Fluch und Segen

      В его церкви, запрятанной в непроходимом лесу, пахнет древесиной и ладаном. Церковь видится Ноа гробом.       Впервые он увидел гроб на похоронах матери. В сколоченном наспех ящике из грубых тёмных досок она казалась спящей. Белое платье, сложенные на груди руки и маленькие раскрытые бутоны цветов в волосах. Ноа помнит, как дождь заливал лицо и месил влажную грязь под ногами. Рубашка липла к телу, башмаки чавкали в вязкой земле. Рядом согбенный от горя отец с ревущим младенцем на руках. Уже тогда Агнес, подобно чуме, уничтожала всё, чего касалась.       Ноа оборачивается через плечо, когда со скрипом отворяется тяжелая дверь церкви. За эти несколько лет бесконечной круговерти во временных петлях Агнес нисколько не изменилась, будто продала душу Дьяволу. Само Время над ней не властно. Стук каблуков отзывается эхом под тяжелыми сводами. Ноа смеживает веки и медленно выдыхает, на миг опустив голову в молитвенном смирении. Она нарушает привычный порядок вещей и разбалтывает серое вещество в его голове. Облаченная в синий атлас, вся состоит из острых углов. Под черной сеткой вуали Ноа видит острый подбородок и подведенные красным тонкие губы. Демоном из Преисподней она является в Дом Божий, снимает шляпу и поправляет блестящие волосы.       – Зачем ты пришла?       Его лицо застывает равнодушной маской, отстраненный взгляд скользит по нервно сцепленным пальцам и выступу ключиц над вырезом платья.       – Хочу вернуться к нему.       Ноа кривит губы в жесткой усмешке. Чего сестре не занимать, так это самоуверенности. По тому, как она вздергивает подбородок и смотрит – прямо, глаза в глаза, – он понимает, что в её голове пустила корни новая навязчивая идея.       – Ты сделала свой выбор, когда присоединилась к Клаудии.       – Разве Адам – не твой Спаситель? Разве он не должен быть всепрощающим?       Агнес делает шаг вперед, но он держится на расстоянии, как от прокаженной, складывает руки за спиной и смотрит свысока из-под полуопущенных век.       – Спаситель только карает.       Агнес знает, что её брат – фанатик. Он бы прострелил себе ногу, если бы не верил в слово Адамово. С головы до пят укутанный в чёрное, Адам манит к себе, подпускает вплотную, чтобы увести во тьму, где дороги не разобрать. Когда-то давно заменивший Ноа отца, Адам поведал ему о Рае, где нет места боли и страданиям, где все избавлены от болезней и смерти. Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. Ноа так яростно отрицает Спасителя, но проповедует слепую бессловесную убежденность: можно всё исправить, если внять Адаму и следовать его воле.       Безвольная марионетка в руках Времени. Пастор, в сердце которого нет места Богу.       Ноа лениво отклоняет голову, когда Агнес протягивает руку, но она не отстраняется, подходит вплотную и прикладывает прохладную ладонь к его щеке.       – Неужели, – ему прекрасно знаком этот влажный распахнутый взгляд из-под дрожащих ресниц, – ты настолько меня ненавидишь?       Ноа точно знает: сестра явилась, чтобы ввести его во искушение. Кровь его крови, зудящий нарыв, смертоносная отрава и вздувшаяся опухоль под клеткой рёбер, застрявшая в груди ржавой шрапнелью. Из сердца ее не выжечь, из памяти не выскоблить.       Он вспоминает бессонные ночи, затерянные в смутных воспоминаниях о детстве. Чертов ливень заливал Винден который день, и ему казалось, что впереди только беспросветный тягучий мрак. Во время грозы Агнес, худенькая, угловатая, забиралась к нему под одеяло и съёживалась в комок, упираясь острыми коленками. Ноа крепко обнимал её обеими руками, когда она утыкалась лбом в его плечо. Он помнил голод и холодные зимы, когда они так же лежали прижавшись друг к другу, делили хлеб и жадно сметали объедки, оставшиеся от постояльцев. Как-то раз Агнес застудила ноги, и Ноа приготовил горячее питье, а потом долго разминал её маленькие пальцы, пока стопы не стали красными.       Но Агнес выбрала Клаудию. А он выбрал холодный металл кирки, которой рассек череп их отца как очередное препятствие на пути тоннеля вне времени и пространства. Отец начал сомневаться и поставил под угрозу всё, ради чего Адам боролся десятилетиями. В их деле нет места полумерам. Так велел Адам, а он не может ошибаться.       – Как и многие, ты цепляешься за идею спасения. Думаешь, одной веры достаточно, чтобы он принял тебя обратно? Он видит и слышит все, что ты делаешь. Тебе нет спасения. Это твой крест.       Агнес мерно выдыхает. Брат столбит её к полу насквозь промёрзшим взглядом, уверенный в своей непоколебимости. Карающий во благо, земное воплощение неотвратимости.       – Он сделал тебя своей десницей. Разве ты не должен направлять на путь истинный всех отверженных и заблудших?       – «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её. А кто потеряет свою душу ради Меня, тот обретет её». Не Клаудии ли ты присягнула на верность?       Агнес понимает, что обманулась. Время – близкий враг Адама, его старый знакомый, с которым он так долго ведёт мучительную борьбу. А Ноа – его карающая длань. Тёплые пальцы у основания шеи, проповедь об очищении вкрадчивым голосом и сладкое обещание Рая, который наступит после мучительной череды страданий и боли, заставляет молиться для него. Пасть на колени, поведать обо всех грехах, рассечь полукружием рёбра и вложить пульсирующее сердце в протянутые ладони.       – Сколько раз мы вели этот разговор? Ты всегда уходила ни с чем. И тебе этот круг не разорвать.       – Ханно...       В последней отчаянной попытке она произносит его имя на выдохе. Давно забытое, отринутое в пользу того, каким нарек его Адам, из уст сестры оно звучит чужеродным.       Во взгляде Агнес, обычно расчетливом и проницательном, плещется мольба, и Ноа медленно обхватывает её лицо тёплыми ладонями. Ведёт пальцем по острой скуле, очерчивает нижнюю губу, оставляя бледный след помады на подбородке. А потом привлекает ее к себе, держит крепко, как обнимал когда-то Хельге, обезумевшего от непоправимости зла, и гладит по жёстким волосам. Сердце Агнес мечется, бьётся об его грудную клетку, сладкий аромат её волос мешается с запахом ладана и пьянит рассудок.       Устроив пальцы на её затылке, Ноа держит крепко, не разрывая зрительного контакта. Он обещает ей исцеление и отпущение грехов, если она будет служить перед святыней его лжи.       Но для начала, говорит Ноа, ей нужно покаяться.