуле, глобальное потепление, да хоть полёты на Луну, — практикуя выученную грамматику. Чимин заикался, всё ещё безумно переживая из-за своего английского и в принципе — своей речи, — но Чонгук совсем не раздражался, помогая Чимину выразить мысль.       За два дня до теста Чимин пришёл к Чонгуку в последний раз — в вечер перед экзаменом Чон наказал ему хорошенько отдохнуть и выспаться. Он ужасно грустил, потому что не знал, захочет ли старший общаться с ним и дальше, как друг, а не репетитор. За всё это время они довольно сблизились, и Пак уже не представлял свою жизнь без их посиделок — с английским или без, Чимин правда безумно хотел и дальше ходить к Чонгуку в гости, смотреть с ним фильмы, есть печенье, ощущать его тепло, глядеть в глаза сквозь блестящие диоптрии очков или — что ещё более волнительно — без очков вообще.       Чонгук с улыбкой впустил Чимина в комнату, и Пак уловил запах шоколада — на пледе на полу оказалась целая тарелка кексов из кофейни, расположенной в кампусе. Кроме них — два огромных стакана с коктейлями из той же кофейни. Чимин непонимающе взглянул на Чонгука, и тот засмеялся.       — Послезавтра у тебя тяжёлый день, и я решил сегодня устроить тебе выходной.       — Н-но…       — Никаких «но», — покачал головой Чонгук. — Сегодня можем просто поболтать, ну или посмотреть что-нибудь. Что хочешь? Твой день — твои правила.       Пак прикусил губу и сел на пол, прижимаясь спиной к кровати. Чон надел очки, взял со стола ноутбук и плюхнулся рядом с Чимином, совсем близко, плечом к плечу.       — Ну, чего посмотрим? — улыбнулся старший. — Как насчёт «Зверополиса»?       — Это к-классный м-мультфильм, — кивнул Чимин.       Чонгук включил его, Чимин поставил ноутбук на вторую кровать, стоящую напротив них, и они умолкли. В комнате было прохладно из-за кондиционера и темно из-за штор; Чонгук посмеивался рядом с чиминовым ухом и пускал шутки, заставляющие Чимина то и дело прыскать в ладонь через ткань и просить хёна перестать.       Эта обстановка, этот уютный шатен, его гипс на вытянутой ноге, на котором старший заставил Чимина тоже оставить какую-нибудь надпись, и тот написал: «stop being that cute» и нарисовал смеющуюся Мейбл; крошки от шоколадного кекса в уголках розовых губ и заинтересованность в глазах, когда Пак по привычке немного отодвигал маску снизу, чтобы пустить под неё трубочку коктейля. Он всегда делал это исподтишка — ел или пил при шатене, — потому что был слишком неуверенным, чтобы наконец решиться показаться Чонгуку полностью, а тот, хоть больше его и не спрашивал, всё равно заинтригованно следил за пытавшимся поесть Паком каждый раз. Чимин так боялся разочаровать его — Чонгук, разумеется, придумал себе красивое лицо, и, едва младший покажет своё настоящее, он наверняка крупно расстроится.       На улице всё темнело, а Чонгук не торопился заканчивать их посиделки, включая следующий полнометражный мультфильм. Чимин немного волновался из-за того, что Чон пропустит свою ежедневную сессию по его причине, но тот всё время казался таким солнечно-тёплым и выглядел так, будто ничего тем вечером в действительности больше не имело значения, и это кружило голову младшего, потому что он был уверен на двести процентов, что такого совсем не заслужил.       Где-то на середине мультика Чонгук вдруг встрепенулся. Чимин, по своей жуткой невнимательности успевший чуть задремать и почти уложить голову на плечо старшего, резко выпрямился и растерянно глянул на потянувшегося поставить на паузу видео Чона. Тот щёлкнул кнопкой и вернулся в прежнее положение, округлив глаза.       — Я думал, ты спишь…       — Я п-почти, — Чимин виновато почесал затылок. — Из-звини… т-ты так с-с-старался, а я…       — Чимин-и, — Чон усмехнулся и покачал головой. — Никогда не встречал кого-то столь глупого. Я же тебе сказал, твой вечер — твои правила.       Чимин поджал к себе колени, переводя взгляд на стоп-кадр мультфильма. Хотел ли он на самом деле уснуть вот так? Ответ был слишком очевидным. Но он уже проснулся, и пытаться уснуть снова было бы просто отвратительно идиотской идеей; он пожевал губу, думая над тем, что хотел бы сделать ещё перед тем, как оставить Чонгука в покое.       — Хён, — шепнул он, всё ещё на Чонгука не глядя. — Т-твой ба-балкон, — Чимин сглотнул и медленно повернулся к парню; тот внимательно его слушал, удивлённо моргая. — Он выход-дит на склон, да?       Чон секунду помолчал и снова улыбнулся.       — Да. Вид потрясающий. Хочешь глянуть?       Чимин быстро облизнул вмиг пересохшие губы и кивнул — еле заметно, совсем уж неуверенно.       — Хорошо. Сейчас самое время.       Чимин помог парню встать с пола, и тот приобнял его за плечи, чтобы они добрались до балкона. У Чимина дрожали пальцы, когда он впервые коснулся этих тёмно-синих штор — так много вечеров он видел их исключительно со стороны своего балкона, и они казались ему жутким монстром, тщательно скрывавшим Чонгука от него так долго. С придыханием отодвинув их наконец и не получив никаких укусов от ткани взамен, парень с приглушённым облегчённым выдохом потянулся к ручке двери и потянул её на себя.       