Круг Редеова

Он вошел в комнату. И за ним снова со скрипом закрылась массивная дверь. Она каждого провожает этим резким, неприятным на слух звуком. - О, Редеов! Он улыбнулся. Почему бы ни улыбнуться тем, с кем он знаком уже целых полгода? Правда, немного грустно получилось. Он уже и сам позабыл, как его зовут, каким именем его нарекли родители. Даже жена дома зовет его "Редеов". Если вообще зовет. Женившись не по любви, а лишь по выгоде, он обрек себя на вечную скуку по вечерам. С его женой его ничего не роднило. Её отец - богатый делец, везде имел своих людей. Ну, Редеов, грешным делом, думал, тесть поможет занять положение. Ага, сейчас. Не помогло. Работа - скучная канцелярия. Но Редеов не жаловался, даже был этим доволен. Занять утро и день, когда нигде нельзя было найти себе приют, пока ещё не началось ночное веселье - что же лучше? Однако его заботило нечто другое. Что делать по вечерам? Идти домой, к жене и детям, которых он и не любил, и не ненавидел? Для которых он никто? Те, которые для него были никем? Он был никем. Другое дело - клуб, клуб, где постоянно велись разговоры, шли обсуждения, пели песни, там, где были люди, которым тоже было нечем заняться по вечерам и по ночам. Они были выше, чем он, умнее, смелее, лучше. Но там он был хоть кем-то... Хотя, по большей части, он молчал. Он слушал их. Он редко высказывался, даже и без повода. Маркелыч опять читал свои стихи и прозу, которые, как всегда, были превосходны, Воркулов снова безупречно исполнил арию на итальянском: "Ля донна е мобиле, куал пиума ал вепто..." Гриша рассказывал анекдоты, и снова все лежали на полу, их снова душил неукротимый смех. И Редеов, как и все, смеялся, хлопал, подпевал. Лев сел рядом с ним: - Редеов, а ты что скажешь? - Ум, я? Все хорошо... - Ну, это ясно, а поконкретнее? - Все просто прекрасно. - И все? - Прости. - Ну, и Бог с тобой,- вмешался в разговор Борис, брат Левы. Завязался разговор об "сильных мира сего". - Кстати, про Молвина слышали?- ответил на какое-то замечание Григорий. - Ну, слышали, а что? - У него сегодня что-то типа праздника... - Да, я слышал. Дочь замуж выходит, вроде? - Или день рождения. - Так вот, к чему это я? Ах, да. Наши там будут. Платонов с женой будут. - Платонов? - удивленно обернулся Редеов. - Угу. Слыхали про него? Был славным парнем, обожал военное дело, а тут, бах, и женился! На Наталье Дмитровой, безумец! И оказался, естественно, под каблучком... Так, что это я? А, еще тетушка Феди, Туховская, старая ведьма; брат Скалина, Сергей... - Скалин? Сергей?! - не веря собственным ушам, воскликнул Редеов. - Да. Говорят, он за дочуркой Молвина приударил? - Да, слышал... И снова пошли разговоры о старых знакомых, английской поэзии, судебной системе, русской истории, поэмах и их героях... Впервые за эти полгода Редеову хотелось встать и убежать, тут же убежать к тем, кого знал очень хорошо. Да, к тому же, там тоже шумно. Но он не мог. Это, в конце концов, невежливо, неправильно. Да и просто… А закончили они где-то в полночь, и ночь, сестра дня, забрала Москву, под свою опеку, дав каждому свой уголок: простому обывателю - кровать, чтобы выспаться перед работой; неудержимому романтику - ночной ветер и полную луну; а кому-то - ночной бар и клуб... Все разошлись. Редеов вышел на улицу последним. Что-то пустовато на улицах Москвы... И побежал. И повторял про себя: "Скалин и Платонов", "Скалин", "Платонов" Их он знал давно. Еще бы Чардова не хватало. Но он уже давно не присылал ни весточки старым знакомым. Уже как целых три года. Он бежал и повторял. Он знал, где находится особняк Молвина. Ускорил бег и вышел прямо к входу. Там на крыльце кто-то стоял. Бежал, да так быстро, что не заметил порога. Споткнулся и растянулся во весь рост. - Тьфу, что не