Момент после

       — Нужно… нужно заплатить до двадцатого числа за воду, а то опять отключат.        Скрипучий механизм лица Куроо пришёл в движение, обнажая ровный ряд передних зубов. Мужчина замер с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, словно ему только что влепили звонкую пощёчину.        — Ты слышал, что я тебе сейчас сказал?        Да, Кенма слышал. Кенма слышал это так чётко, что слова до сих пор звенели у него в ушах. «Нам нужно поговорить про прошлую пятницу.»        Он помнил эту чертову пятницу, когда Куроо не брал трубку после встречи со своими друзьями. Шумный Бокуто всегда забирал у него слишком много энергии, так что Кенма мог лишь понадеяться, что из-за очередного выкрутаса Котаро за столом для покера его муж не смог добраться до телефона. Думать о чём-то подобном было легко, но камень с души никуда не делся. Назойливый голос, вечно ночующий в его голове, тревожно бродил внутри. Что-то было не так. Что-то было совершенно неправильным. Но объяснить это было невозможно.        Куроо вернулся домой мертвецки пьяным — тогда по телевизору уже начали транслировать «Доброе утро, Токио» с приятной молодой телеведущей, чей звонкий голос рассказывал о погоде. Мужчина был слишком уж оживленным для столь раннего часа, пытался рассказать шутку, конца которой точно не помнил, а ещё путался в собственной обуви. Кенма его веселого настроения не разделял — он чувствовал, что что-то не так. Когда и Тетсуро осознал это, то отбросил свой пиджак на пол и уронил руки вдоль тела. Его лицо расслабилось, он не смотрел в глаза.        «Просто помоги мне снять рубашку»        У Кенмы немного тряслись пальцы, когда он вытаскивал пуговицы из неправильных петелек.        — Слышал, — ответил ему мужчина, рассматривая стопку счетов, которую ему нужно было разобрать ещё две недели назад. В глазах рябило от обилия цифр и имён.        Куроо на противоположном конце стола застыл. Он ведь даже не разделся после того, как вернулся из продуктового магазина — пара пакетов с едой валялись прямо в коридоре. С его кожаной куртки на пол стекались дождевые капли, образовывая лужу, которую кому-то из них двоих придётся убирать. Забудешь — линолеум вздуется от влаги.        — И?        — Что ты хочешь от меня? — раздраженно ответил Кенма, сминая пальцами бумагу. — Хочешь, чтобы я поплакал? Хочешь, чтобы я покричал?        — Почему ты такой? — со злобой прошипел Куроо, поднимаясь с места. Стул проехался по полу с мерзким скрипом.        В какой момент дистанция между ними стала такой огромной, что в неё смог вместиться длинноногий Тсукишима Кей?        — Ох, прости, это первый раз в моей жизни, когда мой муж изменяет мне, — ядовито выплюнул он, подрываясь следом. Ворох бумаг тут же свалился под ноги. — У меня как-то не было опыта реагирования на подобное. Дашь мне пару секунд, чтобы я открыл WikiHow?        У них маленькая квартира с практически крошечной кухней, где локти то и дело натыкаются на углы. Зато своя. Родная. Давящая. Потому что Куроо сейчас в дверном проёме и его широкие плечи больше не внушают доверия. Ничего в нём, начиная с грустного взгляда и заканчивая домашней футболкой, больше не даёт ощущение защищенности и уюта. Кенма начал нервно растирать запястья, наткнувшись лопатками на холодильник.        — Давай поговорим.        Кенма подумал про пуговицы на рубашке.        За этим кухонным столом Куроо тихо сделал ему предложение под романтический ужин из полуфабрикатов. За этим же столом происходит и ссора, которая приведет к их разводу.        У них однокомнатная квартира, в которой они жили вместе уже шесть лет. Въехали сюда прямо после выпускного. Их двадцатые годы начали уходить на убыль, университеты оставались позади, а впереди были исключительно огромные планы и амбиции. И Куроо, и Кенма были уверены, что это лишь начало. Беспечное небо будущего растянулось над их головами. По неизведанным тропам можно было пройти рука об руку.        — Я люблю тебя.        