***
Свадьбу решили справить по степняцким обычаям, и о том не спорили. Гулять тоже решили широко, так чтобы до Степи долетели вести о том, что их каан жив и выдает свою сестру за побратима кайсаров, а те чтут их обычаи. Чтобы Ний и Варкула знали, что в Родовых Землях их ждут и готовить встретить. Вот только степняков в Ирии можно было по пальцам пересчитать: сами Трояновы дети и еще двое из Великой Степи — лучник с Загорья Немиза и сын кузнеца Лиалин. Но едва полетела весть, о том, что кайсаровы гости — это наследник Большого Шатра с братом и сестрой, как в Ирий потянулись давние переселенцы и их дети. Кто почтение выразить, кто помощь предложить, а кто и просто удостовериться — не врут ли кайсары. На то и был расчет. Ведь как вести о смерти каана перелетели через Зеретарские горы, так обратно о том, что жив, вернуться могут. Глядя, как оживляются улицы Ирия новыми лицами, Перун довольно потирал подбородок. Что ж, у непокорного и буйного нравом степного народа есть единая на всех слабость — верность Большому шатру. И пока каан жив и в здравии, никакому Сур-Вану не бывать. Заявить открыто о Най-Лиме сразу они не могли. Не готовы были. Но за зиму города и заставы укрепились стенами, запаслись оружием, прочистили колодцы. И не только. Эти свадебные гуляния должны были развеять сгущающиеся к концу зимы мрачные настроения в народе, укрепить братские отношения между родовичами и степняками, что осели когда-то по эту сторону Зеретарских гор, а также стать предупреждением для Варкулы и Ния. Иногда Перуну казалось, что Дашубе жаль дочь Траяна, оттого и старался исполнить всё её пожелания. Сам же Перун тоже не стоял в стороне, однако причиной тому была не жалость, а уважение, что вызывали в нем старший сын и старшая дочь Ар-Вана. Именно Ар-Вана, а не просто побратима Траяна. Истинные хозяева Большого Шатра. Всё понимали и принимали. На общем совете уговорились сочесть за сватовство то рукобитие ранним давнишним утром. Однако подарки от «сватов» «сторону невесты» принять заставили: скот, меха, драгоценности, ткани, утварь новую домашнюю. На том же совете кайсары объявили, что как только свадьбу Велир с Зирфой сыграют, братья ее переберутся в Грозовой терем, освобождая дом молодым. Пока же туда съехали только Велир и Лиалин. У ирийских мастериц в руках работа спорилась. Из синей объяри только по научению Зирфы сшили они ей свадебный наряд, украшенный золотыми петельками, кисточками и бусинами. От ворота по груди и до самого края подола ручьем лилась-сверкала вышивка из самоцветов и белого зерна. Все примерки Зирфа выносила молча, подолгу могла стоять недвижимо, будто неживая. Но то лишь с виду так казалось. В мыслях же своих она то возвращалась в степь, то в Вершие Палаты, то такой любимый Тайный Сад. Там, в воспоминаниях, заливалась в смущении румянцем Лаи-Лим, со строгой любовью смотрела мать и смеялись братья. Там, в воспоминаниях, был так сладок чарак и так сочен раиш . А потом Зирфа приходила в себя и перед глазами снова мелькали чужие лица уставших искусниц. Но чем ближе становился день свадьбы, тем тревожней делалось на сердце старшей дочери Ар-Вана. И не столько за себя, сколько из-за брата. В том, что кайсары позаботятся об их безопасности, она не сомневалась, но Ний был хитрее и изворотливей, чем они себе представляли. До кого слухи о том, что Най-Лим жив, долетят быстрее? До Мин-Таши с Газалом, если они ещё преданы Большому Шатру, или до Нияна с Варкулой? Ощупав юбку со всех сторон, Зирфа прикинула в уме, как незаметно там спрятать нож. Заверения родовичей, конечно, надежны, но свой клинок надёжнее. А еще надёжнее тот, чей зверь до сих пор наводит ужас на ирийцев. Потратив немало времени и еще больше терпения, Зирфа таки сумела приготовить, и весьма сносно, чарак. Даже Най-Лим одобрительно хмыкнул, с сосредоточенным видом распробовав плод неимоверных усилий сестры. — А знаешь, даже немного похоже, — заключил он и потянулся ко второму шарику, за что тут же получил звонкий шлепок