Ему казалось, что, ступая на нагретые плитки пола на балконе Чонгука, он выходит куда-то в совершенно другую реальность. Он прекрасно видел собственную комнату в пятидесяти метрах от себя, с абсолютно не зашторенным окном и абсолютно распахнутой дверью. Юнги не было видно, но свет в комнате уже горел, как горел и потрясающий закат над Сеулом в тот вечер. Чимин помог Чонгуку пересечь расстояние до парапета и встал рядом, переводя очарованный взгляд на небо.       — На самом деле, несмотря на то, по какой причине я сломал ногу, раньше мне особо не было дела до закатов, — вдруг сказал Чонгук. — До тех пор, пока я не оказался взаперти со своим переломом. Оказывается, когда становишься ограниченным в движении, начинаешь скучать даже по тому, на что внимание особо прежде не обращал.       Ветер был тёплым, воздух — липким; вокруг было тихо, не раздавалось ни единого лишнего шума, и Чимину казалось, старший с лёгкостью мог услышать биение его сердца, даже не прислушиваясь.       Чон усмехнулся.       — У меня есть дурацкая история. Обещаешь не смеяться?       Он с притворной строгостью и улыбающимися глазами взглянул на Чимина, и тот рассеяно кивнул; чтобы скрепить пакт, старший даже вытянул ему свой мизинец, и Чимин, немного помедлив, протянул свой тоже. Они сжали пальцы друг друга на мгновенье, и Пак был безмерно счастлив, что красное лицо наполовину скрывала маска.       — В день моей выписки из больницы я возвращался в общагу уже вечером. Тогда я увидел закат впервые за долгое время, и я воспринял его, знаешь, совсем иначе, — Чонгук схватился пальцами за парапет и задрал голову, всматриваясь в нежно-розовые из-за заката облака. — Долго стоять на балконе я не мог, поэтому пришлось запоминать, но я вдруг вспомнил, что у меня есть фотоаппарат, и сделал фото. На следующий день повторил. Потом ещё и ещё. Каждый день закат казался абсолютно другим. Это что-то невероятное.       Чимин чувствовал, как от рассказа Чонгука внутри что-то расцветало. Возможно, закаты действительно были невероятными — никогда не обращавший на них особое внимание Чимин стал любоваться ими машинально вместе с Чонгуком, хотел он того или нет, каждый вечер, когда любовался самим Чоном и его странной привычкой. Теперь эта привычка перестала быть странной, она казалась Чимину чем-то обычным, чем-то в какой-то степени милым.       Он бы так хотел рассказать Чонгуку правду о том, как на самом деле впервые его увидел — не с двумя треугольниками кимпабов и прищуренными из-за плохого зрения глазами в магазине, а на балконе шестого этажа с отблесками красного солнца в волосах. Как же он его тогда напугал — парень до сих пор немного содрогался от воспоминаний чувства ужаса, накатившего на него в ту минуту, когда он был уверен в том, что Чонгук собирался прыгнуть. Чимин всё ещё хотел отругать старшего за то, каким же он был опрометчивым, со сломанной ногой вытворяя такие трюки на столь огромной высоте. Но Чимин не мог. Это было слишком страшно — рассказать ему. Возможно, так же страшно, как снять маску.       Тепло проливалось нагретым воздухом сквозь пальцы; мягкие рыже-красные лучи целовали кожу. Чимин потянулся в карман своих джинсов и достал мобильник, открывая фотокамеру и наставляя на закат. Чимин хотел запомнить этот закат так сильно — первый рядом с Чонгуком и, о господи, ну пожалуйста, не последний. Волшебным ли было само небо, волшебным ли был старший, чей профиль на фоне оседающего за горизонтом города солнца был прекраснее всех картин, представших перед Чимином за все девятнадцать лет его жизни — ему было всё равно. Он сделал пару фотографий пейзажа и перевёл телефон чуть в сторону.       Чонгук, заметив это, улыбнулся и принял позу, поднимая два пальца. Чимин был в секунде от того, чтобы выронить телефон из непослушных рук. На Чонгуке всё ещё были очки, и он выглядел слишком лампово для чиминова сердца. Он скрывал глупую улыбку за собственной маской, делая новые и новые снимки кривлявшегося старшего.       — Ну всё, хватит, — засмеялся Чонгук и выхватил мобильник из рук младшего, и тот расширил глаза. — Моя очередь.       Чимин запоздало стал мотать головой в знак протеста, но его мнение не было никому интересно; Чонгук впечатался спиной в парапет и подтолкнул Пака в свою сторону, меняясь с ним местами. Теперь на фоне природного градиента стоял он — в полосатом лонгсливе и чёрной маске, с немного взлохмаченными от посиделок волосами. Он был жутко растерян и не знал, что ему делать — он терпеть не мог делать фотографии себя.       — Улыбнись, — сказал Чонгук, наводя фокус. — Твои глаза выглядят такими милыми, когда ты улыбаешься, Чимин-и.       Чимин не то что улыбаться, он даже вдох заставить себя сделать не смог, опешивши приоткрыв рот. Всё, что ему на самом деле хотелось сделать в тот момент, — так это поцеловать старшего в его эти губы с всё ещё оставшимися мелкими крошками кекса, поцеловать его в маленькую родинку под губами, в щёку, где был шрамик, в маленькое высыпание от неудачного бритья, в каждый сантиметр его лица.       — Ну же, — скуксился Чонгук. — Хочу увидеть глазки-полумесяцы.       Пак сдержал всхлип. Он еле выдавил из себя улыбку, судорожно сжимая кулачки. Сердце остановилось на целую вечность, пока Чон делал несколько фото, пытаясь выбрать лучший ракурс для того, чтобы было видно вид.       — Вот, смотри, — произнёс Чон, с улыбкой протягивая Чимину его телефон. — Смотри, какой красивый. Может, всё-таки снимешь маску? Фотография будет просто отличной! — Чонгук потянулся к парню в попытке стянуть маску с чужого лица. — Давай.       Чимин отшатнулся от Чонгука, уворачиваясь от проворных пальцев. Снять маску перед Чонгуком было нельзя, нет, ни в коем случае он не должен был видеть его.       — Чимин-и, не вредничай, — смеялся Чонгук, так обворожительно, что у Чимина коленки подкашивались, но он не мог позволить себе поддаться очарованию.       — Х-хён, я н-не… — вырвалось из уст Чимина, и он не сдержался — слезинка вмиг скатилась по щеке и впиталась в ткань маски, делая ситуацию ещё хуже. — Н-некрасивый…       — Ты чего? — встревоженно воскликнул Чонгук и в секунду сократил и без того малое расстояние, одной рукой цепляясь за парапет, чтобы сохранить равновесие. — Эй, Чимин-и, ты что, плачешь?       Чимин прерывисто выдохнул, пряча взгляд влажных глаз от старшего, и тот второй рукой прикоснулся к его подбородку, пытаясь вернуть визуальный контакт. Пальцы Чонгука были такими тёплыми, и они впервые касались его так нежно, что Чимин воспылал ещё больше от смущения.       — Посмотри на меня, Чимин-и, — пробормотал Чонгук. Пак зажмурился на секунду, выдавливая неосознанно новую слезу, и открыл глаза, заглядывая в шоколадные, отражающие закат глаза напротив него. — Ты не хочешь снимать маску, потому что думаешь, что ты некрасивый?       Чимин кивнул, всхлипнув.       — Какой же ты глупый, — Чонгук покачал головой. — Ужасно, ужасно глупый.       Он осторожно убрал руку с парапета, распределяя вес на обе ноги, но не слишком давя на больную, и дотронулся до лица Чимина, скрытого под маской. Пак испуганно выгнул брови и ухватился за чонгукову талию, чтобы удержать его на всякий случай. Чон смотрел на него серьёзно, но взгляд не был злым — скорее немного осуждающим, будто он повторял сказанные секундой ранее слова в голове раз за разом.       И вдруг — он опустил голову, опуская вместе с тем и веки. Чимин вперился в его приближающееся лицо, замерев всем телом так, что даже кровь по организму больше не гонялась; чёлка старшего стремительно оказалась безумно близко, и Чонгук прижался своими губами к губам Чимина через ткань.       Если бы не парапет, Чимин давным-давно бы не устоял на ногах и рухнул вниз в свободном полёте. Сердце стучало так быстро и громко, его пульсация чувствовалась в каждом сантиметре одеревеневшего тела. В Чимине взрывались звёзды, целые мириады звёзд. Из его прикрытых глаз продолжали стекать слёзы, тепло чужих губ осело на его коже даже без непосредственного контакта, и Чимин продолжал ощущать его прикосновение и после того, как старший отпрянул.       — Глупый Чимин-и.       Это было последней фразой, которую Чонгук озвучил в тот вечер перед тем, как Чимин ушёл. Это было последней фразой за тот вечер в принципе, прозвучавшей после того, что Чонгук сделал.

***

Чимина съедало всё, что с ним происходило. Он пришёл в корпус и спрятался в ванной комнате сразу, как только нервно избавился от кед в коридоре. Он даже не поздоровался с Юнги, включая воду и оседая на закрытой крышке унитаза, начиная всхлипывать. Содрав ненавистную маску, Чимин не нашёл в себе сил бросить её на пол — этот лоскуток хранил в себе чонгуковы прикосновения. Такие, какие Чимин хотел бы прочувствовать на собственной коже без каких-либо барьеров физических. Для этого ему нужно было избавиться от барьеров психологических, но ему было страшно.       Он всё думал: Чонгук так просто справился с его заиканием, почему он не справится и с его внешностью тоже? Но потом Чимин одёргивал себя, вспоминая, какой Чонгук сам по себе красивый — такие, как он, никогда не водятся с кем-то вроде Чимина. Сокджин и Юнги оба были безумно привлекательными, и хотя бы здесь абсолютно понятной была причина почему они всё же выглядели органично и почему заикание Сокджина можно было как-то переварить. Но Чимин не был красивым. Он заикался. Он был ужасным. Чонгук не знал, о чём говорил, он просто запутался.       Возможно, было к лучшему то, что Чонгук и Чимин заниматься вместе больше не будут. Возможно, это спасло бы Чонгука от его фантазий. Это спасло бы Чимина от разбитого сердца, потому что он был правда влюблён. И он бы не пережил тех возможных эмоций, которые бы отразились на лице Чонгука, едва младший снял бы маску перед ним.       В вечер перед экзаменом совсем отстранённый Чимин по привычке вышел на балкон вместе с Юнги, и тот рассказывал об их с Сокджином запланированной поездке на Чеджу на каникулах, потому как свои экзамены они уже успели сдать. Разговоры Юнги всегда помогали Чимину немного расслабляться и оставлять свои проблемы с учёбой и чем бы то ни было за дверью на балкон, поэтому Пак с улыбкой на лице представлял чёрно-розовую парочку в отпуске, украдкой поглядывая на знакомые тёмно-синие шторы и ожидая появления Чонгука с минуты на минуту, и когда Юнги умолк, Чимин, разрываясь между «за» и «против», всё-таки произнёс вслух:       — Хён, я хотел бы т-так же. К-как у вас с Д-джином-хёном.       