***
Они смотрели друг на друга не мигая. — Что ты здесь делаешь, Фатар? — осторожно спросил Кои-Ван. Может, солнце припекло порядком, но отчего-то стало неимоверно трудно сохранять рассудок. Перед глазами постоянно мелькали круги и странные вспышки света, а нутро словно жгло огнём. Сама кровь, казалось, бурлила и пенилась в жилах. Кои-Ван не понимал, как же так его сморил сон. Не ожидавший от себя такой оплошности, он вдруг после пробуждения почувствовал неумолимую злость. Мужчина сам не понимал, к чему именно: к отряду, что оставил его здесь одного, или к тому, кто безраздельно правил его сердцем уже так долго; к его холодности и высокомерию, непробиваемому, как скала; к этому положению, что занимала его семья, из-за которого степняк не мог даже коснуться его волос. Может, он злился на самого себя, а может — и на весь мир. — Ты отстал, и я решил вернуться за тобой. Нынче степь не для одиночек, — в тон ему ответил Фатар. — Что ты видел? — не своим голосом переспросил Кои-Ван и странно дернул головой. В памяти яркими бликами мелькало мертвенно-бледное женское тело, слышались шепот, одобрение, обещания, стоны, горячее дыхание. Проведя влажной ладонью по вспотевшему лбу, Кои-Ван слегка подрагивал от нарастающего напряжения. Что-то рвалось наружу из него, требовало выхода. Сила, какой он никогда не чувствовал прежде. Фатар прищурился, закрывая ладонью свет от заходящего солнца, и, не спуская взгляда с окровавленного креста на груди приятеля, нахмурился. Будучи кешиком и под командованием ясула отвечая за безопасность Большого Шатра, он умел слушать и слышать о чем говорят и тем более, о чем шепчутся в народе. И что значит такая отметина на груди — догадывался. — Расскажи мне, что с тобой случилось, Кои-Ван, и, быть может, я смогу тебе помочь. — Ничего не случилось, — кмет медленно двинулся на товарища. — И помощь твоя мне незачем. Я спрашиваю лишь об одном: что ты видел? — Я видел достаточно, чтобы не пустить тебя в Стан! Кривой меч сверкнул на солнце. Кои-Ван почувствовал, как что-то внутри дёрнулось, словно от пощёчины. Еле заметным движением он покачал головой и стиснул до боли зубы, превозмогая нервный колотун. — Неужели будешь драться со мной? — охнул, резко изменившись в лице. — Мы ведь не враги друг другу. Мало ли бед на свете белом сейчас? Скажи мне, брат! Рука Фатара дрогнула. Он смотрел и не мог понять, что изменилось в соратнике. Что-то неуловимо тёмное, жуткое проступало сквозь знакомые черты. Кои-Ван мягко ступал по жухлой траве, не отрывая глаз от товарища. Всё ближе и ближе. — Ты сказал, что поможешь мне. И я прошу твоей помощи. Я не знаю, что со мной. Всё словно в огне, я уже не могу это терпеть! Фатар сжал губы и лихорадочно соображал, как поступить. Тем временем Кои-Ван был уже в двух шагах от него. Лезвие меча неуверенно направилось на грудь кмета. — Прошу, друг… — жалобно взмолился Кои-Ван. — Держи мою руку. Она горит. Я безоружен пред тобой. Но стоило только Фатару, доверившись, коснуться пальцами ладони Кои-Вана, как тот молниеносным движением зашёл за его спину и с размаху резанул лезвием меча по горлу кешика его же собственной рукой, что держала оружие. Кровь хлынула рекой, и Кои-Ван почувствовал, как внутри пробуждается нечто горячее и такое знакомое. Сладостное и приятное. Да. Это опьяняющее ощущение власти над чужой жизнью, над чужим телом, над чужой судьбой. Необходимое ему, как горячая, струящаяся кровь. Он вспомнил огромные зареванные глаза Зеленки, что беспомощно глядели в ночное небо над их головами. Подчинять кого-то себе, телом, духом — это прекрасно! Но держать в руках чужую жизнь, быть вершителем чужой судьбы — намного прекрасней! Прислонившись губами к зияющей ране на шее Фатара, Кои-Ван глухо застонал, вбирая в рот горячую алую влагу. Сознание отступило куда-то на задворки, и осталось лишь удовольствие, что они испытывали на пару: он, пребывая в воспоминаниях, а она, чувствуя долгожданную чужую кровь устами захваченного ею тела.****