по ладони. — Это для Зори! — предупреждающе-угрожающе вскинула указательный палец Зирфа. — О-о, — понимающе качнул головой Ириган. — Дружить с названой сестрой будущего мужа — мудро. — А для вас оставила у окна, — кивнула в нужную сторону, на ходу запахивая и застегивая у во́рота на золоченые петлицы замысловатые узлы-застежки длинный дээл из шкуры сырыка, поправила высокий воротник, опоясалась в несколько раз кушаком. Подхватила миску с угощением и вышла за дверь. В отличие от большинства, союз кайсаровой сестры с сыном кузнеца не был для нее тайной. Да и уж какие тайны, если эти двое, Най-Лим и Лиалин, будто неразлучники, а даврах ест у Иригана с руки. Ирийка встретила её радушно, как давнюю подругу, пригласила к столу. Глядя, как искренне изумляется гостинцу Зоря, Зирфа и сама невольно заулыбалась. — Это же так вкусно! — прикрывая полный рот одной ладошкой, Зоря второй тянулась к следующему шарику. — Не могу понять, из чего сделано. Орехи, мед?.. Но ответить Зирфа не успела. Дверь тихонько скрипнула и в горницу вошел Лиалин. Едва заметное изумление проскользнуло в бирюзовых глазах при виде гостьи. — Ладо мой, — торопливо дожевывая, Зоря поднялась с лавки и шагнула навстречу мужу, то коснулся ее макушки легким поцелуем. — Вы поговорите, а я… — Положа руку на сердце, я к тебе пришла, — поспешила остановить его Зирфа и почти виновато взглянула на Зорю. — Мне надо поговорить с твоим мужем с глазу глаз. Что Зоря ему шепнула, она не расслышала, но Лиалин качнул головой, соглашаясь с чем-то. Дверь вновь тихонько скрипнула, оставляя их наедине. — Что случилось? — уселся напротив девушки. — Защити Най-Лима, — без предисловий, прямо в лоб, попросила она, отчего Лин с мгновение удивленно смотрел на степнячку. — Перун же сказал, что вас будет охранять воевода Ирия — Руевит. — Видела я этого Руевита, — за малым не фыркнула презрительно Зирфа. — Могуч, статен, грозен и, наверняка, на поле брани страшен, но если Ниян подошлет убийц, то что какой будет от него прок? — Так не он один, Перун с дюжину воев из ирийской дружины подрядил беречь вас. Ещё Лед и Немиза… — Я видела, что ты творил с сухим цветком. И не только! — стиснув пальцы до боли, в волнении перебила его Зирфа. Она бы никогда не решила признаться, что в любопытстве своем поглядывала за сыном кузнеца, когда тот "оживлял" цветок и "баловался" с грызнями и фархами, возвращая одних, обращая в прах других. Но чутье подсказывало, что Лин собирался отказать ей. — Я не прошу за всех, только за Най-Лима. Ты можешь! А эти… Пока они во главе с бородачом свои мечи вынимать будут, мы все ляжем. И не надо на меня смотреть вот так! — А как я смотрю? — с деланным удивлением широко распахнул глаза Лиалин. — И разве не ты навела здесь шороху после побега из Великой степи? Да и братья твои не промах сами, — его взгляд стал серьезным и предупреждающим. Лин едва коснулся стакана, и тот в мгновение ока рассыпался в пыль. — Понимаешь о чем просишь? Выпуская Тьму на волю, я почти теряю над ней власть, и она разносится смертоносным поветрием, не деля на друзей и врагов. Я же, как Лиалин — сын кузнеца - исчезаю. А исчезать я не хочу. То, что ты умудрилась увидеть, были мои попытки обуздать и подчинить Тьму только своей воле, и я близок к этому благодаря Зоре, но то, о чем ты просишь, может быть для вас опаснее подосланных убийц. Зирфа отвела от него гаснущий взгляд. Впервые она не нашлась, что ответить. — У тебя очень необычное имя, Лиалин, — после затянувшегося молчания, вдруг заговорила Зирфа совсем о другом. — Ты знал, что в зависимости от того, как его произносить, оно меняет значение? Это может быть «Озаряющий мою жизнь», или «Озаряющий тьму», или «Сияющая тьма», или «Смертоносный свет». Вот так вот… Не дожидаясь ответа, девушка поднялась с лавки, склонилась в вежливом поклоне, и в сумбурных чувствах покинула Грозовой Терем. Преклонив голову к плечу старшего брата, Зирфа тихонько запела колыбельную, что звучала в памяти материнским голосом. Забравшись