удача. Извините, прощу, извините, - он поднял голову. - Господь мой! Блеснули очки собеседника. Точно, это он. - Мои глаза! Друг! Саша! Как предчувствовал, так спешил, что об порог споткнулся! Не смейся надо мной! Друг мой, рад тебя видеть, да разрази меня гром на этом месте! Послышался резкий, холодный голос, которого он давно не слышал. - Кончайте молоть чушь. - Ты жесток,- не преминул пожаловаться Редеов, в спешке отряхиваясь от пыли,- Я же тебе со всей душой... Хоть и глуп, и суеверен, и жалок просто... Послышался смешок: - Какие обвинения! - Честно слово! Кстати, который час? - Час поздний, спать пора ложится. Если пришел на праздник, то иди домой. - Какой праздник? А, ну. Ах, Сашка, как много изменилось... Вот, знаешь, недавно прочитал... - Что? Постой... Редеов, ты ли? - Ну... да. Хотя не заслужил я человеческого имени. Господи, что за ужас! Жену, детей, обманывал почем зря, играл и проигрывал, любовниц имел... - Послушай... - Нет, это ты меня послушай! Казалось, он хотел рассказать все, что произошло за эти годы, без разницы, хотел ли Чардов этого или нет. Ему было все равно, что его не слушает никто. Он просто болтал, что-то пересказывал. - Саша, вот как раз тебя нам не доставало! Знаешь, пойдем к нам, в клуб, прямо сейчас! - Господи, какой клуб?! поздно уже, спать жутко хочу. - Стоять! Какой сон, кто ночью спит! Пойдем, ты просто не знаешь, какие у нас люди! Такие... Он взахлеб говорил и говорил. Перечислил всех членов клуба, кто чем занимается, никого не забыл. Даже упомянул тех, кто молчал на заседаниях, так же, как и он. Он не смотрел на собеседника, он отчаянно жестикулировал, рассказывал, пересказывал, повторял чьи-то суждения. Он не смотрел на Чардова. Он не видел, какая печаль засела в глазах старого друга, что тот сжал кулаки и тут же их разжал. Он не видел, что тот старался отвернуться от него. Он слышал краем уха, что тот периодически опускал какие-то замечание, насмешки, в которых более внимательный услышал бы боль. Но Редеов не слушал. Он говорил, говорил, говорил... Внезапно подъехало такси. Вышел какой-то человек, послушал водителя и громко крикнул. - Машина для Скалина! - Для кого?- не поверив собственным ушам, обернулся Редеов к Чардому. Тот молчал. Из дома вышел высокий и статный человек. Действительно, это был Скалин... Внезапно, как будто очнувшись, Александр повернулся к Редеову и сказал: - Ты жалок, Редеов. - Не отрицаю,- ответил, не вслушиваясь, Редеов и крикнул: "Сережа"! Чардов грустно хмыкнул и замолчал. Скалин посмотрел на Редеова уничижительным взглядом. - Сережа, рад тебя видеть! Знаком ли ты с Сашей... Он обернулся. Никого. Лишь шелохнулась от ветра гардина. - Вот упрямец! - в сердцах воскликнул Редеов,- Ну, Бог с ним. Знаешь, поедим к Грише! Помнишь его? У него чудесное вино, тебе понравится... Скалин оказался более прямолинейным, нежели Чардов. - Пошел к черту! Редеов нисколечко не обиделся. Но Скалин быстро отошел от него. - Куда ты?! Нет ответа. Тот скрылся во тьме. Послышался громкое "Хм-хм". - Очень приятно. Загоров, Антон. - Очень приятно. - Как мне приятно с вами познакомится! Вы ведь член клуба? - Да. И этих хотел пригласить туда! И Чардов ушел, и Скалин! - О, вы знакомы с Чардовым? Что вы о нем думаете? - У нас с ним... схожие вкусы. Он довольно умен. - А вы не знаете, что он с ума сошел? - Что?! Да вы что?! Чепуха! - К сожалению, нет... - Слухи! Из дома вышли несколько девушек в вечерних платьях. Новоявленный знакомый обратился к ним: - Чардов сошел с ума? - Конечно! - хором отозвались они. - Вот видите? - он обернулся к Редеову. - Конечно - же, он безумец! - Как можно в этом сомневаться! - Простите,- смущенно закрывая себе уши от этих громких аргументов, пробормотал Редеов. Все засмеялись и ушли, кто пешком, кто