Множество корзиночек с корешками и кусочками коры, скляночек с порошками, баночек с мазями были расставлены на длинных сучковатых полках вдоль стены в порядке, понятном только старому знахарю Велимудру. Зоря с улыбкой вдохнула аромат лечебных трав и подбросила в очаг пару поленьев. Ей нравилось знахарство. Нравилось видеть, как болезнь покидает тело ребёнка, как заживают раны охотников. И если уж она не могла всем помочь так, как Раду, то по меньшей мере травами и отварами ей лечить не возбранялось. И Зоря свои знания множила каждый день, послушной ученицей приходя в низенькую бревенчатую избушку с высокой печной трубой. Разбирала травки, изучала и улучшала составы стариковских снадобий. Вечерами, когда девушке не было необходимости спешить домой, они допоздна засиживались за разговорами, попивая душистый чай с вареньем, что Зоря варила сама. Старый Велимудр делился знаниями охотно и даже как-то нетерпеливо. Бывало, принесёт из леса птицу с перебитым крылом, а сам уйдет к захворавшему, а то и вовсе на чарочку другую к старому другу, и приходилось Зоре самой птицу лечить. Каждую косточку в крыле прощупать, прочувствовать. Но не пальцами. Чем-то, чему Зоря названия не знала. Найти место перелома и… срастить. — Что? Опять ошибся? Не сломано крыло было? — вновь спрашивал старый знахарь, когда не находил птицу в доме. — Ушиблась она, — привычно отвечала ему девушка. Велимудр многозначительно хмыкал. А вскоре вновь приносил в дом лесную зверушку. Вот и сегодня старик опять ушёл за грибами. Ну какие грибы в середине осени? Опять ведь принесёт кого-то в дом. Распахнулась дверь. Зоря с улыбкой обернулась, но ироничный вопрос «Много ли набрать грибов удалось?» так и остался незаданным. — Где Велимудр? — надсадным голосом спросил Индра, опуская на лежанку молодого раненого воина. — Сестра! Где… — Сними с него броню, — вместо ответа тоном, не терпящим возражений, сказала она брату. Индра на мгновение замешкался, но, заметив сурово сведённые девичьи брови, принялся торопливо раздевать воя. Раны были действительно ужасны, словно кто-то рвал его на части. Зоря омыла тёплой водой вздрагивающее бледное тело, прислушиваясь к частому судорожному дыханию. В чугунке на огне уже закипала вода. Девушка осторожно спустила в неё выбранные травы и коренья, не прекращая их помешивать. — Это снимет жар и боль, — осторожно промакивая холодный пот со лба воя, объясняла она. — Тебе станет легче. Когда дыхание выровнялось и жар отступил, юноша вдруг впал в забытье. — Он спит? — нервно уточнил Индра. Чутье подсказывало ему, что волот этот явно с перевала выбрался. Вот только где тогда все остальные. И главное: все — это кто? Варкула? Вернувшийся раньше обычного знахарь, по-стариковски покряхтывая, поставил пустую корзину на лавку и, окинув гостей внимательным взглядом, не задавая вопросов, подошёл к раненому. — Ты молодец, — похвалил Велимудр ученицу, однако выцветшие глаза его не разбрасывали морщинки-лучики на печальном лице. — Но спасти воя уже невозможно. Слишком серьёзны раны его. Индра молча вышел из домика знахаря под крытый настил. На самой окраине Ирия было тихо и спокойно. И хоть дороги здесь не было, да и улица всего дома три насчитывала, и те стояли как попало, а не ровными рядами, как в сердце города, зато здесь не было суеты: кричали прогуливавшиеся с важными видом прирученные фархи, и качали тяжелыми головами, полными созревших семян, подсолнухи. Индра в сердцах ударил одну из них. Чёрные пухлые зёрна посыпались на землю. — О-о… — Мужчина растеряно смотрел на стремительно пустеющее «блюдо», окаймлённое бахромой из крупных жёлтых лепестков. В то же мгновение несчетное количество самых разных пичуг, грызунов и даже веверицы, только-только начавшие седеть к зиме, слетелось, сбежалось, спрыгнуло на настил, превратившись в живой ковер, и с нагловатым бесстрашием принялось растаскивать нежданное угощение. Индре оставалось лишь осторожно пятиться, чтобы никого не придавить