Погоня

Саша его утягивает за воротник резким, отточенным движением, заталкивает в ближайшую подворотню и зажимает около кирпичной шершавой стены. Сашины руки знакомым жестом хлопают по всему телу – от коленок до плеч. Яр привычно мурашится от твердых ладоней на бедрах и морщится, когда Саша задевает свежий ожог на ребре. Саша его гримасу замечает. Саша хмурится и, кажется, собирается футболку на нем закатывать и рассматривать повреждения. Ярик закатывает глаза. Сашина забота иногда больше тянет на братскую, на отцовскую, не дай бог; Саша в такие моменты из опасного мага превращается в кудахчащую курицу-наседку. Яр, на самом деле, не против даже. Яру же не пятнадцать, чтоб искать во всей происходящей вокруг чертовщине супергероев. Яру даже нравится: когда тот, кто может щелчком пальцев творить заклинания, в застиранной пижаме танцует утром на твоей кухне под Леди Гагу, готовя завтрак, мир становится ближе и понятнее. Хоть и взрывается мозг гораздо быстрее. Вселенная схлопывается. — Чем они тебя? — Саша бережно держит его за плечи, не давая пошевелиться, в глаза вглядывается серьёзно. Саша за него каждый раз боится. Яр от этого каждый раз испытывает жгучий стыд пополам с благодарностью. Сашин страх у него самого на сосудах жжется и болит. Он пожимает плечами и всё-таки подаётся вперёд, обнимая его за пояс, прижимаясь покрепче. Это почти что сразу становится привычкой: за Сашу цепляться, за Сашу держаться, за Сашей тянуться. Ярик к нему привыкает ужасно быстро. — Зелёное пламя, — пожимает он плечами. Саша стискивает зубы и обнимает в ответ, осторожно сжимая его чуть выше рёбер, держа его в своих руках. У Саши на запястьях десяток кожаных браслетов и фенечек, они их закрывают полностью, сплетаясь в причудливый узор. Ярик боится думать о том, что под ними может быть. Яр гадает порой, придётся ли ему это узнать когда-нибудь. За полгода пока не довелось. Яр носом утыкается Саше в шею, вдыхает запах — одеколон и резкий, горьковатый запах магии. У Саши она пахнет кожей и дымом, полынью и мятой. Ярик помнит: Саша говорил, что его магия пахнет чаем и скошенной травой; Саша жмурился блаженно и удивлялся свежести. Ярик улыбается. Магию рядом с Сашей принять оказывается проще, чем могло бы. Саша оглядывается по сторонам подозрительно, щурится, втягивая носом воздух. Саша в такие моменты больше похож на огромного волкодава, чем на волшебника. Ярик вздыхает — ладно, с Сашей даже потусторонние силы, которые их обоих преследуют последние полгода, принять гораздо проще. Ярик бы чувствовал стыд, если бы Саша сразу не отрезал, стоило Яру заикнуться: они за мной и до тебя гонялись, ты просто бонус. Бонусом быть не то что бы приятно, но Яр жаловаться опасается. — Да ладно тебе, сейчас день ещё, — Ярик беспечно фыркает, гладя его спину через ткань плаща. — Я тебе кофе купил. Саша закатывает глаза, с трудом сдерживаясь, кажется, чтоб лекцию на полчаса не прочитать: о том, как опасно выходить без него, о том, как опасно выходить необученным, о том, как опасно выходить в принципе. Яру кажется иногда: Саша бы его с удовольствием запер в квартире и врывался через окно, когда ему скучно. Яр себя уверяет старательно: это просто потому что он ответственный, это просто потому что у него странные развлечения, это просто... Это ничерта не просто, на самом деле. Это сложно и обидно порой, это — надежду старательно давить как тараканов и учиться радоваться тому, что есть. Омлету и танцам под Бейонсе в шесть утра, например. — Сейчас день, через десять часов будет ночь, — загадочно фыркает Саша, ловко вынимая из яровых пальцев стаканчик. — Мы сегодня с тобой на задании. Будешь учиться в поле, если в квартире не сидится. Ярик едва сдерживает порыв повиснуть у него на шее. Ярику именно вот-это-вот-в-поле очень хочется, сразу хотелось — камон, кто бы выбрал сидеть за книжками, пусть даже магическими, а не сражаться посреди Питера с нечистью в ночи. Саша снисходительно улыбается его восторженной улыбке и блаженно жмурится, отпивая кофе. Тыквенный сироп, молоко и много-много специй. Ярик изучил. Выучил. Запомнил. Саша легонько щёлкает его по носу и ерошит тёмные пряди. Ярик старательно думает, что для Саши он просто надоедливый младший брат, не больше, не больше. — А сейчас спать, — заявляет Саша, подталкивая его к выходу из подворотни. — Мне не нужен зевающий напарник, зевающий напарник — мертвый напарник. Ярик улыбается, чувствуя горячее солнце на лице и представляя предстоящую охоту. * Всё оказывается таким же, как он представлял, и одновременно совсем другим. Ярик чувствует, как его затапливает восторгом, азартом Погони, когда Саша говорит, что они сегодня будут охотиться на нечисть. Ладони буквально начинают чесаться от желания почувствовать магию, от желания выпустить её наружу; на губы сама собой наползает широкая улыбка; ноги сами собой идут вперёд, за Сашей, не чувствуя усталости. Когда его энтузиазм не стухает за пару часов под проливным питерским дождём, Саша качает головой, сипловато ворча. — Ни за что не поверю, что в свою первую Погоню так же скакал, как