Я — Учиха Итачи

Вообще-то, я была той еще лентяйкой. И соней тоже. Причем не из тех, кто быстро сделает все дела, чтобы потом отдыхать и не париться, а из тех, кто откладывает все на потом и после, когда все сроки выгорят, носится как угорелый, в срочном порядке все заканчивая и клятвенно обещая себе, что это в последний раз. Что, конечно, было самообманом. Так что, проснувшись на следующее утро, я еще минут пять пялилась в каменный потолок и пыталась понять, что меня так напрягло. Ответа я, конечно же, не дождалась, поэтому вопреки привычке встала и начала быстро приводить себя в порядок. И только в ванной, уже умываясь и рассеяно разглядывая свое отражение, которое до сих пор иногда вводило в ступор, до меня дошло, что сейчас, черт возьми, полшестого утра. Я никогда не встаю в такое время, скорее, наоборот, только ложусь спать и просыпаюсь часов в одиннадцать-двенадцать, вставая и вовсе ближе к часу. — Я теперь жаворонок, — с искренней тоской пробормотала себе под нос, возвращаясь в комнату и падая обратно на футон лицом вниз. Подтащила подушку поближе и пробурчала прямо в нее: — Просто замечательно. Несмотря на такую рань, тело было полно энергии и требовало активности, что откровенно вгоняло меня в тоску. Уверена, если бы не сама Итачи и ее тренированное тело, я бы ни за что не пошла в шиноби, даже если бы родилась в каком-нибудь из крутых кланов любой Скрытой деревни. Просто все эти тренировки, постоянные задания и бои были не для меня, я — тот еще ленивец и эгоист. Мне плевать на Волю Огня, Коноху-Суну-любую другую деревню и прочее, прочее, прочее. И рвать жилы, чтобы выполнять чьи-то приказы всю жизнь, рисковать в каждом бою и постоянно ходить на грани, а после пятидесяти лет мучаться тем, что неизбежно сдаю назад из-за старости… нахрена? Шиноби вообще особо долго не живут, что меня категорически не устраивало. Ну за исключением всяких монстров по чакре даже среди остальных шиноби, вроде того же Третьего, Мадары, Данзо и других. Но и то, они скорее — исключение, чем правило. Насколько я понимала всю эту философию и характер шиноби, те старались уйти из жизни достойно, в бою с сильным противником, а не от старости или, не дай Ками, болезни. Так что если бы был выбор, я скорее выбрала бы гражданскую профессию, наблюдая за героями издалека, или на крайний случай мирную специальность шиноби — статист какой-нибудь, преподаватель в их Академии или просто вечный генин, что занимается тихими безопасными миссиями. Однако я попала в Итачи. И это перечеркивало многое, особенно, если брать в расчет Саске. Как повернется сюжет без участия Итачи? Акацуки нападут на деревню раньше? Саске не уйдет за Орочимару ради силы и перестанет планировать мое убийство, а потому будет слабее себя канонного? Коноха не будет предупреждена о том, что кто-то охотится за джинчуурики, и Наруто поймают? Я не знала ответов на эти вопросы. Но я была той еще эгоисткой и могла наплевать на все последствия, с легкостью попробовав уйти и переживая больше за свою жизнь и сохранность, чем за весь остальной мир. Он, блять, даже не мой, чтобы я стремилась его защитить и благородно самоубиться, спасая чужие жизни. И уверена, даже без моего участия, шиноби справились бы и смогли остановить Акацуки-Мадару-Кагую. Пусть с огромными потерями, не канонным способом, с другими героями, но справились. Да я бы даже сейчас могла затаиться, а после, восстановив навыки и дождавшись лучшего момента, просто свалить в закат, инсценировав свою гибель. Акацуки бы не стали расследовать это дело так подробно, не настолько хорошо мы знакомы, чтобы они знали мои возможности и силы, а я бы затихарилась в какой-нибудь глубинке, подальше от Великой Пятерки стран. Останавливало меня лишь одно «но». Саске. Я все еще впадала в ступор, когда начинала задумываться над тем, какие именно чувства к нему испытываю. Я ведь его терпеть не могла: бесилась от поступков, раздражалась от его поведения и целей и кривилась от его