Кенма не поднял взгляда. Ему было интересно, насколько же громкие слова выкинет Куроо, пытаясь достучаться до него.        — Это была чудовищная ошибка. Я не сказал тебе всё сразу, но как только понял, что это только сделает хуже… Как только я набрался смелости сказать тебе об этом, то сразу же пришёл. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Я…        Он сыпал оправданиями, словно сам пытался найти причины своих поступков в веренице слов. Голос Куроо звучал то оглушительно громко, то едва различимо. Иной раз и звуки дыхания заполняли собой комнату. Кенма смотрел на незнакомца в своей кухне, пытаясь собрать пазл в кучу.        — Это был Тсукишима Кей.        Тсукки - его друг. Не тот, которого ты вспоминаешь первым делом при слове «близкий», но тот, кто всегда маячит в твоей ленте социальных сетей, тот, кто делит квартиру с твоим коллегой, тот, кого ты видишь как минимум раз в месяц на общих сборах. Тсукишима Кей, разъезжающей по городу в своей серебряной KIA, буквально был на расстоянии вытянутой руки.        — Да, это был Тсукки.        — Почему?        — Я был очень пьяным, и он предложил поехать на одном такси, но машина первым делом доехала до него и…        — Мы живём в самом густонаселенном городе страны, — наконец-то повысил голос Кенма, ударяя кулаком по стенке холодильника — всё его содержимое опасно зазвенело внутри. — У тебя был выбор из… господи, я даже не могу подобрать число.        Кенму звали на первый день рождения дочки Ячи и Ямагучи — конечно же на ней будет Тсукишима. О чем, черт возьми, он должен думать, пожимая узкую ладонь Кея? О том, как его муж целовал перламутровую шею? Разговаривать с ним, стараясь сохранить лицо, чтобы не разводить грязь на публике? Зачем? Зачем делать нечто подобное в столь близком кругу, где вы вечно натыкаетесь друг на друга? Неужели не было других вариантов?        Неужели тут что-то большее, чем простая интрижка?        — У меня нет ничего к нему! Это был просто механический способ сбросить напряжение, правда, — прервал его Куроо. Он подался вперёд, но Кенма не дал схватить себя, ныряя под широко раскинутые руки. Одним быстрым рывком ему удалось выскочить в коридор, а затем запереться в ванной комнате.        Куроо опоздал на считанные секунды. Возможно, будь он чуточку быстрее и проворнее, то его лицо не встретилось бы с закрытой дверью.        — Ты мне нужен. Я знаю тебя с тех пор, как мне исполнилось восемь. Я жизни своей не помню без тебя. Прошу, давай поговорим.        Кенма не хотел говорить. У него не было злости или детской обиды, он ощущал себя так, словно его только что сбила машина. Он лежал на асфальте и не чувствовал боли из-за шока, пока автомобильные фары слепили ему глаза. Избавиться от этого ощущения было невозможно, поэтому мужчина просто открутил кран и подставил голову под воду, заглушая голос Куроо.        — Я знаю, что разрушил всё, просто давай найдём способ сохранить то, что осталось.        Кенма чувствовал, что должен расплакаться, но он не мог. Зажимая крепче гладкие края раковины, он думал о том огромном вакууме в своей груди, который никогда не чувствовал раньше. Мужчина наивно подумал, что ему станет легче, если он сильно зажмёт глаза и заткнёт уши. Лучше не стало. Он просто увидел лицо Тсукишимы перед собой ещё более отчетливо.        Кенма вынырнул из-под воды и просто позволил ей стекать с его осветленных волос. Вода была повсюду, затекала за шиворот футболки разбивалась об кафель, но мужчина лишь смотрел на своё отражение в зеркале и сопоставлял. Что такого было у Тсукишимы, чего не было у него?        Кей всегда казался немного более возвышенным, чем все окружающие, но было ли дело в стиле или в его презрительном отношении к другим? Его лицо было загадкой, отражающей одновременно все и никакие эмоции. Он был интересным, высоким, ухоженным. На таких парней всегда заглядываются и покупают им выпить в дорогих барах. Кем был Кенма? Обычным работником компании, пытающимся сводить концы с концами. Возможно, если бы Кенма старался лучше, то этой ситуации никогда бы и не произошло.        