***
Рахани вспоминала, как когда-то впервые пришла в братство. Веселые монахи, вооруженные кубками вина, приветствовали ее как родную. Каджиты, босмеры, норды, аргониане... братья Святого Хмеля не знали, что такое расовые предрассудки. Им всегда было плевать на политику. Последователей Сангвина интересовало только веселье и выпивка. Сейчас Рахани понимала, как ей повезло, что она пришла именно в этот культ: в отличие от многих других, братство Святого Хмеля не терпело принуждения к веселью и всегда отправляло загулявшихся отоспаться и отъесться в тишине родного дома или уютной кельи. Ведь на свежую и счастливую голову праздник будет куда веселее! Редкое добродушие для дэйдрического культа.***
А вот Рахани покидает спокойные и беспечные стены монастыря. Она провела там пятнадцать лет, достигнув звания боевого мастера. Да, она стала одним из легендарных пьяных мастеров, способная сражаться чем угодно, когда угодно и в каком угодно состоянии. Но лучше всего в нетрезвом. На боку на специальной перевязи покачивался резной деревянный кубок, всегда наполняющийся тем питьем, которое захочется испить каджитке. Кубок наполнялся только в ее руках, у любого другого смертного или бессмертного становясь обычной деревянной посудиной. Дар настоятелей монастыря для тех, кто выходит в большой мир. Рахани, проведшая множество счастливых и беспечных дней в братстве, была слишком добра и наивна. И она, как распоследняя дура, ведется на предложение незнакомки в капюшоне...***
Холодный камень алтаря. Кинжал, смертоносно блестящий в отблесках пламени. Альтмер, с холодным и презрительным выражением лица зачитывающий молитву Князю Жестокости. И боль. Которая никогда не кончается. Которая с того момента преследует ее. А затем Рахани приходит в себя в жутком месте, воздух которого наполнен страданием. На ней лишь скудные тряпки, едва прикрывающие тело. И деревянный кубок на чудом уцелевшей перевязи. Рахани должна была стать очередной рабыней Молага Бала. Но пришла Лирис. Нордка тогда стала факелом во тьме, животворящей искрой надежды. После всего произошедшего Рахани с радостью называла Лирис своей подругой.***
После побега из Хладной Гавани произошло многое. Разум-дар был так любезен, что не стал сразу запихивать полубезумную каджитку в ближайшие казематы, дав ей время успокоиться и просветив, что творится в месте, куда выбросило Рахани. А затем все завертелось... Заговоры, заговоры и еще раз заговоры против добрейшей королевы, за которой Рахани готова была пойти сквозь огонь и воду. Предательница среди тех, кто был ближе всего к Айренн. О, с каким наслаждением Рахани разорвала поганой Эстри глотку, когда ее когти дотянулись до высокомерной дряни. А затем разборки с тем хаосом, что творился в Гратвуде. И принц Неймон... что же, по распоряжению самой королевы, о принце будут помнить как о герое. И это правильно. А параллельно с этим спасение Пророка, поиски Амулета Королей и прочая, и прочая. И завершилось все охотой на Маннимарко. Презренный червь получил по заслугам, и Рахани определенно почувствовала лишь долю черного злорадства, когда Пророк показал ей свое видение. Да, Король Червей полностью заслужил быть пыточным пособием во дворце Князя Жестокости.***
Затем была Хладная Гавань. Рахани и до этого периодически наведывалась в царство Молага Бала, но никогда - так надолго. Она была измотана переговорами. О, все эйдра и дэйдра, как могут быть смертные настолько тупыми, чтобы перед лицом смертельной опасности продолжать выяснять отношения?! Каждый бой, каждая потеря все больше ожесточали Рахани и наполняли ее сердце непроходящей горечью. Столь же острой как та боль от жертвенного кинжала, до сих пор терзающая ее грудь. Ведомая отчаянной страстью к жизни и злым весельем, Рахани вихрем носилась по плану Молага Бала, собирая союзников и срывая все новые планы Принца Дэйдра. И не всегда все выходило так, как ей того хотелось. А где-то на границе сознания мелькала мысль: "Тебе все равно придется выбирать".***
