Подарок

      По ночам, когда все спали, Нора всегда начинала жить своей собственной жизнью. Ее половицы поскрипывали. В стенах кто-то громко скребся и хрустел. Иногда слышались будто-то бы чьи-то шаги, то тяжелые неспешные, то, наоборот, легкие и быстрые. Это не считая постоянной возни, вздохов и стонов упыря на чердаке, прямо над головой Гарри.       В голове каруселью крутились воспоминания о последних событиях. Погоня. Гибель Грюма. Ранение Джорджа. Ответственность. Мысли меняли направление, Гарри вертелся с боку на бок. Он нащупал на столе очки и маленький золотой шарик. В рассеянном лунном свете тот казался темно-рыжим, как волосы Джинни. Гарри решил расстаться с ней, но это не означало перестать думать...       Внизу на лестнице послышались крадущиеся шаги. Хотя нет, не послышались. Кто? На всякий случай он отложил снитч и взял палочку. Шаги приблизились, замерли, медленно повернулась дверная ручка. Гарри напряженно сел и затаил дыхание.       В приоткрывшемся проеме мелькнули длинные волосы и блеснули взволнованные и такие нестерпимо родные глаза. Джинни! Заметив, что он не спит, она сверкнула улыбкой и поманила пальцем. Все тревоги, печали, заботы словно смыло теплой волной. Гарри осторожно, чтобы не разбудить мирно сопящего Рона, стек с кровати и на носочках выскользнул из комнаты.       — Джинни! Что?.. — тонкий девичий палец на его губах прервал слишком громкий шепот.       — Тс-с! Пошли… — прошелестела чуть слышно и снова заговорщицки улыбнулась.       Она тянула его наверх, на чердак. В пыльном завешенном паутиной полумраке икнуло и метнулось в угол, под крутой скат, уродливое существо. Джинни не обратила на упыря ни малейшего внимания и, ловко маневрируя между беспорядочно сваленным хламом, упорхнула к маленькому окошку. Она пошарила под ним и, подняв свернутую кольцами веревку, бросила ее вниз. Впрочем, один конец оказался закрепленным на внутренней стороне стены. Девушка призывно мотнула мерцающей темной медью гривой, ловко вскочила на узкий подоконник и, ухватившись за веревку, начала спускаться вниз.       — Что ты творишь? — подбежав, восторженным шепотом спросил Гарри.       Он уже забыл вообще обо всем и тихо смеялся. Подруга не ответила, только, расширив глаза, снова прижала палец — на этот раз к своим хитро улыбающимся губам — и устремилась вниз. Гарри не задумываясь последовал ее примеру.       Предутренняя роса на атласной траве восхитительной прохладой окатила босые ступни. Вплотную к стене, пригибаясь под окнами, они бежали вокруг дома. Джинни впереди. Рассыпались по спине рыжие волосы, мелькали в темноте стройные белые ноги. Гарри ощущал в своей руке ее узкую теплую ладошку, легкий ветерок забирался под пижаму и гладил тело. Было свежо и радостно… и волнительно. За каких-нибудь полминуты они добрались до северо-восточного угла дома и нырнули в заросли жасмина.       Посреди густых кустов скрывалась небольшая поляна.       — Ну, вот! Мы на месте, — срывающимся голосом сообщила Джинни и повернулась к Гарри.       От ее взгляда обдало запретным жаром. Слетело хриплое:       — Зачем?       — Чтобы вручить тебе мой подарок! — грудь девушки вздрагивала неровными толчками.       — И где он? — губы покалывало сотней горячих иголочек, и подчинялись они плохо.       — Вот… — руки обвились вокруг плеч и шеи. Она прильнула всем телом, сводя с ума прикосновением выпирающей через тонкую футболку груди, и одарила поцелуем, еще более чувственным и смелым, чем накануне в своей комнате. — Он не только тебе, но и мне… Мой день рожденья тоже был недавно, — шептала она между поцелуями, касаясь губами губ. — Ты прислал открытку, но я хочу большего…       Чувствуя, что скоро не сможет терпеть нарастающее сладко-болезненное напряжение, что вот-вот перестанет себя контролировать, Гарри попытался оторвать ее от себя.       — Что ты?.. Я не…       — Я понимаю, почему ты решил порвать со мной, — лихорадочно блестя глазами, перебила Джинни. — Догадываюсь, что ты скажешь. Но что бы ты сейчас ни сделал и ни сказал, знай — я все равно буду тебя ждать. Но я не знаю, — она сглотнула, — вернешься ли. И ты не можешь знать, что будет со мной. Молчи!.. Я хочу, чтобы мы… чтобы все случилось. Потому что «потом» у нас может не быть. Скажи мне сейчас! Ты хочешь? — она облизнула пересохшие губы.       — Хочу, — сдаваясь, прошептал Гарри и дрожащими руками притянул девушку к себе. Он все еще боялся поверить в происходящее.       Поцелуй был долгим, страстным. Неожиданно Джинни отстранилась. Как падение в прорубь: - «Передумала!..» Но она лишь срывала с себя футболку. Гарри захлебнулся воздухом, завороженно коснулся пальцами обнаженной девичьей груди, упругой и мягкой. Инстинктивно склонился, припал губами, обвел языком возбужденный сосок. Джинни выгнулась навстречу и застонала, медленно оседая на траву. Он опустился следом, окидывая ее новым взглядом. Свет почти полной луны освещал молочно-белое лицо с почти неразличимыми в тот момент веснушками. Чуть вздрагивали полуприкрытые веки и длинные тени ресниц на щеках, и влажно блестели губы. «Прекрасней ее нет!»       Гарри невольно замер, и Джинни распахнула глаза. В них туман желания сменялся робостью. Вновь потянулись навстречу, нашли губами губы, ласково, пугливо касались друг друга, постепенно становясь все смелее. Его пижамная рубашка и брюки, ее голубенькие шортики отправились за футболкой, повисшей на низкой ветке.       Гарри, конечно, когда-то что-то читал, видел какие-то картинки, подсматривал сцены из фильмов в доме Дурслей, но все словно выветрилось из памяти. Было одновременно и восхитительно, и страшно, но тело звало вперед, ближе, плотнее. Обхватил гибкий податливый стан любимой, прижал и увлек вниз на мягкую густую траву. Осмелевшими губами скользнул по подбородку, шее, впадинке меж ключиц, задержался на груди, а ладонью двигался дальше к упругому животу, бедрам. Джинни шумно дышала приоткрытым ртом и слегка изгибалась, зарываясь пальцами в его буйные непослушные волосы. От этого вдоль позвоночника пробегали волны тягуче трепетной неги. Когда ему наконец хватило храбрости пробраться дрожащими от желания и волнения пальцами к ее промокшим трусикам, она шумно вдохнула и сжала бедрами его руку. Он сразу же остановился, встревоженно заглянул в глаза. На мгновение мир затих и время остановилось, а потом ее ладони оказались на его щеках и осторожно потянули к себе, разрешая.       Гарри сначала очень робко, а потом все увереннее принялся поглаживать насквозь пропитавшуюся вязкой смазкой тонкую ткань, а потом скользнул под нее, нашел дурманящие нежные, гладкие складочки. Почти задыхаясь не то от страсти, не от поцелуя, вжался пульсирующими чреслами в ее бок. Джинни не отстранялась, напротив, прижималась крепче и плавно двигалась навстречу его руке.       Он приподнялся на локте и лег сверху. Осторожно потянул за край трусиков. Джинни приподняла бедра, помогая ему. Ободренный поддержкой он набрался решимости избавить себя и возлюбленную от последних элементов одежды, последнего барьера на пути древнего, как сама жизнь, инстинкта. Еще одно движение, еще полвздоха и они станут единым целым. Напряженное, налитое сладкой ноющей страстью мужское естество уже скользнуло в тесное, влажное и горячее девичье лоно. И уперлось в эластичную преграду. «Впервые… - сверкнула мысль. – Нельзя причинить вред».       Сдерживая почти неодолимое желание вонзиться дальше, глубже, он качнулся назад. И снова вперед. Качели нежности и страсти. Прерывистое хриплое дыхание. Сплетенные тела. Влечение. Порыв, начатый ею и продолженный им. Ее протяжный стон. Бессознательным чутьем Гарри расслышал в нем мимолетную боль, мгновенно сменившуюся глубоким протяжным удовольствием. Объятия, изгибы тела и расслабленно приоткрытые губы любимой, сказали, что ошибки нет.       Больше он не мог контролировать себя и останавливаться. Но это было и не нужно. Их души были едины уже давно. Их тела, познав и доверившись друг другу, сами нашли нужный ритм. Глубже. Плотнее. Быстрее. На самом пике, когда напряжение и наслаждение стали практически нестерпимы, он почувствовал, как сжались ее стенки. Скорее догадавшись, чем поняв – любимая достигла высшей точки, он и сам сорвался в водопад разряжающегося сладострастья.