ненароком. — Полегчало? — с лёгкой укоризной поинтересовался старческий голос, заставляя Индру вздрогнуть, как нашкодившего мальчишку. — Хорошо, коли так. Давай-ка постоим-потолкуем о том о сём, а сестра твоя и без нас управится. Старик кивнул на суетящуюся живность: — Всякому пища нужна. И человеку, и зверинке. Но кабы ты не от злости солнечник ударил, а думаючи, то травинка эта еще много лет кормила бы всех, новыми зернами прорастая в земле. Гнев, он ведь по одной дороге с мыслью доброй не ходит и ничего окромя себя не видит, Индра. Ты помни об этом. Помни. Велимудр то ли в шутку, то ли всерьёз покачал пальцем, и снисходительная усмешка тронула напряженные губы сваргала. За домом скрипнули доски, в два размашистых шага перескочив небольшой мосток, перекинутый через звонко журчащий ручей, уходивший меж камней под крепостную стену, к низенькому, в три ступеньки, крылечку подошел Радогост. — Ты кого-то к Велимудру привез? Воротники сказали, ты так своего Айравата гнал, что они едва успели ворота распахнуть, а то вынес бы их прямо с ними. Вместо ответа Индра обернулся на запертую дверь. Дождавшись, пока Велимудр притворит за собой дверь, Зоря заглянула в корзину — пусто, и обернулась к юному вою. Почему знахарь сказал, что волот не жилец? Вон же бьётся его сердце. Слабо, но бьётся. И светич его ещё горит. Светится… Девушка ласково погладила мокрые светлые волосы раненого. — Не слушай никого, — зашептала она, склонившись к самому его уху. И голос её проникал глубже, — в само сознание. И даже за его пределы. — Никто не знает, а я знаю. Ты будешь жить. Она несильно прижала ладонь к груди волота, а вторую ладонь положила на его лоб. Пространство вокруг неестественно подёрнулось, и комната знахаря растворилась в сияющей темноте. Однажды в детстве она уже была здесь, когда лечила Радогоста, но тогда это место не было таким огромным. Тогда в нём горел только огонёк Рада, а сейчас… Сейчас тьма озарялась сотнями сотен пульсирующих жизнью светичей. Одни гасли, а другие разгорались у неё на глазах. Это завораживало. И на мгновенье Зоря забыла, зачем она проникла в этот мир, пока рядом с ней не мигнул тревожно слабый огонёк. Обернувшись, девушка подула на него так, как дуют на затухающие угли, желая вновь разжечь огонь, и только когда вместо дыхания угасающий светич лизнуло белое могучее пламя, Зоря поняла, что и сама вся объята им. Но не было боли. Не было страха. Это белое пламя, озаряя тьму вокруг, дарило тепло, силу, смелость. Она взяла в полыхающие ладони изъеденный чёрными червоточинами гаснущий светич и вновь подула на него. И в этом пламени гниль вдруг стала иссыхать, крошиться и обращаться в прах, развеваясь тонкими нитями и навсегда исчезая в огне. И светич, играя радужными бликами, словно рождаясь вновь, всё ярче сиял в этой диковинной бездне. — Сестра?! Этот возглас мощным толчком выбросил Зорю обратно в домик знахаря. Каждая клеточка её тела стонала от боли из-за такого резкого возвращения, но тепло белого пламени ещё грело девушку, позволяя унять крупную дрожь. Обняв себя за плечи, Зоря обернулась на застывших в дверях Индру и Велимудра, не сводивших взгляда с волота. Раны на его груди затянулись, дыхание выровнялось, а на бледных щеках заиграл здоровый румянец. Русокудрая голова Радогоста вынырнула из-за плеча Индры. И, заметив на лежанке полураздетого воя, понимающе хмыкнул. Жаль только, что сваргал это увидел. Впрочем… как долго они с Зорей смогли бы скрывать её дар. Протиснувшись внутрь, он крепко обнял сестру, чувствуя, как в братских объятиях сжавшаяся в комочек Зоря потихоньку расслабилась и крепко обняла его за талию. — Ты молодец. Ты диво какая умница, — шептал он. — Сила твоя от Мировяза, деточка, — негромко произнес старец. — Нечему мне учить тебя. Ни к чему тебе эти травки да корешки. Нет такой раны или болезни, что бы ты не смогла исцелить. Велимудр укрыл волота тонким одеялом, искоса поглядывая на свою ученицу. Индра видел, каким уважением и даже восхищением светились его старческие глаза, будто на старости лет тот узрел чудо небывалое. Вот только Индре всё случившееся виделось иначе.*****