с ногами на лавку, Ириган уставился в замерзшее окно. Но девушка вдруг умолкла и выпрямилась. — А кто моему мужу поднесёт молоко? Её взгляд испытующе ощупал собравшихся. Немиза, прилаживающий тарал к хвостовику стрелы, аж вскинул голову и заозирался. О чем говорила старшая дочь Ар-Вана, он понимал, но вот незадача… Молоко подносит жениху мать невесты, как бы говоря, что она принимает и усыновляет его. Ну, вроде как символическое материнское молоко. А как раз женщин, кроме самой Зирфы, больше не осталось. Да и вряд ли, кто-то бы отважился занять место Ай-Ван Мин-Лиам, пусть даже только для соблюдения обычая. Отец-то, и Най-Лим вполне мог эту обязанность взять на себя, дарил зятю стрелу, объявляя его главой новой семьи. Вот только… Немиза покрутил древко в пальцах, расправил переливчатое перо хвостовика, потрогал надежно ли закреплен камушек. Вот только ничем Велиру эта стрела не поможет. Лучник усмехнулся и протянул её каану. Тем временем Зирфа остановила свой красноречивый взгляд на младшем брате. Тот сначала не понял ее пристального внимания, а потом аж подпрыгнул. — Это почему я должен делать?! Это вообще женщины подносят! Женщины! Это ж… Давай я стрелу лучше! — выбросил руку вперед, желая перехватить Немизу, но Най-Лим оказался быстрее и, поддразнивая, покачал пальцем ладони, сжимающей стрелу. — Я старший. — А Зоря? — Ир взглянул на Лиалина, как утопающий хватается за соломинку, но тот, пряча улыбку, пояснил, что Велир уже ей нареченный брат и никак не может стать ей сыном. — У меня из семьи остались ты и Най-Лим. — Зирфа пересела к Иригану поближе и чуть наклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Так кого мне ещё просить? Скажи. И едва потеплел взгляд темно-синих глаз брата, крепко обняла его. Ириган вздохнул и слегка поджал губы. Если вдуматься, не велика задача поднести молоко родовичу.***
Всю зиму к Стану стекались племена, вставая под знамена праведной мести за гибель каана и падение Большого Шатра. Это была величайшая ложь, какую только Иса видела, но, окутанные пылкими и грозными речами Ния, степняки верили своему Сур-Вану. Да и как не верить, если его признали на Кур-тае угеды и бии? По становищам шептались, перевирая слова бывшего субаша на Кур-тае, образы каана и его брата, погибших от рук поганых родовичей приобретали черты мучеников, их гибель становилась всё более трагической, обрастая новыми невероятными подробностями. Великая Степь бурлила. Мощь Ния росла и крепла, а сам он становился всё страшнее, безумнее и алчнее. День, когда вернувшийся из Родовых Земель изведок рухнул перед ним на колени, долго будет помнится Исе. С перекошенным от гнева лицом Ниян слушал о готовящейся кайсарами свадьбе старшей дочери Ар-Вана с их названным братом, воем-родовичем, которого все кличут Велиром. От этого имени Варкула прищурил глаза. — Как его зовут? Повтори, — глухо потребовал он. Изведок вскинул на него и без того перепуганный взгляд, но повторил «Велир» уверенно. Высоко же ты забрался, друже мой. Кривая улыбка застыла в уголках варкуловых губ. — Женится, и что?! — сплюнул Ний. — Псы ирийские выкрали дочерей Ар-Вана и теперь желают получить с того выгоду! Мы вернем их в Великую Степь и отомстим за их бесчестие! — Сур-Ван, — голос изведка дрогнул, а сам он еще сильнее уткнулся лбом в пол, — в народе говорят, что каан жив. И не просто жив. Он волен и в добрых отношениях с кайсарами. Варкула едва успел перехватить руку Нияна и отвести удар самшира от головы изведка, который вздрогнул, но не двинулся с места. — Ты сам, своими глазами видел Най-Лима? — Варкула шагнул к изведку и касанием за плечо, приказал тому подняться. — Нет, тайрун. Я не видел, но Варах видел. — Варах мог обознаться, — с сомнением качнул головой Варкула, выразительно глядя на Ния, чтобы тот помалкивал. — Нет, — искренне возразил изведок. — Каана невозможно ни с кем перепутать. Таких, как он, не рождалось в Великой Степи ни до него, ни после. И даже если бы Варах не был кметом Стана и не