помешательства на силе и мести… и в то же время, зная и сейчас все его недостатки, к которым прибавились и наблюдения Итачи, любила его самой настоящей любовью. Он вызывал во мне умиление, огромную нежность, желание заботиться и защищать, стремление оградить его от всех опасностей и одновременно сделать сильнее, чтобы никто не мог причинить ему вред. От такого резкого изменения своих эмоций происходящее казалось нереальным. Некоторое время я даже надеялась на то, что просто лежу в больнице под наркозом или в коме, но потом засомневалась, что смогла бы продумать все так детально во сне, и отказалась от этой теории. Возвращаясь же к Саске, я ощущала его своим братом. Маленьким, по-детски глупым и слишком любящим свою старшую сестру. С ним хотелось возиться, учить чему-то новому и чувствовать его восхищенные взгляды, ловить в крепкие объятия и тискать, ехидно поддразнивать, умиляясь надутому виду, и ласково ерошить торчащие волосы. Могу поклясться, что, если бы не резня клана и не мое нукенинство, я бы постаралась в полной мере заменить ему Итачи и даже стать гораздо лучшей сестрой, чем была до этого. Это были странные, но не вызывающие особого протеста желания. Все-таки это потом он вырастет в того еще бесячего засранца, а пока Саске был очень милым и тактильным ребенком, которого было нереально не любить. И, учитывая, как мотало его из стороны в сторону в каноне, мне было как-то жутковато оставлять его одного без всякого пригляда и возможности дать ему суровые сестринские подзатыльники. Акацуки, как ни странно, давали мне это — я могла спокойно наблюдать за развитием Саске, делая вид, что охочусь за его другом и не давая задумываться над причинами гибели клана. Расстраивать и ломать и без того поломанную психику ребенка жестокой правдой не хотелось. С губ вдруг сорвался тихий смешок. Похоже, я становлюсь слишком похожа на канонного Итачи. По крайней мере, в том, что касалось нашего младшего брата. От мелькнувшей мысли я резко села на футоне, сжав губы в тонкую полоску и положив подбородок на согнутые колени, обнимая ноги руками. Во рту внезапно пересохло. Саске не смог убить Итачи, тот сам умер. Не то от какой-то болезни, не то от частого использования Мангеке, не то от какого-то яда. По крайней мере, это были наиболее часто встречающиеся версии, когда я пыталась выяснить, от чего именно умер канонный Итачи. Стало откровенно не по себе. Итачи ведь теперь я. Прикусив губу, я прикрыла глаза, пытаясь подавить вспыхнувшую вдруг панику и понять, что же с ним произошло в каноне. Загибаться несколько лет от болезни и ждать лишь боя с братом, чтобы умереть, меня категорически не устраивало. Я хотела развлекаться, веселиться и как-нибудь наебать всех со своей смертью, чтобы от меня отвалили, зажив где-нибудь далеко от шиноби и их разборок. Раскрыться в таком случае планировалось лишь Саске и то через пару лет, когда ему вставят мозги на место, и он перестанет кидаться на всех подряд со своим путем мстителя. Так что смертельно болеть было совсем не в моих планах. К тому же, я ненавидела боль в любых ее проявлениях. А Итачи было наверняка очень больно. Версия с Мангеке отпадала из-за знаний Итачи, та изучала его по свиткам Учих, расспрашивала Шисуи и своего отца и знала, что Мангеке из-за частого использования провоцировал лишь слепоту, боли в глазах и голове, давил на психику, вызывая депрессию, апатию и агрессию, а также при малом количестве чакры и плохой выносливости вызывал истощение, от которого падали в обморок и валялись на койке по несколько недель. Случай Какаши, в общем. Причем в прямом смысле — у Какаши наблюдались все эти проблемы, хотя использовал он лишь обычный шаринган. По крайней мере, пока. Мангеке вообще был весьма чакрозатратен, даже по меркам Учих. Конечно, без хороших запасов чакры его было и не открыть, но все же сил он требовал немалых. Проблема была определенно не в Мангеке. Он мог вызвать ухудшение или даже развить начавшуюся болезнь до серьезных