Вход в мыльню был с заднего крыльца. Да и сама мыльня была скорее пристроем — внезапной прихотью отца, ведь степной народ мылся в вежах или общих купальнях, какие есть и в Стане — соединённых с хоромами вождя крытым переходом, а не частью дома. Из трубы уже валил дым. Значит, их ждали. После Большой Охоты и нелепого покушения, такого опасного своими последствиями, возвращение в родной Стан отзывалось в сердце Най-Лима почти детской радостью. Хотелось поприветствовать матушку и обнять сестёр. Судя по довольному ржанию Фаяна, доносившемуся из конюшен, Зирфа тоже вернулась. Была ли её охота успешней, чем его? Кинув поводья конюху, Най-Лим ступил было на гульбище, соединяющее Вершие Палаты в левом крыле с главной частью дома, когда наткнулся на предупреждающий взгляд Вормира, сопровождающего незнакомых ирийского воина и девушку. Её красота на мгновение заставила позабыть юношу то, зачем он вообще пришёл сюда. — Ты чего? — Ириган тронул брата за плечо. Най-Лим резко обернулся на него, приходя в себя. — Ты ещё не видел девочек? — Нет. — Най-Лим ещё раз взглянул на гульбище — пусто. Они с братом были только вдвоём. — Нам надо поговорить. С глазу на глаз. От раскалённой печи исходил жар. Пахло травами. Маленькое вырубленное в бревенчатой стене оконце запотело. Сама мыльня не блистала роскошью и размерами. В одной комнате в центре Траян приказал установить большую деревянную бочку для купания с пристроенной лесенкой, а в другой вдоль стен сколотить лавки в два яруса, столь широкие, что на них и спать было можно. Печь грела обе комнатки, но находилась именно со стороны лавок. Свою семью Траян в мыльню ходить не заставлял, а вот Вормир частенько наведывался в гости, и на это время оба забывали, что один из них вождь, а второй — ясул, от души лупя друг друга душистыми вениками и плеская воду на раскалённую печь. Мин-Лиам смотрела на забавы взрослых мужчин снисходительно, но сама предпочитала просторные каменные купальни. Все три её визита в мыльню закончились родами, и, когда Траян вновь позвал её с собой, молодая женщина с вежливой улыбкой отказалась: — Это традиции твоего народа, муж мой. Я понимаю. Но мне они чужды. А потом подрос Най-Лим. И прошлой весной он, а не Траян, привёл Иригана в мыльню. Вначале не оценивший ирийских традиций, мальчишка втянулся довольно быстро, вскоре и вовсе бросив посещать купальни. Чистое бельё ровными стопками уже ожидало их на краю лавки у входа. Мыльники, давно приученные к тому, что мужчинам из семьи вождя помощь в купании не требуется, занялись другими делами. Внутри было влажно и жарко. Сухую кожу слегка пощипывало, и хотелось скорее окунуться. Осторожно сняв повязки, Ириган внимательно осмотрел ссадины на теле брата. Снадобья, что знахарь угеда Газала передал им с собой, справились просто великолепно, даже несмотря на купание в ледяном ручье. Ранки подсохли и затянулись, оставляя после себя лишь ярко-розовые полосы на бледной коже. Весть о том, что на Най-Лима напали на Большой Охоте, действительно так и не достигла Стана. Даже понимая, что рискуют своей головой, кешики всё равно молчали, повинуясь желанию своего каана. Всё, что случилось в степи, осталось в степи. Ириган уже достаточно прожил в Стане, чтобы понимать встревоженность брата. Когда-то давно семья ясула Кумарба, а это считай Нияна, уже была связана с гибелью каана. И пусть прежний ясул и его старший сын погибли, пытаясь спасти каана Саттара, для степного народа это не имело значения. Они готовы были порвать в клочья Нияна и Ниаму, вырвать с корнем весь род, что не уберег будущего вождя. Если бы стало известно, что женщина младшего сына Ар-Вана от Ниамы, дочери ясула Кумарби, пыталась убить будущего вождя, то даже Ай-Ван Мин-Лиам, как сестра Саттара, не смогла бы спасти Иригана. Люди и так на него смотрели косо. И пусть он сын Ар-Вана, но