видел бы каана раньше, то всё равно не спутал бы его ни с кем. Это не подменыш, не самозванец. — Вот как, — задумчиво потер подбородок Варкула. — Выходит, произошла ошибка, и каан всё же жив. Это чудесные вести! От этих слов лицо изведка посветлело, будто он и сам много думал об этом и думами своими измучился. — Сколь многие уже видели каана? — В Предгорье только о том и говорят, тайрун! — воодушевленно обернулся к Варкуле степняк. — Вести о свадьбе разлетелись по становищам и селениям вокруг Загорья. Кайсары ничего не скрывают. Юдов перевал хоть и стерегут, но открыто идущих одиночек пропускают после досмотра. Так и Варах прошел. Видел его близко, возле старшего Сварожича. Они говорили, как равные. Перун относился к нашему каану с уважением. Яркими брызгами кровь окрасила сапоги Нияна. Обезглавленное тело изведка тяжело рухнуло на пол. Иса отшагнула в сторону, чтобы катящаяся голова не коснулась её. Чуть наклонившись, Варкула вытер меч о плащ изведка и раздраженно цыкнул своим мыслям. Усмехнулся. А Сварожичи не дураки. Это была хорошая попытка поднять супротив них степь. Что ж, добавили они своей свадьбой хлопот немало… — Всех вырежу! До последнего выродка! — с рыком поднялся на ноги Ний, зло пнул мертвое тело перед собой. — Загорцы — сброд неблагодарный! А доберусь до вымеска — лично выпотрошу! Не рождалось, говоришь, таких ни до, ни после?! Каждое свое слово он сопровождал новым пинком, пока не покрылся испариной и вся злоба не вышла. Глубоко и шумно втянув воздух ноздрями, Ний обернулся к Варкуле. — Будем в твоих землях, мальчишку не трогай. Поймаешь если первым, мне отдай. Я такое с ним сотворю, что степной народ предпочтет сам забыть о нем навсегда. Варкула ничего ему не ответил. Он мыслил иначе. Да, он отправил ясс и сирин расправиться с предгорцами, как того хотел Ниян, но также и отправил небольшой отряд из варкулотов и преданных Нию степняков убить Най-Лима. — Сможете Велира изловить и привести ко мне — награжу щедро, — на прощание наказал Варкула своим воям. — Но убивать не сметь. И еще, есть у кайсаров сестра, она мне нужна. Коли случай выдастся, привезите. А нет — так нет, главная задача у вас одна. Перейти через горы по одному-двум-трëм невелика задача, их лазутчики не единожды уже бывали по ту сторону, но пройти в Ирий раньше не представлялось возможным. Да и резону в том не было. Никто не знал, жив ли сын Траяна и, если жив, то где прячется? Теперь же всё изменилось, кайсары сами приглашали их. Ну, так отчего ж не заглянуть на огонëк? Такая «игра» со Сварожичами Варкуле будоражила кровь. Мальчишки Траяна же ожидаемо начали путаться под ногами, и если уж они не побоялись выступить открыто, так тому и быть. Больше он заступаться за них не станет. К Эйхину из небольшого отряда, состоящего из взбунтовавшихся загорцев и варкулотов, выросло несметное войко, черным покрывшее степь. Даже Нижняя и Средняя Саррва впервые заключили союз с Великой Степью, поклявшись вместе воздать родовичам за их вероломство. Иса не верила подобным клятвам. Правители Саррвы — высокомерны и отчужденны и всегда имеют свой интерес. Лишь раз они склонили головы — и только перед мировязцами, когда желали вывести свой народ из погибающего по их же вине мира. От тех времен остались лишь смутные предания, но когда мать рассказывала ей о былом степного народа, маленькая Иса всегда задавала один и тот же вопрос: «Почему коварный и могучий Кастун не смог проникнуть и уничтожить Мировяз?» Мать принималась пространно объяснять о великой силе и грозном оружии мировязцев, о том, что они обязаны защищать все остальные миры. Но Иса никак не могла взять в толк — почему? Мировязцы казались ей непостижимо загадочными и великими. Она еще помнила свою радость, когда меж мировязцами и степным народом установился, наконец, мир. Зачем вообще было враждовать с теми, кто пустил тебя в свой дом и поделился своей едой? Помнила, как впервые увидела Варкулу, держащегося возле Вормира, по правую руку Траяна. Уже тогда, только