Отчаянный рывок сквозь последние рубежи обороны Князя Жестокости. Все силы были брошены на штурм. Здесь даже бывшие недруги стали товарищами. Люди, меры, аргониане, ламии, скелеты, даже вампиры... все, кто здесь был, знали, что не выживут, а кто-то обретет окончательную смерть. И все равно шли в бой, ведомые либо местью, либо желанием защитить Нирн, либо жаждой сокровищ. А может, и всем вместе. И Рахани была острием этой атаки. Прорубаясь сквозь ряды порождений Обливиона, открывая потайные ходы, она оставляла возможность своим друзьям и союзникам пройти за ней. И смерть была ей не страшна. Здесь, в Хладной Гавани, Душелишенная восстанавливалась еще быстрее обычного. Отчаянное веселье и злость, подкрепленные бездонной чашей вина, не оставляли места даже для инстинкта самосохранения. Отрезвить ее смогла лишь Меридия. Ее слова кувалдой ударили по голове. Рахани не выживет. На какой-то миг захотелось бросить все, повернуть назад, убежать... Но кто тогда защитит Нирн?.. И Рахани пошла вперед. И тогда она была не одна.***
Плановорот остановлен. Но какой ценой?.. Слишком многие пали. Отважный король Лалориаран Динар, Дарьен Готье, множество достойнейших мужчин и женщин... каждая потеря все новым рубцом ложилась на сердце Рахани. Боль, горечь, ненависть к Принцам Дэйдра, для которых это всего лишь игра... и пусть Меридия думает что хочет. Она ничем не лучше Молага Бала. Рахани скрывала свою боль перед Габриэль и Ваносом. Хотя бы кто-то должен создавать хоть видимость, что все закончилось, и закончилось лучше, чем можно было бы ожидать. А потому - взять себя в руки, натянуть на морду решительное выражение, и выйти из храма на улицы Опустошенного Города. Где каджитку уже встретила проекция Пророка. Пора.***
И вот, тот самый момент. Оставив позади вопящего от мучений Маннимарко (он серьезно думал, что Рахани его освободит?), они впятером стояли перед местом ритуала. Пора делать выбор. Рахани извиняющимся взглядом смотрит на Варена Аквилариоса. Слепой Пророк успокаивающе улыбается ей: он заварил всю эту кашу, ему теперь и заканчивать. Для него такая смерть достойна и почетна. Даже язва Тарн проникся моментом, и когда он начал проводить ритуал его голос звучал мрачно, торжественно и... печально? Да нет, это бред - нервно усмехнулась про себя Рахани. Душа Аквилариоса позволила активировать Амулет Королей. Божественная сила Восьми пропитала каждую клеточку тела Рахани, ее тело окуталось черно-золотым сиянием, обернувшимся в доспех. Срок, на который дана ей была эта сила, был короток, но его хватило, чтобы добраться до Молага Бала. И, наконец, засунуть его проклятую булаву туда, где ей самое место!***
Да. Молаг Бал получил по заслугам. Рахани вернула себе свою душу. Вот только почему все еще так больно? Болит сердце, болит душа. Вновь и вновь воспоминания сверкают в серебристых бликах луны в бокале черного вина. Друзья, которых уже не вернуть. Враги, которые и смертью своей не искупят того, что натворили. Рахани не помнила, что говорила вновь вытащившая ее ненавистная Меридия, что говорил ненавистный "призрак" Молага Бала. Прощание с Лирис и Сай Саханом вышло коротким и скомканным. А теперь каджитка сидела здесь, уставившись в до сих пор нетронутый бокал, переживая события своей жизни. Словно застряла в своем, карманном Плане Обливиона, который был во много раз хуже Хладной Гавани. Внезапно серебряные отблески воспоминаний рассыпались, а вынутая из когтистой ладони чаша опустела. До ноздрей Рахани донесся сладкий запах меда и свежего хлеба. И лунного сахара? - Сэр Кадвелл просто не может оставить даму в беде, - торжественно провозгласил знакомый надтреснутый голос, а безумный Душелишенный с котелком на голове легко опустился рядом с каджиткой, поставив между ними тарелки со вкусностями. - Особенно когда ей угрожает самое страшное чудовище! - Чудовище?.. - сухой голос Рахани напугал ее саму. Она вздрогнула и взглянула на Кадвелла. Взгляд каджитки, наконец, прояснился. - Чудовище, - кивнул безумец, улыбнувшись. - Внутри тебя самой. А еще страшнее вот эта вот гадость, которой ты грозилась меня накормить! - он возмущенно указал на хлеб с медом. - Как вообще можно есть эту отраву? - Легко и просто, - рассмеялась каджитка, взяв кусок хлеба. Рахани окунула его в мед, присыпала сверху любимым лакомством котолюдов и отправила в рот. Приторная сладость будто бы растеклась по телу, смягчая горечь потерь. А ее плеча будто бы коснулась в одобряющем жесте призрачная рука Пророка. Как там говорили Меридия и Кадвелл? Теперь душа Варена Аквилариоса - часть ее души. Значит, друг всегда будет рядом? И память о нем никогда не умрет. Как и о тех героях, что остановили Плановорот. И боль, бесконечная боль в груди после того ритуала Маннимарко, наконец-то куда-то ушла. Кажется, навсегда. А на горизонте занималась заря. Новый день начинался. Как и новые приключения.