Ар-Ван и сам чужак. И только в Най-Лиме течет кровь вождей Великой Степи. Ириган знал, степной народ нашел бы способ изничтожить его и также знал, что, несмотря на показное спокойствие и даже равнодушие, брат отчаянно старается его защитить. — Всё в порядке. После ещё раз намажем, и будешь как новенький. Най-Лим осторожно опустился в бочку и расслаблено выдохнул. Перемахнув через борт, Ириган запрыгнул в воду, окатив брата фонтаном обжигающих брызг. Най-Лим чуть поморщился и осуждающе изогнул бровь. Шевелиться не хотелось. Горячая вода согревала, успокаивала. Стало так тихо, что было слышно, как потрескивает в печи за стеной огонь. — Расскажи мне, — просьба проникла в разомлевшее сознание Иригана, заставляя раскрыть глаза и непонимающе уставиться на брата, — какая вражда между тобой и Кои-Ваном? Ириган нахмурился, сжимая губы в тонкую линию. Оттолкнувшись от своего края, Най-Лим в один широкий шаг переместился к нему и коснулся плеча горячей рукой, заставляя смотреть только на себя. — Расскажи мне. Ириган… Наша сестра уже и матери открылась. Я знаю, отец так любит Лаи-Лим, что пойдёт у неё на поводу. В распахнутых тёмно-синих глазах всполыхнула ненависть. Слова сами полились, словно прорвало речную плотину. — У нас в Загорье была девушка — Зеленка. Жила со старым дедом-кожевником. Ты бы, Най-Лим, её видел! Чудо, как хороша была. Зарабатывала тем, что плела кружева и продавала. Она и матушке моей плела. Так и познакомились. Зеленка старше меня была весны на три, а может, и больше. Не знаю. Не важно. Всегда смеялась звонко-звонко. И я был влюблён в её смех. В её сияющие глаза. А потом и она влюбилась. Но не в меня. Она меня за брата считала, а сердце подарила воину из личной дружины Нияна — Кои-Вану. Вот только вскоре улыбка сошла с её губ и глаза потускнели. Страх и слёзы, — вот что я видел в них. Я спрашивал, а она только плакала и молчала. И тогда я проследил за ней. Но опоздал. Най-Лим, я сам видел Кои-Вана, выходящего из дома Зеленки! Но я даже представить себе не мог, что он сделал с ней. Брат, он надругался над ней! С первого самого раза и до того дня, как я заметил его, он брал ее силой! Каждый раз! Зеленка плакала, просила не сказывать никому, говорила, что дед старенький, такого позора не вынесет. Я рассказал матушке, а она написала Ай-Ван и вскоре Зеленку сосватал угед одного из дальних племён. С тех пор о ней я больше не слышал. А вот с Кои-Ваном мне пришлось столкнуться не раз после смерти матушки. Мразь он редкостная. И сестру нашу он точно не любит. Не умеет он любить! Для этого сердце быть должно, а его у него нету. Най-Лим, молчавший всё это время, посмотрел на брата. Он бы хотел задать ему вопросы, десятки вопросов, но голос комом застрял в горле. Невыносимое омерзение к Кои-Вану вызывало тошноту и презрение. Но даже сквозь них пробивалось совсем другое чувство. — Почему ты так долго молчал? Почему не открылся мне сразу, как увидел его? — Най-Лим несколько раз умыл лицо полными пригоршнями воды, пытаясь прийти в себя. — Надо рассказать обо всем Лаи-Лим. — Думаешь, она поверит? — с сомнением спросил Ириган. — Она влюблена… — Надо, чтобы поверила, — уверенно ответил Най-Лим и, наскоро ополоснувшись, покинул бочку для купания. — С чего ты решил, что все мои слова — правда? — негромкий голос Иригана заставил Най-Лима обернуться. — Ты поэтому молчал? Думал, я сочту тебя лжецом? Ты мне брат. Так кому же мне ещё верить, если не тебе? — и вышел из мыльни, на ходу натягивая липнущую к мокрому телу чистую рубаху. Ириган глубоко вздохнул, погружаясь с головой в остывающую воду. На душе стало спокойно и правильно. Наконец-то. * С тяжёлым сердцем Мин-Лиам слушала рассказ ирийского волота и юной изветчицы из Загорья. Она знала — каждое их слово правдиво. Перед глазами ясно вставали картины ночных боёв на заставе. Где Ний брал силы, чтобы так долго сдерживать это зло и не пускать его в степь? Куда исчезают птицы с донесениями о множащихся тварях и просьбами о