вступающая в пору своей весны, она знала, что он станет ее мужчиной. Он и никто иной. А теперь… Странные смешанные чувства одолевали её сердце. Она любила Варкулу. Любила, как никого и никогда. И ненавидела столь же сильно. С надвратной башни, оперевшись на разбитый каменный зубец, Иса смотрела, как люди превращаются в насекомых, а крылатые сирин — в черные точки, постепенно растворяясь в линии горизонта. Вопреки недовольству Нияна, Варкула настоял оставить Стан на неё, Ису. — Если в Большом Шатре могла править Мин-Лиам, так отчего Иса не может править в Стане? Что ж в этом был свой резон, Иса умна, хитра и изворотлива, но, главное, верна Варкуле, а Вакрула отныне и до смерти — в одной с Нияном упряжке. К тому же возле Исы останутся преданные лишь ему, Нию, люди, да и под ногами в походе девка крутиться не будет. Саму Ису никто не спросил. И ей казалось, что несет ее неведомой волной по жизни, так стремительно, что и ухватиться, чтобы передохнуть, не за что. В ночь, когда пал Стан, она даже не сразу поняла, что это её любимый рушит её мир. А когда разобралась, стало поздно. Что она могла? Схватиться за ярган или кнут? Кинуться с громкими криками на предателей? В слезам и мольбах взывать Варкулу к разуму и милосердию? Или, может, Ния? С высокой крепостной стены открывался гнетущий сердце вид на полуразрушенный Стан и пустырь на месте Верших Палат. Горько усмехаясь своим мыслям, Иса не спеша спускалась по крутым лесенкам. Под ногами хрустели каменная крошка в белом инее и осколки голубой мозаики, будто камушки драгоценные сверкающие на лучах просыпающегося светила. Красиво. Девушки мечтают о накосниках с такими вот камушками, или о колечках, а Иса желала выпотрошить Нияна. Самолично. Чтобы он также захлебывался собственной кровью, как захлебывалась Ай-Ван Мин-Лиам. Чтобы свет в его глазах угас также, как в глазах каана Най-Лима, но уже навечно. Если в Великой Степи не нашлось смельчака, чтобы выступить против Ния, так пусть в Родовых Землях ему перережут глотку. Обернувшись, Иса долго всматривалась вдаль, туда, где синим растянулись вершины Зеретарских гор. Степь просыпалась. Голая и серая после зимы, она наполнялась первыми яркими красками. Сквозь бурую прошлогоднюю траву и листву уже настырно пробивалась яркая зелень. Лиловыми пятнами, будто протаивала, расцветала сон-трава. То там, то тут вспыхивал горицвет. Совсем скоро эти просторы зальют алые первоцветы. Исе вдруг вспомнилась иная весна, когда Варкула отослал их с Велиром из Загорья в Стан. Она и тогда понимала, что тайрун заботился не только о ней, но и родовиче, в котором видел не только воина, но и самого меньшого из своих дружей. А она ведь смеялась тогда над ним, над Велиром. Он казался ей скучным, простоватым, неотесанным… Слишком молодым. Помнится, тогда она сравнила алые цветы с кровью, заливающей степь. Он же, безусый юнец, смотрел на нее осуждающе. А она усмехалась. Тогда ей казалось это прекрасно… Теперь нет. Если Ний погибнет, то и Варкула тоже. А разве можно желать гибели любимому. Нет! Она желала его победы, желала видеть в его глазах этот страстный торжествующий огонь. — Возвращайся ко мне, суйгён. Живым. Ветер подхватил ее слова и понес по Великой степи, как напутствие.***
Ледяная бахрома сосулек, украшавших крыши домов, весело сверкала в ярком весеннем солнце. Звенела капель. Звенели птицы, возвещая конец зимы. Изба, ставшая домом для степняков и сайрийца, была завалена дарами стороны жениха. Братья-кайсары более чем серьезно отнеслись к принятым на себя обязательствам стороны жениха, со всей ответственностью позаботившись об обустройстве дома для молодых, о щедром выкупе и пышном всеобщем застолье. А чтоб молва людская о лишнем не судачила, для Велира всё честь по чести сделали. И посиделки под братину с напутственными словами да шуточками. Желающих жениха научить, как мужем быть, немало собралось. Полно пришло, аж душно да шумно было. Многие говорили, что помнили Велира еще мальцом, но тот им лишь