Стоп. Нет. Кенма не был хуже.        Где-то после этой мысли и возникла злость. Нет, не на недавнего друга, а на Куроо. Зачем он вообще рассказал? Неужели нельзя было прятать своё грязное белье подальше?        «Это вскрылось бы все равно»        Да, но не сейчас. Сейчас они могли бы лежать в кровати, есть наспех сделанный ужин и обсуждать бесячих коллег. Но вместо этого Кенма стоял с голыми ногами и мокрой головой на холодном кафеле и искал виноватого. Зачем он сделал всё таким сложным? Чтобы усыпить свою совесть и вновь почувствовать себя хорошим, после того, как его член побывал в другом парне? Нет, он не собирался его прощать. Что ему будет от этого? Это не Куроо обидели, это Кенме указали, что есть люди получше. Ком злости так сильно ударил его в грудь, что Кенма со всей несвойственной ему яростью сорвал полотенце и вытер им лицо. Гнева хватило ровно на то, чтобы дойти до двери и взяться за ручку.        Потом он увидел лицо уснувшего на пороге ванной Куроо.        Он знал Куроо с того момента, как ему стукнуло семь лет. И с самого первого взгляда он понял — это то самое. Когда ты просыпаешь с утра пораньше и первая мысль только о нём — это то самое. Кенма никогда не сомневался, что они друг другу предназначены. Они были связаны. В школе, в команде, на работе — везде, где появлялся один, всегда ощущалось призрачное присутствие второго.        Кенма посмотрел на нервно сведенные во сне брови и понял, что совершенно не хочет злиться. Куроо отобрал у него даже право на праведный гнев, ничего при этом толком не сделав. Впервые за вечер, Кенма был близок к тому, чтобы заплакать.        Но он не заплакал.        — Мы не можем сделать вид, что этого не было, — громко произнёс он, облокачиваясь на косяк. Куроо, только-только отошедший ото сна, тут же протянул к нему руку, но его муж лишь презрительно перешагнул через него. — Ты всё испортил. Как нам справиться с этим?        Куроо смотрел на него сонным взглядом снизу вверх. Он помотал головой. Мужчина совершенно не знал, что ему сказать.        — Что… что если ты переспишь с кем-нибудь? — предложил он без особый инициативы. — Тогда мы будем квиты.        Куроо был продажником по натуре, но такой прагматичный взгляд на их отношения выбил весь воздух из легких. Какая-то часть Кенмы понимала, что предложение не было серьёзным, но другая уже не могла не видеть в чужих словах немой укор. Гнев вновь начал накапливаться в кончиках пальцев, но спустя миг Кенма почувствовал, что он слишком устал для этого. Тяжело вздохнув, он посмотрел на своего супруга с нескрываемой печалью.        — Это должен быть кто-то, кого мы оба знаем.        Такое быстрое согласие стало настоящим шоком для Куроо. Он раскрыл рот, уже готовясь выкинуть нечто дерзкое, но тут же прикусил себе язык. До мужчины тут же дошло — его так наказывают. Грубо, больно, но заслуженно.        — В нашем положении это будет сложно сделать тихо, — беззвучно рассмеялся Куроо. Он посмотрел на руку Кенмы и, обнаружив на ней кольцо, едва заметно радостно вздохнул.        — Я тоже не хочу, чтобы люди про это знали. Так что я выберу Шоё.        Это было решение принятое от отчаяния. Они были подвешены, а потому старались кусать друг друга побольнее. Кенма прекрасно знал, что никто из их знакомых не вызывал настолько противоречивых чувств у Куроо, как Хината. Невысокий, но коренастый, парень с открытой душой, он всю старшую школу подбрасывал любовные записки Кенме, а, получив отказ, не долго ходил расстроен и принял звание лучшего друга. Шоё тоже был им близок, но, стоило признать, находился к ним намного ближе, чем Тсукки когда-либо. Куроо боялся и ревновал Хинату, хотя и переводил всё это в шутку.        — Если тебе будет легче, — пожал плечами мужчина, но глаза у него стали матовыми и пустыми.        — Мне не будет, — честно признался Кенма, уходя в спальню. Кровать была расправлена, а на покрывале покоился ноутбук с поставленным на паузу фильмом. — Я спать. Сделай мне одолжение — не ложись рядом.

