Их назовут богами. Книга 1. Седьмая Башня

      Солнце на воротах Ирия в полуденных лучах сияло ярко. И блики его, отражаясь от высоких сугробов, ослепляли. Най-Лим даже слегка прикрыл глаза ладонью, чтобы рассмотреть родной город отца. Но тут же спрятал руку в меховую накидку. Чем дальше они уходили от гор, тем морознее становилось. Таких снегов каан не то что не видел, представить себе не мог. Даже в рассказах Вормира они не казались такими сверкающими и бескрайними.       Дорога от перевала Кара-Кем до Ирия хоть и заняла немало дней, но не отяготила. В больших и малых селениях встречали их радушно, будто ждали давно. Но, главное, Най-Лиму пришлось заново присматриваться к Велиру.       — Не смотри на него так хмуро. — Ириган поднялся по скрипучему крыльцу на гульбище, к брату. Гостеприимные хозяева уже спали, как, впрочем, и остальные. В девичьей светёлке, где вместе с хозяйскими дочерьми постелили Зирфе и Зоре, уже погасла лучина. — Да, он чужак и простой ратник…       — Он — варкулот. — Най-Лим обернулся к младшему брату. — Мне дела нет до его происхождения. Мы и сами теперь в бегах. Но Велир — он же Варкулов друже. Что, если он лишь притворяется… Ир, Зирфа… она…       Ириган крепко сжал плечо брату, давая понять, что услышал и разделяет эти тревоги.       — Он её спас. — Придвинулся ближе. — Понимаешь? Он её вывез из Стана, отрёкся от Варкулы ради неё, понимаешь? И Кои-Вана он помог схватить, помнишь? Ты же видишь, как они смотрят друг на друга. В том точно нет притворства. И ты видишь, как сестра смотрит на тебя, как говорит с тобой. Ты теперь не просто брат для неё, она воспринимает тебя как Ар-Вана, вместо отца. Если воспротивишься — она не посмеет перечить. Даже в добрые времена Зирфа прислушивалась к тебе больше, чем к отцу. Чего уж говорить теперь. А они влюблены, это видно сразу. Ещё в Стане заприметил.       — О-о, — вдруг рассмеялся Най-Лим, с удивлением разглядывая младшего брата. Мороз уже изрядно щипал руки и ноги, но в дом возвращаться не хотелось совсем. — Говоришь со знанием дела. Тебе Зирфа открылась?       Вот уж это и впрямь было забавно. Сестра едва его замечала, какое уж там открыться.       — Или ты сам влюблён? — В чёрных глазах разгорались смешинки. Удивительно, как после всего пережитого Най-Лиму хватало сил смеяться, вести праздные беседы с родовичами, о предательстве Варкулы и падении Стана говорить без дрожи в голосе. «Просто он рождён быть вождём» — ни с чего вдруг шепнула ему пару дней назад Зирфа, будто в думы его заглянула. Может, и так…       — Уж не в ту ли чаровницу из племени Газала? Навайя, если верно помню её имя.       И эта была ещё одна особенность брата, которая открылась после побега — он никогда ничего и никого не забывал. А ведь сам Ириган и думать о ней забыл.       — Это была девушка с Загорья. — Ириган глубоко вздохнул и шумно, медленно выдохнул. Дыхание белым паром взвилось вверх. — Просто девушка с Загорья. Её родители — переселенцы с Родовых земель. Она была старше меня.       — Красивая? — Най-Лим облокотился на грубо вырезанные поручни.       — Очень. — Взгляд Иригана мазнул по брату и заскользил по потемневшим от времени дверным наличникам, спустился на скрипучий настил с одной прогнившей доской. — Очень добрая. Нежная…       Становилось всё интереснее и интереснее. Най-Лим согрел замёрзшие ладони дыханием.       — И, несмотря на всё это, слышу о ней впервые от тебя.       — Её сгубил Кои-Ван.       Болезненность воспоминаний отразилась в глазах Иригана, и этого более чем хватило, чтобы завершить неверно сменивший направление разговор.       Скрипнула дверь. Дыхнуло теплом и хлебом.       — Каан, — выглянул наружу Велир. — Крепчает мороз. Или зайди, или теплее оденься. Не время хворать.       Окинув ирийца задумчивым взглядом, Най-Лим чуть заметно улыбнулся младшему брату. Что ж, если Ир считает, что стоит отступить, пусть так. Что принесёт грядущий день? Неведомо. Так пусть хоть сестра будет счастлива здесь и сейчас.       — Пойдём в дом. — Похлопал младшего брата по плечу. — Я и впрямь замёрз.       Утром следующего дня, едва они покинули селение, Най-Лим отвёл сестру в сторону.       — Ты его выбрала? — глянул в сторону приближающегося Велира. То, что родович посмел вмешаться, пусть даже одним лишь присутствием — раздражало, но он молча наблюдал, как тот встаёт рядом с Зирфой, как сплетаются их пальцы, как покорно опускаются их взгляды в снискании одобрения.       — Каан, — впервые сестра назвала его не по имени. Будто в ледяную воду окунула. Зирфа — первенец, самая старшая из них четверых. Непокорная. Неугомонная.       — Ты уверена в выборе? — напомнил о своём вопросе Най-Лим, внимательно рассматривая родовича.       Впрочем, по взгляду ответ Зирфы был уже понятен, и её тихое «уверена» прозвучало скорее как довесок к нему.       Освободив руку, родович выступил чуть вперед, так, чтобы оказаться вровень со степняком, сомнения которого были более чем объяснимы. Но… Велир поднял высоко подбородок и уверенно взглянул на Най-Лима.       — Когда прибудем в Ирий, я зашлю сватов. Сделаю всё, как велят обычаи.       — Чьи обычаи? — Вздох обратился белым облачком и растворился в прозрачной синеве. — Какого из народов?       — Обоих, каан!       Леса, поля, снега. Вдали в небо поднимаются белые столбы дыма. Взгляд каана скользил по просторам чужих земель. Куда этот родович собрался засылать сватов?       — Береги мою сестру, как берёг до этого дня.       Вот и всё. Вот и отпустил. Опустил из Шатра. Отпустил из семьи. Но лучше так, чем как с Лаи-Лим. Глаза Зирфы светятся счастьем — значит, так тому и быть.       Бодрой рысью мимо промчался Милор, обгоняя растянувшийся отряд и унося вперед на своей спине Зирфу с Велиром. Следом за ним, ныряя из сугроба в сугроб, пронёсся даврах, намеренно глубоко погружаясь в снег, чтобы оседлавший его мальчишка отхватил за свою дерзость сполна. Ириган хохотал, сноровисто прижимаясь к звериной шее. Родовичи опасливо косились на громадного зверя, крепче сжимая в ладонях копья и рукояти мечей. Даже Велир, помня, на что способны даврахи, старался держать коня по другую обочину дороги, и эти «догонялки» его не забавляли.       — Ты же говорил, что эти твари — порождение сайрийской тьмы, — хмурился Лед, глядя на Немизу.       — Да, это даврах. — Лучник поправил перевязь тула, отчего стрелы в нём глухо брякнули, и обернулся на зверя. — И очень крупный. Такие на Загорье не нападали.       — Ты говорил, что они служат какой-то ей, — происходило непонятное, и это немало напрягало воеводу. Кого он ведет в Ирий?       — Не даврахи, — напомнил Немиза. — Я понятия не имею, кому служат даврахи. Я говорил про гамаюн, про птицеженщин.       — Это зверь зеленоглазого, — обернулся на бледнокожего чужака Стриба, перевёл многозначительный взгляд на Леда. — Голову даю на отсечение — это сайриец. Кому ещё может служить такая тварь?       — Прове сказал, что он мёртв, — понизил голос воевода Велего Бора. — И посмотри, Зоря совсем Лиалина не боится. Да ты посмотри на него, какой из него воин? Хочешь сказать, что вот такой мог стать погибелью Мировяза?       — И что? — Стриба натянул поводья, останавливаясь. Кивнул в сторону мальчишки-степняка, несущегося мимо верхом на даврахе. — Этот тоже не боится зверя. А Прове и ошибиться мог. Говорю тебе, зеленоглазый — это точно он.       Лед обернулся снова на кайсарову сестру — Зорю и впрямь клыкастое чудище ничуть не пугало. Да и Ярый, которого вёл под уздцы Лиалин, проявлял к зверю полнейшее равнодушие.       — Просватал сестру за ирийца, каан? — поравнялся с Най-Лимом Лиалин.       — Нашёл свою белокосую из снов, сын кузнеца? — бросил тот многозначительный взгляд на девушку, которая тут же опустила голову, пряча лицо в высоком меховом воротнике, и было непонятно, то ли стыдливый румянец залил её щёки, то ли разгорающийся рассвет так забавлялся.       Плотно слепленный комок снега чувствительно ударил каана в грудь, выбивая удивлённый «ох». Он обернулся к Лиалину и столкнулся с предупреждающим взглядом сине-зелёных глаз, мол, разболтался ты не в меру.       — Ты посмел…       Договаривать уже было некогда. Успевая увернуться от летящих комьев, Най-Лим скинул рукавицы и нагрёб полные ладони хрустящего снега, сминая их в комок. Руки обожгло холодом. И пусть! Каан прицелился и… промахнулся. Аж опешил от этого.       Пригоршня снега колко шоркнула по лицу.       Прищурив раскосые глаза, Най-Лим медленно стёр со лба и щёк быстро тающие жгуче-холодные хлопья, шмыгнул носом и кинулся на Лиалина, обхватывая того за пояс и заваливая с головой в сугроб.       Друже внезапно остановился, отчего Ириган за малым не полетел на землю, едва успевая ухватиться за жёсткие звериные уши. Даврах опустил голову, внимательно прислушиваясь к возмущённым выкрикам и смеху. Фыркнул и порысачил дальше.       Незаметно выдохнув, Зирфа отпустила рукоять кинжала, незаметно расправила сжатые до белизны в костяшках пальцы и нервно улыбнулась, с усилием подавляя всколыхнувшееся желание вернуться в Степь. Прямо сейчас. Немедленно. Ещё раз взглянула на братьев и медленно выдохнула. Хоть отцова родина не пришлась ей по сердцу, уходить было рано, опасно.       