Юнги выдохнул гигантское облако дыма — то поглотило Чимина, и он аж закашлялся.       — Наш малыш Чимин-и? — взвизгнул из комнаты Сокджин и примчался на балкон, тоже начиная давиться дымом. — Фу, Юнги-я! Ты чёртов п-паровоз!       — Хён, т-ты что, п-п-подслушивал? — догадался Чимин с улыбкой. — Как нек-к-красиво, хён!       — П-п-очему п-п-п-… — воскликнул Джин, от негодования не способный вернуть прежний контроль над словами. — Я не п-п-п-…       Чимин громко рассмеялся, сгибаясь, и Сокджин не выдержал — поддался его заразительному смеху и захохотал вместе с ним. Так и не успевший дать свою реакцию Юнги посмеивался тихо, прикрывая рот рукой с торчащей из пальцев сигаретой.       На их балконе ещё никогда не было так шумно — заливистый гогот без капли стыда разлетался по всей округе, прерываясь на громкие сокджиновы восклицания. Чимин утирал пальцами кожу под глазами, когда начали выступать слёзы, и, устав крючиться, повернулся к парапету и хотел облокотиться на него, но открывшаяся картина перед ним заставила его смех застрять в горле; по телу пробежался ток — пара больших карих глаз смотрела прямо на него с балкона в доме напротив.       Чимин раскашлялся. Позади него Сокджин всё ещё хихикал, не понимая, в чём проблема. Сжимавший в пальцах фотоаппарат парень, опешив, вытянул губы в «о». Лёгкий вечерний ветер покачивал его шоколадные прядки и широкую чёрную футболку без принта. Чимин готов был перевалиться через парапет от стыда, переполнившего его до краёв и выливающегося во внешний мир его краснеющей кожей лица и шеи.       — Ч-что т-т-такое? — забеспокоился Джин.       Чимин был без маски.       Но Чонгук его всё равно узнал.       Чимин не знал, как ему вообще выжить в эти секунды; Чонгук, отвиснув, приветливо улыбнулся и одной рукой едва заметно помахал Чимину. Тот, проглотив своё оцепенение, растерянно кивнул.       — Вы что, знакомы? — удивился Юнги.       — С-с ним, — выдохнул Чимин, глядя на то, как за Чонгуком закрывается дверь балкона. — Х-хочу т-так же.

***

Весь экзамен Чимин чувствовал себя просто отвратительно — он плохо спал, долго крутился в постели, всё думая о Чонгуке. Что он мог подумать? Догадался ли он, что Чимин его видел всё это время? Или всё не так плохо? За неделю до совместного любования закатом они договорились встретиться после экзамена, чтобы Чимин рассказал Чонгуку как всё прошло, но Чимин был таким напуганным всем произошедшим, что не знал как посмотреть старшему в глаза и не сгореть заживо со стыда.       Несмотря на самочувствие, Чимин правда хотел сдать этот чёртов экзамен — разочаровать Чонгука плохой оценкой было бы худшей благодарностью за его репетиторство. Поэтому, хоть Чимин и практически засыпал на ходу, он сделал всё, что было в его силах, чтобы наскрести баллов на заветную четвёрку.       Когда результаты были оглашены, он с дрожью в конечностях и замиранием сердца помчался домой. Ему было бы легче просто спрятаться и прекратить любые попытки коммуникаций с Чонгуком, но он прекрасно понимал: так нельзя. Он так не смог бы. Симпатия проходит легко, но чувства Чимина не были симпатией, и вряд ли ему удалось бы перетерпеть, как он делал это в школе.       Стоило ли ему наведаться к Чонгуку? Купить чего-нибудь вкусного и подкинуть под дверь с запиской с извинениями… Может, купить ему игру или какой-нибудь хороший мультфильм? Или заказать игрушку в его коллекцию? Всё что угодно, лишь бы загладить свою вину.       С мыслями об этом он решил съездить в торговый центр, находящийся близ его университета. На всех парах он вылетел из комнаты и буквально врезался в двери лифта, нетерпеливо нажимая на кнопку вызова. К его неудаче лифт уже был в движении, а это означало, что Чимину пришлось бы подождать, пока тот освободится, или ехать в маленьком помещении с кем-то ещё.       Он раздосадованно выдохнул и устало облокотился на металлический косяк, всё ещё полностью будучи погружённым в размышления. Но вдруг лифт звякнул, и двери распахнулись, а у Чимина остановилось сердце, потому что оттуда, помедлив, вдруг вышел Чонгук.       Парень осмотрелся и наткнулся на Чимина взглядом. При нём не было костыля; Чимин мельком осмотрел его и заметил, что гипса у него тоже не было — на оголённой в шортах бледной икре красовался размашистый шрам.       Они молча смотрели друг на друга круглыми глазами пару секунд, и Чимин наконец спросил:       — От-т-куда…       Шатен облизнул губы, краснея кончиками ушей.       — Ну, — Чонгук отвёл взгляд в сторону и почесал затылок. — Я живу на шестом, и я подумал, что ты, скорее всего, тоже. Комната должна быть по правой стороне. А дальше… — он поджал губы. — Как-нибудь.       