кивал. Помнили они его, как же. Мальцом его только Турон знал, ну и Варкула потом, позже. Из братины ни Рад, ни Немиза, ни Лед не пили. Пригубили слегка, да смеялись громко. И омовение. Тут подрядилась Федотья, собрала старушек, истопила баню. Вскинув брови, Лиалин со двора с интересом наблюдал, как толпа старушек завела ирийца в одной рубахе и холщовых портках в сумрачный, еще хранивший тепло предбанник. — Набери воды, — распорядилась Федотья, сунув в руки Немизе ведро. Лучник послушно и щедро зачерпнул из бочки и, стараясь не расплескать, вернул к ногам крайней в рядке дородной крепкой женщине. А старушки уже что-то напевали, советовали. Велир вслушивался не особо, но последние слова запомнил надолго. — Шла бабушка с заморья, несла ведро здоровья, — Тому-сему немножко, тебе на свадьбу — всё ведро! Окатили его из ведра так, что от неожиданности Велир невольно отшатнулся к стене. Женщины и сами не ожидали. Одни заахали, другие за рушником и сухим бельем кинулись. Утерев лицо рукавом, Велир поднял на Немизу красноречивый взгляд, а тот сначала моргнул ошалело, а после расхохотался. — Мне сказали воду набрать — я набрал! Сдернув с себя мокрую рубаху, Велир скомкал ее так, что по рукам потекло и метнул в лучника, со смачным шлепком точно попадая в спину. Нарочито громко вскрикнув, Немиза как подкошенный рухнул в сугроб. Но стоило Велиру высунуть голову, как ему тут же прилетело снежком. — Интересный обычай, — отступил Лин за угол, присоединяясь к благоразумно спрятавшемуся Радогосту. — Да, народ у нас затейливый, — согласно кивнул Рад, набирая горячими ладонями пригоршню снега, слепляя снежок и опасливо выглядывая из укрытия. А когда на небе самоцветными каменьями разгорелись звезды в Грозовом тереме вновь собрались старушки, расселись по лавкам в передней вдоль стен, затянули песни. Долгие. Остановившись на лестнице, так, чтобы через проëм можно было незаметно наблюдать за происходящим в передней, Лиалин слушал их напевные то причитания, то наставления. Уже знакомая ему Федотья усадила жениха на короткую скамью и принялась чесать ему гребнем вихры. Неслышно спустившаяся к Лиалину Зоря ласково коснулась его волос, запустила в них пальцы, будто расчëсывая. — Это они делают, чтобы жизнь их с Зирфой не была запутанной, чтобы жили они в мире и согласии друг с другом, — шепнула чуть слышно ему на ухо. Лиалин перехватил руку жены и коснулся губами середины ее ладошки. Ему не надо было спрашивать: жалеет ли она, что их свадьба оказалась такой скорой, знал, что нет. Но всё же наблюдать за обычаями родовичей — нравилось. Да и сами родовичи всё больше западали ему в сердце. Не кто-то один, а все разом, целиком. Своей речью, обычаями, укладом жизни. Всё это напоминало ему о родном доме, об отце Боруме и матушке Марьяне. И в тепле этих воспоминаний на задворках его сознания стылой пылью оседали другие, полные ревности и зависти Хёлля и страданий Сайрийи. — …То Велир жениться собирается. Его свашенька снаряжает, Частым гребнем кудри расчёсывает. Словесами ему наказывает… Под негромкие напевные наставления женщины в памяти Велира просыпались давно забытые воспоминания о матери. И на одно короткое мгновение привиделось ему, что не Федотья это, а матушка распутывала ему кудри, ласково поглаживая по голове. — Ты поедешь, Велир, жениться, Ко душеньке красной девице, Ко её честным братьям. Ты умей со людьми слово молвить, Своим вежеством показаться! Прикрыв глаза, Велир улыбнулся, припоминая, как при первой встрече испортил Зирфе охоту, и в каком гневе она была от этого. Да уж… Вежеством показаться — в этом он не силён. А на следующий день, едва солнце разгорелось стар и млад высыпали на улицы, поглазеть на невесту-степнячку. Вон же диковинка какая. А уж то, что в честь свадьбы Сварожичи распорядились всех угостить горячими пирогами да медовым сбитнем, и вовсе оживило толпу, начисто смывая долгое гнетущее ожидание войны. Крики с пожеланиями всяческого добра вместе с задорной игрой дудочек летели в