Отвернувшись от пыхтящих, провалившихся по колено, а то и глубже в снег и теперь барахтающихся там как рыбы на мелководье парней, Лед цыкнул и усмешкой глянул на Стрибу:       — Дитя Вечерней Звезды, говоришь? Погибель Мировязова? Да он — просто дитя!       Недовольно дёрнув уголком рта, Стриба отвернулся в сторону леса, чтобы вольным ветром отпустить испортившееся настроение. Мохнатые ветви вдоль дороги всколыхнулись, закачались, рассыпая по сугробам свои сверкающие шапки.       Вроде полегчало…       И вот долгий путь привёл их к городским вратам. Най-Лим глянул на поравнявшегося Леда, и тот кивнул в ответ. Зачем? Было в этом кивке нечто покровительственное. Так часто делал он сам, глядя на Иригана. Так часто делал Вормир, когда был доволен достигнутыми успехами сыновей Траяна. Такой кивок всегда означал поддержку, одобрение. Но Иригану он был старшим братом, а ясул — им обоим учителем, наставником, защитником. А Лед? Кто он такой? Друг отцовой юности.       Толкнув пятками в лошадиные бока, Най-Лим въехал следом за воеводой в Ирий.       Огромный город сиял в лучах полуденного солнца. Высокие терема, резные ставни, длинные улицы. Разместили их в большой избе на три комнаты, с баней в пристрое. Дородная баба с почти выцветшим зелёным синяком на пол-лица и шрамом свежим на лбу принесла чистое исподнее да простыни.       — Одеяла там, — кивнула на сундук за печью. — И подушки тоже. Хорошие, только этой осенью набила. Если чего понадобится, кликните Федотью, меня, то бишь. Или Поляна, мужа моего. Баня ужо истоплена, можно мыться.       Окинула косым взглядом степняков, будто засомневалась — моются ли те вообще, и вышла, плотно притворив за собой дверь. Глухо брякнула щеколда, заперла их, значит.       — Гостеприимно, — усмехнулся Лиалин, скинул полушубок на лавку и прошёл к горячей печи руки согреть. Пальцы от мороза аж скрючило. Но это ерунда. Тревожило то, что родовичи Лед и Стриба увели Зорю с собой. От этого в груди будто что-то болезненно переворачивалось, мозжило, сдавливало дыхание.       Даврах вытянулся у входа, занялся выкусыванием ледышек из лап.       — Хорошая изба, просторная. Чистая. Недавно поставили, — Зирфа подбоченилась и осмотрелась. — Хотя… У них тут недавно половину города заново отстраивали. Да и по сей день строят.       — Почему? — Най-Лим чуть сдвинул занавесь с окна и осмотрел двор. Пусто. Коней увели. Мимо дома туда-сюда ирийские вои прогуливались.       То, что их заперли вместе с вновь пришлыми, не удивляло. Насколько Перун недоверчив, Велир проверил на себе. А уж коли объявились ещё гости из Великой Степи, то поселить их вместе — вполне разумно.       — Говорят, умертвия на город напали, — Велир подошёл к сундуку за периной. Забрал верхние две, отнес в смежную небольшую комнату, стена которой была печной стенкой, а потому комната прогрелась быстро. Даже от пола уже не тянуло холодом. Не сговариваясь, там Зирфе и постелили. — И, говорят, вёл их Варкула.       Най-Лим отпустил занавеску и обернулся на Велира. Ириган, устало развалившийся было на лавке, резко сел, глянул на брата, на Лина.       — Иди первой, устала ты, — Велир кивнул в сторону низенькой двери, ведущей в баню. — А я пока Федотье крикну, чтобы еды принесла.       — А сам-то не устал? — Зирфа подошла ближе, чтобы говорить тише. — Ты лучше скажи, чтоб Федотья настойку от Велимудра принесла. Тебе её до весны пить.       Но никого кликать не пришлось. Едва Зирфа скрылась за дверью, женщина пришла сама, вместе с мужиком, тащившим корзину с ещё хлебом и тёплыми чугунками и кувшином. Внутрь входить не стала. Отомкнула засов, постучала громко, дождалась, пока заберут еду с крыльца, и вновь торопливо заперла дверь.       Лиалин только переглянулся с братьями, разбиравшими корзину, головой покачал да усмехнулся. А Друже вновь развалился у входа.       Может, усталость сделала своё дело, а может, чего в узвар подмешали, но только сил всем едва хватило, чтобы ополоснуться с дороги. А там, где сон сморил, до утра и остались. Ночью то ли в дверь толкнулся кто, то ли метель разыгралась, но встреченные предупреждающим рычанием давраха угомонились, не тревожа спящих до самого утра.       Как только рассвело, в окно громко постучали. Аж стёкла задребезжали. Лиалин легонько толкнул Най-Лима в плечо.       — Каан, просыпайся. Давай же, — зашептал громко, отчего проснулись и Велир, и Ириган.       Собирались быстро, молча, только побрякивали височные кольца на очелье Зирфы, пока она косы наскоро переплетала.       — Это Руевит — воевода Ирия, — пояснил Велир, когда они вышли на крыльцо. — А рядом с ним — Прове, Слышащий Мировяза.       Най-Лим чуть заметно кивнул головой, запоминая, и натянул рукавицы. Как же холодно в отцовых землях. К воеводе спустился первым.       — Зверя заприте в избе, — не приветствуя, приказал Руевит.       — У вас изб таких нет, чтобы зверя моего удержать, — беззлобно усмехнулся Лиалин и встал по правое плечо от Най-Лима.       — И тебе доброго дня, воевода. — Най-Лим дождался, пока все соберутся внизу. — Друже с нами пойдёт. Так вам же будет спокойнее.       Руевит сжал кулаки до белизны в костяшках. Возразить — значит, вступить в перепалку. Неприемлемо. Выдохнул. С прищуром взглянул на мальчишку.       — Что ж, раз каан так уверен, спорить не стану.       Согласие далось воеводе непросто, и Най-Лим это оценил. Значит, несмотря на опасения, всё-таки они не пленники. Просто родовичи настороже. Что ж, это объяснимо.       Грозовой Терем братьев-кайсаров вызывал неподдельное восхищение. И становилось понятно, чем вдохновлялся отец, возводя Вершие Палаты в Стане. И всё же Ирий — не Стан. Как бы ни были хороши его расписные ставни да резные крылечки, как бы ни искрились снега — всё было здесь чужим.       Расположившись на лавках, застеленных пушистыми шкурами, братья-кайсары внимательно слушали старшего из сыновей Траяна, никак не выказывая своей заинтересованности. Для всех собравшихся в передней Грозового Терема родовичей Най-Лим был просто степняком. Нет, не просто степняком, а несущим в себе скрытую, а быть может, и явную угрозу степняком. Лед в очередной раз покосился на лежащего у ног Лиалина давраха и нервно хрустнул костяшками, чем привлёк к себе всеобщее внимание.       — Ний всего лишь воевода мелкой окраинной заставы, — недовольно скривив губы, хмыкнул Лед. — Что он может против нас.       — Загорье возводилось по подобию Велего Бора. — Най-Лим лишь на мгновенье перевёл взгляд на Леда, но этого хватило, чтобы вызвать тихую усмешку у Стрибы, мол, как он тебя лихо на место усадил, воевода. — Но сила его не в этом. Ний — сын Кумарби, что при моём деде Ар-Ване Чаддаре был ясулом. Дед безмерно доверял своему ясулу, как отец — Вормиру. Все угеды и бии знали, что дети Кумарби росли вместе с детьми Ар-Вана, что старший сын Кумарби — Арш-Авар — однажды станет ясулом каана Саттара, что средний сын Кумарби — Ниян — однажды заберёт дочь вождя в свой шатёр. Все бии и угеды знали, что каан Саттар будет следующим Ар-Ваном Великой Степи, а союз Нияна и моей матушки считался решённым. Но на своей последней Большой Охоте каан Саттар погиб вместе с Арш-Аваром, и моя матушка осталась единственным ребёнком Ар-Вана, её союз с Нияном дед разорвал. — Най-Лим задумчиво свёл брови на переносице, вспоминая немногословные материны рассказы о Саттаре. Матушка вспоминала о брате всегда с большой любовью и большой болью в сердце. Тогда, в детстве, решение деда казалось ему единственно правильным, но сейчас вдруг пришло на ум: почему Чаддар не предложил на Кур-тае Нияна в Ар-Ваны как мужа своей дочери? Несмотря на свою молодость, Ниян уже был известен угедам как бесстрашный и отважный воин, верный Великому Шатру. Его бы избрали без споров. Однако дед всё решил по-другому и пригласил названого брата кайсаров Родовых Земель ирийца Траяна посетить Великую Степь. И ему, чужеземцу, просватал свою дочь. Это было верное решение. Этот союз принёс мир и процветание в Великую Степь. Да, возможно, Ниян как Ар-Ван не сумел бы сделать всего, что удалось чужеземцу Траяну. Возможно, Великая Степь и Родовы Земли и по сей день были бы красны от крови своих детей, но… До гибели Саттара дед и не мыслил о союзе с родовичами. А ясул Кумарби? Так ли был велик позор, что его старший сын не уберёг каана, чтобы вскрывать себе ярганом живот? А Ниян с Ниамой, они были деду как родные дети, так почему их выслали на самую окраину степи, в только строящуюся заставу?       Родовичи не перебивали, хотя и знали всю эту историю много лучше мальчишки, сидящего напротив. Это их друже навсегда покинул родные земли, чтобы установить мир меж двумя испокон веков враждующими народами. Это они гуляли на его свадьбе с Мин-Лиам, и они же заливали сбродившим мёдом его измученное по Ниаме сердце. Но как только закончились гулянья, они ушли, а Вормир не смог. Остался в Степи. Теперь навеки.       — Так вот, — Най-Лим поднял на Перуна взгляд, — племена Великой Степи хорошо знают Нияна и отлично помнят: кто он и что его связывало с Большим Шатром. Я уверен, Ний станет Сур-Ваном. Он достаточно умён и хитёр для этого, — Най-Лим говорил открыто. Не для того они с братом перешли горы, чтобы лукавить сейчас. Родовичи им были очень нужны как союзники, но любой союз должен нести выгоду для обеих сторон. Быть может, позови их на помощь отец, кайсары бы и явились, не раздумывая. По былой дружбе. Но отца нет. Мать убита. А что могут предложить два беглеца?       — И если такое случится, сколько племён останется верным тебе, каан? — Перун намеренно назвал мальчишку не по имени. Сын Траяна пришел договариваться как правитель, просить поддержки мечом и копьём, но стоит ли он сам и его степь жизней родовичей? Вот в этом Перун сильно сомневался. Зеретарские горы высоки, крепки и опасны. За ними можно надёжно укрыться на многие лета, собрать войско и разбить наголову и Ния, и предателя Варкулу. Он переглянулся с Дашубой и уже было собрался предложить беглецам убежище — хлеб, кров, тихую жизнь, — когда в разговор вмешался младший из Траяновых сыновей, вёсен пятнадцати-шестнадцати от роду.       — Не смотрите на брата так. — Ириган отодвинул миску с нетронутой мясной похлебкой и, прищурившись, отчего большие раскосые глаза превратились в щёлочки, поднял взгляд на Перуна. — Да, если Ниян сумеет стать Сур-Ваном, то получит большую силу, но я уверен, крупнейшие племена за ним не пойдут. На Большой Охоте угед Газал поклялся брату в верности. А бий Мин-Таши — вождь солто — слишком любил свою сестру, Ай-Ван Мин-Лиам, чтобы предать Шатёр. А это уже два крупнейших племени Великой Степи. Но я уверен, верных будет больше, чем предателей. Степной народ очень любит своего каана!       Перун едва сдержал улыбку — этот мальчишка гораздо больше походил на Траяна, чем его старший брат, — на Най-Лима же перевёл уже серьёзный взгляд.       — И если вы решили отсидеться за горами, — угадывая мысли кайсара, громко вмешалась Зирфа, — то напрасно. В войске Ния и Варкулы птицеженщины, для них перелететь через горы — пустяк. Не так ли, Велир?       — Я этих чудищ видел лишь издалека и уже говорил об том. И Немиза тоже рассказывал. Стан брали нелюди. Такие же, что напали на заставу Загорье. Яссы, халы, даврахи. — Велир покосился на зверя, улёгшегося возле ног Лиалина. — А в небе кружили огромные птицы. И это я тоже уже рассказывал.       — И я их видел! — поддакнул Ириган. — Всех! С крыши терема. А ещё Велир сказал, что на Ирий напали умертвия.       — И вы думаете, что от всех них вас укроют Зеретарские горы? — закончила вместо младшего брата Зирфа.       — Варкула знает, как сражаются и мыслят родовичи, Ний — как бьётся и о чём думает степной народ, — Най-Лим уверенно подводил кайсаров к мысли, что ему нужна их помощь не меньше, чем им — его. — Они уже объединились. Вы во всех своих воеводах и воях уверены?       Дверь с сеней тихонько скрипнула. Слегка развеивая нарастающее напряжение, по полу потянулся сквозняк. В терем, румяная с мороза, вошла Зоря. Стряхнула с тёплого напорошивший снег. Кого-то поблагодарила улыбкой, забирая деревянный лоток.       — Вот, — с тихим стуком положила на стол, — Федотья напекла. Угощает. Берите-берите, пока горячие.       Старательно не замечая хмурых взглядов братьев, девушка, с доброй улыбкой раздавая пирожки, обошла собравшихся. Дошла до Зирфы, смахнула с лавки несуществующие крошки и уселась рядом. Всем своим видом выказывая твёрдое решение остаться. Перун нахмурился ещё сильнее, наблюдая, как на шее сестры от волнения учащённо бьётся жилка. Что ж, добро. Кайсар отвёл взгляд от Зори на лучника.       — На этот город действительно напали умертвия? — Лиалин окинул родовичей испытующим взглядом, будто не верил им. — Их точно вёл Варкула?       — Точно, — бросил хмуро Лед.       — Я бы не поручился. — Немиза пересел ближе к Лиалину. Даврах поднял голову, глаза предупреждающе полыхнули красным, но, не уловив враждебности, улёгся обратно. — Понимаешь, я бы сказал, что за ним незримо стояла женщина. Я её не видел. Но уверен, она была там. И она, точно тебе говорю, не всегда была Варкуле союзницей. Слышал про Юдов перевал?       То ли вопрос ради вопроса, то ли вопрос с подвохом — Лин не понял, поскольку, живя в относительной близости от Загорья, не знать о Юдовом перевале было невозможно.       — Перед перевалом, когда мы ушли с заставы, то не успели добраться до гор засветло. Варкула хоть и торопился больше остальных, но ступить на перевал ночью не решился. Мы разбили лагерь. Я никаких снов не видел. Сагал тоже, он с нами был тогда. Но другие поутру сказывали, что к ним в шатёрки заходила невообразимой красоты женщина. И каждого… И с каждым…       Немиза вдруг закашлялся, а кончики его ушей вспыхнули алым.       — С каждым она разделила ложе, — наконец подобрал подходящие слова, — но сама так и не насытилась.       — Ты этого не рассказывал, — нахмурился Лед.       — Так никто из вас и не спрашивал об этом, — лучник открыто посмотрел на воеводу. — Вы все хотели знать — кто она. А я не знаю.       — А Варкула? — вдруг заговорил молчавший до это Дашуба. Всё, что сейчас он услышал, внесло лишь бо́льшую сумятицу в мысли и планы.       — Тайрун ничего не говорил, — продолжил, словно и не прерывали его, Немиза, — да и не слушал никого, даже Сагала. Но он… Что-то с ним было не так, неправильно…       — А, — будто что-то припоминая, Най-Лим развернулся к Зирфе. — Помнишь Кои-Вана?       От упоминания кмета-убийцы Зирфу едва не передернуло от живо возникших перед глазами воспоминаний.       — Конечно, брат, — негромко согласилась она, стараясь угадать, к чему тот вдруг заговорил об этом нелюде.       — Помнишь, ты говорила, что с ним было что-то не так? — подводил к нужной мысли сестру Най-Лим.       И Зирфа это понимала, но никак не могла уловить, к чему именно он клонит.       — Да он всегда был мразью! — стиснул зубы Ириган, мотнул головой в сторону лучника. — Немиза не хуже моего это знает.       — Нет, — озарило Зирфу. — Тогда, в перелеске, он будто сам не свой был. Будто кто вселился в него.       — Да, — поддержал Велир. — Он всё с кем-то спорил. Кому-то кричал. Степняк кого-то до смерти боялся.       — А потом появилась девушка, — разгорелись глаза Зирфы. — Простоволосая, полупрозрачная. Пела песенки странные и играла с куколкой.       — С куколкой? — недоверчиво переспросил Дашуба, подозревая, что гости недобро шутят с ними, но Прове согласно качнул головой, он всё это видел в памяти Велира.       — На Юдовом перевале тоже была женщина, — вдруг вспомнил Велир. — Когда мы впервые пересекали Юдов перевал. Я её смех до сих пор помню. А потом случился обвал, и много воев погибло, и многих покалечило. И я помню тёмный женский силуэт, он будто с пылью осел. Варкула был очень напуган, вот не так, как я, или Сагал, или кто другой из нашей дружины. — Велир сжал-разжал кулак, подбирая слова. — Он будто узнал что-то. И, да! Именно с того дня друже изменился! Стал угрюмее, молчаливее.       Прове тоже больше не желал оставаться в стороне и пересел ближе. За несколько последних лет его видения утратили чёткость и ясность, а догадки, увы, не всегда оказывались верными. Он хотел, он очень хотел знать больше, чтобы понимать, чтобы спасти свой народ, спасти Мировяз. В первое мгновение, увидев зеленоглазого и бледнокожего чужака, идущего по улицам Ирия, Слыщащий припомнил давние видения, в которых этот чужак вот так же шёл по этой же улице и рядом с ним рысачил этот же зверь, охраняя. Но… залитый кровью и устланный телами павших Ирий полыхал, почти как в ту страшную ночь, а не сверкал в лучах зимнего солнца. И пришел он в Ирий не с детьми Траяна и не с сестрой братьев-кайсаров, а с несметным войском живых и мёртвых, людей и чудищ, чернью затянувших Родовы земли до горизонта.       И Прове охватывали сомнения: что же виделось ему тогда — морок или грядущее? Если морок — то значит ли, что гибель их миру не предначертана и никогда не была? И он так страшно ошибся?       Старец дрогнувшей рукой огладил седую бороду, вспоминая об убитых Боруме и Марьяне.       А если привиделось ему грядущее? То может ли юнец, что сейчас переговаривается со старшим сыном Траяна, переглядывается с Зорей — сестрой братьев-кайсаров — и ест с ирийцами с одного стола, обратиться непобедимым чудовищем и разрушить не только Ирий, но и весь Мировяз, вырвав его из Полотна Мирозданья? И не оттого ли это случится, что узнает он, кто сгубил его названых родителей? От этих мыслей лишь на одно короткое мгновенье Слышащему подурнело: не сами ли они накликают на свои головы эту беду неминучую?       — Нет, Варкула не был как ваш кмет. Он никого не боялся, но был мрачен, задумчив и зол. И много думал! Но когда мы ступили на юдов перевал, — Немиза обернулся на Леда, — там тоже была женщина. Именно ей подчинялись гамаюн, напавшие на нас. А потом, когда мы отбились от птицеженщин и добрались до Велего Бора, она вновь приходила к нашим воям.       А вот это Лед помнил. И очень хорошо. Варкулоты кричали, стонали, бредили, молили о помощи и умирали, так и не приходя в сознание. Одни иссыхали на глазах, другие навечно застывали с перекошенными от ужаса лицами и скрюченными руками.       — Да кто ж на такое вообще способен — во снах убивать? — тихо ахнула Зоря, слушая слова лучника и воеводы. И вдруг сердце как огнём опалило, подняла глаза на Лиалина. Сцепила под столом задрожавшие ладони — так страшно было слушать про умирающих в Велем Бору воев. Но ещё страшнее было осознавать, что и она сама едва не сотворила.       Услышав девушку, Ириган бросил быстрый взгляд на Лина, затем на брата, но оба старших были удивительно невозмутимы. Най-Лим попросил Лиалина долить ему сладкого ягодного киселя, тот шепнул Немизе, лучник — Леду, и уже воевода наполнял каану стакан.       — И выходит так, что ваш враг родился из вашей нечисти, — Лиалин поднял нечитаемый взгляд на Перуна.       — Что значит «из нашей нечисти»? — выпрямил спину Дашуба, желая понять, это из кого-то конкретного она возникла или сайриец имел в виду нечто обобщающее всех родовичей.       — Юда! — вдруг догадался Велир и обернулся к Немизе. — Юдов перевал! С него всё началось! Я уверен, она оттуда. Это юда!       Лицо Прове посерело.       — Да как же нечисть простая на такое оказалась способной? — Голос старика дрогнул.       — А это надо узнать, — с недобрым прищуром Стриба глянул на Лиалина, не верилось ему, что зеленоглазый чужак не связан с происходящим. Переглянулся с застывшим у дверей воеводой Руевитом, это ведь вои его дружины седой пылью осели в Хладном лесу у Зеретарских гор. Прове всё твердил, что с ними сгинуло и дитя Сайрийи. Но это ж совсем слепым надо быть, чтобы не видеть, кто сидит с ними за одним столом. Да кто ещё сумеет привести с собой такое чудище, если не сайриец? Отродясь на Мировязе тварей таких не бывало.       И Стриба собрался заговорить об этом, но Прове, поднимаясь с лавки, неожиданно упёрся посохом в его беспечно выставленную ногу. Так больно, аж мошки цветные перед глазами замельтешили.       — А лютует эта нечисть в Великой Степи, — Дашуба перебросился с Перуном многоговорящим взглядом и добавил: — пока.       И всем стало понятно, о чём призадумались братья-кайсары. Перун молча поднялся с лавки, обошёл стол и, остановившись возле Най-Лима, протянул ему руку:       — Каан Великой Степи, горестно нам, что Варкула, друг наш былой, принёс в дом твой и земли твои вражду и злодейство неслыханное. Так пусть наш союз вернёт мир в Степь и защитит Родовы Земли.       Ириган с волнением смотрел, как брат обменивается с ирийским кайсаром локтевым рукопожатием. Най-Лим был моложе Перуна, ниже и уже в плечах, но в это мгновение они казались равными по силе и воле своих стремлений.       Затянулся совет до вечерней зари. Уже знакомая, а к вечеру и улыбчивая Федотья трижды сноровисто заправляла стол расшитой красным сложным узором скатертью, расставляла горшки со щами да кашами, яндову с медовым хмелем, чарки, миски, плошки, кандюшку с топлёным маслом, горячий хлеб, сладкие лепёшки. Муж её Полян по полудню занёс остромордую сине-сизую рыбу длиною в полстола, обложенную парёными овоштами, зажаренные до румяных корочек птичьи тушки. Столько всего было, что не то что перепробовать — не всё упомнить удавалось.       Распоясавшись, Перун пересел к Най-Лиму и с улыбкой похлопал его по плечу как своего, родного.       — Мы ведь с батюшкой твоим сызмальства… и в миру и в бою — вместе. Ох, и поозорничали мы с ним…       Предаваясь воспоминаниям об общей с Траяном юности, кайсар много чего повспоминал. И как яйца из птичьих гнёзд таскали, да в овраг свалились. И как девиц у речки пугали, а потом ловили с ними уплывающие за излучину рубахи. И как впервые схлестнулись со степняками на перевале Кара-Кем.       — Вот тогда мы зазнакомились с дядькой твоим Саттаром. — Перун задрал рукав до плеча, покрасовался длинным кривым шрамом от яргана, усмехнулся беззлобно. — За такой подарочек я ему отвесил сполна. Лихой он был, Саттар-то, но справедливый. Дед твой, Ар-Ван Чаддар, дочь свою за Траяна не в спешке отдавал, знал, за кого. Саттар ведь у нас, в Ирие бывал. Мы его тогда в полон взяли. Но не удержали. — Громко рассмеялся, припоминая, как всё тогда случилось. — А потом сам он приехал, за миром, и сильно с Траяном сдружился. Вот за этим столом не одну чарку мёда выпили мы с ним. Диковинно, что такой воин погиб на охоте, вот так запросто. Друже у него лютый был. Арш-Авар, говоришь, его звали? Ох, лютый. Много наших посёк тогда. Мы тоже долгов не делали, — усмехнулся невесело. — Но то былое теперь, прошлое. Он-то и вызволил от нас Саттара. Как такой мог недосмотреть?       На это ни у кого из степняков ответа не было, да и не удивляло их ничего. Большая Охота — она такая, всякое на ней случается.       Чарки вновь наполнились сбродившим мёдом.       Первым из-за стола поднялся порядком захмелевший Дашуба, остальные следом.       — Отдыхайте, гости дорогие. По городу нашему погуляйте, осмотритесь. А как отоспитесь, мы вас снова позовём в терем свой. Теперича многое нам обговорить и сделать будет надобно. *       Чем сильнее сгущались сумерки, тем тише становился Ирий. Разгорались огни на надвратных башнях и в окнах домов. И казалось, что небо отражается в Ирие, как на озёрной глади. Красиво. Лиалин поплотнее запахнул тулуп, глубоко вдохнул морозный воздух. Вроде полегчало. Со вчерашнего дня, как в Ирий вошли, неладное начало твориться со светичем. Внутри давило и ныло так, что здраво мыслить становилось сложно. А после вече у Перуна и вовсе воздуха хватать перестало. Тьма внутри пыхтела, как каша в чугунке, норовя выплеснуться и взвиться смрадным туманом, как тогда, в лесу. Это пугало неимоверно. До ужаса, до озноба. Он больше не хотел вновь, истекая скверной, беспомощно, в одиночестве медленно умирать.       Мысли, что вьюжили, вихрились в голове, потихоньку оседали друг на друга, создавая непростой узор. Лин до боли сжал в ладони, курящейся тёмной дымкой, кованое деревце на груди — последний подарок отца.       — Жди, — едва слышно шепнул давраху и спустился по поскрипывающим ступеням во двор.       Недовольно заворчав, Друже тяжело сгрохотал по доскам, растягиваясь едва ли не во всё крыльцо. Домой не вернулся. Его стая недавно перешла горы и, следуя призыву вожака, уже двигалась сюда, но всё ещё была слишком далеко. Уложив огромную голову на лапы, зверь следил за растворяющимся в сумраке силуэтом хозяина.       Найти дорогу к кайсаровому терему — задача нехитрая: башенки его красиво высились над простыми избами. Лиалин осмотрелся по сторонам — тихо и пусто. В тёмных окнах терема не светились лучины. Тьма внутри дыхнула на светич лютым холодом. Схватившись за отворот тулупа на груди, Лиалин согнулся вдвое от нахлынувшей ледяной волной боли, стиснув, чтобы не взвыть, зубы до скрежета. Чёрное пламя вновь пожирало его изнутри, отражаясь тёмными всполохами в глазах. Лиалин шумно носом втянул воздух, сжимая кулаки и усилием воли загоняя скверну обратно.       — Лиалин. — Тёплые тонкие пальцы коснулись его лица, вынуждая поднять взгляд. В темноте из-за мельтешащих вокруг кровавых «мошек» он не сразу разглядел Зорю, скорее нутром угадал, кто перед ним. Девушка подняла голову, стараясь заглянуть в глаза сайрийцу. Множество слов таяло на губах вместе со снежинками, так и не обратившись звуком. Его тоску, его страх, его боль она теперь ощущала как свою. А может, так было всегда, просто раньше не понимала, отчего так стонало её сердце, когда по наущению Прове во снах своих искала и сжигала «мировязову погибель». Лин коснулся мёрзлой ладонью девичьих пальцев и закрыл на мгновение глаза, чувствуя, как их тепло проникает в него через кожу прямо в светич.       — Спаси меня, — прошептал он, опускаясь перед дочерью Мировяза на колени. Обнимая её за ноги так, как хватаются утопающие за соломинку.       Зоря застыла, не смея пошевелиться. «Спаси меня» эхом звучало в голове, проникая глубоко в сердце.       «Спаси меня…» наполнило весь её мир, ничего не оставляя вокруг.       Её руки покрыли голову уткнувшегося ей живот сайрийца и мягко погрузились в чёрные растрёпанные ветром заснеженные кудри. Послышалось тихое шипение, будто водой на раскаленные угли брызнули. *       Приотворилась дверь, и в избу щедро полился звёздный свет. Потянуло холодом. Тихо заскрипели половицы под осторожной звериной поступью. Чутко дремавший Най-Лим открыл глаза и, заложив руку под голову, внимательно наблюдал, как даврах прошёл к печи и улёгся в тёплом углу.       Брякнул, закрываясь, засов, и в избе вновь стало темнее. В тихом сумраке задвигалась высокая тень. Каан молча уселся на сеннике, широко расставил согнутые в коленях ноги и облокотился на них руками. На полатях за печкой уже давно спали Ириган с Велиром. На самой печи, раскидав чёрные косы, мирно дышала Зирфа. Сообразительная Федотья быстро смекнула, что пришлые — гости для кайсаров важные, и, пока те заседали в Грозовом Тереме, отыскала по соседям новую перину и притащила в их избу. Правда, только одну. А потому спала на ней Зирфа, её же соломенник постелили на лавке для сына кузнеца.       — Не спится, каан? — Лиалин присел рядом, вынуждая степняка подвинуться. Не дождался ответа и, подавшись вперёд, спросил полушёпотом: — Отчего смолчал на вече, не сказал, что знаешь обо мне и моей… сестре? Ты пришёл просить у кайсаров помощи, не разумно ли отдать им то, что они так упорно ищут? Это могло упрочить твою значимость.       Най-Лим многозначительно покосился на давраха, и, когда заговорил, в голосе отчётливо слышались смешинки:       — Надолго ли? — И уже серьёзно добавил: — Мы ели с тобой одну еду и спали у одного костра, а кого ищут родовичи — мне неведомо.       Отстранившись, сайриец внимательно посмотрел на степняка.       Ветер тоскливо завыл в печной трубе, острее очерчивая повисшую тишину. Разгулявшаяся метель снежными вихрями билась в окна, узорно расписанные крепчающим морозом.