Они снова замолкли, погружаясь в неловкую тишину. У Чимина покалывало внутренности от осознания того, что Чонгук сам к нему пошёл, но его пугала возможная причина — вдруг Чон хотел с ним поругаться?       — Может, прогуляемся? — предложил неуверенно Чонгук.       Чимин согласился. После ещё нескольких секунд молчаливого переступания с ноги на ногу они зашли в лифт, и затем — вышли на улицу, в сеульский вечер, медленно направляясь в сторону спуска с холма.       — Т-ты с-снял…       — Да, — кивнул Чонгук, жуя губы. — Вчера ещё. Шрам остался и вряд ли сойдёт, но в остальном всё отлично.       Чимин чуть улыбнулся и кивнул.       — Как тест?       — На четыре, — с ноткой гордости ответил Пак.       Наконец, улыбнулся и Чонгук.       — Я в тебя верил. Ты хорошо поработал.       Они ступали под постепенно зажигающимися фонарными столбами, слушая переливание птичьего пения. Никогда ещё между ними не было такой сильной неловкости; слова было так тяжело найти — что одному, что другому. Чимин боялся встретиться с парнем глазами и услышать, что он решил после того, как увидел младшего прошлым вечером. Ему было страшно услышать о том, что Чонгук мог о нём подумать — вдруг он обзовёт его сталкером и запретит вообще приближаться?..       Тишина натягивала струну напряжения между ними, и Чимин просто не выдержал больше:       — Извини.       Оказалось, они сказали это в унисон, и оттого неуверенно засмеялись.       — Т-т-тебе не за что…       — Нет, есть, — возразил Чонгук. — Чимин, я такой идиот. Правда. Я не должен был делать этого.       Пак медленно моргнул и кивнул. Чонгуку и вправду не стоило делать это. Наверняка он очень жалел. Чимин не стал бы его удерживать и доставать, если бы Чонгук решил, что совершил ошибку, и хотел закончить их общение.       — Но мне так хотелось, так хотелось увидеть тебя, — помолчав, продолжил Чонгук. Чимин, уже собравшийся прощаться с парнем раз и навсегда, удивлённо поднял на него глаза. — Я был таким эгоистичным, и это не даёт мне покоя. Ты совсем не заслуживаешь такого отношения.       — Х-хён… — немного дрожа, выдохнул Чимин.       — Вчера, когда я увидел тебя на балконе, ты был таким счастливым, и ты был без маски, и я понял, что слишком поторопился и вообще не подумал о том, что ты можешь не доверять мне, или, может, ещё что-то вроде того… в любом случае, меня это не касается, и я не должен был давить на тебя. — Рука старшего бережно прикоснулась к руке Чимина, и тот дрогнул, ощущая мурашки по всему телу от лёгкого касания. — Я понимаю, что ты можешь сейчас злиться на меня, но, пожалуйста, прости. Ты можешь ходить в ней. Я не буду больше предпринимать попытки снять её, и ты можешь никогда не делать этого. Делай так, как тебе лучше, и я буду рад способствовать тому, чтобы тебе было комфортно.       Чимин сглотнул. Всю жизнь окружавшие его люди лишь только смеялись или вообще — игнорировали. Никому не было дела до того, почему Чимин носит маску, почему молчит. Люди не хотят копаться в причинно-следственных связях; им лучше судить по обложке, лучше указывать, как другому человеку жить или наоборот — полностью его избегать, чтобы не нарваться на сложности.       Дети — жестокие существа. Маленький заикающийся мальчик всегда становился объектом их насмешек и передразниваний. Чимину очень сложно было адаптироваться в таком мире, но потом стало в тысячи раз сложнее — когда произошли сбои в подрастающем организме и на коже начались регулярные высыпания. Дело было внутри него, а не снаружи, и потому постоянные маски, мази и прочая дрянь не помогали. Одни прыщи сходили, другие появлялись, и все они оставляли метки на коже — рубцы, мелкие шрамики, которые ничем ни убрать, ни скрыть не получалось. И, если высыпания с возрастом стали выступать реже, то от шрамов Чимин убежать уже никуда не мог.       В Корее настоящий культ красоты. Даже когда люди пытаются сделать вид, что это не так, можно ощутить этот эффект и это значение — друзья, возлюбленные, работники, всё окружение должно быть красивым. Идеальные черты лица, идеальный вес, пресловутое двойное веко, цвет кожи. И, разумеется, её текстура. Чимин не знал, что это такое — гладкая ровная кожа. Не знал, каково это — провести пальцем по щеке и почувствовать бархат. Он не хотел, чтобы его кто-то касался — чего уж говорить о том, чтобы просто смотрел.       — Чимин-и, — неуверенно позвал его Чонгук; в глазах старшего была вселенская тревога. — Ответь что-нибудь… Я приму любое твоё решение.       Пак кротко вдохнул и остановился. Вокруг сгущался вечер, обволакивая теплом двух прогуливавшихся парней. Пахло цветами украшавших кампус клумб, легко шелестели листья растущих вдоль дороги деревьев. У затормозившего в паре шагов от Чимина Чонгука рыжели волосы в лучах садящегося солнца.       — М-мы… м-можем снова по-посмотреть закат в-вместе? — пробормотал Пак.       Чонгук помолчал пару секунд, глядя смущённому от кончиков пальцев ног до самой макушки Чимину в глаза.       — Конечно! — вдруг воскликнул он, всё ещё немного неуверенно, но на его лице появилась улыбка облегчения. — Разумеется. Давай купим чего-нибудь пожевать и завалимся ко мне. Можем посмотреть что-то после этого, — Чонгук резко остановил свой порыв и аккуратнее добавил: — если ты захочешь, конечно.       