***

       Из квартиры Хинаты Кенма вышел в пять утра, когда легкий туман ещё окутывал голые стволы деревьев, как тонкая паутина. Мужчина позволил себе на секунду задержаться около подъезда, чтобы сделать глубокий вдох бодрящего воздуха. Было спокойно. Сейчас и бензиновые лужи в рассветных лучах очаровывали и умиротворяли, как картины импрессионистов. Кенма знал, что даже самые вульгарные вещи выглядели по особому красиво в ранний час.        Только вот курящий Куроо в машине всё ещё выглядел отвратительно, даже с мягкими персиковыми бликами на скулах.        Они не договаривались, чтобы Тецуро забирал его после ночи у Хинаты. Куроо, на деле, не должен был его даже довозить до Шоё, но он ходил весь день взвинченный и рассерженный. В таких ситуациях Куроо обычно любил наворачивать круг по городу, врубая музыку до упора, поэтому сам вызвался довезти его до крошечной квартирки на окраине Токио.        «Всю ночь сидел?» — подумал Кенма, оглядываясь назад. Найти окно спальни Шоё в пятиэтажном здании не было такой уж трудной задачей — оно было единственным без штор и со включенным светом в столь ранний час. В желтоватом мареве даже можно было разглядеть плечистый силуэт волейболиста, разбуженного столь внезапно.        Куроо чуть ли не упал на асфальт, когда вышел из салона.        — Приве-е-ет, — нервно растянул он слово, торопливо открывая ему дверь переднего сидения. — И как?        И как?        Кенма ему не ответил, залезая в салон автомобиля. Куроо оставалось лишь гадать — это был хороший или плохой знак? С этими мыслями он уселся за руль. Руки его не слушались, поэтому вставить язычок от ремня безопасности в замок он смог не сразу. Кенма это заметил, но решил отвести взгляд в сторону, наблюдая, как догорала листва в рассветом зареве.        Они тронулись с места, когда Куроо пристегнул ремень спустя шесть попыток. Машина медленно заскользила по пустой дороге мимо ещё спящих магазинчиков и кафешек. Радио было выключено, так что Кенма практически заснул под приятное бормотание двигателя под капотом.        — Так… тебе понравилось?        — А тебе с Тсукки? — в ответ выпалил Кенма даже не подумав толком.        Куроо посмотрел на него так, словно его муж только что сказал, что ненавидит его. Этот взгляд длился всего несколько секунд, но Кенме хватило его, чтобы почувствовать себя виноватым. Он ненавидел видеть Куроо в плохом настроении и ещё больше не хотел быть его причиной.        Но как иначе?        Следующий километр они проехали молча, пока датчик топлива не замигал.        — Нам нужна заправка.        Куроо на комментарий никак не отреагировал. Он напряженно смотрел на линию горизонта, раздумывая о чем-то. Кенма подозревал, что его муж пытается представить картину предыдущей ночи. Возможно, даже в самых грязных её подробностях.        — Куроо?        Он его уже давно не слушал. Возможно, телом Тецуро и был здесь, но только вот разумом он гулял по ещё теплым простыням, пропахшим телом его мужа.        — Куроо, — ладонь Кенмы опустилась на напряженное колено. Мужчина вздрогнул от неожиданности, слегка заехав на встречную полосу, но тут же выровнял автомобиль. — Заправка.        Водитель кивнул чуть заторможенно, видимо, всё ещё поедаемый плодами собственной фантазии. Он покачал головой, пытаясь буквально «вытряхнуть» образы из головы, но получилось у него достаточно плохо. Когда впереди замаячил съезд на автоколонку, его лицо напоминало сырой глиняный слепок.        — Заливай бак, я возьму нам кофе, хорошо? — предложил Кенма, выходя из машины. Куроо никак не отреагировал на его слова, продолжая сидеть в салоне. Даже когда его муж слишком сильно хлопнул дверцей, Тецуро не дёрнулся. Страшно. Для Куроо машина была самым важным неживым объектом, о котором он пёкся, как о ребёнке.        Почему-то мысль о детях увязалась за Кенмой, пока он оплачивал им бензин и дешевый кофе из автомата. С навязчивостью промоутера около метро она пихала ему недавние брошурки детских домов, контактные номера центров семейного здоровья и статьи об усыновлении. Сейчас возвращаться к ней казалось каким-то кощунством.        Доверие между ними на данный момент такое же тонкое, как слюда. Сквозь её мутную поверхность просвечивались тонкие длинные ноги Тсукишимы. Станет ли это доверие когда-нибудь столь прочным, чтобы выдержать хотя бы идею о усыновлении?        