небо, смешивались с гомоном птиц и разносились далеко за пределы Родовых земель. Уже по весеннему тëплый ветер радостно трепал яркие ленты на столбах и деревьях, щедро развешанных девушками с вечера. Спешившись у нарядно украшенного крыльца, Велир подошел к Най-Лиму, с почтением, будто перед отцом, склонил голову. Сердце бешено билось в груди от волнения. Так сильно, что пришлось сжать руки в кулаки, чтобы унять в них дрожь. Каан встретил его на нижней ступени в длинной до колен рубахе из черной объяри с расшитыми серебряной нитью рукавами и подолом да в теплом посконном плаще, подбитом мехом на плечах. «Чего без шапки?» — едва не вырвалось у Велира, да вовремя опомнился. — Шевелись уже, — одними губами шикнул на него Ириган, красноречиво качнув широкой расписной глиняной кружкой, полной молока. Вскинув бровь, Велир сверкнул доброй и задиристой улыбкой мальчишке, с чопорным видом исполнявшим обязанности «матери». Пока осушил кружку и принял от Най-Лима стрелу, в избу вошли Радогост и Немиза. Увидев гостей, Зирфа отступила от окна и протянула Сварожичу красную с золотой вышивкой накидку. Ничего не выдавало в девушке волнения. Ничего, кроме быстро бьющейся жилки на шее. Удерживая обрядовое покрывало за углы, парни высоко взмахнули им, раздувая и покрывая тканью невесту почти до пояса. Плотная накидка мешала обзору, вызывая в Зирфе ощущение опасной беззащитности, но это вытерпеть девушка могла вполне. Хоть и недолго. Бережно поддерживая с обеих сторон под локотки, вывели Зирфу к Велиру, помогли спуститься с крыльца. — Цо. — оглянулся Велир на своего коня, и Милор понятливо опустился на землю, а затем осторожно поднялся, уже со всадницей в седле. — Спасибо тебе, каан! — Велир сгреб Най-Лима в братские объятия. Пусть и не было такого в обычаях народа Великой степи, пусть и держался степняк отстранено. — Что отдал мне свою сестру, спасибо. Впервые ощутив на себе силу Велира, Най-Лиму показалось, что хлопни тот его еще раз по спине, точно дух выбьет. — Хорошо-хорошо, — высвободился и развернул жениха к невесте. — Моя сестра ждëт. Велир еще раз хлопнул каана по плечу и прыжком вскочил на Милора. Взялся за поводья, заключая Зирфу в объятья. Склонился низко, и едва касаясь губами алого покрывала, спросил: — Удобно ли тебе, жена моя? Горячее дыхание проникло сквозь ткань и легло на девичью щеку. В темных раскосых глазах разгорелись искры. Зирфа шевельнулась в седле, будто усаживаясь поудобнее. Мимолетное прикосновение, а у Велира перехватило дыхание. — А тебе удобно, муженек? До скрипа сжав поводья к кулаках, родович направил коня трижды объезжать их старый новый дом. Навстречу молодым столько народу вывалило, что не всем место хватило даже одним глазком поглядеть. А уж глядеть было на что! Бок о бок, нарядно разодетые и улыбающиеся, на конях в лентах и серебряных бляшках, чуть покачиваясь в седле и переговариваясь, неспешно следовали за молодыми сыновья степного вождя и Сварожичи Дажь и Радогост. Глядя на них не верилось, что Великая Степь ополчилась против Родовых Земель. В Ирии и за его пределами шумно гулял народ, в играх мерился силой и ловкостью. Праздновали не только свадьбу, но и Коловрат. Хоть Сияющие Врата и не открывались много лет, но память в народе жила и поныне. А потому свадебные гулянья приобрели небывалый размах. Но на то и был расчет. От Грозового терема люди спешили на торжок, где скоморохи веселили их шутками, а зазывалы приглашали к лавкам, нахваливали товары. Описав третий круг, Милор остановился. Со словами «иди ко мне» пальцы Велира коснулись талии Зирфы, и девушка послушно скользнула в руки мужу. Мужу… Это новое слово тягучим медом разлилось по сердцу. Вроде и привез их конь туда, откуда увозил, но для Зирфы эти три круга были подобны началу новой жизни. И, поддерживаемая под руки Зорей и Сречей, встречавших у крыльца, она переступала порог не просто избы в Ирии, а их с Велиром дома. И всё, что сейчас происходило, неожиданно наполнялось для Зирфы особым смыслом. Следуя