* * *

      Они возвращались молча, держась за руки и обмениваясь смущенно-счастливыми взглядами. Подниматься обратно по веревке показалось не такой уж хорошей идеей, но это было лучше, чем случайно наткнуться на кого-нибудь из родителей Джинни и навести их на подозрения. Поцелуй у двери спальни был трепетно-нежным, но недолгим. Потом они расстались, чтобы хоть на пару часов предаться легкому сладкому сну, даже не предполагая, что наступающий день пройдет в свадебной суете, а закончится налетом пожирателей, так что они даже не смогут сказать друг другу: «До свиданья».       Эйфория той ночи схлынула, сметенная горечью расставания, выстуженная холодом скитаний и раздавленная тяжестью несоразмерного возрасту и опыту долга спасителя Британии, которую Гарри вскоре вновь ощутил со всей неумолимой остротой. Но засыпая ночами в палатке или, напротив, борясь со сном на дежурствах, он вспоминал медово-ореховые глаза Джинни, ее улыбку и ее… подарок, сделавший его мужчиной. Эта мысль одновременно согревала и закаляла, напоминая об ответственности перед любимой девушкой. Ответственности, не навязанной кем-то, а принятой добровольно. Он чувствовал ее, как тонкий титановый стержень где-то глубоко за грудиной, и понимал, что теперь точно пойдет до конца.