За грязным панорамным окном видна сгорбленная спина Куроо. Серая футболка натянулась на широкие плечи, темная голова нервно крутится из стороны в сторону. Он, хоть и мучился всю ночь под окнами, всё-таки выглядел очень красиво. И дело даже не в утреннем солнце, запутавшемся в угольно-черных волосах. Дело в том, что Куроо самый любимый и дорогой, даже когда подносит лицо Кенмы к открытой жаровне.        Жар разлился по щекам Кенмы, когда он на негнущихся ногах подошёл к мужу с двумя пластиковыми стаканчиками. Куроо, не заметив его приближения, вздрогнул. А потом поставил свой кофе на крышу автомобиля, подарив ему грустную улыбку. В его темных глазах видны усталость и прочная стена отчаяния, но за этим слабо тлеет надежда на лучшее.        «All you need is Love» предательски вылилась из включенного, наконец-то, радио.        Кенма, правда, не знает, справятся ли они. В нём много любви, но в такие моменты ему кажется, что Beatles наврали.        «Ну, я всё равно их не очень жалую», — подумал он, делая первый глоток. Как он и предполагал, кипяток ошпарил ему язык, совершенно лишая кофе вкуса.        — Ничего не было, — будничным тоном ответил Кенма на спрошенный давным давно вопрос. Мужчина на пробу ударил по колесу, пытаясь понять нужно ли его подкачать.        — Что?.. Что ты имеешь ввиду?        Что он мог ему рассказать? Шоё всё ещё самый лучший человек в его жизни, с оговоркой на Куроо. Шоё его правда любил той самой любовью, которая достойна восхищения. Эта любовь не назойлива, она не мешает им обоим строить жизни в отдалении друг от друга, но позволяет поддерживать тесный контакт, даже когда они не вспоминают друг о друге месяцы. Такая любовь, которая смогла перелиться в уважение и благодарность.        Шоё его не расспрашивал, он лишь пропустил внутрь своей квартиры и помог снять куртку с печальной улыбкой.        «Если тебе будет легче», — пожал плечами Хината, обхватывая его большими ладонями за узкую талию.       «Нет, не будет», — подумал Кенма, когда губы стали уставать после длительного поцелуя.        Возможно, ему стало бы чуточку легче в процессе. Возможно, отдавшись обычным механическим движениям, он бы забыл обо всём. Возможно, на секундочку он бы перестал играть в догонялки с собственным разумом. Всё же Шоё был хорошим парнем.       «Ты бы не мог, эм, снять кольцо? Если не трудно?» — произнёс Хината разгоряченным голосом, когда всё, что оставалось на Кенме — это несчастное обручальное кольцо с гравировкой.        Хината Шоё был хорошим парнем и хотел продолжать чувствовать себя таковым.        Кенма глянул на свои ладони расплывающимся взглядом и тяжело вздохнул. Везде, где появлялся один, всегда ощущалось призрачное присутствие второго. Кенма не мог снова почувствовать себя в приятном одиночестве — в их с Куроо спальне ощущалось присутствие Тсукишимы, который, вообще-то, никогда и не бывал в их квартире; в кровати Шоё третьем телом чувствовалось нахождение Тецуро. Хотелось сорвать кольцо и выбросить его прямо через окно на дорогу, но он не смог. Вспомнил тот дурацкий романтичный ужин из полуфабрикатов и не смог.        Ему повезло, что Шоё его любит.        Так до пяти утра они и разговаривали о пустяках совершенно голые на большой двухспальной кровати. Подушки пахли лавандой из-за кондиционера, и прятать в них лицо было верхом удовольствия. Если бы не это жужжащее «люблю-ненавижу» в голове, то Кенма бы провалялся там до часу дня однозначно.        — Мы поцеловались пару раз и…        Куроо его не дослушал. Мужчина резко сорвался вниз, прижавшись спиной к ещё не нагретому солнцем металлу своей машины. Тецуро спрятал своё измученное лицо в ладонях и просто застыл. А потом резко перехватил своего мужа поперёк талии и уткнулся носом ему куда-то в бедро. Когда он открыл рот, то голос прозвучал, словно старая запись на магнитофоне:        — Я люблю тебя, я не заслужил тебя, я ненавижу себя, я…        Когда во всей этой веренице бесконечных «я» промелькнуло робкое «мы справимся», Кенма позволил себе смягчиться и робко запустить ладонь в смольные волосы. Не думать о чужих руках, пропускающих локоны сквозь длинные тонкие пальцы, всё ещё казалось невозможным.        — У меня в офисе есть женщина, чья дочь работает семейным психологом. Возьму номер в понедельник.        Это еще не прощение. Но это уже первый шаг к нему.