Чимин кивнул, улыбнувшись. Внутри точно расцветала вишня — словно в его зимней душе наконец началась весна.       Он поторопился за устремившимся в магазинчик Чонгуком, который, оказывается, без гипса передвигался с непомерной скоростью; Чимин только и успевал, что перебирать ногами, пытаясь нагнать увлечённого старшего. Чонгук, заметив, что слишком воодушевлённо вдарил по газам, притормозил и виновато улыбнулся: «Прости, просто у нас не так много времени, скоро самые красивые минуты», а Чимин подумал, что каждая минута рядом с Чонгуком — самая красивая.       С пакетами всяких вкусностей они завалились в чонгукову комнату, погруженную во мрак закрывающими окно шторами. Чонгук не переставал улыбаться, пока они ходили в магазин и пока он вытрясал всё содержимое сумок на кровать; Чимин заметил остатки гипса на столе — Чонгук бережно сохранил участки с оставленными его друзьями и Паком рисунками.       Чонгук протянул светловолосому банановый молочный коктейль и взял себе такой же, после чего чуть отодвинул штору и открыл дверь на балкон. Из улицы в комнату просочились июньское спокойствие и запах стриженной зелени; корпус напротив уже озарился розовыми лучами убывающего заката. Парни вышли из комнаты и оба глубоко вдохнули теплоту вечера.       — Чем ты думаешь заняться после экзаменов? — поинтересовался Чонгук, втыкая трубочку в тетрапак и зажимая её меж зубов.       — Д-думал поехать до-домой, — кивнул Чимин, повторяя за старшим.       — Откуда ты?       Чимин поймал себя на мысли, что они успели обсудить всё на свете, но оба были не в курсе, кто откуда приехал в Сеул.       — Из П-пусана, — ответил Чимин, любуясь сахарной ватой облаков, плывущих по небу.       — Не может быть, — буркнул Чонгук. Пак вопросительно перевёл на него взгляд. — Я тоже из Пусана!       Чимин похлопал ресницами, пытаясь осознать услышанное.       — Вот это да, — засиял старший. — Кто бы мог подумать. Почему мы не встречались раньше? Я думаю, что наверняка бы узнал тебя.       Пак усмехнулся: вряд ли память Чонгука позволила бы ему запомнить какого-то странного парня в обычной чёрной маске с первого взгляда.       — Чего? — не понял Чонгук.       — Н-ничего, хён, — улыбнулся Пак. — Т-ты забавный.       Чонгук прикусил губу и повернулся к закату.       — Я тоже хотел вернуться на каникулы домой. Можем встретиться там, если ты не будешь занят…       Чимину казалось, что даже подушечки его пальцев, прижимавшиеся к прохладному картону упаковки коктейля, порозовели от услышанного. Он глотнул банановой жидкости и прочистил горло, пытаясь найти в голове подходящие слова для того, чтобы сказать Чонгуку — для него он никогда не будет занят. И что желание старшего увидеться в родном городе было выше чиминовых сил для того, чтобы просто осознать его.       — Б-было бы з-здорово, — шепнул Чимин, опуская взгляд. — Я б-буду с-скучать…       Он исподтишка посмотрел на любующегося закатом Чонгука. Лицо шатена было таким умиротворённо спокойным, как будто это он справился с последним, самым страшным экзаменом; блестящие глаза чуть прикрыты, малиновые губы чуть изогнуты в мягкой улыбке. Он не выглядел как тот, кто мог бы причинить Чимину боль, если бы он всё-таки решил ему открыться. Но Чимин однажды уже ужалился, доверившись обманчивой внешности.       — Хён, — тихо позвал он; Чон повернулся к нему, глядя таким заботливым взглядом, что у Чимина на мгновение земля ушла из-под ног. — Я ра-расскажу тебе одну ис-историю. Об-бещаешь не с-смеяться?..       Чонгук улыбнулся ещё больше — глаза украсили очаровательные паутинки морщинок.       — Конечно обещаю, Чимин-и.       Пак вытянул свой мизинец, и Чонгук скрепил своим обещание.       — К-когда мне б-было шестнадцать, у меня б-был д-друг, — начал Чимин. — Мы по-познакомились через моего лу-учшего д-друга. Мы б-были довольно б-близки. Он п-принял моё за-заикание и в-в-всегда был таким д-добрым. И я… — Чимин тяжело вздохнул. — По-почувствовал к нему с-симпатию. И решился с-сказать ему, по-потому что верил, ч-что он… ну, ч-чувствует то же с-самое.       Чимин прикусил губу и опустил глаза на своё банановое молоко.       — Н-но он ра-расмеялся и с-с-сказал, что мне нужно с-сначала п-привести с-себя в порядок, а потом уже д-думать о том, чтобы… ко-ому-то нравиться.       Пак прерывисто выдохнул и прикрыл глаза, ощущая пощипывание от накатывающих слёз.       — Он с-сказал, что я и так за-заикаюсь, но он с-смог бы это с-стерпеть. Н-но это не единственная п-проблема…       — Чимин, — прервал его Чонгук.       Пак задержал дыхание, останавливая порыв всхлипа, и взглянул на старшего. Рука того легла на худое плечо светловолосого и мягко сжала его; Чонгук смотрел на Чимина со сведёнными к переносице бровями и поджатыми губами. Он был зол — так Чимину показалось в какой-то момент.       — Он просто придурок, — сказал вдруг Чон. — Такие, как он, не стоят и кончика твоих волос.       Чимин приоткрыл рот в изумлении.       — Ты не должен думать о таких людях, — добавил Чонгук; его вторая рука легла на второе плечо Чимина. — И уж тем более слушать их никому к чёрту не сдавшееся мнение. Эти люди некрасивы по-настоящему, потому что думают, что имеют право оценивать других по совершенно дурацким критериям и чёрт знает откуда взявшимся стандартам…       — Т-ты не понимаешь, хён, — качал головой Чимин. Он не слышал старшего за пеленой собственных мыслей и ужасных воспоминаний.       — Это ты не понимаешь, Чимин, — Чонгук взял лицо младшего в ладони, заставляя снова посмотреть на себя.       Его касания были тёплыми и бережными, словно Чимин от малейшего нажима мог рассыпаться.       — Хён… — пискнул Пак, всё ещё пытаясь остановить Чонгука, ведь тот ничегошеньки не знал. Он Чимина не видел вблизи, он не мог судить.       — Не слушай никого. Люди могут завидовать, они могут лгать. Они глупые и мыслят стереотипами…       Чимин вырвался из слабой хватки и в порыве разбушевавшихся эмоций сдёрнул с лица маску.       Они оба замерли. Чимин тяжело дышал, пытаясь справиться с подкатывающей к горлу паникой, смешанной с истерикой; Чонгук вперился взглядом во впервые полностью представшее перед ним лицо светловолосого, изучая каждый миллиметр покрасневшей от стыда и смущения кожи. Ни одна родинка, ни один шрамик не остались без его внимания; Чимин чувствовал дрожь в коленях и верил, что его сердце давным-давно уже выпало за пределы балкона и стукнулось о землю где-то далеко внизу. Он боялся сделать новый вдох, и он боялся реакции старшего, но всё, что тот сказал через полминуты давящей тишины, было:       — Я ещё никогда не видел никого прекраснее.       Чимин почти задохнулся. По его щекам всё-таки потекли слёзы, потому что он так и не смог их сдержать; он закрыл лицо руками, сжимая в одной маску и в другой — пустую упаковку из-под коктейля; Чонгук скользнул к нему по гладкому полу балкона и взял его за запястья, упрашивая взглянуть на него, но Чимин почти ничего не слышал за своими всхлипами.       Чонгук отвёл его в комнату и посадил на постель, а сам отправился на кухню за стаканом воды. Вернувшись, он сел на колени перед пытающимся прийти в себя парнем и всё пытался заставить его перестать снова скрывать своё лицо руками. Чувствуя себя выжатым из-за случившегося срыва, Чимин просто сдался. Чонгук уже видел его, и стереть ему память Чимин никак не мог. Поэтому прятаться больше не было смысла.       — Чимин, люди любят причинять боль, — бормотал Чонгук, смахивая слезинки с его лица, пока он сжимал пальцами чашку с водой. — Им эти слова никогда ничего не стоят, понимаешь? Они не думают о последствиях. Нельзя принимать это так близко к сердцу. Никто не должен заставлять тебя ненавидеть себя.       Чимин сглотнул, смотря пустым взглядом куда-то в ворот чужой футболки.       — Слушай. У меня тоже есть ещё одна история. И обещай мне… обещай мне, что не уйдёшь, когда я её расскажу, ладно?       Пак поднял взгляд на лицо Чона и кивнул, будучи немного в замешательстве. У Чонгука не могло быть похожих на чиминову историй. Такие, как Чонгук, слишком красивые для того, чтобы кто-то о них отзывался подобным образом.       Чон со странной ухмылкой встал на ноги и отошёл к столу, взял фотоаппарат и принялся в нём что-то искать.       — Пару месяцев назад я вышел на балкон, как и всегда, — произнёс он. — Я сделал несколько кадров и хотел вернуться в комнату, но случайно заметил кое-кого в доме напротив, — Чимин опустил чашку на колени и уставился на Чонгука; тот заулыбался, найдя необходимое, и сел рядом на кровать. — Кое-кого безумно милого, в огромной голубой толстовке и с книжкой. Я никогда его прежде не видел, и он показался мне просто чертовски очаровательным, так что я сделал пару фото.       Он протянул фотоаппарат Чимину, забирая кружку из его рук. Чимин дрожащими пальцами вцепился в камеру, с приоткрытым от удивления ртом глядя на экран. Там был его балкон, и на нём сидел сам Чимин — любовался закатом, ютясь на стуле и прижав к груди колени, и в его руках был как раз учебник английского. Он был без маски; качество фото позволяло видеть шрамики на его пухлых щеках. Чимину стало больно видеть себя таким и осознавать, что Чонгук увидел его таким тоже. Гораздо раньше, чем Пак рассчитывал.       — Можешь листнуть дальше, потому что, кроме привычки фотографировать закат, у меня появилась ещё одна, — сказал Чонгук.       Пока Чимин с замиранием сердца рассматривал фотографии самого себя на своём балконе — то с книгами, то с курящим Юнги — сначала в маске, но потом уже без неё, — то с ноутбуком; фото того, как он сам смотрел на закат, поддаваясь влиянию Чонгука; как разок делал фотографию тоже, в попытках понять причину, почему Чонгук занимался этим на постоянной основе; фото улыбающегося Чимина после того, как они встретились в магазине во второй раз.       — В магазине я тебя не сразу узнал, если честно, — сказал Чон. — Но потом понял, что это был ты, когда увидел в той же одежде на балконе. Сначала я подумал, что ты носишь маску из-за того, что болеешь. Потом ты начал снимать её при том парне в чёрном, и я подумал, что, скорее всего, ты пытался привыкнуть к смогу. Но, когда ты пришёл ко мне и не захотел снимать её в комнате, я совсем ни черта не понимал. Я и подумать не мог, что ты скрываешь лицо по этой причине.       