помощи? Почему не дошел последний обоз до Загорья? Неужели вновь происки вайратов… Стоявший по правую руку от Ай-Ван Вормир, осознав её мысли, в сомнениях чуть качнул головой и вновь взглянул на юношу. Было радостно и странно одновременно вновь видеть перед собой воина с родных земель, но вести, что он принес, заставляли погружаться в глубокое раздумье. — Почему тайрун послал тебя к нам, а не приехал лично? Пристальным взглядом Вормир следил за малейшим изменением эмоций ирийца. — Варкула не отправлял меня в Стан с донесением. Он приказал мне сопровождать Ису. — Мин-Лиам чуть вздернула бровь, обращая взор на девушку. — А сам решил вернуться в Ирий и привести помощь оттуда. Это больно полоснуло по сердцу Ай-Ван: значит, Ниян больше не верит в Стан, раз бросил клич по ту сторону гор. Отдав распоряжение тиюнам позаботиться о гостях и оставшись наедине с собой, Мин-Лиам устало сняла с головы украшенный сканью и драгоценными камнями широкий серебряный обруч, к которому с двух сторон крепились ниспадающие на плечи такие же ажурные цепочки-подвески. Брякнув, покатились по столу широкие жёсткие браслеты. Тревога сдавливала сердце Ай-Ван. Траян приказал Вормиру без него на заставу не ходить, обещал вернуться до первого снега. Вормир уверен, что вайраты не связаны с происходящим в окрестностях Загорья… Тогда кто виноват? Тот, кого искали родовичи прошедшей весной в Хладном лесу? Не от этого ли беды накрыли предгорный край? Юный волот рассказывал о даврахах, но твари эти давно гуляют по их краям, и степной народ научился на них охотиться и даже сосуществовать. Но яссы… и огромные змеи, дышащие огнём… Такие же, что сгубили Саттара? Почему они вернулись? Знает ли о них Траян? Мин-Лиам сжала ладонями виски и закрыла глаза. Как поступить? Дождаться Траяна или нарушить его приказ и отправить отряд на заставу? За окном сыпал бурыми листьями старый могучий рхар. Вернётся до первого снега… Успеет ли? * Пол ночи Най-Лим ворочался в постели, раз за разом продумывая разговор с сестрой, пока окно в крыше не скрипнуло и приглушённый голос не зашептал: — Спишь? Най-Лим приподнялся на локтях: — А через дверь никак? — Нет, — надсадно буркнул Ириган в ответ, протискиваясь внутрь и спрыгивая на пол. — Таюны ещё не спят. Най-Лим смотрел на брата выжидающе, пока тот отряхивал мокрые волосы, руки и рубаху. — Дождь, — коротко пояснил он и уселся на край кровати. — Я вот зачем пришёл. Вормиру тоже не нравится Кои-Ван. Я это в лесу понял. Прежде чем рассказать всё Лаи-Лим, давай наперво с ним поговорим. Возможно, у него есть причины не доверять Кои-Вану! Если у нас будут доказательства, что мысли и дела у него чёрные, то сестра нам поверит, а иначе он скажет Лаи-Лим, что мы взъелись на него за низкий статус. Тем более ты ему в лесу угрожал язык отрезать. Най-Лим, задумавшийся было над словами брата, вдруг изумлённо взглянул на него. — Ты же спал! — Спал, — не моргнув глазом, подтвердил Ириган и расхохотался. — Я сквозь сон слышал. Едва только забрезжил рассвет, братья были на ногах. Задачей Иригана было проследить за Кои-Ваном, а Най-Лим отправился на поиски Вормира, найдя его неподалеку от казарм о чём-то разговаривающим с седым стражем. — Фатар всё ещё не вернулся, ясул. — Разве не он отправился обратно за Кои-Ваном? — вмешался в разговор Най-Лим, подавляя в сердце необъяснимую тревогу. — Верно, каан, — кмет почтительно склонился перед юношей. — Но Кои-Ван уже в Стане? — скорее уточнил, чем спросил Най-Лим, непроизвольно сжимая ладони в кулаки. — Верно, каан, — кмет вновь почтительно склонился перед ним. — А Фатара так никто и не видел? — Верно, каан. Всё это время Вормир внимательно смотрел на Най-Лима, постепенно понимая, куда тот клонит. Взмахом руки отпустив стражника, ясул вплотную подошёл к сыну Траяна, так, чтобы их разговор никому более слышен не был. — Думаешь, в исчезновении Фатара виновен Кои-Ван? — Уверен, — в тон ему ответил Най-Лим. — Но не только из-за этого я искал тебя, Вормир.