степным обычаям, девушки сняли с невесты покрывало. Из-за пояса Среча достала два гребешка, один из которых протянул Зоре. Ухватившись за край лавки, с бешено колотящимся сердцем Зирфа недвижимо сидела, пока ирийки, разделив её волосы прямым пробором на две большие пряди, заплетали косы и скрепляли их серебряными пластинами, украшенными струганцами и самоцветными каменьями, укладывали косы в прическу замужней женщины. — Ты очень красивая, — улыбнулась Зоря и поправила и без того безупречно уложенные волосы степнячки. Принимая это за знак, Среча широко распахнула дверь, впуская в дом жениха и гостей. Вместе с родовичами вошел и Лиалин, не появившийся с утра, чтобы не будоражить толпу своим видом. Впервые увидев Велира за три последних дня, Зирфа незаметно выдохнула. Ничего не изменилось. Всё так же насмешливо вскинута бровь и уверенный взгляд серых глаз. Подмигнув ей, Велир сдвинул заслон еще горячей печи и, как хозяин дома и глава семьи, разжег в ней огонь заново, и вскоре настала очередь Зирфы проявить себя хозяйкой. Вместо степных трав, она заварила луговые, что щедро отсыпал Велимудр. Вскоре сладковато-горький аромат наполнил дом. И в тот момент, когда она разлила отвар по стаканам братьев, Зирфа перестала считаться девушкой и стала женой. Най-Лим коснулся губами макушки сестры, дабраславя, а затем, не сдержавшись, крепко обнял её. — Ты выбрала себе хорошего мужа, — шепнул он, — но помни: у тебя есть братья. Если что, только знак подай. Ничего не ответив, Зирфа обняла Най-Лима в ответ, уткнувшись на мгновение лбом в его плечо. Да, она знала, что брат никогда еë не оставит. Никогда. Ирий гулял до первых звёзд, и только когда улицы стихли, гости в доме молодых тоже стали расходиться. Перун с Дашубой распрощались первыми, подавая собой пример засидевшимся гостям. И вскоре дом опустел. Порядком уставшая от долгого сидения в сторонке за пологом, Зирфа с облегчением поднялась с расстеленной на полу теплой, пушистой шкуры, размяла ноги, вполне довольная собой и своей терпеливостью. И еще больше довольная тем, что её страхи не сбылись. Подобрав подол такого красивого, но совсем неудобного свадебного наряда, она поспешила к столу, задаваясь единственным вопросом: зачем весь день морить невест голодом? Ладно с утра кусок сам в рот не лезет, но к вечеру-то просыпается просто зверский аппетит! Засовывая в рот мясо и отрывая от уже остывшей лепешки ломоть, Зирфа в полуобороте наблюдала за Велиром, который, как и положено хозяину, провожал выходивших последними Лиалина и Най-Лима до порога. Что её насторожило, она и сама бы не ответила. Едва различимый за смеющимися голосами шорох, похожий на возню грызней? Дрогнувшая в отсвете дверного проëма тень? — Най-Лим! — Зирфа метнулась к двери, но запуталась в подоле и рухнула на пол, ударившись головой о край скамьи. Звон битого стекла заглушил её вскрик. Обернувшись, Велир увидел лежащую без движения Зирфу и лезущих в окно татей, задрал рукава по локоть и кинулся на них. Рывком прижав к себе Най-Лима, ринувшегося тоже было в дом, к сестре, Лиалин вскинул руку, прикрывая себя и его мгновенно соткавшимся из скверны щитом, размером в человеческий рост, едва коснувшись которого, стрелы обратились трухой и рассыпались. Один из убийц метнулся к Иригану, но был насмерть сбит стрелой Немизы, другой схватил Зорю за косу, дернул к себе. Зоря только и смогла, что вскрикнуть от боли. Крепкая рука сгребла её, как кутенка, и закинула на плечо, словно та совсем ничего не весила. Бросившуюся на выручку Сречу скрадник ударом отшвырнул к подклету и скрылся в темноте. Лязг мечей. Свист стрел. Грохот из дому. Девичьи крики. Гнев затопил сердце Лиалина. Кипучим огнём потек по жилам, распаляя светич. Оттолкнув от себя Най-Лима, он сдернул с шеи отцовский оберег, давая волю нетерпеливо клокочущей скверне. Взвился в звездное небо черный дым, и в то же мгновение в доме погасли огонь в печи и лучины, во дворе — единым порывом задуло светочи . И Тьма накрыла двор.