стрекозел, — он фыркает, глядя на Ярика. — Ты как ребёнок на кремлёвской ёлке. Яр показывает ему язык. Яру в его ворчании слышится потаенная нежность и тепло. Или он просто слишком хочет, чтобы все мечты сбылись сразу, одновременно. Ну, он же в детстве мечтал о том, чтобы быть волшебником и сражаться со всякой дрянью. Может, и с этой вот мечтой хоть что-нибудь выгорит? Саша уверенным жестом отодвигает его себе за спину, едва они оба улавливают обострившимся слухом какой-то посторонний шум. Саша вскидывает руки, напрягается всем телом и посылает вперёд волну огня. Слабенькую совсем — только тем, кто за углом, очевидно хватает. Яр морщится от гадкого запаха, к горелой плоти примешивается отвратительно гнилостное послевкусие, какое всегда бывает у нежити. — Это кто вообще? — фыркает он, кривясь в гримасе и чувствуя, как его начинает немного подташнивать. Саша усмехается, поворачиваясь и опуская ладони вниз. Ярик невольно залипает несколько секунд. — Упыри, — хмыкает он, поправляя на Яре собственную кожаную куртку. — Не вампиры, как Кир, не смотри так на меня. Упыри жирные, уродливые и тупые. У Саши лицо светится мрачноватым весельем, Саша явно себя посреди Погони чувствует, наконец, комфортно и в своей среде. Ярик подвисает на несколько секунд, заглядывая в совсем зелёные, почти изумрудные глаза. Ярик честно верит, что когда-нибудь тоже начнёт воспринимать Погоню не как крутое приключение, а как что-то привычное. И все равно. Саша улыбается хищно, плавно. Яр его улыбку почти зеркалит — чуть больше опасности, чуть меньше детского восторга — и тянется, сжимая на секунду его руку. Саша на мгновение сплетает их пальцы. — У нас с тобой на сегодня ещё упыри, пара кикимор и, если сунется, полудница, — буднично произносит Саша, ласково заправляя прядку Яру за ухо. — Добро пожаловать в Погоню. Будет весело. Ярик ему верит. Будет действительно весело. Со следующей компанией упырей Саша доверяет ему расправиться самому. Ярик чувствует магию на кончиках пальцев, чувствует покалывание и горечь на языке и позволяет фиолетовому огню сорваться с пальцев. Упыри знакомо вонюче горят, и Саша показывает ему большой палец, гордо глядя со стороны. — Спасибо, пап, — хмыкает Яр, чувствуя глухое желание, чтобы Саша им гордился не только как наставник. Полудница находит их сама. Саша ворчит, что они с этой магией словно магнит для таких как она. Ярик не слушает толком, восторгаясь пьянящим ощущением адреналина, текущего по венам. Саша отталкивает его с дороги, когда тонкие руки швыряют в него шквал зелёного огня. Дикий визг ввинчивается в уши. Саша врезается в детский турник животом, сгибается вдвое, держась за живот и пытаясь вдохнуть. Яр бы вообще-то и хотел к нему броситься — только полудница представляет вроде как чуть большую проблему. Ярик на пробу пытается сжечь её в ответ — она, конечно, не горит, но теряет равновесие. Яр думает, как бы к ней подобраться, при этом не попав под пламя, когда Саша, незаметно подойдя, перерезает ей горло и оттяпывает голову. Ярик морщится от запаха вязкой вонючей крови. — Тебе не стремно? — жалобно спрашивает он. Саша поворачивается к нему так резко, словно его ударили, Саша в два шага подходит ближе и привычно трогает ладонями. Мертвая полудница тут же уходит на задний план. — Так у неё же башка отрастет. Новая. Зато просто нас помнить не будет, — простодушно разводит руками Саша. И добавляет немного склочно: — Ты мне куртку прожег. Ярику в его голосе отчётливо слышится "хорошо, что себя не прожег". Ярик усталости пока не чувствует, адреналин продолжает бить в голову, стучать в висках пульсом. Ярик опускает взгляд на сашины губы и думает, с какой вероятностью его убьют за это быстро и почти безболезненно. Они стоят посреди питерского типично двора-колодца, и это кажется Яру сейчас самым романтичным местом на свете. Яр сашину руку берет в свою, завороженно ведёт по кожаным браслетам. — Можно я?.. — он сглатывает, в последний момент испугавшись, и, приняв напряженное молчание за согласие, аккуратно стягивает браслеты один за другим. На запястьях у Саши жуткие шрамы. Запястья сашины хочется зацеловать, перебить былую боль удовольствием. — Не заигрывайся с магией, — просто говорит Саша, пожимая плечами. — Иначе магия поиграет с тобой. Яру представить тяжело — его магия, верная боевая подруга, верная соратница, ему же самому способна такие следы оставить. Ярик заглядывает Саше в глаза. Они у него тёмные, влекущие, зелёные, опасные. Ярик в них теряется понемногу. Сашино лицо в тусклом свете фонаря кажется красивым нереально, нечеловечески. Абсолютно невозможным. — К черту, — вдруг хрипло выдыхает Саша и тянет его на себя. Губы у него горячие и жадные — Яру воздуха теперь не хватает самому. Ярик ему отвечает так же голодно, цепляясь за шею и скользя языком. Яр думает, что мечты всё-таки, черт возьми, сбываются, и стонет в сашин уверенный рот. * Наутро Саша привычно покачивает бёдрами у Яра на кухне в шесть утра, но на этот раз — Ярик довольно жмурится, прижимаясь к его обнажённой спине — находится он здесь вполне полноправно.