форм, но не вызвать эти проблемы с нуля. Пусть Итачи и не был так уж вынослив, но пользовался же Мангеке столько лет до этого и не особо страдал. Отравления? Яд? Я любила эти темы очень сильно и прекрасно знала, что яд вызывает либо быструю реакцию, либо при маленьких регулярных порциях травил организм постепенно, вызывая плавное ухудшение состояния. И как-то я сомневалась, что Итачи мог проморгать такое. Да и кому это нужно? Обито-Тоби? Ха! Насколько было ясно из канона, он никогда не доверял Мадаре и подозревал его во всяких плохих вещах, так что брать еду из его рук он бы не стал. И оставалась лишь болезнь. Я была ни разу не медиком, чтобы понять, отчего он умер. Медицина и я вообще были довольно далеки друг от друга. Все, что мне оставалось, это только внимательно наблюдать за своим состоянием и… и что?! К кому обратиться за лечением, если таинственная смертельная болезнь появится и в моем случае? Нукенинов не лечат, их сдают властям или убивают и продают тела родной деревне. Негромко фыркнула, старательно отгоняя мысли о том, что будет, если заболею и я. Когда случится, тогда и буду думать, а пока достаточно просто следить за своим организмом и ничего не запускать. Даже обычную простуду. Если же продолжать тему будущего и мыслить в глобальном плане… я неплохо знала канон мира Наруто, особенно то, что касалось моих любимых персонажей. Однако я не знала его наизусть. Я не читала мангу, даже аниме не досмотрела, остановившись на середине второго сезона, пусть и изучила все происходящее практически идеально. И, если говорить откровенно, мне было на это все равно. Я помнила все относительно жизни Итачи, Сасори, Орочимару и Цунаде, Какаши, Мадары и остальных основателей, многих Учих и главных героев, включая до этого нелюбимого Саске. Чтобы избежать крупных проблем и оградить от большинства из них младшего брата, этого было вполне достаточно, по моему мнению. Я не хотела менять будущее и чью-то судьбу, лишаясь своего преимущества и горбатясь на чье-то благо за просто так. Даже ради своих любимых персонажей. В конце концов, многие из них были теми еще психами и «злодеями». Мне было бы интересно с ними встретиться и поговорить, понаблюдать за ними со стороны, но вмешиваться в их жизнь и как-то облегчать ее им я не планировала. Зачем? Без всех тягот и собственных трагедий они бы не стали теми, кем стали. В моих мыслях плавно сформировывался план дальнейшей жизни: научиться использовать техники и возможности Итачи, прижиться в Акацуки, придумать что-то новое и повысить выносливость тела, не заболеть какой-то таинственной хворью, дожить до боя с братом и свалить в закат, инсценировав свою смерть. Конечно, за боем следили многие, но надо либо придумать, как оградить территорию от всяких любопытных, либо найти способ их всех обвести вокруг пальца. Можно еще вмешаться в Четвертую Мировую, если Саске будет что-то грозить, в ином же случае купить где-нибудь домик и после всех войнушек открыться ему. Или до, смотря как будет лучше. Однако все это было в идеале, если канон не пойдет ко всем чертям от одного лишь моего появления. Все-таки про жизнь Акацуки известно было мало, и я могла натворить что-то, чего не делал Итачи, или наоборот. Мы были в чем-то схожи характерами. И будем надеяться, что этой схожести достаточно для того, чтобы все оставалось на своих местах. С тяжелым вздохом я потерла рукой глаза, вспоминая о том, что примерно через неделю на базу явится мой напарник. Максимум, еще неделю на отдых и восстановление, а после нас отправят на какое-нибудь задание. Две недели на все. И остается только надеяться, что они у меня будут, и напарник не захочет проверить новичка на прочность в тренировочном бою. Придётся унимать свою лень и раздолбайство и заняться всем этим срочно и быстро. Вот прямо с сегодняшнего дня, даже утра, и до глубокой-глубокой ночи все эти две недели. Из груди вырвался тоскливый вздох. Начинать ведь нужно уже прямо сейчас… Но для начала я поем.