на машине, кто-то просто вызвал такси. Разошлись гости у Молвина. С каждым перекинулся несколькими словечками Редеов. Но что-то было не так... Наконец, погасли огни в доме. Уже никто не выйдет из дома. И он у дома остался один. "Чардов сошел с ума?" "Почему бы и нет?" Он не знал, что об этом думать. А где все? А где все? Где люди?! Почему так... тихо?! Где музыка, где слова, где бездумная болтовня, заученные реплики? Где все это, без чего он уже не жилец? Где люди, где их смех, где их плач? Почему так тихо? Почему ночью, несмотря ни на что, царствует тишина? Только звук машин, ни слова человека? Он опустил руки. Начал мерить шагами крыльцо, невольно прорисовывая ногами круг. И начал петь. Бездумно. Он повторял слова песни снова и снова, неполными отрывками, ибо он полностью он не знал ни единой песни... И пусто вокруг, только случайные, редкие прохожие. Но и они молчали. - Чардов!- крикнул он. Хоть и псих, а все-таки свой. Все-таки человек, которому можно что-то сказать, который может что-то ответить. Но нет ответа. И нет собеседника. Никого. Тишина. Заполнить её чем-либо... Тихо. Он не думал. Он боялся думать. Он не хотел оставаться одному. Он свистел, пел. Лишь бы нарушить тишину. Но он был слабее тишины. Намного слабее безмолвия. Его слова не могли нарушить эту стену. Мимо проезжали машины. Он встал у обочины. Подъехала такси. - Куда вести?- спросил грубым голосом водитель. Внезапно Редеов неожиданно грустно хмыкнул. И тихим, печальным голосом сказал: - Вези куда-нибудь. Тот заморгал, но решил не переспрашивать. Наверняка решил, что пьян. Автомобиль тронулся с места. Поехала вперед, сверкая под светом ярких фонарей. Поехала вперед, не оставив ничего позади. У него не хватило духу попросить включить радио, чтобы нарушить и здесь воцарившуюся тишину. Поэтому он просто упрямо повторял фразу, где давно услышанную, он даже не знал, что она значит: "Энд эгейн элон..." "Энд эгейн элон..." Он просто повторял эту фразу, с упрямством, достойного дурака. Он даже не знал, что она значила. Внезапно изменившимся голосом он попросил: - Остановите... здесь. Водитель посмотрел на него, как на сумасшедшего. Автомобиль пристроился у обочины. Таксист и жизнь назвали цену. Редеов её заплатил. Он вышел из машины, из одного безмолвия в другое. Где- то позади него послышался резкий звук. Это уезжала машина. Он шел вперед. Вокруг - тишина. Да, звук машин. Да, шелест ветра. Но ни музыки, ни чтения стихов, даже песни пьяных. Люди, случайные прохожие, хранили молчание. А он не мог. Самому себе рассказывал анекдоты, насвистывал разные мелодии, пел отрывки их песен. Лишь бы не было тишины. Он повторял. Уже третий раз он рассказал самому себе один и тот же анекдот. Без разницы. Все без разницы. Он уже просто открывал рот. Ни звука уже не издавал он. Но он продолжал открывать и закрывать рот, как будто говорил. Делал вид, что смеялся. Делал вид. Потом даже на это у него не хватало сил. Он слышал в тишине какие-то отзвуки, полузвуки, слова. Фальшивого пения Воркулова. Графоманского произведения Маркелыча. Не слишком веселых анекдотов Гриши. Он восторгался ими. И сейчас так же. Какие в том сомнения? Но сейчас даже они не могли поднять ему настроение. Не могли спасти его из безмолвия. Он шел в ночи, он шел в безмолвии, которого он так боялся. Он шел вперед. По кругу. По второму или двухсотому, его это не интересовало. По кругу, кончится ночь, и снова: работа, клуб, заученные слова, заученные мнения, к которым он имел малое отношение. Повторение пройденного не пройдет бесследно. По кругу, он скоро вернется к исходной точке. И снова, и снова, по кругу, по кругу... По кругу, он шел сейчас без цели. По кругу, его сейчас это не интересовало. По кругу, главное... Куда-нибудь.

La comedia è finita…