Брут Рождество не празднует вот уже несколько лет. Нет, он его не ненавидит. Просто этот праздник для него и праздником быть перестал. Так, очередной день в бесконечной череде таких же дней. Тем более работа его поглощает всего и полностью. Даже тогда, когда сам Икар может где-то веселиться, Брут продолжает работать. Брут пашет в разы больше платинового мальчика, только чтобы выйти из тени, доказать, что тоже чего-то стоит.
Поэтому Реджи, ворвавшийся в размеренную жизнь Брута ярким розовым вихрем, забегает в офис и
тянет идеального от кресла строгого и договоров, не иссякающих, прочь, потому что
нельзя в праздник столько работать и вообще работать. Брут пальто черное надевает совершенно нехотя. Спорить с Шубой бесполезно, ведь он не меньше Брута уперт и настырен.
Реджи улыбкой своей
до ушей весь мир согреть может. Только мир ему особо и не нужен. Ему бы одного Идеального отогреть от холода, который въелся в него, который по венам у Брута вместо крови течет. Он разворачивается к этому самому миру спиной и в глаза зеленые заглядывает со всей своей
нескончаемой заботой и любовью. А у Брута даже синяки под глазами идеальной формы и невероятно симметричны. На бледной коже слишком уж нездорово выглядят. Реджи думает, что на праздники запрет Брута в квартире и все средства связи отберет. Чтобы он выспался.
Эту битву Реджи успел себе славно представить, но никакого иного исхода, кроме победы, он и не видел.
Брут на энергичного и такого счастливого Реджи смотреть готов
вечность и даже немножечко больше. Он в своей шубе ярко-розовой на фоне снега белого и людей редких выглядит каким-то нереальным и словно волшебным.
Но стоит Бруту на секунду отвести взгляд от парня, как тот резко взмахивает руками и падает прямо к ногам. Он ему руку протягивает:
хватайся я помогу подняться, - и Реджи хватается. Крепко, как за спасательный круг. Вот только вставать он не думает даже, а лишь тянет Идеального на себя. Они вместе лежат на дороге в снегу.
Бруту вроде и выругаться хочется, но смех рядом, звонкий и теплый, заставляет вместо едких слов смеяться. Брут голову поворачивает в сторону неуемного
фрика, как когда-то он подумал и почти даже не ошибся, и всматривается в каждую черточку лица.
У Реджи веки закрыты, и он ровно дышит, словно дома в кровати спит, а не на улице посреди дороги, как есть. А затем резко глаза открывает и
улыбается совершенно по-лисьи. Брут понять ничего не успевает, когда пригоршня снега обрушивается ему прямо на лицо. А Реджи лишь смеется задорнее и встать пытается, руками-ногами скользя по льду.
Брут, весь снег с себя стряхнув, на ноги встает удивительно быстро. И Реджи поймать успевает даже, когда он снова поскальзывается. Идеальный Брут такого неидеального (только на первый взгляд) Реджи к себе крепко прижимает.
Они — сердцем к сердцу. Они — лоб ко лбу. И глаза в глаза. У Реджи — веселье во взгляде и искры счастья, а у Брута — усталость бесконечная и пригоршня любви к этому странному парню.
Брут Реджи к себе еще ближе притягивает и губ его едва касается, в глаза смотря. Реджи на
секундочку-совсем-немного к плечу его прислоняется, позволяя себе передышку эмоциональную. А затем, улыбкой сияя, отталкивает Брута и снег зачерпывает. Он снежок проворно собирает и бросает прицельно в грудь Идеального. Белый снег на черной ткани оставляет мелкое крошево снежинок, а на губах — улыбку искреннюю и такую редкую.
Брут детство вдруг вспоминает, когда не нужно было себя прятать, когда можно было смеяться до сведенных щек и не бояться испортить репутацию, ведь ее и так не было. Он ловко снежки собирает и в Шубу бросает, попадая, правда, раза три из пяти. Реджи слишком легко уворачивается от него, а может, он почти и не целится…
У Реджи шуба намокает и становится на несколько тонов темнее. А пухлые губы синеют немного, но он и слова не скажет, лишь бы подольше смотреть на Брута, полного детского счастья и снега в карманах.
Реджи к нему подкрадывается со спины совсем тихо, пока трудоголик этот невыносимый на телефонный звонок отвлекается. Он его толкает не сильно, но Брут в сугроб телефон все же роняет. Реджи его поднимает резво, звонок не глядя сбрасывает и в карман прячет.
Он на Брута взглядом
«сегодня никакой работы» смотрит. А Брут и не сопротивляется. И ему иногда нужно отдыхать. А Реджи к нему — почти впритык. Почти врос в него. Взглядом так точно приклеился — не оторвать. И только сейчас Брут губы посиневшие и нос красный замечает, а там — и перчаток отсутствие. И ему хочется взять, как котенка нашкодившего, наказать, но вместо всего он перчатки свои, на удивление, не промокшие, зубами стягивает, а затем покрасневшие от холода тонкие руки прячет.
Слишком интимно. Слишком для него одного. И у Реджи от такой заботы на щеках румянец играть начинает и глаза
самую малость слезиться. Но Брут еще не закончил, он теперь с себя шарф
подаренный снимает и фрику этому шею укутывает, чтобы не заболел.
— Домой? — немногословно спрашивает, а Реджи лишь кивает и улыбку в шарф прячет.
***
Дом Брут в первые минуты и не узнает почти. Все к празднику украшено. Все уютом дышит. И
любовью.
— Ты же не против? — всегда уверенный во всем Реджи сейчас замирает с шарфом в руках, пристально на парня
своего смотря.
Брут улыбается немного растерянно.
— Нет, просто… непривычно немного, — у него в голосе и взгляде любовь плещется.
Реджи, выдохнув, шарф все же на тумбу кладет аккуратно, шубу с себя стягивает и на пол ее вместе с шапкой бросает. Он Брута снова
тянет за собой. Идеальный Брут остается где-то там, за дверью, потому что идеальный не бросил бы пальто на пол и не пошел бы в обуви по чистому паркету.
Он на кухню следом за Реджи заходит. Тот около плиты уже вертится и пыхтит недовольно, челку темную отбрасывая за ухо.
— У нас есть один испорченный глинтвейн, — признается тихо. — Я не рассчитывал на снежные баталии… — а Брут думает, что он в радужном свитере и на кухне выглядит невероятно домашним.
Брут пиджак снимает и рукава у рубашки закатывает.
— Это мы исправим, — авторитетно заявляет. — Принеси бутылку вина, — а сам из холодильника апельсины достает.
***
Они в гостиной, в плед укутавшись, сидят. В них уже глинтвейна столько, что стоять ровно и говорить внятно не выходит. В них только любви будет больше. Она в них через край. Она, того и гляди, вот-вот и затопит всех. Они друг для друга совершенно внезапно оказались важнее, чем мир. Им тишины и друг друга для счастья хватит.