Чимин поджал губы. Чонгук видел его, и видел его уже долго, но он не ушёл, он сам пошёл на их сближение с помощью репетиторства; он никогда не спрашивал у Чимина напрямую, видимо, боясь влезать в чужое личное пространство и стараясь на него не давить. Он сорвался только один раз, и он даже поцеловал его, и осознание того, что Чонгук сделал это, прекрасно зная, как Чимин выглядит без маски, заставляло голову Пака кружиться, а конечности слабеть, пальцы — дрожать, кое-как удерживая фотоаппарат в руках.       — Мне нужно извиниться перед тобой за это, — виновато пробормотал Чонгук. — Но, если бы я знал, я сказал бы раньше. Потому что я правда думаю, что ты прекрасен, Чимин. Внутри и снаружи. Твои комплексы такие надуманные, и я правда был зол узнать, что ты такого мнения о себе.       — Хён, — выдохнул Чимин и медленно перевёл взгляд с экрана на кусавшего щёки изнутри Чонгука. — С-сейчас… видя меня т-таким, — Чимин помедлил; Чонгук посмотрел на него, и в его глазах не было и капли отвращения, на которое Чимин всё это время рассчитывал. — Ты б-бы хотел п-поцеловать меня с-с-…       — Да, — уверенно кивнул Чонгук. — Хотел бы.       Чимин был в секунде от нового прилива слёз. Он никогда ни с кем не целовался, потому что верил, что никто и никогда не захочет его поцеловать, но вот он Чонгук, сидящий в нескольких сантиметрах от него, настроенный так решительно, что у Чимина сердце пропускало удар за ударом, а в ушах гудела кровь от волнения.       — Т-тогда… п-п-поцелуй.       Это было последней проверкой.       И Чонгук её прошёл.       Он медленно наклонился к трепетавшему каждой клеточкой тела Чимину, прикрывая глаза, прямо как тогда на балконе. Его мягкие губы робко коснулись влажных губ Чимина, и Пак закрыл глаза тоже, утопая в приливе совершенно новых, незнакомых ему чувств и ощущений. Без ткани Чонгук был гораздо теплее и приятней, он целовал аккуратно, как будто знал, что для Чимина это впервые, не заходил далеко и не требовал от Чимина какой-то отдачи, будто пытался донести до младшего, что всё хорошо, что ему нечего бояться. На вкус Чонгук был как банановый коктейль, и он был таким же нежным, как будто Чимин не целовался, а робко скользил губами по мягкому мороженому. Он видел перед глазами тысячи тысяч закатов, он чувствовал, как внутри разливается тепло, а тревога ускользала из его головы, души, всего его тела. Словно после ужасного тернистого пути он наконец добрался до дома.       Чонгук завершил поцелуй, но не отодвинулся. Их приоткрытые глаза встретились; Чимин ощущал, как пунцовеет с каждой секундой всё сильнее, но старался больше не закрываться от Чонгука; горячее дыхание старшего согревало влажную кожу его губ.       — Я представлял себе это немного иначе, — признался Чонгук.       Он поднял руку и заботливо убрал прядку с чужого лба, чуть улыбаясь. Чимин не удержался — улыбнулся в ответ.       — К-как?       — Я думал, мы будем смотреть на закат, и всё будет так романтично, — пожал плечами Чонгук и улыбнулся ещё шире, краснея щеками. — Ну, или на худой конец под какой-нибудь мультик. Но точно не так.       — Мне… в-всё нравится, — ответил Чимин. — И т-ты… ты м-мне нравишься, хён.       Широкая весёлая улыбка Чонгука сменилась на тёплую, такую, от которой у Чимина побежали мурашки.       — Ты мне тоже, Чимин-и. Как насчёт того, чтобы дать сегодняшним посиделкам название? Например, свидание.       Чимин, сияя ярче солнца, кивнул.       Остаток вечера они провели за просмотром «Ведьминой службы доставки» и ещё нескольких мультфильмов до самого комендантского часа. Они ели сладости — Чонгук ради Чимина всё-таки забил на свою диету уже в который раз, — и болтали обо всём на свете, начиная удачно сданным Чимином тестом и заканчивая планами в поездке в Пусан. Чонгук попросил разрешения, и когда Чимин его дал, Чон прижал его к себе, мягко обнимая.       Рядом с Чонгуком Чимин впервые за долгое время чувствовал себя в безопасности, он чувствовал, что может довериться, и что Чонгук видел в нём больше, чем шрамики, он слышал больше, чем заикание. Он видел в Чимине Чимина — того парня, который так сильно любил мультфильмы, который ел шоколад, а потом корил себя за это, но не переставал, который удивлялся масштабам Сеула и пугался иностранцев, который любил ездить на велосипеде.       Того Чимина, который нуждался в помощи и больше совсем этого не стеснялся. И каждый день, каждую минуту Чонгук показывал ему всё новые и новые причины, по которым Чимин должен был полюбить себя. Что то, что Чимин отличался от других, не было поводом ненавидеть себя или закрываться от остального мира. Что он заслуживал счастья, он заслуживал любить и быть любимым. Что он был прекрасен, и все его несовершенства были его очарованием. Что он должен бороться и больше никогда не позволять надуманным идеалам и дурацким стандартам красоты причинять ему боль.