Горизонт событий

      Хэнк знает, что их отношения обречены.       Ну не может, не может Коннор быть счастлив с ним, чисто физически. Он молод, полон сил, у него есть потребности. Что даст ему Хэнк? Сколько не ходи в зал, загоняя себя до седьмого пота, сколько не жри здоровую пищу, не посещай пафосные барбершопы и бутики — на двадцать лет не помолодеешь.       Он просит таксиста высадить его в начале улицы, чтобы никого не спугнуть шумом подъезжающей машины.       Он идет по дорожке, отмечая свет в окнах собственного дома за десятки ярдов и в нём закипает гнев. Коннор же знал, с кем связывается: Хэнк его предупредил с самого начала. Так зачем весь этот фарс? Зачем врать, что задерживаешься по работе? Что чужой аромат на рубашке — просто шутка коллеги? Что идешь в бар с «друзьями»?       Хэнк открывает дверь своим ключом, стараясь не шуметь. В кухне горит свет, на столе — тарелки с едой, пустые бокалы и початая бутылка вина. Сумо этот лживый любитель собак наверняка запер в гараже, чтобы не покусал его «коллегу».       Хэнк морщится, накрывая лицо ладонью.       Какой же он мудак. Рассуждает, будто у Коннора есть выбор. Да стоит ему только собрать вещи и свалить обратно на убогую съемную хату в пригороде, лейтенант Андерсон сразу пустит пулю в свою никчемную башку, навязав ни в чем неповинному парню чувство вины размером с гребанный айсберг.       Эгоистичная мразь.       Он ставит рабочий кейс на пол, медленно снимает ботинки и начинает красться вглубь дома, к спальне, откуда доносится слишком красноречивый шум. Он замирает между шагами, вслушиваясь во влажные звуки поцелуев, глухие стоны и нецензурный шепот.       Дверь в комнату приоткрыта, полоса желтого света рассекает абсолютную тьму коридора надвое, и беглого взгляда ему хватает, чтобы увидеть то, от чего сердце сжимается. Коннор насаживается на чужой член горлом. Его лицо покрыто румянцем, чья-то грубая рука сжимает волосы на затылке, задавая жесткий темп, от которого слезы бегут по совершенному лицу. Хэнк закусывает костяшки пальцев, чтобы не закричать.       Какой позор.       Коннор отстраняется, от припухшей нижней губы к члену тянется нитка слюны.       — Видел бы тебя лейтенант Андерсон, — хрипло произносит не кто иной, как Гэвин Рид.       Хэнк сползает по стене, накрывая ладонями голову.       Нет. Только не он.       — Он бы нас убил, — говорит Коннор уверенно, даже не подозревая, что «лейтенант Андерсон» в этот самый момент не может пальцем пошевелить от стыда и беспомощности.       — Верю, верю, — Рид хрипло, сексуально смеется.       Коннор забирается на кровать. Хэнку приходится наклониться, чтобы увидеть, как он опускается прекрасной, будто выточенной из мрамора задницей прямо на чужой член. Хэнк помнит, как целовал каждую родинку на мягких ягодицах, как ласкал языком вход, который беспомощно растягивается под напором этой неотесанной псины Рида.       Как вообще можно обращаться с Коннором таким образом?       Хэнк обнимает себя руками, слушая непристойные хлюпающие звуки, смешанные со скрипом старой кровати, и от собственной никчемности на глаза наворачиваются слезы. Одна ладонь будто невзначай соскальзывает на пах и он сжимает зубы, сдерживая стон. Тело… телу плевать на этические аспекты, оно реагирует на совокупление за тонкой стеной так, как и должно. Хэнк одергивает руку, когда понимает, что ласкает себя в такт чужим движениям, глядя как тот, кого он, кажется, любит, отдается другому.       В этой же позе он слушает, как они кончают. Голос Рида слишком груб для имени Коннора, он превращает знакомые звуки в тяжелые пули, которые врезаются Хэнку прямо в сердце. А Коннор… Коннор выгибается следом и с золотистых плеч на его идеальную спину стекает тень, разбиваясь о рельефные ягодицы.       Хэнк слушает, как они влажно целуются, перешептываясь, и ему кажется, что несколько раз в этом шуме мелькает слово на букву «Л».       Он упустил его. Своего мальчика, своего Коннора…       * * *       Рид начинает собираться, шурша одеждой, и Хэнку приходится спрятаться. Не хватало, чтобы его заметили и… Он ни за что не сможет объяснить, почему просто сидел и слушал, вместо того, чтобы ворваться и «разобраться по-мужски».       Такого позора ему точно не пережить.       * * *       Хэнк вываливается из кладовки только когда хлопает входная дверь. Шум воды на кухне стихает и навстречу ему выходит Коннор в сером домашнем костюме, который они выбирали вместе к Рождеству.       — Хэнк? — он моментально белеет, как полотно. — Как… как давно ты вернулся?       — Достаточно, чтобы все увидеть.       Хэнк хватает Коннора за грудки и впечатывает в стену:       — Что, думал, я не узнаю? Думал, буду и дальше верить твоему вранью?       — Отпусти меня, — в глазах Коннора появляются нехорошие огоньки. — Давай поговорим как…       — Как кто? Взрослые люди? Ты не "взрослый" человек. Ты… Просто шлюха!       — Хэнк.       — Я столько тебе дал, столькому научил. И что получаю взамен? Какой же ты неблагодарный сучонок!       — Ещё одно слово, лейтенант, — бледные пальцы красноречиво ложатся на запястья Хэнка. — И вы сильно пожалеете.       Тот усмехается.       — Я и так жалею, что связался с такой бля…       Коннор в мгновение освобождается от захвата и впечатывает Хэнка в стену, заламывая ему обе руки за спину. Гремит пряжка ремня, он со свистящим звуком вылетает из шлевок и тут же обвивает запястья тугой змеей.       Господь всемогущий.       — Вы сами не лучше. Только посмотрите на себя, лейтенант, — рука Коннора вдруг накрывает ноющий член, которому до боли тесно в джинсах, и Хэнк стонет.       — Нравится слушать, как меня трахают?       — Коннор…       — Отвечайте, лейтенант. По-хорошему.       Хэнк опускает голову, щекой проходясь по шершавым обоям.       — Это не сложно, честность вообще не самая сложная вещь на свете, — Коннор вжимается бедрами в его задницу. У него стоит. — Она заслуживает награды.       Хэнк молчит.       — Ну же, — Коннор наклоняется ближе. — Я жду, лейтенант.       Хэнк прикрывает глаза, чувствуя, как со лба сбегает первая капля пота.       — Д-да… — выдыхает он.       Как же жалко это звучит.       — Не слышу.       Он пытается вырваться, но Коннор держит крепко.       — Да, — говорит Хэнк наконец. — Мне нравится слушать и смотреть, как тебя трахает другой мужик.       Сердце, кажется, бьется не в груди, а в пульсирующей от стыда голове.       — Я же сказал, это не сложно.       Коннор спускает с него штаны с трусами сразу до щиколоток и вводит в задницу два пальца. Хэнк шипит.       — Ну-ну, лейтенант, — жестко произносит он на ухо. — Вы должны быть благодарны, что я вообще думаю о подготовке, — он разводит пальцы внутри, и Хэнк содрогается, ударяясь скулой о стену. — За то, как вы меня называли, я должен трахнуть вас в этот грязный рот, а не в задницу.       Хэнк обессиленно стонет, закрывая глаза.       Коннор берет его жестко, с неизменной амплитудой, будто он фак-машина, а не человек. Тяжелый член Хэнка покачивается в такт фрикциям, иногда задевая головкой шершавую прохладную поверхность обоев, и эти прикосновения так мучительны, что Хэнк отводит задницу сильнее, лишь бы они прекратились…       Но становится лишь хуже, потому что чужие яйца ударяют его прямо в чувствительное место под мошонкой.       А потом Коннор меняет угол и филигранно долбит его простату, и Хэнку становится плевать, где он, кто он и что он видел буквально пятнадцать минут назад. Чужая ладонь накрывает член, сжимает прямо под головкой и Хэнк проваливается в собственный оргазм, как звездолет в черную дыру, и остатки его разума размазывает тонким слоем по горизонту событий.       * * *       Хлопает входная дверь, слышно, как мелко бьет когтями по полу Сумо, как фыркает и матерится Гэвин, отряхиваясь от снега.       — Такой холод, я имел эту погодку в рот, — усмехается он и стягивает тяжелые зимние ботинки, снег с которых тут же сметает щеткой. — Что, трахнул своего лейтенанта?       — Все прошло просто прекрасно, спасибо, что спросил.       В руки Хэнка ложится горячая кружка теплого чая, он благодарно кивает Коннору. Гэвин уже шлепает тапочками по кухне, где, судя по звукам, тоже наливает себе чай.       Коннор поправляет плед на плечах Хэнка и улыбается. Хэнк не выдерживает.       — Прости за все, что наговорил, — произносит он. — Я...       — Это всего-лишь часть игры, Хэнк. Я знаю, что ты так не думаешь. Гэвин хлопает дверью холодильника.       — Ты ебанутый в край, Андерсон, ты это знаешь? — доносится с кухни.       — Сам ты… — Хэнк с трудом поворачивает голову, чтобы встретиться с искрящимся взглядом Гэвина. — Сам ты ебанутый, Рид.       Гэвин смеется.       — За это вы меня и любите, — говорит он.